***
В тереме было тихо. Крадучись провёл ратник Яромила через сени, нащупал в темноте дверную ручку, указал головой: - Здесь она. Громыхнула тяжёлая дверь от сильного толчка. Млада сидела у окошка слюдяного, в ночку тёмную глядела. Обернулась она на грохот, подскочила сразу, замерла напротив гостей, от волнения и радости ничего сказать не в силах. Ступил за порог Яромил, горницу светлую взглядом обвёл, осмотрелся. Выглянул стоящий позади него Вран, прикипел взором к Младе, словно одобрения у неё ища, а та на сотника и не глядела, будто не было его вовсе. С охотника глаз своих не сводила. Вран коротко вздохнул, прошёл вперёд. - Вы тут побеседуйте покуда, да недолго, спать пора, - распорядился он, поглядывая на обоих. – А тебе, Яромил, постелено напротив. Пирогов отведай с зайчатиной. Злата старалась, выпекала. Она у меня девка рукастая, за что ни возьмётся, всё у неё ладится. Ведьмин сын ничего не ответил, только взгляд немного смягчил, а когда хозяин терема скрылся из виду, позволил себе скупо усмехнуться: - Во даёт! - Он вновь оглядел горницу, покачал головой: - Свататься небось собрался. Млада к нему приблизилась, в лицо скуластое вгляделась. - К кому? – спросила с удивлением. - К тебе, не ко мне же! Пока шли дорогой, он о тебе выспрашивал, кто такая да с кем женихаться собралась. - Вот ещё! – гордо хмыкнула девушка и даже отвернулась, выражая пренебрежение к словам охотника. – Тоже мне, жених сыскался! - А затем добавила негромко и сердито: - Речей сладких набаял… А пошто они мне от зазнайки? Слуху приятные, а сердце не греют. Пристал, как банный лист, весь день хвостом бегал, будто я хворая какая… - Ухаживал, – подсказал Яромил, с затаённым блеском глядя на её порозовевшие щёки. Нахмурилась девушка, руки на груди сложила. - Ухаживал… А не любы мне ухаживания евоные. Не знаю, как и отвадить… - В энтом деле я тебе не советчик, Млада. Одно знаю: с пчелой поладишь – медку достанешь, а с жуком свяжешься – в навозе окажешься. Млада губу поджала, задумалась. - Разбери, кто он таков… Чего удумал – не понять. - И верно, чего он таким добрым стал? – посерьёзнел ведьмин сын. – Приютил, а я ведь к нему в гости не напрашивался. Да и не пирогов печёных ждал, а чего погорячее… - Вину за собой чует, - тихо прошептала девушка, глаза спрятав. - Меня подговорил, шоб я тебя умилостивила, остаться попросила. – Внезапно голову она вскинула, сказала твёрдо: - Ежели скажешь уйти – уйдём. Хоть сейчас, Яромил! - Эка ты бойкая. Ладно, - задумчиво протянул тот. – Уйти завсегда успеем, чай не цепью прикованы. А на ночь глядя и идти некуда. Всё, побалакали - теперича спать ложись, девка. Хорошего помаленьку. Ежели что – зови, я за дверью соседней почивать* буду. Улыбнулась Млада, кивнула и в порыве чувств привстала на цыпочки, дотянулась до щеки Яромила, коснулась губами робко. - Благодарствую, - шёпотом горячим ухо его обожгла, дождалась, пока выйдет он, слегка огорошенный, за порог, и дверь за ним прикрыла.***
Спал Яромил плохо. И место чужое этому способствовало, и мысли тревожные донимали, лезли непрошеные, дёргали попусту, изматывали. Гложили его пустые сомнения, как поступить. В дела Млады вмешиваться он не желал – пущай сама разбирается. А потиху уйти - стыда не оберёшься. После, уже под утро, усталость смежила веки, и проспал он крепко до первых лучей Хорса. Встал раньше всех домочадцев, с крикливыми петухами. Не задерживаясь, вышел из терема во двор. Тихо было вокруг, молчала во дворе еще непоеная скотина. Где-то за воротами постукивали конские копыта, слышались далёкие обрывки разговора. Глянул Яромил с крыльца: высились вдоль улиц городища крыши боярских и воеводских теремов с затейливой резьбой на стрехах. Спустился он вниз, направился споро к воротам. - Эй, постой! – услышал он за спиной женский голос, густой, как патока. Обернулся на окрик и не ошибся: звали его. Стояла на верхней ступеньке крылечка Злата с кувшином в руках. Лицо её было строгим, сдержанным, однако Яромилу оно показалось ликом самой Лады. Поймал он взгляд девичий и дышать перестал, замер, едва рот не разинув: привиделась ему та самая полуденница с волосами тёмными, очами ясными, пронзительными – взгляда не оторвать! Тело тотчас в жар бросило, словно та полевая русалка – полуденница к нему прикоснулась. Душно стало, как в Пекле… Нахмурился ведьмин сын, взгляд насилу отвёл, а с места сдвинуться не смог, сколь ни пытался. Встряхнул головой тяжёлой - наваждение туманом рассеялось, только гул в ушах остался, да сердце в груди жаром биться не перестало. Откинула Злата толстую косу за спину, подошла неспешно, вышагивая гордой павой. Внутри охотника всё затрепетало от предчувствия. - Ты Яромил? - Ну я, - с хрипотцой откликнулся парень, голоса своего не узнавая. - Собрался куды? - А тебе что за дело до меня? Ты кто сама будешь? - Злата я, за хозяйством приглядываю, а большего тебе знать и не следует, - задорно ответствовала девушка, щуря