Последнее дело L

Настоящее время. Продолжение.       День второй. Точнее — утро второго дня началось для Ягами Лайта с завтрака… в одиночестве. Ватари разбудил его в 10.00, и когда он спустился на первый этаж, то обнаружил, что там никого нет. Помощник детектива вскользь пояснил, мол, Мэтт отсыпается, доктор Исикава уехал на переговоры с якудза, L — в своей спальне. Все.       Лайт вернулся к себе и, в который раз оглядел комнату: вогнутая стеклянная стена напротив входа; справа кровать из дерева цвета шоколада, стоящая на темно красном ковре; рядом две двери — в ванную и гардеробную; а напротив огромного ложа не менее огромное, вероятно вмурованное в стену зеркало с окантовкой цвета «старая бронза», в которую вмонтирована подсветка. Возле входной двери стоял шоколадный книжный шкаф, и юноша решил поинтересоваться его содержимым. Старинные книги на испанском; альбом с гравюрами Тадасиге Оно — самого европеизированного японского художника своего времени; коллекционные медицинские труды; пара десятков классических английских романов… Скука! Скука. Скука…       Лайт открыл ящик одной из белых прикроватных тумб… Блокнот, ручка, на другом конце которой — светодиодный фонарик. Зачем?.. Написать что ли танку… Не смешно! Он кинул с досадой ручку и блокнот рядом со стоящей на тумбочке лампой, вернулся к книжному шкафу, взял наугад один из романов и, улегшись на кровать, погрузился в чтение.       Лайт заканчивал нехитрые гимнастические упражнения — надо хоть как-то размяться — когда Ватари позвал его к обеду.       L с Мэттом переместились на первый этаж, но ели за кофейным столиком, не отрываясь от ноута. Ягами же помощник детектива отправил на обеденный подиум. Вокруг снова звучала босанова…       Юноша из-под челки, вскользь поглядывал на L… Рюдзаки. Интересно, он когда-нибудь понимал — насколько хорош?.. Редчайший тип — так называемая «уродливая красота»! Эта сутулость, вечно спрятанное за безразмерными джинсами и футболками худощавое сильное тело… Кто, кроме Лайта знал, что у Рюдзаки прямые широкие плечи?! Лицо — подбородком можно колоть гранит, скулами — резать хлеб; губы — бледно-розовые, тонкие, но какой изгиб!.. Руки… эти руки — узкие вытянутые ладони, длинные пальцы… Они казались бы изящно-хрупкими, если бы не их величина! Стоп! О чем ты думаешь?!       Кто подарил этот кулон!!!       Отброшенная в сторону вилка звонко ударилась о стеклянную стену, и Лайт взлетел вверх по лестнице.       Он не заметил, что Мэтт, оторвавшись от ноута, провожает его взглядом.       Поднявшийся на шум с цокольного этажа Ватари подошел к L:       — Мне кажется, Ягами стоит привлечь к делу — эта ситуация для него явно унизительна, — он вопросительно посмотрел на своего подопечного.       — Послушай, Ватари, ты не хуже меня понимаешь, почему я не хочу этого делать, — детектив медленно опустил ноги с дивана на пушистый ковер. — Мэтт, мы на минуту, — он поднялся на подиум и, подобрав вилку, стал вертеть ее в руках. — Если другого выхода не останется — я использую Тетрадь.       Чудовище, парящее под потолком, повернуло голову, и уставилось на детектива единственным вертикальным зрачком. * * * Тетрадь Смерти Правила пользования I Человек, имя которого будет записано в Тетради — умрет. Если вы не знаете, как выглядит человек, чье имя вы пишете, то ничего не произойдет. Поэтому все люди с одинаковыми именами не умрут из-за одной записи. Если причина смерти будет написана не позднее, чем за сорок секунд после написания имени, то так оно и случится.© * * *       Когда Лайт появлялся на первом этаже, детектив старался не смотреть в его сторону, целиком погружаясь в подготовку покушения. Но все равно перед его глазами периодически всплывало то невероятно красивое лицо с легкой ироничной улыбкой коралловых губ, то стройный, в меру подкаченный торс, то два персиковых полукружия, скрывающих самое сладкое местечко.       Сегодня утром Ватари принес ему на завтрак небольшой торт, украшенный половинками… персиков. L мысленно взвыл.       