***
Проснувшись утром, Анна тотчас вспомнила об отце. В последние дни папа стал сам не свой. Но на все вопросы дочери отвечал, что у него просто плохое самочувствие. „Что же с папой случилось?“ — с тревогой подумала Анна. Она подошла к зеркалу. За последний год Анна сильно изменилась. Исчезли малюсенькие веснушки, каштановые блестящие волосы больше не торчали в разные стороны, а ухоженно лежали вдоль спины. Груди приобрели красивую форму. Но на щеках сохранился детский румянец. Анна расцвела. Она посмотрела в окно: весь прекрасный сад был в снегу. — Ах, какая красота! — воскликнула Анна. В комнату вошла служанка и робко доложила: — Госпожа Анна, родители зовут вас идти завтракать. Анна злобно повернулась к служанке: — Сто раз говорила, дура, стучаться надо! Почему ты такая тупая? Анна оттолкнула служанку и спустилась в столовую. Отец был печальным как и вчера. Мама тоже была не весела и что-то нашёптывала мужу, пытаясь его утешить. Заметив дочь, они смутились и быстро навлекли на лицо улыбку, которая сразу показалась Анне фальшивой. Завтрак проходил в полнейшей тишине, чего никогда раньше не было в семье де Ландро. Никогда за столом не затихали добрые шутки, родители всегда спрашивали дочь о том, как она выспалась и что ей снилось. — Папа, ты чем-то расстроен. Что случилось? — спросила Анна. — У папы болит голова, он приболел слегка, — ответила мама. — Доченька, ты бы лучше с подружками погуляла, — добавил Алексис. Анна нахмурилась. — Изабелль сегодня некогда. — С другими подругами встреться, — сказали в один голос родители. Анна опустила голову вниз. „У меня кроме Изабелль нет подруг. Все остальные общаются со мной ради денег“, — промолвила про себя она. Но вслух сказала: — Вы правы, надо проветриться и увидеться с девочками. Только можно с пешочком прогуляюсь? Я устала уже сидеть. Мама и папа без всяких возражений разрешили дочери обойтись без кареты и сопровождения. Анна была послушной девочкой, с детства она гуляла одна, ничего не теряла, нигде не терялась и не кричала всем попало, что она дочь маркизов, так что все жулики и бандиты проходили мимо девочки. В этом были уверены Алексис и Аннет. Анна накинула белую шубку и одела красные сапожки. Ни к каким подругам она, разумеется, не пошла. Она одна гуляла по городу. Она всё переживала за отца и пыталась понять, что с ним происходить. Несмотря на конец января с утра шёл снег, что было не характерно для Парижа. Анна как ребёнок любовалась снежными хлопьями, падавшими с неба. Тревога за отца немного уменьшилась. Анна подходила к деревьям и трясла их, снег сыпался на неё. „Как же прекрасна природа“ — восторгалась она. Но куда-то спешившие наглые люди мешали ей в полной мере полюбоваться городом. Эти твари всё и толкали её или раздражающе мелькали перед глазами. Вскоре она проголодалась, она зашла в булочную. Пекарь только что напёк вкусные пирожки с яблоками, аромат от которых чувствовался за версту. Анна решила купить четыре пирожка. Она уже подошла к прилавку, но вдруг в булочную забежал мужчина и крикнул: — Срочно, шесть пирожков! Я опаздываю на работу! Продавец решил обслужить сперва спешившегося клиента, а потом уже Анну. Мужчина тем временем обратился к ней, приложив руку на сердце: — Прошу прощения, мадемуазель, но я очень спешу. Искренне перед вами извиняюсь! Анна стиснула зубы, слова „козёл“, „хам“, „ублюдок“ так и стояли в голове. Онадождалась заказа и ответила продавцу: — Никогда к вам не приду, если не можете нормально обслужить. Настроение было испорчено. Как этот мужчина посмел встать впереди её, Анны де Ландро! Подумаешь, на работу опаздывает, Анну это не волнует, все должны учитывать её мнение! Как только она вышла из булочной, прохожий наступил ей на новый сапожек и даже, не обернувшись, пошёл по своим делам. „Какие же все люди злые, мог бы хотя бы извиниться для вида, — со злостью подумала Анна. — Мама с папой ещё прощать их учат, хамов и подлиз“. Аппетит пропал и захотелось выбросить вкусные пирожки. Вдруг кто-то дёрнул за шубу. Анна посмотрела вниз. Перед ней стояла босоногая почти голая, несмотря на зиму, девочка лет девяти, которой можно было дать лет шесть-семь. Анна тут же отскочила в сторону. Упаси Господи, белоснежную шубку попачкает! Девочка робко спросила Анну: — Пожалуйста, можете дать один пирожок. Я со вчерашнего дня не ела. — Отойди от меня, грязнуха! — закричала Анна. — Пожалуйста, мадемуазель, я очень сильно хочу есть! — взмолилась девочка. — Я могу заработать его, если вам жалко мне его