тёмные, с хитрецой глаза. – И до тебя, коли по чести, мне дела нет. Вран послал меня. Завидел, как ты к воротам сбираешься, велел догнать, передать, что ждёт тебя сегодня вечерком на разговор. - Чай не девица я, к вашему сотнику на свиданки бегать, - хмыкнул охотник, глаз пытливых, чуть растерянных с неё не сводя. Злата плечом повела: - Как знаешь, наказ я тебе передала, а дальше сам решай. Не сказала она более ничего, махнула подолом понёвы, в терем гордо зашагала. Глядел ей вослед Яромил, пока она из виду не скрылась, и чувство в его душе угнездилось, будто знакомую только что встретил. Постоял он какое-то время, прогоняя дурман, а после повернулся и прочь пошёл, не оглядываясь… Проснулась Млада от стука в дверь. Настойчиво её добудиться пытались, громко стучали, будто пожар случился. Поднялась она с перины мягкой, к двери приблизилась, распахнула, наткнулась на строгий взгляд Златы. - Встала ежели, ступай поешь. И это, - она смолкла, будто проглатывала ком досады, закинула Младе на плечо какую-то одёжку, а потом продолжила: - Вран просил к его приходу надеть. Стиснула девушка в кулаке ткань, неспешно стянула с плеча подарок, обратно отдала, выговорила, смущаясь: - Не нуждаюсь я, возьми. - Как хошь, - с лёгкостью уступила Злата, приняла тряпьё, - токмо сама перед Враном ответ держать будешь. А теперя ступай поешь, стол накрыт давно. Без угощенья хозяин вас всё одно не отпустит. Прикрыла Млада дверь, последовала за Златой. Спохватилась на полпути, замерла на месте, охнув. - Чего разохалась? – поинтересовалась девица. - А где спутник мой, Яромил, подскажешь ли? - С утреца ушёл он со двора. - Куды ушёл? Посерьёзнела Злата, руки в бока упёрла, сдвинула брови. - А мне почём знать? - сказала, сдерживая негодование. – Недосуг мне болтать с тобою о пустяках – работы много. Ты не одна такая, некормленая, так что шевели ногами, а не языком! Млада вздохнула, губы поджала и больше ни о чём не спрашивала. Накормила её Злата кашей, напоила морсом с пирогами, да и ушла дела переделывать, оставила её одну-одинёшеньку дожидаться хозяина терема. Не привыкла Млада без дела сидеть - тотчас вышла на задний двор, давай искать, где бы её руки пригодились. Сновали туда-сюда девки-чернавки, помогали Злате по хозяйству. Злата распоряжалась так, будто не она прислуживала, а ей. Вес имело значительный сказанное ею слово. Наказы и поручения дворовыми выполнялись тотчас, чуть ли не бегом. Нашла себе занятие и Млада. Гуляла во дворе большая чёрная собака. Чернышом кликали его девки между собой, когда кормить собирались. Выглядел пёс неопрятно: грязная шерсть клоками свалялась, свисала с живота и боков. Видать, никто за ним толком не ухаживал – не до того было. Сбегала Млада за гребнем узорчатым, который Зарина перед дорогой подарила, подступила к животному, понюхать себя дала со всех сторон и скормила любопытному Чернышу кусочек прихваченного пирога с зайчатиной. Пёс угощение оценил, слопал его за один присест, вылизал начисто пахнущую вкусностью ладошку, завилял пушистым хвостом, требуя ещё. Млада склонилась к нему, потрепала по загривку, почесала шею. Подсел поближе Черныш, ластиться начал, поддевать мокрым носом её руку. Заместо добавки вынула девушка гребень да принялась расчёсывать шкуру пса, от колтунов избавлять и грязи налипшей. Тот и не сопротивлялся, лёг на живот, замер, язык из пасти высунув. - Вот так, хороший мальчик, хороший, - с улыбкой приговаривала Млада, иной раз поглаживая его клиновидную голову. Пёс тянул к ней свой язык, облизывал благодарно и настойчиво, глядя из-под лба добрыми, признательными глазами. Млада нянчилась с собакой и не замечала, как с крылечка терема на неё посматривала Злата: злые огоньки в глазах её горели, а губы сжимала острая досада. Провозилась девушка довольно долго, зато пёс после её ухаживаний будто заново родился. Когда Хорс поднялся высоко, а двор залило знойным желтоватым светом, похожим на кипящее в котле масло, решила она выпить водицы студёной, да и Чернышу свеженькой принести. С намерением этим направилась Млада в дом, заглянула в одну из клетей, черпнула ковшом, что на стенке висел, воды из бочки и устремилась обратно. Как только вышла за порог, услышала из глубины дома шаги уверенные, сильный, звонкий голос сотника, и сердце её в пятки ушло. Руки ослабли, и до того ковш тяжёлым показался, что она едва не выронила его на пол. Заметался взгляд Млады, точь-в-точь как у зайца испуганного, думала она, куда бы спрятаться от глаз пытливых, жгучих, затаиться ланью тихой, но поздно спохватилась - только за дверь хотела шмыгнуть, как донеслось позади, почти у самого уха: - Почему ты меня избегаешь, краса? Млада ахнула от неожиданности, обернулась, дивясь, как незаметно подкрался к ней Вран. С любопытством смотрел ратник в удивлённое девичье лицо, а зелёные глаза точно посмеивались. - Не меня ли привечаешь, Младушка? – кивнул он на посудину в её руках. - Чернышу водицы