Жизнь "После" III. Земля и Небеса.

      Отец исчез как обычно — без предупреждения, рано утром. Михаил вернулся на ту площадку — и уже никого не застал. Только сонные вихри приподняли морды, поворчали на нарушителя спокойствия и опять задремали.       Михаил сожалел об уходе Отца — у него было слишком много вопросов, на которых он не находил ответов. А ответы были нужны ему сейчас — как воздух. Его братья-архангелы вышли из-под контроля. Хотя, если уж быть совсем честным, никогда ему не удавалось контролировать никого из них. Даже Варахаил шел своей дорогой, еще и до встречи с Мириам. Хаос бы побрал этого экспериментатора! Все лазал, изучал и исследовал. И вот, доисследовался!       Архангел верил Отцу про сплетенные души. Он и сам видел это. Правда, до последнего момента отказывался принимать такое положение вещей. И сейчас, в одиночестве, он смог признаться сам себе — ему завидно. Это ужасное чувство — зависть, ведь оно съедает всего его изнутри. Ему тоже хотелось испытать такое ощущение.       — Отец, я не знаю, слышишь ли ты меня. Но я все-таки скажу, иначе невысказанные слова сожгут меня изнутри! Я во многом не согласен с тобой — особенно в том, что касается наших братьев и их отношений с людьми. Но я приму это, как принимал все, что ты говорил мне. Мне трудно смириться, но я смирюсь. Но я до сих пор не познал тех чувств, о которых мы с тобой говорил. И мне… — архангел запнулся, чувствуя, как слово жжет язык. — Мне завидно, Отец. Ну вот. Я признался. И легче мне не стало!       Михаил вскочил на ноги, развернулся — и лицом к лицу столкнулся с Варахаилом. И ощетинился, напрягся, всматриваясь в лицо брата и ища там насмешку или издевку. Но Варахаил был серьезен, в темных глазах было… сочувствие?       — Извини, Михаил. Я не хотел подслушивать, так нечаянно получилось. Я вообще-то к Отцу шел.       Михаил молчал, опустив голову.       — Михаил…       — Извини, брат, мне надо идти!       — Погоди! — Варахаил поймал брата за руку. — Погоди. Давай поговорим. Мы с тобой так и не разговаривали толком с давних времен.       — Я не уверен, что стоит сейчас терять время…       — Михаил! Посмотри на меня!       Михаил с трудом поднял глаза. Варахаил смотрел серьезно, прищурив глаза.       — Ты мучаешься, я же вижу. Все мы видим. Я долго пытался понять, что с тобой происходит, но никак не улавливал сути. Сейчас многое объяснилось, но нельзя вот так просто сказать слова в пустоту и уйти, ты только вредишь сам себе.       Замыкаешься, не даешь твоему внутреннему огню выйти наружу — и он в какой-то момент просто вырвется и уничтожит тебя, понимаешь?       — Я не могу с тобой разговаривать. Потому что я не уверен в тебе — я не уверен, что мои слова потом не будут переданы другим.       Варахаил помолчал.       — Твой упрек справедлив. Но тайны я хранить умею. Впрочем, что я тебя уговариваю, ты не маленький. Я тебе сказал — ты услышал. И теперь только ты сам определяешь, как ты распорядишься этим знанием.       Варахаил повернулся и начал спускаться с площадки.       — Варахаил, погоди!..       Оклик сзади, голос почти не слышен. Архангел оборачивается — Михаил стоит, закрыв лицо руками.       — Погоди… Мне надо… Мне так много надо сказать! И не только тебе!       — Гролл, что это за место? — Люцифер медленно плыл по чернильной пустоте, наслаждаясь ощущениями. — Как на большой глубине, только не в воде, а в воздухе?       «Это мой дом. Название места тебе ничего не скажет, ученик. Но найти самостоятельно это место ты не сможешь»       — Ух ты! — Люцифер перевернулся и посмотрел в полуприкрытый глаз учителя. — Твой дом? Вот уж не думал!       «Да. Это явно не твоя стезя!»       — Ха! — Люцифер закинул руки за голову. — У меня иммунитет на подколки! У меня два обормота-братца, которые постоянно пытаются на мне отточить свое остроумие!       «А это и не шутка»       — Да ладно тебе, учитель. Все же в итоге хорошо закончилось! И Леосила мы вытащили — а ведь, не попадись мы, так и не узнали бы, что он жив!       «Побочный эффект»       — А заодно и развлеклись!       Люцифера вдруг сжимает до хруста в костях, он сдавленно охает и замирает.       «Поменьше бы таких развлечений, ученик!»       Красный глаз Гролла широко раскрыт, в нем пробегают кровавые молнии и яркий свет разгорается в затягивающем сознание зрачке.       — Учитель…       «Люцифер, твоя беспечность и твои эмоции притягивают любопытствующие и не всегда добрые силы, я говорил тебе это неоднократно. Пока ты не научишься держать себя в руках — ты постоянно будешь влипать в переделки. Может, и хорошо, что тебя потрепало. Но у меня есть ощущение, что ты ничему не научился»       — Учитель!..       «Твоя техника медитации далека от совершенства. С этого момента ты начинаешь новый этап совершенствования. Ты останешься здесь, пока я не сочту твое обучение хоть на малую часть доведенным до нужного состояния»       Давление слегка ослабло и Люцифер смог вдохнуть и слегка пошевелить крыльями.       — Учитель, а как же мои люди?       «Твои люди?»       — Хм. И правда, прозвучало как-то… странно. Я имею в виду Адама…       «Я понял, о ком ты. За ними присмотрят. От тебя зависит, насколько все затянется»       — По опыту могу сказать, что даже самый малый срок обучения превышает срок жизни человека втрое.       «Здесь время течет по-другому, архангел. Ты вернешься в тот срок, что тебе предопределен. А теперь, даю тебе три счета времени…»