отдавать. — Заработать хочешь… — Анна призадумалась. После такого хамства в булочной наслаждаться пирожками совсем не хотелось, но и не пропадать же еде. Анна посмотрела на свой стоптанный башмачок и ехидно улыбнулась. — Почисти мне сапоги, дам тогда все пирожки. Вот платок. Девочка грустно вздохнула, но голод не тётка. Она взяла у мадемуазель платок и согнулась над красными сапогами — Не здесь же будешь чистить! — зыкнула Анна. — Давай за угол отойдём. Ещё увидят знакомые, что я позволяю заразной девчонке прикасаться до себя. За углом малышка со всем упорством стала чистить ей сапоги, время от времени дуя за замёрзшие потрескавшиеся от холода ручки. Анна с негодованием поторапливала её: — Быстрее, дура! Я замёрзла! Девочка закончила чистить сапоги и жалостливо посмотрела на маркизу. Анна достала из пакетика один пирожок и дала его девочке. — Нечего было копошишься. Скажи спасибо, что хоть один дала. Платок оставь себе на память, пригодиться ещё. Анна выпрямилась, презрительно отвернулась и собиралась уже уйти прочь от девочки. Но она не смогла сделать ни шагу. Анна повернулась к беспризорнице и властно задала вопрос: — Где твоя мать? — Умерла, — ответила малышка. — Где отец? — Умер. Девочка всхлипнула. Анна наклонилась над ней и гаркнула: — Прекрати реветь, иначе ударю. А затем Анна схватила девочку за руку и потащила её за собой. — Куда вы меня ведёте? — испугалась малютка. — К моим родителям, — огрызнулась она. — Заткнись уже наконец! Анна не знала, что она делала. Зачем она решила отвести бездомную сироту к своим родителям, которые дадут ей кров и надежду на новую жизнь? Анна просто вела девочку к себе домой, говоря себе: „День всё равно испорчен, хоть что-нибудь путное сделаю. Но нянькаться с ней не собираюсь“. Анна не шла, а бежала. Она не хотела, чтобы кто-то увидел её с нищенкой, девочка едва за ней поспевала. Но Анна всё же незамеченной домой не вернулась. Её увидел знакомый, сын отцовского друга, двадцатилетний миловидный юноша-гуляка, бродивший от скуки со случайными приятелями по улице. — Эй, Анна! — крикнул юноша. — Беги помедленнее, ты не на олимпийских играх в Афинах! Его компания загоготала. Анну их смех взбесил. — Как со мной разговариваешь? Выучи для начала, что олимпийские игры в Олимпии проходили. Неуч глупый. — Кстати, зачем тебе девчонка-то? Ты ей показываешь, с какой скоростью она должна бегать, выполняя твои приказы? Ведь ты сама говорила, что помогать другим — глупо и примитивно, — заметил парень. Лицо Анны вспыхнуло алой краской: — Умирать ребёнка на улице оставит только равнодушный подлец. Я не такая. А ты, дружок, за свой тон ответишь, — подмигнула Анна глазом. — Сегодня же твои родители к нам на ужин придут. Вот я им и расскажу, что это ты у своего отца ружьё стащил на охоту за город, а потом посеял. Пока парень приходил в себя от услышанного и кричал Анне остановиться, она прибавила скорость, завернула за угол и убрала от себя след. Маленькая девочка, которую Анна держала за руку, от быстрого бега еле дышала и держалась на ногах. Но Анну это не заботило. Придя домой, она постучалась в комнату к матери и передала ей девочку. А после полчаса мыла руки. На некоторое время Анне стало на душе легко, но только на время. Мама занялась девочкой и не обращала внимания на родную дочь, да и слова знакомого она не могла забыть. „Помогать другим — глупо и примитивно! Да я такого в жизни не говорила и не скажу! Прощать других глупо, тратить своё время на других глупо. Вот если бы я эту сиротку оставила жить у себя, признала её названной сестрой, то тогда бы выглядела как идиотка полная. Как можно бросить кого-то умирать?“. Кутила сильно задел её. «Вот бы его к Алану отвести. Я бы его сама избила, а не просила приспешников одноглазика марать руки, — замечталась Анна. — Если бы не этот козёл Экене, — вспомнила старого „друга“ она. — Всё бы у меня шло по маслу, не приходилось терпеть насмешки и косые взгляды от всякой дряни». — Во всём виноват это вонючая чёрная сволочь — не выдержала Анна и крикнула в стену. И тут же пожалела. Её разговоры с самой собой услышал отец. — Ты на кого кричишь? — Да так, — быстро опомнилась смутившаяся Анна. Алексис пожал плечами присел на кровать к дочери, прижав её к себе. — Я тобой очень горжусь. Ты наша дочь. — Я сделала то, что должен сделать любой человек. А вот сюсюкаться с этой мелкой, как вы сейчас делаете, излишне. Алексис ничего не ответил. Он обнимал дочь и о чём-то думал. Анне снова стало тревожно за отца. Папа всегда, когда заходил в её комнату, оглядывался в поисках дочери и спрашивал: „Где цветочек-дружочек, мой маленький ангелочек? —, а потом восклицал, — Ах, вот ты где мой прекрасный лепесточек!