И сейчас, когда помощник детектива вернулся к своим хлопотам, а Мэтт зарылся по уши в ноут, детектив, отвернувшись к стеклянной стене, посасывал отброшенную Лайтом вилку.       Вдруг раздался грохот, и следом за ним пулеметная очередь отборных американских и японских матов — доктор Исикава вернулся домой.       — Оябун дал нам это, — травматолог швырнул на роскошный белый диван не очень чистую спортивную сумку. — Тут, — он расстегнул молнию, — снайперка неизвестной мне модели для Ватари, два револьвера Colt Python и беретта 92 FS (M9). Как сказал Макииси-сан — на случай если станет нехорошо.       Исикава взял один из кольтов и ловко крутанул его в руке.       — Патроны калибра 357 Магнум (6 штук), длина ствола 102 мм, ствол укороченный — удобно стрелять из кармана куртки, — не замечая двух пар глаз, смотревших на него, со все более возрастающим изумлением травматолог откинул барабан, затем, достал коробку с патронами и быстро зарядил револьвер. Его взор горел радостным огнем вырвавшегося на свободу психа.       — Вы, кажется, хорошо знакомы с этим видом оружия, доктор? — голос L был как обычно равнодушен.       — Я, м-м-м… — Исикава смущенно положил револьвер на кофейный столик, — не то что бы… Но в Техасе, где живет родня моей матери — это разрешено, — он уверенно посмотрел на детектива.       — Отлично, значит, у нас есть еще один стрелок, — L, не мигая, смотрел на доктора.       — Эй, босс, ты про меня не забыл? — Мэтт оторвался от ноута. — Я хочу взять беретту.       — Беретту ты возьмешь, но только для самообороны, — отрезал детектив. — Лучше скажи — как там дела?       — Дела — у прокурора, — съехидничал Мэтт. — У нас — делишки… И они очень даже — в Сингапуре все работает без сбоев.       Детектив уже давно перестал обращать внимание на троллинг рыжего паршивца, но теперь ему приходилось непросто. И не потому, что они в рекордные сроки готовили покушение на самых влиятельных людей планеты. А потому, что L, привыкший сотрудничать с высоко дисциплинированными агентами ФБР, Скотланд-Ярда и так далее, сейчас стоял во главе партизанского отряда, где каждый сам себе велосипед и царь на ровном месте.       И Лайт… он рядом — и так далеко!       Глубокой ночью детектив решил все-таки подняться наверх и немного поспать, но обнаружил себя у дверей в комнату Лайта. Он прислонился лбом к деревянной поверхности цвета шоколада, длинные пальцы легли на округлую металлическую ручку…       Уставший Мэтт медленно тащился по лестнице, мечтая о сне и покое, но на последней ступеньке споткнулся от изумления: ссутулившись сильнее обычного и опершись одной рукой о дверь хозяйской спальни, стоял L, другая его рука ласково поглаживала дверную ручку, большой палец скользил по поверхности, из груди вылетали рваные вздохи… Рыжий быстро метнулся к себе. * * * Тетрадь Смерти Правила пользования II Тетрадь станет частью человеческого мира в тот момент, когда коснется земли. Хозяин Тетради сможет видеть и слышать предыдущего владельца, то есть — бога смерти. Человек, использующий эту Тетрадь, не сможет попасть ни в Рай, ни в Ад. © * * *       Заседания членов Девятки проходили отнюдь не где-то в подземном бункере или другом, изолированном ото всего мира помещении. Они проходили в переговорных комнатах президентских номеров отелей, банкетных залах дорогих ресторанов — причина была проста: хочешь что-нибудь спрятать — положи на самое видное место. И действительно, кто заподозрит богатых европейских и американских любителей японской культуры, ежегодно посещающих Страну Восходящего Солнца и дружески общающихся между собой, в мировом заговоре?       Нынешнее сборище должно было состояться в небольшом рёнкане в Киото.       — …они выкупили гостиницу ровно на три дня. Местный персонал заменили своими сотрудниками. Тормес устроит скандал и выйдет в сад покурить, тогда в дело вступят бойцы оябуна Макииси. Ватари со снайперкой займет позицию здесь, — детектив ткнул пальцем в обычную бумажную карту, — и снимет каждого вырвавшегося из котла европеоида. Мэтт обеспечивает из фургона связь. Доктор Исикава, Вы останетесь с ним.       — А ты, босс? — Мэтт приподнял гогглы.       — Я буду вместе с Ватари, — детектив посмотрел на своего помощника.       Тот понимающе кивнул.       — Завтра в 9-00 мы подъедем на фургоне водопроводных работ и займем свои позиции. Бойцы оябуна, под видом туристов, будут на месте в 8-30. Этот рёнкан находится вдалеке от туристических маршрутов и дело должно пройти быстро и гладко, к тому же наш фургон под предлогом проведения ремонта перекроет единственную дорогу, ведущую к гостинице, — L замолчал. — Ягами останется здесь.       — Какой фургон босс?! — Мэтт уставился на детектива сквозь гогглы. — Мы туда телепортируемся или что?       — Нет, Мэтт, телепортации не будет, — на мгновение в глазах L промелькнула тень улыбки. — Исикава вывезет нас на своем автомобиле. Ватари ляжет сзади на пол; я — спереди; ты с оружием — в багажник. Фургон стоит в гараже — тут, — он снова ткнул пальцем в карту.       — За что — в багажник?! — у рыжего гогглы вспотели от возмущения. — Да, я ниже вас ростом, но это не повод пихать меня куда попало!       — Пихать тебя никто не собирается — сам полезешь, — детектив завершил дискуссию.       Он обвел притихшую компанию тяжелым взглядом, темные круги под глазами казались еще чернее.       — L, прости меня, — Ватари осмелился заглянуть в бездны расширенных зрачков, — мы должны хоть что-то рассказать Лайту.       — Ты прав — позови его, — детектив снова уставился на закрывшую весь кофейный столик карту, — и принеси мне вишневый кекс, пожалуйста.       Лайту не давали покоя две мысли. Почему его не посвятили в детали готовящейся операции и…       Кто подарил кулон!..       Стук в дверь и голос Ватари оторвали его от бессмысленных размышлений. Вызывает сам L — отлично! Юноша надел бежевые джинсы, отглаженную помощником детектива белую рубашку и слегка прошелся плойкой по и без того безупречно уложенным волосам. Оглядев свое отражение в огромном зеркале, Лайт вдруг взорвался.       Идиот!       Ты вырядился как на омиай!       Рассматривая себя в зеркало сверкающими злобой глазами, Ягами растрепал волосы; треск рвущейся ткани — рубашка летит на пол; стильные джинсы — следом. Он надел простую, бывшую когда-то черной, а теперь посеревшую от многочисленных стирок футболку; вместо бежевых джинсов натянул потрепанные синие. Откинув голову назад, Лайт двинулся на первый этаж.       Если бы он знал, что своими переодеваниями добьется полностью обратного эффекта!       Сидящий на диване детектив обернулся на звук шагов. Он ожидал увидеть Ватари с кексами, но его взору предстал гораздо более аппетитный десерт, хотя, вероятность его отведать составляла ноль целых, хрен десятых процента. Перед ним, во всем небрежном великолепии, стоял Лайт: слегка порозовевшие щеки; карамельные глаза из-под взлохмаченной челки задорно поблескивают золотым; чуть коротковатая темно серая футболка — мелькают два кубика пресса; старенькие джинсы мягко облегают бедра и… и то, что… L судорожно сглотнул и быстро отвернулся.       Но поговорить с бывшим все же пришлось. Тот слушал спокойно, не задавал вопросов — только кивки челкой, ироничный блеск глаз, неуловимо-снисходительная усмешка…       — Я согласен остаться на вилле, — Лайт поднялся с белого дивана и пошел к лестнице.       Что?!       Детектив увидел длинную прореху, тянущуюся вдоль шва заднего кармана Лайтовых джинсов, сквозь которую выглядывала, поддразнивая, полоска персиковой кожи. Почему там сверкает голый зад?.. Он в стрингах?! Или он вообще без?!       L закрыл лицо руками.       И не заметил пристальный взгляд Мэтта.       Этой ночью вся команда отправилась спать ровно в полночь, крайней мере — разошлась по своим комнатам.       Детектив сидел на постели и медитировал на тирамису. Ему не хотелось сладкого, ему не хотелось горького, ему хотелось…       — Не спишь, босс? — гогглы подняты на лоб, рыжий был неожиданно серьезен.       — Что у тебя? — непередаваемое выражение лица.       — Иди к нему, — синий взгляд строг и решителен. — Завтра мы все можем сдохнуть! Иди к нему.       — Ты же знаешь, Мэтт, я не могу, — бесцветный голос.       — Почему? Когда вы оба находитесь в одной комнате, то полыхаете так, что я не понимаю, почему до сих пор не сгорел дом! — сдерживаемая досада.       — Не могу… — шепот на грани слышимости.       — Можешь! Можешь, потому что вы оба — живы! — отчаянный крик. — Живы!!!       Детектив вскочил с кровати. Мэтт, этот рыжий подросток оказался мудрее взрослого мужчины. Пока они живы — можно все исправить! L открыл свою нераспакованную сумку, и достав бутылку Red Label-а, свинтил крышку и присосался к горлышку.       — Босс, притормози! Махнуть чуток для храбрости, конечно, надо, — Мэтт скакал вокруг детектива, безуспешно пытаясь вырвать у него бутылку. — Да не пей ты столько! Тебе сегодня еще делом заниматься!       Наконец, сосуд с огненной водой был отобран, правда — наполовину пустым.       — Иди уже, — рыжий выволок свое слегка пошатывающиеся руководство в коридор и потащил к двери Лайта. — Он запер дверь, вот запасной ключ со щитка на кухне. Шевели булками!       L, повозившись с замком, ввалился в комнату.       Она была пуста.       Мэтт вернулся к себе, он сделал все, что мог и даже больше. Рыжий подошел к уже изрядно потрепанному рюкзаку и провел по его поверхности кончиками пальцев: «Завтра, Мелло. Завтра!» * * * Тетрадь смерти Правила пользования III Если время смерти будет написано в течение сорока секунд, и в качестве причины смерти указать сердечный приступ, то время смерти может быть изменено и принято через сорок секунд после написания имени. Человек, прикоснувшийся к Тетради Смерти, сможет видеть и слышать ее изначального владельца, даже если этот человек не является хозяином Тетради. © * * *       L уже слегка затуманившимся взглядом оглядел спальню. Действительно — пусто. Он, пошатываясь, добрел до одной из дверей — в белой керамической ванне, откинув голову на бортик, лежал Лайт. Длинная шея изогнута — красиво выступает кадык; влажные волосы отброшены назад — открыто аккуратное ушко; глаза цвета карамели спрятались под полуопущенными веками — ресницы отбрасывают тень. Воплощение неги и покоя.       — Лайт…       Плеск воды. Легкое радужное облако пены падает на мраморный пол:       — Ты хотел что-то добавить… L, — спокойный взгляд. — Подожди меня в спальне. И закрой дверь, — вдогонку.       Лайт вылез из ванны, взял с подзеркальника нераспакованный пакет из аптеки, куда он зашел во время хаотичной беготни по торговому центру, повинуясь скорее спинному, а не головному мозгу, и достал смазку и небольшую клизму со сменным наконечником.       Детектив оглядел комнату. Лампы, выпуская из-под абажуров цвета старой бронзы желтое сияние, создают невесомую игру теней на белых простынях разобранной постели. Огромное зеркало напротив — мягко подсвечено. Он подошел к стеклянной стене и расфокусированным взглядом уставился на ночной сад.       — Ты что-то хотел добавить?.. — за спиной ироничный голос.       L обернулся. Лайт раскинулся на постели: одна нога согнута в колене и обнажена до самого паха; другая — прикрыта полой белого махрового халата. Ворот небрежно распахнут — видны грудные мышцы и ямочка между ключиц; руки заброшены за голову. Но самое главное — спрятано… в тени — под халатом.       Детектив не замечал, как его взгляд мечется от нагого стройного бедра к коралловым губам, от заманчивой тени — к растрепанным каштановым волосам, от золотых искорок в глазах — к узким ступням…       — Ничего, Лайт-кун, — он направился к двери. — Я пойду к себе.       — Неужели L Lawliet уйдет, не взяв свое? — откровенная издевка.       — Здесь нет моего…       Шаг. Еще один. Проклятая дверь находится на другом конце галактики. Почему так трудно до нее дойти?! Ах да — я же пьян. Ноги движутся еле-еле, как у паралитика или глубокого старика.       Дверь…       Дойти…       Выйти!..       Исчезнуть навсегда!!!       Что происходит?! Почему… почему я иду обратно?.. К лежащему на белой постели золотому мальчику?.. Он — не мой! Мог бы быть моим… но — нет!       Сутулый измученный мужчина, натолкнувшись на край кровати, осел на колени и уткнулся лицом в белую простыню. Вдруг, он почувствовал на плечах сильные тонкие пальцы.       — Сколько ты выпил? — насмешливый шепот щекочет шею.       — Больше, чем надо, но меньше, чем хотелось бы, Лайт-кун.       — Тогда, давай спать, Рюдзаки, — руки тянут его за собой и затаскивают на кровать. — Все, я тушу свет.       Почему-то Ягами первым делом решил выключить лампу, стоящую со стороны кровати, где лежал детектив и — когда перед глазами последнего мелькнула маленькая коричневая пуговка соска — тот не выдержал. Подхватив своего драгоценного под мышки, L опрокинул его навзничь и впечатал в матрац.       Детектив крепко зажмурился и замер — он ждал жестокого удара в грудь, злобных издевательств и оскорблений… Но только не сияющего взгляда и немного смущенной улыбки, которые он увидел, рискнув посмотреть на Лайта. Руки сами раздернули полы халата в стороны и оголили, наконец, пах. Лайт понял значения выражения — возбудить одним взглядом. Детектив, рвано дыша, скользил бесстыжими глазами по обнаженному месту, рассматривая каждый каштановый волосок, каждую складочку кожи медленно наливающейся плоти. Язык нервно облизывал пересохшие бледно-розовые губы, руки судорожно сжимали полы халата…       — Ты смотришь на меня, Рюдзаки, голодным зверем. Даже немного страшно, — озорные искорки мелькают в карамельных глазах.       — Ты прав. Я очень голоден. Накорми меня, Лайт-кун…       И стремительный бросок, и губы встречают губы, и долгий мучительно-отчаянный поцелуй*, изгоняющий: тоску — из души, боль — из сердца, сомнения — из разума. И дыхания перемешаны, и пальцы переплетены, и бледно-розовый рот отпускает, наконец, припухший коралловый и язык скользит по влажному контуру, продляя удовольствие, и внизу у обоих крутится вихрь. Бледная щека, с уже отросшей черной щетиной трется о персиковую, в порозовевшее ушко — горячий шепот:       — Мой…       В ответ тихий стон…       Что происходит?! Неважно… Нас до сих пор сковывает незримая цепь?! Неважно… Мы связаны красной нитью судьбы?.. Возможно!       L садится рядом, избавившись от кофты, снова падает на Лайта. Только теперь он утыкается лицом в каштановый пах, трется щекой о вставшую плоть. Рука поглаживает, аккуратно расталкивая в стороны стройные бедра, рот скользит вдоль ствола вниз — к поджавшимся яичкам и осторожно втягивает их по очереди в теплую влажность.       — Дай мне себя, Рюдзаки…       L быстро разворачивается и ложится на бок, продолжая дразнить своего драгоценного. Лайт возится с пряжкой, затем расстегивает молнию, пытается стянуть все вместе боксерами… как много лишнего тряпья! Высвободив, наконец, возбужденный орган своего возлюбленного, нежно сжимая, проводит рукой вверх-вниз и мягко захватывает губами головку, язык шаловливо скользит вокруг, забираясь под крайнюю плоть. В ответ детектив тихонько рычит ему в пах и снова, скользнув губами по набухшему стволу, вбирает в рот до середины. Этот вкус… неповторимый, непередаваемый, единственный… И не надо больше ничего… никого… никогда… Он наслаждается нежной, полностью открывшейся поверхностью, оглаживая ее языком, смакуя каждую выступающую капельку. Ноздри втягивают воздух… Я почти забыл, как ты пахнешь! И, расслабив горло, медленно вбирает в себя уже пульсирующую плоть.       — А-а-а-ах…       Лайт, боясь сжать зубы, выпускает изо рта член любимого и, продолжая быстро надрачивать одной рукой, другой тянет вниз мешающие джинсы. Но уже через минуту забывает обо всем, толкается в сладко принимающую его глотку, и стонет… стонет… и, наконец, кричит, судорожно излившись. L проглатывает горьковато-соленую тягучую жидкость, осторожно выпускает, и ласково собирает губами с поверхности головки последние капельки… Но тут его собственная, томящаяся ожиданием плоть, попадает в долгожданный плен. Он видит, как коралловые губы медленно скользят к самому основанию, он чувствует теплую поверхность языка, чуть подрагивающие стенки горла… Это сводит с ума и надолго его не хватает… По телу проносится безумная волна и последнее, на чем останавливается засыпающее сознание — его драгоценный со вкусом облизывает свой припухший коралловый рот…       — Тебе было хорошо со