несу, - нехотя пояснила девушка и хотела было продолжить путь, однако Вран приблизился на шаг, перегородил ей дорогу, вытянув руку. - Эх, у меня в горле до того пересохло – кто бы напоил… - Дай пройти! – рассердилась Млада. Чуть помешкав, сотник всё же отвёл руку в сторону, а взглядом ещё сильнее увяз в ней, точно шмель в сладкой пыльце. - Ну иди, коли так. Млада дёрнула подбородком, сделала пару шагов, да остановилась в нерешительности. Повернулась, сунула ковш Врану. - Пей! Улыбнулся дружинник, обхватил ковш вместе с её горячими пальцами, малость задержал их в своих широких ладонях, сделал несколько глотков, поверх ободка на неё посматривая. Напился, обтёр усы, а после отбросил ковш в сторону, подхватил Младу на руки, закружил вихрем. - Шальной! Чего удумал? Пусти! – велела она, слабо отбрыкиваясь. - А ежели поставлю – поцелуешь? – Вран замер, склонился к её поалевшему лицу. - Не дождёшься! Посерьёзнел сотник, кивнул: - Добро, – и руки будто разжал, слегка присел – охнула Млада, опоры не ощутив под собою, в смятении крепче в шею крепкую вцепилась. - Поставь, откуда взял! – рассердилась она его шутке. – Привязался, окаянный… - Привязался, - подтвердил Вран весело. - Поставь, тяжелая ведь! - Брось, весу в тебе - что в пушинке. Млада нахмурилась – поняла, что не выбраться своими силами из объятий медвежьих. - Ну чего нахохлилась, аки воробышек на морозе? - спросил сотник, пробежался по ней взглядом придирчивым. – Пошто же ты не в обновке? Размер не подошёл? Али цвет не понравился? - В своей привычнее, - уклончиво ответила Млада, подол понёвы задравшийся гордо одёрнула. – Одёжку люди носят по достатку и по работе. Хмыкнул Вран, на ноги её поставил, однако отпускать не спешил. - Цену себе набиваешь, девонька? - О чём толкуешь, не пойму, - пожала плечами Млада. - Красива ты, точно цветок заморский с лепестками нежными… Да стебель колется. Лестно стало девушке от такого сравнения, но виду она не показала. Глядел Вран на её губы алые, ресницы длинные, щеки румяные, и казалась она ему непорочной, беспечной юностью. Прикоснуться хотелось ласково, вжать в себя, помять наливающееся соками тело, и боялся он чего-то, чувствуя себя отроком неумелым, ни одну бабу не познавшим, хотя видывал их столько на веку своём, что любой бы обзавидовался. С иной бы красавицей не потерпел такого отношения, да и не столь часто ему несговорчивые попадались, обычно девки сами на шею вешались, под ноги стелились, а других, поболе капризных, заманивал он подарками дорогими, словами ласковыми, напористостью и удалью молодецкой. А эта пигалица такую власть над ним заимела... И надавил бы посильнее, да только сомнения в душе зарождались, когда глядел он в светлые бездонные глаза, и думалось лишь о том, чтобы не спугнуть молодку, не обидеть насильем иль словом резким. - Есть хошь? - поинтересовался Вран с заботой в голосе, разбивая возникшую между ними тишину. - Нет, благодарствую. - Хорошо ль с тобой обращались, покуда не было меня? Не обижали? - Обижали? – растерялась девчушка. – Нет, никто не обижал. Жаловаться не на что. - Тады идём. - Взял он её за руку, повёл за собой вглубь терема. - Куды идём? – с затаённым испугом спросила Млада, упёрлась, от волнения пола под собой не чуя. Заулыбался Вран её скромности и робости. - Куды, куды... Ты сыта, а мне есть охота. Оголодал я с дороги. А ты, краса ненаглядная, со мной посидишь да о себе немного порассказываешь, а я послушаю… Долго Яромил блудил по просторному, но тесному городищу, по киевским многолюдным улицам, меж хором и изб, мастерских ремесленников и купеческих лавок, меж людей, говорящих на разных языках, меж торговых рядов, искал средь изобилия товаров подарок для матери. С непривычки терялся он в этом разнообразии, средь тканей узорчатых, платков расписных, каменьев драгоценных, ожерелий, серёжек… Не раз думал сгоряча: надобно было Младу добудиться да с собой взять, она ж девица, подсказала бы, что в подарок сгодится, а ему, бобылю*, редко приходилось замышляться о подобном. Пожалел он и рукой махнул: придётся довериться своему выбору. Как взобрался Хорс высоко на небушко, так и бурная торговля закипела в Киеве, всё больше народу стало сходиться, одни – предлагать товар, другие – приобретать. Проходил охотник мимо лавки одного купца, который драгоценностями приторговывал. Около таких он даже и не останавливался - сразу видать по хитрой холёной роже, что такой выгоду свою не забудет, да тот сам к нему потянулся, внимание привлёк, в почтении голову склонил. - Добрый человек, мимо не проходи! Гляди, что у меня есть! Любую бабу красавицей сделает! – И давай бусы-жемчуга в руках перебирать, сыпать ими на поднос зеркальный. Ослепительный свет самоцветов очаровывал, сверкали дорогие каменья в кольцах, переливался на солнышке перламутровый жемчуг. Вытянул Яромил из груды драгоценностей крупные стеклянные бусы, сунул под нос купцу. - Торговаться не привык, коли цену