“ И „найдя“ дочь, завалил её на кровать. Между отцом и дочерью начиналась драка подушками, после которой Анна ворчала на помятое платьице, а Алексис смеялся и гладил дочь по голове. — Папа, объясни, что тебя беспокоит? — спросила Анна второй раз за день. — Может быть, я смогу тебе помочь или хотя бы просто утешу, — она поцеловала Алексиса. — Ты не представляешь, как у меня сердце болит, видя, что ты страдаешь. — Всё нормально, дорогая, — ответил Алексис. — Папа, а я вижу другое, — возразила Анна. — Я твоя дочь, я должна знать правду, какая бы горькая она не была бы! — Вот именно, ты моя дочь. Ты ничего не должна знать, — сказала Алексис. Он встал с кровати и прошёлся по комнате. Каждое его движение говорило, что у отца на сердце сидит какая-то боль. — Прошу тебя, — вдруг повернулся он к Анне. — Никогда не выходи за военного. — Почему мне нельзя выходить за военного? — Анна не поняла. — Можешь мне всё объяснить? Ты же знаешь, я не уймусь, пока всё не знаю! У тебя что-то произошло на службе в прошлом? Алексис опустил голову вниз, на глаза повернулись слёзы, а потом еле слышно проговорил: — Я на войне убил человека. Анна обняла отца и ласково ему сказала: — Но это ведь война, ты выполнял свой долг. Не надо себя корить. Папуля, ты слишком близко всё принимаешь к сердцу. Алексис плакал. Он не мог смотреть на дочь. — Я убил невинного мальчика, который спас мне жизнь! Глаза у Анны сделались большими и овальными. Убил не врага, а мальчика, который спас жизнь? Услышанное не укладывалось в голове. Её отец не способен на такое! Пришла первая мысль. Анна усадила отца на кровать, дала ему воды и присела к нему. — Папуля, не держи всё в себе. Выговорись мне. Расскажи всё. Я пойму тебя. Пожалуйста, папа, — взмолилась она, голос её задрожал. — Его звали Жюль Жаке, — проговорил маркиз, — Ему было всего пятнадцать лет. Жюль, как и я, свято верил, что война начатая Бонапартом, великим императором, принесёт гармонию и счастье во весь мир. Каждое слово давалось Алексису с большим трудом. — Он сбежал из отчего дома, оставил своего отца, чтобы стать достойным сыном отечества. Жюль был весёлым и счастливым пареньком, балагуром и душой всего батальона. В сражении при Вошане Жюль собственным телом прикрыл меня от вражеской пули. К счастью, пули пробила Жюлю только руку. Когда я его спросил, почему он пожертвовал собой ради незнакомого ему человека, Жюль улыбнулся и сказал: „Вы для Родины сделаете намного больше, чем я“. Мальчику ампутировали руку, он умолял меня оставить его в батальоне. Жюль даже готов был чистить солдатам сапоги, но приносить хоть какую-либо пользу. Тогда я сделал его своим личным помощником. Жюль стал мне как младший брат. Я поведал ему все свои тайны, которые не говорил никому из друзей. Жюль так же рассказывал мне всё. У мальчика дома остался отец, матери у него не было, она умерла при родах. Жюль очень хотел, чтобы его отец гордился им, но больше всего на свете он мечтал приложить хоть каплю в построение светлого будущего. Но его мечтам не суждено было сбыться! Анна чувствовала, как трясутся плечи отца. — В батальоне появился шпион, снабжающий врагов информацией. Мы долго ломали голову, кем был, но вывести предателя на чистую воду не могли. Накануне битвы при Ватерлоо батальон разбудили крики и чья-то борьба. Жюль дрался с Полем Фуркадом, сыном генерала де Фуркада. Предателем оказался Поль де Фуркад, Жюль вычислил его. Это Поль, приближённый к командирам батальона, передавал противникам важную информацию. Пока до нас доходило что к чему, Поль одолел калеку Жюля, схватил револьвер, запрыгнул на коня Жюля, стоявшего ближе всего к нему, и несколько раз выстрелил в свою армию, убив одного солдата. Жюль поднялся с земли, вскочил на коня Поля, и погнался на Жюлем. Я первый осознал ситуацию. Не раздумывая, я достал револьвер и выстрелил. Алексис рыдал. Слёзы катились с его глаз ручьями. Он не мог произнести больше не слова. Анна всё крепче и крепче прижимала отца к себе. На её глазах появились слёзы. — Ты выстрелил в Жюля? — Да! — закричал Алексис. — Я выстрелил в Жюля! В темноте я не сумел различить Поля. Я даже не старался разглядеть, на своего ли коня сел предатель! Я просто выстрелил в наездника, сидячего на рыжей, а не на белой лошади. Анна целовала отца, нежно обнимала его за плечи и ласково шептала: — Папа, дорогой мой, прекрасный, пожалуйста, не казни себя. Ты совершил ужасную ошибку, но ты уже тысячу раз исправил её своими делами. Жюль Жаке там наверху, уже миллион раз простил тебя, — говорила ярая противница прощения. — Его мечты осуществляешь ты. Папа, прости самого себя. — Как я могу простить себя? — закричал впервые на дочь отец со злостью на самого себя. — То, что я совершил, не подаётся прощению. Я был в придачу ещё наивным глупцом, поклоняющимся Бонапарту. Как человек, начавший кровавую войну, может принести мир во весь мир? Алексис обнял руками лицо дочери. — Анна, дорогая моя, не выходи никогда за военного. Милая, ты часто спрашивала меня, почему я решить помолвить тебя с Пьером де Лоре, когда я всегда был за свободу выбора? Я просто боялся, что твой будущий супруг, твои будущие сыновья могут пойти по моему пути! В отличие от маркизов Лоре мне всё равно, каким знаменитым будет мой род, для меня главное — счастье моей единственной дочери. Пьер, по рассказам родителей, всегда тянулся к морю, к военному делу он был безразличен, а в роду Лоре и Вернантов всех военных можно сосчитать по пальцам, вот я и решил, что Пьер будет самой лучшей кандидатурой для моей дочурки. О Анна! Прости меня! — прижал Алексис её к груди. — Я на тебя даже не обижалась, чтобы прощать потом, — улыбнулась Анна. Она принесла отцу стакан воды, она сидела с ним больше часа, успокаивая и убеждая папу в его невиновности. Анна несколько раз переосмысляла историю отца. И что-то не сходилось в ней с тем, что до этого знала Анна. — А почему все говорят, что сын генерала Фуркада погиб при Ватерлоо, сражаясь за свою страну? — спросила Анна. Отец встал с кровати и, ничего не говоря, направился к двери. Лишь когда он взялся за ручку двери, то промолвил: — Я тебе всё рассказал. Больше не напоминай мне о прошлом и ничего больше не спрашивай. Всю ночь Анна размышляла об истории рассказанной отцом, у неё появлялось всё больше вопросов. Почему про Жюля Жаке, спавшем её отца, знаменитого генерала де Ландро, она нигде и ни от кого не слышала? А предатель Поль де Фуркад считается погибшим при Ватерлоо? Если же его отец, генерал Фуркад, решил сохранить честь сыну, то почему отец Анны не только не препятствовал этому, но и сам говорил, что сын Фуркада погиб, сражаясь за Родину? Почему отец последние недели сам не свой, ведь после смерти Жюля прошло девять лет? Бывало раньше, что он ходил в каком-то помрачении весь день, запирался в своём кабинете, и Анна слышала, как он у кого просил прощения, но такое с отцом случалось крайне редко. Что же случилось сейчас? Что так сильно напомнило маркизу про смерть Жюля, если он уже несколько недель не может прийти в себя? Анна не находила ответа на этот вопрос. Лежа в постели, она думала об отце. Её раннее детство прошло без него: Алексис воевал. Анна всегда мечтала увидеть своего папу, про которого так часто рассказывала ей мама. Тот день, когда папа вернулся с войны, и малышка впервые его увидела, был самым счастливым во всей жизни Анны. Несмотря на многие разногласия, отец был для неё идеалом мужчины: храбрый, любящий, не умеющий сдаваться, всегда добивающийся своей цели. И он остался идеалом. Анна гордилась отцом. Он смог признать свою вину, ужасные ошибки прошлого, не стал обвинять в смерти Жюля судьбу, рок, Фуркада, третьих людей, а сумел сказать „я виноват в его смерти“. Задумчиво смотря в потолок, Анна думала:, а смогла бы она признать свои ошибки, сказала бы она как отец „во всём виновата я“ или же стала обвинять во всём рок и других людей? „Наверное, смогла бы, — решила она. — Я человек ответственный, никогда никого не обвиняю в своих бедах, и не сваливаю свои проступки на других. Например, когда в нашем марсельском доме жила стая голодранцев, я разбила мамину дорогую вазу, потому что одна мерзкий мальчишка, бегал по моему дому и не видя, что я иду с вазой, врезался меня с разбегу. Я же тогда не обвинила мальчишку в разбитой вазе, а сказала, что сама виновата в своей невнимательности“. Анна вспомнила те страшные времена, когда ей приходилось садиться за один стол с безродными щенками проституток, когда эти наглецы своими криками и играми нарушали покой Анны. Она вся передёрнулась. Как хорошо, что она тогда уговорила родителей отправить её в Париж, временно пожить у подруги Изабелль, пока они будут заняты чужими выродками. Но самое страшное было терпеть Экене! Этого наглого и мерзкого дикаря, который посмел прилюдно унизить её, а потом ещё лицемерно извинился перед ней. „Как жаль, что Алан, сопливый трус, не прикончил его. Такие люди только воздух в мире отравляют своим присутствием“, — вздохнула Анна и заснула.***