мной Рюдзаки?.. * * * Тетрадь Смерти Правила пользования IV За человеком, получившим Тетрадь смерти, до конца жизни будет следовать бог смерти, потерявший эту Тетрадь. Если человек начнет использовать Тетрадь, бог смерти обычно явится перед ним/ней не позже тридцати девяти дней после первой записи. Боги смерти, владевшие Тетрадью ранее, в принципе не должны делать ничего, что может ускорить или предотвратить смерть человека, чье имя будет записано в ней. Бог смерти совершенно не обязан кому-то объяснять, как использовать Тетрадь или рассказывать правила, касающиеся человека, владеющего ею. © * * *       Детектив проснулся оттого, что его щекотало легкое дыхание… И щекотало оно очень чувствительную часть тела. Приоткрыв один глаз, он увидел, что его золотой мальчик заснул на боку, прижавшись лбом к бедру, и каждый его выдох приятно тревожил успокоившийся — на некоторое время — орган. L, недолго понежившись под теплыми дуновениями, содрал, наконец, с себя джинсы с боксерами, и, присев на уже развороченную постель, оглядел спящего Лайта. Свет прикроватных ламп ласкал теплым сиянием обнаженные участки тела, стремясь проникнуть под махровую ткань, и прикоснуться к спрятавшимся под ней сладким местечкам: «На тебе слишком много одежды, Лайт-кун. Надо вытащить тебя из халата».       Лайт проснулся от знакомого баритона и недвусмысленных прикосновений к определенной части тела, и она — часть тела — уже успела на них отреагировать.       — …говоришь, если мне хочется еще разок, то надо отключить ему голову и простимулировать головку?.. — сидящий на коленях детектив наклонился и поцеловал объект своей речи; одна рука опирается на постель; другая — играет с мошонкой. — Я разбудил тебя, Лайт-кун? Очень хорошо!..       Не дав своему драгоценному произнести ни звука, L, сорвав и отбросив халат, наваливается на свою добычу, нахальный язычок быстро проникает между полуоткрытыми коралловыми губами и пробегает по зубам… «Боги…». От ощущения вкуса собственной спермы, смешанного со вкусом любимого рта, юноша мгновенно сходит с ума, руки сами обнимают сильное худощавое тело. Лайту хочется вжаться в него как можно теснее, бедра сами раздвигаются, две налитых плоти трутся друг о друга. Задохнувшись почти до обморока, любовники все же разрывают поцелуй. Но, едва глотнув воздуха, детектив тут же подхватывает своего драгоценного за торс и переворачивает на живот. И снова жаркий шепот…       — Где тебя потрогать, Лайт-кун?.. Хочешь — управляй мной… — холодные руки мучают пуговки сосков, уже сочащийся член скользит по ложбинке между ягодиц, смазка стекает вниз, к пока еще сжатой звездочке увлажняя ее.       — Рюдзаки… я там… А-а-ах!.. Чистый… — щеки неумолимо краснеют.       Тихий смешок раздувает над ушком каштановые волосы:       — Я понял, Лайт-кун!.. Но L не торопится. Он медленно скользит губами вдоль позвоночника, пальцы не отпускают затвердевшие соски; и только, когда он добирается до ямочек на пояснице, руки спускаются вниз, приподнимают расслабленное тело и ставят юношу в коленно-локтевую. А дальше «садист», придерживая своего драгоценного за талию начинает мучительно-медленно вырисовывать узоры проворным язычком, аккуратно обходя подрагивающее колечко. Тело под ним еще сильнее прогибается, персиковый задок, подрагивая, подается навстречу ласке. Когда детектив, зарывшись лицом между тугими полукружиями, надавливает на дырочку, у Лайта из горла вырывается сдавленный хрип:       — Х-х-х… мучитель!..       В ответ язык толкается в него еще усерднее…       — Смазка… Лайт-кун, ее нет!..       Собрав остатки гениального разума, юноша выдыхает:       — Халат… в кармане…       L, трясущимися от нетерпения руками, вытаскивает тюбик и кое-как сорвав с него крышку, обильно поливает подрагивающее в предвкушении колечко и собственные пальцы. И тут же проталкивает большой палец внутрь. Зрелище от проникновения и стоны Лайта убивают остатки мыслей — он обхватывает своими ладонями крепкие ягодицы и второй большой палец присоединяется к первому. Детектив ловит ритм — то сжимая, то отпуская аппетитные полукружия, он медленно протискивается в начавшую поддаваться звездочку. Недостаточно глубоко! Два больших сменяются тремя пальцами одной руки — длинными и гибкими — и они проворно находят приятное местечко… И вот уже твердая, перевитая венами плоть приставлена к растревоженному отверстию…       Нет!.. Он не сможет!!!       