сходную назовёшь, вот их возьму. Окинул безбородый купец цепкими маленьким глазками Яромила, голову набок склонил, задумался, прикидывая точно, сколько такой предложить может за товар заморский недешёвый. Замешкал он с ответом, было видно, что надеялся выторговать монету-другую, да видать, не сбыться его хотениям, такого покупателя не уговорить и грошика прибавить. - Мой товар – моя цена. Одна бусина стоит пятнадцать серебряных монет… - сложив губы в лукавой улыбке, проговорил купец. – А тут их… - и он загадочно смолк, принявшись перебирать украшение в руках Яромила. Охотник вздохнул коротко, отвёл взгляд, позволив купцу сделать своё дело. Рядом толпились люди. Принял он чуть в сторонку, пропуская народ, и учуял, как кто-то нерадивый, мимо проходя, на ногу ему наступил. - Эй, глаза-то разуй, неуклюжий! – бросил он в спину растяпе и оторопел, когда тот оглянулся: из-под капюшона, накинутого на голову, с молодого лица взирали карие с желтоватым отблеском глаза. Но не это поразило Яромила, а торчащие во все стороны клочья неухоженных седых волос! - Радей?! Ты ли? – лихо воскликнул ведьмин сын и сам от себя не ожидал такой лихости. Реакция незнакомца подтвердила его догадки. Он тотчас попятился от охотника, как от Лиха Одноглазого, капюшон нахлобучил поглубже. - Погоди! – протянул к нему руку Яромил, но только ткани охабня успел коснуться – Радей юркнул в толпу и смешался с ней. – Вот же стервец!- выругался парень и бросил купцу: - Ну чего копошишься, насчитал, нет? - Сейчас, сейчас, - заторопился тот, перебирая суховатыми пальцами бусину за бусиной. Сбился, как нарочно, пробубнил себе под нос извинения, начал заново… - На, держи, копуша! – Бросил Яромил нетерпеливо горсть монет – рассыпались они на подносе сочным звоном, - выдернул из рук купца покупку и, на ходу пряча её за пазуху, поспешил за беглецом. Найти Радея было делом нелёгким при таком обилии народа, однако чутьё Яромила не подвело: припустил он в сторону городских ворот и не ошибся. Парень постарался затеряться среди торгового и ремесленного люда, покидающего Киев-град. Боясь слежки, оглядывался он нередко, зыркал из-под капюшона ястребиными глазами. Не сплоховал охотник, не раз приходилось ему зверя обманывать, затаиваться, а тут человек… Стараясь не упустить из виду его худую спину, подкрался внезапно, выскочил из-за спины рослого мужика с кадушками на плечах, дорогу охотнику перегородил, прямо напротив бревенчатой постройки. - А ну стоять! Вздрогнул, седоволосый, обернулся, смерил Яромила взглядом недобрым. - Ш-шёл бы ты д-домой! Ч-чего п-привязался, аки банный лист к жопе? – шикнул он, озираясь, ссутулился, будто хотел уменьшиться вдвое, исчезнуть с глаз любопытных прохожих, спрятаться ото всех, а в особенности от настырного преследователя. Можно было воспользоваться силой, увести беглеца в укромное место да поговорить, но ведьмин сын вынул из-за пазухи хлеб, протянул ему. - Оголодал, бедолага? Ничего не ответил Радей, сцапал тонкими жилистыми руками угощение и запихнул в рот. Зажевал усердно. И впрямь, видать, маковой росинки у парня несколько дней не было. - Какой прожорливый и дикий, - усмехнулся знакомый мужской голос за спиной охотника. Обернулся он и обмер, как завидел дружинника Врана – Мстишу. Весь при оружии, стоял рыжебородый, точно маленький, но крепкий дубок, на них посматривал с ленцой. - А ты чего тут забыл? – спросил с нескрываемым недовольством. - Тебя, - усмехнулся ратник. - Отпустил меня ваш старшой, теперя я сам по себе. - Ведаю об этом. Не прямо, да право*. - Так чего тебе надобно от меня? - Вран послал за тобой приглядеть, потому как всякое у нас в городище творится. Не обрадовала Яромила эта новость, а с другой стороны, коли делать нечего рыжебородому детине, пущай за ним потаскается по пеклу, авось и поможет, когда понадобится. Мстиша в это время на Радея вылупился во все глаза. - А ты, смотрю, знакомца встретил? Какой дивный… Такого в клетку посадить да за грошики народу показывать. Невидаль экая – седой молодец. - Сам в к-клетку садись, ежели охота! - огрызнулся Радей, утирая с широкого лягушачьего рта хлебные крошки. - Ух, грозный какой, - потешился рыжебородый. - Со мной лучше не с-связываться! - Сморщил парень нос и, сузив глаза, стал похожим на одичавшего пса – не хватало только клыки отрастить. - Да понял я, понял. Я понятливый, - блеснул хищной улыбкой ратник, делая вид, что боится, отошёл в сторонку. - Никто к тебе и не лезет, - успокоил ощерившегося парня ведьмин сын. – Скажи токмо вот чего. Люди говорят, ты оборотня видел. Так ли? - Люди м-многое г-говорят, всего не пе-переслушаешь, - уклонился от ответа седоволосый, став заикаться ещё шибче. – А тебе ч-чего за дело? - Да вот, тоже желанием горю на невидаль дикую взглянуть, токмо идти куда – не ведаю. Подскажешь? - А п-портки в запасе им-меются? – усмехнулся Радей. – Эти-то потом непригодны для н-носки будут. Яромил стиснул губы, растерявшись