Наступил апрель. Несмотря на дожди, природа оживала. Через неделю, 15 апреля, Анне должно было исполниться пятнадцать лет. „15 числа — 15 лет, значимый год у меня будет“, — думала она. Анна часами могла любоваться красотой своего яблочного сада, восторгаться пением птиц, наслаждаться ароматом весны. Даже дождь не был для неё помехой, под падающие с неба капли она могла танцевать. Волновал Анну только отец. После разговора с дочерью Алексису стало намного легче, но Анна чувствовала, что папа скрывает от неё что-то важное, и это что-то не даёт её отцу спокойно жить. Мама знала всю правду, но на все вопросы дочери она отвечала: „С папой всё хорошо, не переживай“. Анна пыталась узнать хоть что-то об Жюле Жаке, но ни в каких старых газетах и военных журналах о нём не было ни слова. Анна дала отцу слово молчать о Жюле и поэтому поспрашивать у друзей Алексиса она не могла. Сегодняшнего дня Анна сильно ждала: наконец-то она встретится со своей лучшей и единственной подругой Изабелль, которая месяц гостила у родственников в Лионе. Проснувшись и одевшись, Анна первым делом постучалась в комнату к родителям, чтобы пожелать им доброго утра. Мамы с папой в комнате не было. Анна заглянула в окно, выходившее на главные ворота. Возле ворот стоял незнакомый фиакр, в который садился Алексис. — Папа, ты куда? — закричала Анна. Алексис же обещал сегодняшний день провести дома. Отец не слышал дочь или сделал вид, что не слышит её. Анна выбежала во двор. Возле дома с собакой Анны играл трёхлетний малыш, рядом с которым стояла его мама. Неделю назад эта женщина попросила временного приюта у маркизов де Ландро, пока не подыщет жильё. Как же этот мелкий раздражал Анну своим бесконечным визгом! „Ну когда же маме с папой надоест давать кому попало приют!“ — злилась она. — Папа, ты куда уезжаешь? — спросила тревожно Анна отца. — Да кое-какие дела надо решить, — отмахнулся Алексис. — Я нанял фиакр, чтобы ты на нашей карете смогла бы съездить к Изабелль. Вечером вернусь домой. — улыбнулся отец и поцеловал дочь. — Я люблю тебя. Последнюю фразу он произнёс с таким тоном, будто больше никогда не увидит свою девочку. Алексис поспешил в фиакр. Анна недоумённо и испуганно смотрела в след уезжающей повозке. Вдруг, маленький мальчик, играющий с собакой задёргал еёза красивое платье. — Отойди живо! Сейчас разорвёшь его! — закричала она, вырвал подол платья из его ручонок. Мальчишка заплакал и побежал к маме, спрятавшись за её спиной. Робко выглянув, малыш посмотрел на Анну испуганным взглядом. — Ненавижу вас, — прошипела она женщине с ребёнком. Почему снова люди шарахаются от неё как от ведьмы или прокажённой? „Ненавижу их всех“, — рассерчала Анна. Она прибежала в свою комнату и посмотрела на себя в зеркало. "Почему от меня они бояться? Я разве на бабу Ягу похожа?". Анна рассматривала в себя в зеркало, пытаясь найти в себе то, чего бояться в ней дети, то, что отталкивает её ровесников. Анна не понимала, почему она так противна людям. Вдруг взгляд упал на альбом, лежавший у неё на столике. Невольно она взяла его в руки. Этот альбом рисовал её отец. Алексис был превосходным художником, у самого некрасивого человека он мог выявить прекрасные черты, в каждом найти свою изюминку, нарисовать портрет подобный отражению в зеркале. Этот альбом Алексис посвятил своей дочери. Раз в год он рисовал Анну. Анна открыла первую страницу. На рисунке точно живая стояла её мама, нежно гладя живот. Анна посмотрела в зеркало — она была вылитой копией матери. На соседней странице мама уже прижимала к сердцу спящего младенца. Анна улыбнулась: „Неужели я когда-то была такой крохой?“ Она листала альбом. После двух месяцев, ей сразу шло шесть лет (отец воевал и несколько лет не видел дочь), она прижимается к сенбернару, который вдвое больше самой девочки. Вот ей уже восемь, она катается на качелях, которые для дочери смастерил отец. Вот двенадцать, она стоит с большим букетов ромашек. И везде она радостная, счастливая. Анна открыла последний рисунок. Отец рисовал дочь 16 апреля, после её дня рождения. Но в этот раз он нарисовал её в марте. „Мне потом некогда будет“, — говорил Алексис. Это пугало дочь. Но раз Алексис решил изменить традицию, то Анна попросила папу изобразить её вместе с подругой. До того на всех рисунках, кроме самых первых, она была одна. На последнем рисунке Анна и Изабелль