Вдруг хлынули воспоминания — о вывернутом бедре… о луже крови, натекшей из разорванных внутренностей… о застывшей в ней вишне.       — Не-е-ет!..       Возбуждение стремительно спадает.       Его драгоценный извивается и поскуливает, толкаясь упругой попкой вперед, а L обводит пустыми глазами окружающее пространство… И натыкается взглядом на ручку со светодиодным фонариком… В полупьяном мозгу рождается мысль!       — Подожди, сладкий.       Детектив включает фонарик и, зажав ручку в зубах, растягивает указательными пальцами дырочку, пытаясь заглянуть внутрь, и отыскать следы страшных увечий. Здоровый темно-розовый цвет, слегка бугристая поверхность… никаких шрамов! Выплюнув подальше бесполезный предмет, он чмокает поочередно аппетитные ягодицы — мол, я не прощаюсь — и быстро сооружает стену из подушек:       — Потерпи… Я видел это много раз, Лайт-кун — теперь ты тоже увидишь.       L приподнимает своего драгоценного, и обхватив рукой поперек груди, приваливается спиной к подушкам. Лайт, мгновенно поняв, что от него требуется разводит бедра и, прижавшись к груди детектива спиной, сгибает ноги в коленях, садясь в М-образную позу. Член любимого упирается в позвоночник, пачкая его смазкой. Это так приятно!       — Открой глаза!..        Глаза цвета карамели встречаются в зеркале с глазами цвета грозовых туч.       — Смотри!..       Поддерживаемый сильной рукой, юноша приподнимается — и видит свою покрасневшую раскрытую дырочку и собственный напряженный член, чувствует-видит как истекающее смазкой навершие, медленно проникающее в его нутро. По разгоряченным телам скользят тени, беломраморная кожа его возлюбленного блестит от пота, голова сама запрокидывается назад…       — Не закрывай глаза, Лайт-кун.       И Лайт смотрит-смотрит, как его медленно опускают вниз… И чувствует-чувствует, как налитая плоть распирает его заполняет, причиняя легкую боль и доставляя невыносимое удовольствие своей горячей твердостью… — Рюдзаки… я…       Они медленно двигаются в унисон. Глаза цвета карамели закрываются в истоме, но когда они распахиваются вновь, в зеркале их ждут глаза цвета грозовых туч, которые больше никогда не покинут, не отдадут, не отпустят… Два сердца грохочут, как колеса Адского поезда, но сегодня этот поезд мчится в Рай!       — Лайт-кун…       — Рюдзаки…       Движения убыстряются. Лайт видит, как его нутро жадно всасывает в себя пульсирующую плоть и в растянутой предела кишке становится еще жарче. Продолжая поддерживать одной рукой торс, L обхватывает другой откровенно текущий член своего драгоценного и начинает скользить ввех-вниз в такт своим неистовым толчкам…       Их накрывает одновременно — детектив с глухим рыком впивается зубами в дельтовидную мышцу Лайта, тот издает протяжный вопль наслаждения и боли, выплескиваясь в ласкающую руку.       Последнее, что видит юноша сквозь дымку полузабытья — это как из его покрасневшей дырочки медленно вытекает сперма возлюбленного. И это самое прекрасное зрелище во Вселенной…       — Мой!..       Собрав остатки сил, L бережно опускает своего драгоценного на скомканные простыни и, чмокнув поочередно персиковые половинки — мол, спокойной ночи — проваливается в сон. * * * Тетрадь Смерти Правила пользования V В отличие от человека, бог смерти может увеличивать продолжительность своей жизни, записывая в Тетрадь имена. Человек может уменьшить продолжительность своей собственной жизни при помощи Тетради. Человек, завладевший Тетрадью смерти, может в обмен на половину своей жизни получить глаза бога смерти, позволяющие ему/ей видеть имена и продолжительность жизни окружающих. Бога смерти нельзя убить ударом ножа в сердце или выстрелом в голову. Однако убить его возможно, хотя даже сами боги смерти толком не знают — как именно. ©