от подобной дерзости. Наглости этому спесивцу не занимать. Будь он не таким напуганным и жалким, схлопотал бы по зубам за подобное. - А у тебя, видать, не только портки, но и голова ещё одна в запасе наличествует иль две, как у Горыныча, коль языком метёшь, как помелом, и не боишься, что оторвут его вместе с ушами, - заметил спокойно охотник. - Не имеется, - сердито буркнул парень и воскликнул: – Я т-туды н-не вернусь! Хоть режьте! - Ну тихо, заголосил, аки баба базарная, - осадил его Яромил. – Просто покажи, где селище то, и ступай себе с миром. Кинул мрачный взгляд Радей, глухо произнёс с кривой, недоброй усмешкой: - Кто же подобру-поздорову смерти своей ищет? Сделал к нему шаг ведьмин сын, нахмурился: - Нашлись охочие. Сам покажешь иль силой пытать прикажешь? Трусоватое выражение не сошло с лица Радея. Глаза его вспыхнули – видно было, задумался над словами охотника. Хлюпнул он носом, почесал подбородок с жиденькой светлой бородёнкой и заявил: - Добро, с-сделаю, как п-просите. Токмо, - добавил он тихо, зловеще, словно накаркать вздумал, - о том не пожалейте, хоробры.***
Яромил и представить не мог, что ему так несказанно свезёт с горемычным охотником. Решил он, придётся денёк-другой потратить на его поиски, расспросы, мотаться по городищу без устали, а тут такая удача – сам в руки попался! Удалось Яромилу без лишних хлопот разузнать, как добраться до заколдованной деревни. Радей рассказывал без особой охоты, однако вытягивать слова клещами не приходилось. Тут и Мстиша пригодился: достал где-то кусок кожи с нанесёнными на неё реками, лесами, городищами и другими интересными местами и заставил парня повторить свой рассказ ещё разок, чтобы сверить путь со словами седого охотника. Под конец Радей осмелел, меньше стал заикаться, речь его потекла спокойнее, но всё с тем же затаённым блеском в желтоватых глазах. Дивился Яромил, на него глядючи: было ему на вид вёсен восемнадцать-двадцать, с лица – молодой, а со спины – старик стариком. Отпустил нового знакомца ведьмин сын, как и обещал. Радей тотчас подался прочь из Киева-града, а он, в свою очередь, отправился на поиски знахарки, у которой можно было бы свечку восковую приобрести. И в этом деле без рыжебородого ратника не обошлось, знал он нескольких женщин и девиц с подобным ремеслом. Управившись со всеми делами, охотник вместе с Мстишей возвратились на двор сотника. Надумал было Яромил к Младе спуститься да о делах своих поведать, обрадовать, сообщить – в городище ничего уж боле их не держит, хоть завтра поутру можно в путь отправляться. Но не нашёл он девушку в горнице светлой, узнал от проходящей мимо прислужницы, что в бане она парится. А после уже в сенях встретил их дружинник Врана, высокий, точно цапля, Гремислав и оповестил о том, что хозяин терема давненько к столу их поджидает. Вспомнил тут Яромил о приглашении утрешнем, о Злате. Может, и отказался бы пойти, да воспоминания о темноокой красавице томительно отозвались в груди, захотелось ему ещё разок взглянуть на девушку перед их с Младой уходом. Так и очутился ведьмин сын в горнице, где пировал Вран со своими названными братьями. За выскобленным дубовым столом уже сидели дружинники. Двоих из них Яромил узнал – лысого Боеслава и молчаливого Храбра, которые вчера вели его в поруб, остальные – бородатые статные вои в числе около дюжины – были ему не знакомы. Вран сидел во главе стола, обнимал за плечи какого-то дружинника, говорил громко, хохотал заливисто в голос, залихватски размахивая кружкой с хмельным напитком. Обхаживали молодых ратников две девки-чернавки, шаркали юбками по чистому полу, подливали в чаши хмельного мёда, приносили еды. Яствами и вкусностями стол не бедствовал. Чего на нём только не было! И холодец, и капустка квашенная, и варёные овощи с нежной говядиной, и тушеная свинина, и рыба… Яромил почуял, как в брюхе тонко заурчало: за весь день он практически ничего не ел. Захотелось присоединиться к веселью, утолить голод и жажду. А Мстиша ждать, пока его заметят и пригласят за стол, не стал, гаркнул зычно приветствие, подошёл к пирующим. - А ну, братия, потеснитесь чуток! - крикнул он и без дальних разговоров поместился в образовавшуюся брешь. Ему тотчас налили. Вран оглянулся. Кряхтя, подскочил, пошатнулся и цепко ухватился за соседа, удерживаясь на ногах. - А вот и Яромил-охотник пожаловал! – улыбнулся он ведьминому сыну искренне и открыто. – Пришёл – проходи, присаживайся. Дружинники потеснились, выделив Яромилу местечко рядом с сотником. Никто даже слова не сказал, не упрекнул своего старшого за подобное своеволие. Видать, крепко уважали. И не только потому, что главенствует над ними – голой властью много уважения не заслужишь, а за храбрость, за нрав воителя и крепкое плечо. За столом будто бы ничего не изменилось – вои были заняты своими разговорами или хорошо делали вид, только изредка то один, то другой нет-нет и задержит на госте пытливый взгляд, в