крепко обнимали друг друга и смотрели вперёд. На них были одеты одинаковые розовые платья, и если бы не цвет волос, то девушек можно были принят за сестёр-близняшек. Две девушки, голубоглазая шатенка Анна и кареглазая рыжая Изабелль, были счастливы. Анна рассматривала себя на рисунке, а потом рассматривала себя в зеркало. Нарисованная Анна отличалась от настоящей. Анна не могла понять чем. Те же коричневые волосы, те же уши, нос, но как будто на рисунке была не она, а её двойник. И вдруг её осенило: глаза! На рисунке они светлые, счастливые, живые, а в зеркале её прекрасные голубые глаза — тусклые, злые, умирающие. В них отсутствовала сама жизнь. Анна убрала альбом. Она больше не могла смотреть на себя. „Почему я такая несчастная? — грустно спрашивала себя Анна. — Почему меня все ненавидят и презирают? Может быть я проклята? — ей стало страшно. — Может быть меня прокляли родные Жюля, после его смерти по вине моего отца? Может быть именно это скрывают папа с мамой?“ Она пыталась отбросить эти мысли в стороны, но они не уходили. Только проклятье ведь могло быть виноватым во всех несчастьях Анны. В комнату постучалась служанка. — Госпожа Анна, ваша мама зовёт вас на завтрак. Анну зло посмотрела на служанку. — Сама знаю, что есть надо идти. Прибери живо мою комнату, а не стой в проходе! Аннетт-старшая была молчалива. Этот завтрак сильно напоминал январский, только отца за столом не было. Анне показалось, будто недавно её мама плакала. — Мама, что с папой? — в тысячный раз спросила дочь. — Всё с ним хорошо, — ответила Аннет привычную фразу. — Да хватит врать мне! — воскликнула Анна. — Я вижу, что папа чем-то сильно расстроен и напуган! Ты бы видела как он сегодня на меня смотрел! Скажи хоть ты мне правду! Я уже не ребёнок, я должна знать, что происходит в нашей семье! Мать посмотрела на дочь и строго сказала: — Иди к Изабелль. Ты месяц не видела подругу. Анна из-за отца уже и забыла про подругу. Сейчас её волновала только семья. — Завтра схожу. Сегодня я хочу знать правду. — Ты должна сходить к Изабелль. Ты обязана увидеть подругу! — приказала Аннет. Это был первый раз в жизни, когда она повысила голос на дочь. Анна не посмела возразить матери. Путь до дома Изабелль занимал полчаса, но он растянулся на час. А всё из-за того, что под колёса кареты попала бездомная кошка. — Что ты там копаешься? — крикнула она кучеру. — Я ненавижу ждать. — Мадемуазель, — попытался объяснить кучер. — Кошка ведь умирает. Её ещё можно спасти. Давайте отвезём её к вашей маме, она знает, что нужно делать. — Не собираюсь я время терять на полудохлую кошку! — Анна вышла из кареты и громко хлопнула дверью. — Приедешь за мной в восемь часов. Дома ещё поговорим! Вот опять, не успело утро начаться, а уже неприятности так и сыплют. Анна пыталась забыть досадную оплошность, нельзя же тратить нервы на всяких козлов. Но мерзавцы один за другим попадались ей под ноги, что любой вы вышел из себя. Они успели отоптать ей новые туфельки, а когда Анна прикрикнула на них, так ещё нагрубили. Скоты. «Все люди невежи, хамы и сволочи! Ещё добро им делать, да никогда! — негодовала Анна, расталкивая прохожих и наступая на ноги им. Анна думала, что не доберётся живой до Изабелль. Но она добралась. Какое счастье было видеть Изабелль, единственного светлого человека в этом жестоком мире! Анна крепко обняла подругу: — Как я по тебе соскучилась! — Я тоже по тебе скучала сильно, — улыбнулась Изабелль и, заметив, в каком состоянии находилась подруга, воскликнула. — Анна, что с тобой на этот раз приключилось? Изабелль де Брюне, дочь графа де Брюне, была на год младше Анны. Она обладала пышными рыжими локонами, кругленьким весёлым личиком и озорным характером. Изабелль дружила с Анной с самого детства, увидев, что её подруге плохо, она поспешила напоить Анну успокаивающим зелёным чаем. — Почему люди такие все грубые и жестокие? — изливала маркиза подруге душу за чашкой чая. — О, Анна! — покачала головой Изабелль. — А ты сама не задумывалась, почему все злы только к тебе? Вот мне никто вреда не причиняет. — Задумывалась, — вздохнула Анна. — Мне кажется, я проклята. Другого объяснения нет. — Не выдумывай глупости! — всплеснула руками подруга. — Никаких проклятий не существуют! Ты сама виновата в том, что люди к тебе плохо относятся. Вспомни, скольким ты сегодня сама нагрубила? — Я первая никогда ни кому не причиняю вреда, — взметнула головой Анна, уверенная в своей правоте. — Я только отвечаю злом на зло. Прощать я не собираюсь. — А