самую душу метящий. Удивлялись, видать, с каких щей усадил Вран этого пришлого за общий стол. Ведь это право нужно было заслужить, завоевать доверие. А он и не воин даже… Яромил и сам над этим задумался было, да сотник отвлёк от мыслей, протянул ему чарку с мёдом. - На-ка, отведай. Пить охотнику не хотелось, однако пригубил он немного, чтобы не обидеть хозяина. - Ну как, хорошо пошло? – поинтересовался Вран. - Хорошо, - откликнулся ведьмин сын. - Ты угощайся, не сиди сиднем, - усмехнулся сотник и отвернулся к соседу. Они не обмолвились больше ни единым словом, сидели друг с дружкой, будто незнакомые вовсе люди. Хотя так оно, по сути, и было. Яромил не понимал причины промедления и терпеливо ждал. Время шло, плавно текли разговоры за столом, в глотки рекой лился хмель. Вокруг стоял такой шум, что и грома Перунова можно было не услышать. Терпение охотника догорело огарком свечи – хотел он уже потребовать обещанного сотником разговора, как Вран, почуяв это, заглянул ему в лицо и проговорил: - А пошёл бы ты, Яромил, к князю на службу, коли позвали бы? Удивился ведьмин сын вопросу внезапному, задумался крепко, брови свёл. Пошёл бы он служить кому-то? Да он сам себе хозяин и служить привык только себе. Однако другое слетело с уст его: - Мне без простора, без лесов, без ветра вольного никакая служба не мила. Маята одна. - Каков! Думаешь, мы токмо в тереме княжьем да на пирах службу несём? Тебе ль спину гнуть на полях да ремесленничать? Сила в руке есть, сам не из робкого десятка, неужель неохота удалью молодецкой покрасоваться? В далях дальних побывать, мир повидать? Кинул Яромил взгляд по сторонам и обнаружил, что остальные дружинники внимательно следит за их беседой. - А чего его видать? Всё одно, своё милее и краше: такие закаты и рассветы токмо у нас на Руси и бывают, что бы кто ни баял. И девки красотою лепы – любой заморский князь обзавидуется! - Что верно, то верно, - одобрил Вран его слова, а сам продолжил: - Токмо девки твои да рассветы для отроков сопливых и тех, кто меча в руках ни разу не держал, звона железа не слушал и запаха крови вражьей не нюхал. Меч булатный да конь вороной – вот что мило настоящему воину! Вран перехватил хмурый взгляд Яромила, хмыкнул: - А ежели простора и воли хочется, так пожалуйте в степной гарнизон. Правда, степной страже закаты с рассветами встречать недосуг, да и с девками разговор короткий. У них забота особая – ворога стеречь, доглядывать печенега. Единое в тебе плохо, друг: привык один жить, сам по себе, а дружина – то иное, там плечо друга боевого покрепче щита будет, а клятву верности токмо кровью собственной разорвать можно… Не успел Яромил подивиться – откуда это Врану ведомо о его житье, как тот дружески опустил ему руку на плечо, перебил вопросами: - Луком ты владеешь, ведаю. В рукопашную не сплохуешь. А меч-то в руке держать умеешь? Науку ратную знаешь? Верхом держаться умеешь? - Верхом – умею, была у меня лошадёнка… Знаю немного и науку ратную. Как сейчас без этого, - пожал плечами охотник. – Учил меня воин один. Запомнил я крепко: прежде чем другого бить, себя для начала научись защищать. Страхи свои побори, слабости и сомнения. Отхлебнул сотник хмеля, вздохнул с горестью затаённой: - Хороший воин сказал эти слова, потому как прав оказался. Сила воина не в мече, а в воле, стойкости духа. Тяжелая это работа – ратствовать, ох, тяжелая. А делать нечего. Коли князь позовёт – не откажешь, ведь за князем и дом наш с детями да жёнками, матерями и отцами, и родная земля-матушка! Ведомо ли тебе, сколь врагов имеется у руса? Да ни у кого стольких нет! А, мы щедрые, пущай приходят, не стесняются, доброго железа на всех хватит! Мы – воины, наша доля – ратствовать, врагов разить, мечом и доблестью славу добывать! Понимаешь, о чём толкую? Яромил отхлебнул из чарки, помычал, смакуя пряный вкус напитка, проглотил, кивнул согласно.Слушая его, думал ведьмин сын о том, что не было во Вране той жажды крови, которая ему привиделась раньше. Он был старше лет на пять, но пережил уже столько, что на несколько судеб с лихвой хватит. Говорил он красиво, бахвалялся своими подвигами, попивая хмеля. Краем глаза заметил Яромил, как Мстиша, слушая, враз опрокинул в себя полную чарку, крякнул, обтёр мокрые усы, а после поймал одну из прислужниц, которая не успела мимо прошмыгнуть и усадил её к себе на колени. Стиснул в широких лапищах, принялся мять пышную грудь. Та без стеснения запрокинула голову и хохотала весело, пока жадные широкие ладони бегали по её телу. Вторая девка вскоре очутилась на соседних коленях, не противясь ласкам полупьяного дружинника. - Ни побед, ни богатой добычи, ни славы не надобно мне, - вымолвил Яромил, когда Вран уставился на него в ожидании ответа. - А чего же ты хочешь? Не успел и слова ответить ведьмин сын – в дверях показалась Злата. Появилась, будто радуга яркая после дождя, взгляды воев к себе приковала прочно. Несла она перед собой