ты попробуй, — сказала Изабелль. — Ты поживи, как я, хотя бы неделю. Не держи на хамов и грубиянов зла, постарайся смотреть на людей как на равных, постарайся не принимать к сердцу обиды. Неделю так поживи и тогда скажешь, лучше к тебе стали относиться люди или нет. — И быть девочкой для битья, об которую все ноги вытирают? — Анна не любила, когда её учили жизни. Изабелль вздохнула, спорить с подругой было сложно. Анну она знала с пелёнок, они росли вместе. Но подруга часто казалась незнакомым другим человеком, которая живёт собственными представлениями о мире. — Анна, давай вот что сделаем. Я и ты походим по улицам города, зайдём в парк или в магазин. Я возьму с собой тетрадь и всё буду записывать. Вот посмотрим потом, люди все грубиян или ты у нас не следишь за языком. Выходить за пределы милого подружкиного дома Анне никак не хотелось, но Изабелль настояла на своём. На улице Анна прижалась к подруге, опасаясь новой засады от какого-нибудь воришки или свалившегося с крыши кирпича от безрукого рабочего. Но неприятности обходили Анну сторону. Прошло полчаса, всё было гладко. — Изабелль, ты должна быть моим талисманом, — засмеялась Анна. — Стала бы, если бы сама в талисмане не нуждалась, — ответила подруга. — Вот кто бы помог мне встретит своего избранного? — Да тебе только четырнадцать, поживи ты пока без избранного! — прыснула от смеха Анна. — Через год я могу уже замуж с согласия родителей выходить. Тянуть время я не хочу. Не хочу в девках сидеть, — вытянула недовольно губки подруга. — Пока отдыхала в Лионе, у меня свидание первое было, это так прекрасно. Но мне не нужны юноши на месяц, я хочу найти единственную и настоящую любовь! — Ну кого бы тебе тогда посоветовать? — Анна призадумалась. — Я могу посоветовать тебе своего кузена Франсуа. Он старше тебя на три года, красивый умный весёлый юноша. — Да ну, — протянула Изабелль. — Он ребёнок по сравнению со мной. Отпадает. — А как тебе мой второй кузен Анри, старший брат Франсуа? Изабелль покачала головой. — Он взрослый мужчина, но косолапый вот только слегка. Не нравится он мне. Анна вздохнула и стала перечислять всех родственников и знакомых мужского пола. Но всех отсеивала Изабелль. Один слишком юн, второй слишком стар, у третьего колючие волосы или длинный нос. — Я людей больше не знаю. Всех перебрала! Сдаюсь, — устала Анна. — Могу только Жоржа де Герена предложил. Изабелль быстро замахала руками. — Нет, нет! Ты разве не видела, что у него правая бровь длиннее левой? Анна треснула себя по голове. Изабелль трудно подобрать парня. У неё свои представления об идеале, как у Анны о прощении и мести. Но как можно заметить разные по длиннее брови? Анна этого понять не могла. — Сдаюсь, — взмолилась она. — Давай лучше расскажи мне, как ты отдохнула в Лионе. А то с тобой рехнуться можно. Изабелль без проблем переключилась на другую тему и стала с великим удовольствием рассказывать о том, как она отдыхала в Лионе у своих тёти Марлин Дюшен и кузины Софи. Анна с огромным наслаждением слушала подругу. Но её раздражало то, что подруга говорила всё время не про себя, а про кузину: Софи посадила в саду несколько деревец, Софи научилась жонглировать, Софи посоветовала Изабелль интересную книгу, Софи сводила кузину на хороший спектакль к театре; первое свидание у Изабелль было опять опять-таки благодаря Софи, которая познакомила кузину со своим приятелем. Анна недолюбливала Софи, она ревновала единственную подругу к её же кузине. Кроме того в биографии девушки было много чёрных пятен: неизвестно кто был дедом Софи, родной дед Изабелль, двоюродный или же другой человек, неизвестен был и отец самой Софи. А Анна не переварила безродных людей. Изабелль знала об этом и старалась не говорить Анне про свою родственницу, но сегодня она, окрылённая любовью, разболталась: — Как жаль, что ты не поехала со мной! — А о чём бы я стала говорить с Софи? — ответила Анна. Она считала кузину подруги безграмотной и тёмной девушкой. — Да обо всём! — воскликнула Изабелль. — Софи — умная девушка и приятная собеседница. Если бы ты не была зависима от стереотипов, то вы могли бы стать даже подругами. — Вот ещё! — скривилась Анна. — Да никогда. С нагулянными не понятно от кого девицами, у которых вдобавок и мать нагуляна, я не собираюсь дружить. Я не понимаю, как ты можешь считать Софи своей кузиной, если ваше родство вилами на воде написано. — Не смей оскорблять моих родных! — вскричала Изабелль. Анна уже перешла все границы. — Софи — моя кузина, а Марлин моя тётя. Тётя Марлин замечательная и прекрасная женщина, а не шлюха, как её все рисуют в обществе. Мой отец признал тётю Марлин своей сестрой и я смогла признать Софи своей кузиной. Мне всё равно родственница она мне по крови или нет. Анна взяла руку подруги. Она почувствовала некий стыд за свои слова. — Ладно, извини, я погорячилась. Раз считаешь Софи своей кузиной, то я молчу. Но Изабелль не останавливалась. Она считала Анну добрым человеком, хорошей подругой, знала обратную светлую сторону Анны, про знакомство Одноглазого Алана с Анной и марсельскую месть обидчикам Изабелль не знала, и поэтому мирилась со многими недостатками подруги. Но когда Анна стала оскорблять родных Изабелль, подруга с этим не могла смириться. — Если ещё слово услышу про кузину или тётю, то я за себя не отвечаю. Как ты вообще смеешь на них свой рот поганый раскрывать? Не забывай о кое-чём важном, — странно посмотрела Изабелль на Анну. — Вот что, если бы ты узнала, что у твоя его отца есть внебрачная дочь, признала бы ты её или нет? Вопрос подруги привёл её в замешательство. Она никогда о таком не задумывалась: отец ведь был идеалом. — Ну смотря кого, — ответила нерешительно Анна . — Если бы моей сестрой была бы деревенщина, то навряд ли, а так бы признала… Думаю. — Анна, Анна, — грустно промолвила Изабелль. — Не хочу такое говорить своей подруге, то из-за своего характера и взглядов не будешь ты счастливой никогда. — Эй, здорово! — послышался сзади знакомый голос. Неуч, незнающий по олимпийские игры, стоял и усмехался у неё за спиной. — Что не получилось мне отомстить? Я оказался похитрее тебя. Сразу домой пришёл и признался родителям в потере их ружья. До встречи, толстуха! Паренёк захохотал. Он сказал первое, что пришло в голову, но его шутка сильно задела самолюбие Анны. Она замахнулась на него кулаками, однако тут же была остановлена миролюбивой подругой. Парнишка засмеялся и пошёл по своим делам. — Он меня оскорбил! — закричала Анна и таинственно протянула — Ну ничего, я покажу ему… Изабелль обняла подругу. — Всего лишь назвал толстухой. Это неправда. Забудь и прости охламона. Он, скорее всего, не со зла тебя обозвал. Анна сердито покосилась на Изабелль. — Я никогда не прощаю людей, за исключением самых близких. На это у меня есть веские причины. Четыре года назад один мальчишка просто так ни за что обозвал меня свиньёй, а потом когда я надавала ему по шее, стал утверждать, что прощает меня, не держит на меня зла… И что ты думаешь, он на следующий день мне сделал? Он посадил мне на голову огромно-ого паука, которых я боюсь до смерти. Он опозорил меня перед всеми детьми в приюте и воспитателями. А затем, приняв, расскаивающую позу, сказал: „Прости“. — Что за мальчишка? — удивилась Изабелль. — Ты мне этого не рассказывала? — Забудь, — отрезала Анна. — Придурок один. Изабелль, я не собираюсь быть дурой, об которую вытирают ноги! Только местью можно решить свои проблемы! Я придумаю, как можно наказать этого мерзавца. Изабелль сердито толкнула подругу. — Он не мерзавец, а просто шутник, — вступилась резко она на знакомого. — Взрослый красивый мужчина… На этом неудачном инциденте подруги вернулись домой к Изабелль. По дороге к особняку Анна разглядывала прохожих, пытаясь найти у них разные брови. Но брови у всех казались одинаковыми. У де Брюне Анна просидела до 10 часов вечера, в гостях она оживилась и развеселилась снова. Так что домой она ехала в приподнятом настроении. Анне даже казалось, что сегодня отец расскажет правду, и она поможет решить ему все его проблемы. Вернувшись домой, она первым делом швырнула служанке свои туфли и буркнула: — Чтобы через пять минут были почищены. Она решила отнести дамскую сумочку в свою комнату и потом пойти поговорить с родителями. Анна зашла в свою комнату и… обомлела. Все шкафы и тумбочки были открыты настежь. Одежда и принадлежности туалета исчезли. Книжные шкафы тоже пустовали, даже детские игрушки, стоявшие на полках и кровати, и кошачий домик с мисками пропали. В комнате побывали воры — складывалась первая мысль. Анна хотела звать на помощь родителей и тут она заметила стоящие в углу огромные открытые чемоданы со всеми вещами Анны. Она побежала в комнату родителей. — Папа, мама, почему мои вещи убраны в чемоданы? — не понимала ничего Анна. Мать с отцом читали какое-то письмо. Они вздрогнули, когда в комнату вбежала дочь. У Аннет на глазах стояли слёзы. Алексис, не смотря на дочь, сухо ответил: — Завтра ты уезжаешь в Новый Орлеан к тёте Эмилии и дяде Шону Джонсам.