большой кувшин. Волосы её были собраны на затылке, открывая на обозрение красивое румяное лицо, длинную лебединую шею. Заметил охотник, с каким интересом смотрели на неё пирующие, замолкали сразу, как проходила она гордой павой рядом с ними, хотели дотронуться до такой красы, но только взглядом ласкали, руки не распускали. Болеслав ткнул под локоть рыжебородого соседа. Поднял Мстиша голову и сей же миг отпустил пышногрудую чернавку. Вперил в Злату лихой взгляд, причмокнул плотоядно, оскалил белые зубы, то ли злясь, то ли улыбаясь. Когда подошла Злата ближе, ощутил охотник в груди своей странное томление, будто сердце его увеличилось в размерах, трудно стало дышать. Повинуясь еще неясному чувству, следил он за ней осторожным, робким взглядом и отвести не мог, как другие. В оглушающей тишине слились все звуки. Яромил осушил залпом чарку, приблизилась к нему Злата, плеснула хмеля – щедро полилась тугая струя. Углядел охотник, как чуть дрогнула её рука. Углядел это и Мстиша, стрельнул в Яромила недобрым волчьим взглядом. Лицо его, красное от выпитого, раскраснелось еще шибче – точь-в-точь варёный рак. Взял он мясо с тарелки, впился в него зубами, зажевал да едва не поперхнулся. Вран втихую наблюдая за ним, растёкся в масляной улыбке, прищурился хитро – смекнул что-то, но ни слова не сказал. - Ты чего это? – усмехнулся Боеслав, по спине соседа похлопав. – Куска пожадничал? - Пожадничал, - процедил сквозь зубы рыжебородый, утёр от жира губы. – То, что мне причитается, завсегда моим будет, - сказал и на Яромила уставился собакой злющей. Не ответил ведьмин сын на взгляд, не заметил его даже, в мыслях своих пребывая, с девушки глаз не сводя, а Злата ресницы опустила, подолом величаво вильнула и вон пошла из горницы. - Эх, - хлопнул Мстиша ладонью по столу, сглотнул злобу и чарку поднял, - давайте выпьем, други! Продолжался пир едва ль не до утренней зорьки.***
Яромил конца пира дождаться не стал, отправился почивать, как только они с Враном дело обговорили. Обещал он сотнику поразмыслить над предложением его. Лестно было слышать о том, что умения его и физическая сила, которая испокон веков в почете у воинов, пригодились бы князю Святославу. Сделали бы его княжим отроком, взяли бы в молодшую* дружину, а как показал себя в сражении мужем храбрым, бесстрашным, так и попал к нему в сотню без разговоров. Рассказал Вран и о том, как ценит свою дружину великий князь, с какой щедростью одаривает. Любо было слушать Яромилу о подвигах его, об упоительном чувстве, когда кипит кровь, когда меч булатный в верной руке твоей подобен пёрышку и побратимы плечом к плечу стеной ломятся на врага, вырывают зубами трудную долгожданную победу. Яромил хмыкал и удивлялся про себя, с чего он заслужил такой чести. Не благодаря ли Младе? Ищет Вран его, Яромила, расположение, чтобы сыскать любовь его спутницы… Подливая гостю меда, он порой пытался перевести разговор на Младу, разузнать о ней поболе и хвалился шибко, как хорошо ей будет под крылом его большим и тёплым, если они сговорятся. Не из тех людей Вран, что размениваются по мелочам. Таким либо всё, либо ничего. И всё бы хорошо, да боялся он сблизиться с кем-нибудь, прорасти в людей, как прорастает дерево корнями в землю. Он чурался их, точно волк, и лишь наедине с природой, с лесом, который навсегда останется его домом, он ощущал себя на своём месте. Быть одному, заботиться только о себе и своих потребностях – это не привычка, это его уклад жизни. Как его менять? И надо ли отрекаться от привычного, родного? Вышел Яромил из сеней терема в ещё пустующий двор, постоял на крыльце у резного столба, наслаждаясь тишью, благодатью, а после сбежал с него, заспешил к воротам, словно бы гнался за ним кто. Он и сам не понимал, отчего торопился побыть в одиночестве, в поле чистом, мысли охладить после вчерашнего доброго хмеля. Городище понемногу оживало. Ощущение полного одиночества пропадало с каждым мгновением: то там, то тут раздавались чьи-то голоса, смех, шум, конское ржание. Где-то бухал кузнечный молот. Недолго размышляя направился ведьмин сын по широкой улице к городским воротам Киев-града. Они были уже открыты, на заборолах во всеоружии стояли несущие дозор гридни, развевались на башнях знамена. Беспрепятственно покинул городище Яромил. Оставил позади мощные бревенчатые стены, окинул взглядом прищуренным рыбацкие лодки, лодии, мерно покачивающиеся на серебряных волнах Днепра, и отправился через мост к ближайшему лугу. Ясным и светлым было небо. Тёплые порывы ветра приносили душистый запах нескошенных трав, от которых дурманилась и тяжелела голова. Вдыхал его Яромил, оглаживая взглядом любовным заросли ромашек и клевера, подорожника, колокольчиков голубооких, лютиков и других цветущих трав. Чуть поодаль тянулся густой гребень зеленого леса. И слышно, как шумит, колышется изумрудная листва берёз и как кричат где-то, будто за краем земли, неугомонные птицы. Снял Яромил обувку, пошёл по траве, что ковром мягким, ласкучим стелилась, солнышку лицо подставил… - Эй! Постой! – донеслось порывом ветра ему в спину. Обернулся Яромил, глазами расширенными всматриваться стал. Подняв края своего сарафана, чтобы не споткнуться об него, шла к нему наперерез со стороны городища… Злата! Видать, бежала за ним – он даже на расстоянии ощутил жар её разгорячённого тела. Из собранных в пучок густых тёмных волос выбилось несколько прядей. Приблизилась она к охотнику, подняла глаза бездонные. В них светился явный интерес. Успел ведьмин сын удивиться её странному поведению, спросил: - Злата? Зачем пришла? Случилось чего? - Разговор у меня к тебе, мил человек, - проговорила она, убирая волосы с озабоченного лица. Голос её был немного уставшим, строгим, но при всём при этом не терял своей привлекательности. – Ежели не поможешь, беды не миновать… Мгновенно напрягся Яромил: - Говори, не тяни. Чем помочь, о какой беде толкуешь? - Да вот, пришла, откуда не ждали… - уже спокойнее молвила девушка, глаза от него в сторонку отвела. – Спасать тебе надобно спутницу свою. - От чего же спасать? - Худо ей будет, ежели Врановым уговорам поддастся. Немощь у него к девкам красным, соблазном искушен. Ему с любой бабой тешиться услада, отродясь он в них недостатку не знал. А Млада твоя – дурёха, мала да наивна. Помилуется он с ней, попользует и бросит, как вещь ненужную. - Что мне заботы до её сердешных дел? – усмехнулся охотник. – Я ей не муж, она мне не жена. Пущай знается, с кем хочет. Да и у Врана к ней вроде как нешуточные чувства имеются. - Ах так?! – выпалила рассерженно Злата, в глазах её точно кипящая смола разлилась. - Ты думаешь, ему её чистая душа нужна? Нет! Токмо тело её молодое да сочное, аки у ягнёнка! Да и что он нашёл в ней, ума не приложу! Сманила, поди, бесстыдством своим и рада-радёхонька! И играться с ним вздумала, аки кошка с мышкой… Не знал Яромил ревности, да и некого было ему ревновать, но внутри при речах услышанных шевельнулось что-то резкое и неприятное. Не выдержал он, нахмурился, пробасил в сердцах: - Чего ты её позоришь зазря? Чего беснуешься? Али приласкал тебя Вран да забыл? Ревнуешь – ревнуй! А на девку честную напраслину не возводи! Опалила его Злата взглядом своим, как кошка когтем царапнула. Гневный огонь в душе её разжёгся. - Забери её, уведи от гнева моего! Я хорошо отблагодарю тебя, ежели сделаешь, как прошу. Вперил в неё Яромил пытливый взгляд, не понимая, почему ещё стоит с ней рядом, разговоры ведёт, вместо того, чтобы просто не послать эту строптивую бабу за тридевять земель. - Што ты можешь дать мне, девка? - Думаешь, не вижу, как смотрел ты на меня вчера? Взглядом пожирал, будто я лакомство какое заморское! Чай по нраву пришлась? И сказать бы Яромилу, насколь права она оказалась в догадках своих, только вместо признания слетело с его крепко сжатых уст обидное: - Дура ты, дура, хоть и красивая. И мнишь о себе больше положенного. Считаешь – глазками стрельнёшь, так все мужики по тебе слюной исходить будут? - А разве не так? - с вызовом бросила девушка. Наполз на её щёки запоздалый румянец. Ничего не ответил ведьмин сын, отвернулся, спрятал взгляд, чтобы не смогла она, бесстыжая, прочесть в нём ответ. - Стыда в тебе нет, - сухо и горько бросил он. В запале чувств преодолела Злата разделяющий их шаг, взяла его за плечо, к себе повернула, наклонилась к самому лицу. - Нет, в самом деле… Хочешь убедиться? – зашептала томно. Голос её вмиг стал ласковым, нежным, влекущим. Тревожный блеск сменился бесовскими искорками. Перехватило дыхание у Яромила. Хотел он оттолкнуть её, рассмеяться, да не смог. Тайное, срамное желание вдруг зацепило его, когда почуял он руки девушки у себя на груди – горячие, мягкие, пахнущие мятой и земляникой, запах солнца, от волос исходящий, вдохнул. Посмотрела Злата ему в глаза, а после губами к губам приникла. Яромил вздрогнул. Поцелуй обжёг, словно факелом смоляным в лицо ткнули, тотчас жар разошёлся до самых ушей, спустился ниже по телу тёплой истомой. - Ты что, сдурела, девка?! – отстраняя её из последних сил, прохрипел он. Ничего не сказала девушка, вновь подалась навстречу, прижалась к нему мягкой грудью, бёдрами крутыми, словно лёгкая речушка к каменистому берегу. И он приник в ответ, приник поневоле, влекомый неясной силой… Нашёл алчущим ртом её сочные губы, податливые и желанные, обхватил рукой за талию, другую сунул в волосы, распуская их. Рассыпались по плечам длинные пряди. Не стерпела Злата, глаза прикрыла, тихий стон издала. Припухлые алые губы обожгли его горячим дыханием, в чёрных, как ночное небо, глазах яркими звёздами мелькнуло желание. Она вдруг обессилела в его крепких руках. И тогда Яромил потянулся за её ускользающим телом, увлёк за собой в примятую траву, на прогретую Хорсом землю. - Желанная… - зашептал ей жарко, жадно целуя шею, чуть подрагивающими пальцами пытаясь высвободить из одежды. – Желанная моя…