***

      Знаете, какое самое тихое и умиротворенное время? Раннее воскресное утро в середине июня, в маленьком приокеанском городке. Редкий крик чаек, вкрадчивый шепот волн и редкое брехание собак — это единственные звуки, нарушающие тишину. Все еще спят, и впереди ждет спокойный день, наполненный светом, солнцем и отдыхом. Даже пекари в воскресенье встают позже и еще нет упоительного запаха свежего хлеба.       Бенни сидел на крыльце своего ресторанчика с набитой трубкой и вчерашней газетой. Он проснулся рано и не смог уснуть. Вышел на улицу, вдохнул полной грудью соленый воздух — и решил устроить себе получасовую сиесту, которая затянулась уже больше чем на час. Он видел, как солнце робко и сонно появляется из-за волн слева, постепенно окрашивая все вокруг в фантастические сиренево-пурпурные цвета. Видел, как вдалеке проплыл парусник, вокруг которого играли дельфины. Видел, как просыпались воробьи на живой изгороди, как слетались в стайку, о чем-то тихо и таинственно перечивикиваясь. Трубка уже давно погасла, газета лежала на земле, лениво шевеля страницами под утренним бризом.       С возвращением Роузи все встало на свои места — и все поменялось. Бенни нравилась ведунья, но он никогда не рассматривал ее как объект своих мечтаний. Уж слишком она была… резкой на язык. Он всю жизнь побаивался таких женщин. И он был ужасно рад за нее и за ее чувства не к нему. Но его очень беспокоил избранник ведуньи. Высшее существо, посланник Бога — и любовник человеческой женщины. Это было… нет, не неправильно. Необычно. Не в традициях — а уж он-то знал толк в традициях!       Это знание жгло Бенни изнутри, ему хотелось поговорить с кем-нибудь, спросить совета, найти успокоение для собственных мыслей. Нет, головой он понимал, что говорить ему ни с кем нельзя. Категорически. Архангел был прав. Люди в большинстве своем просто не поймут ни Роузи, ни ее друзей — а там и до беды недалеко.       За спиной негромко прихлопнула дверь, кто-то тихо прошелся по слабо скрипнувшим доскам и присел рядом. Пахнуло медом, карамелью и ладаном. Несколько минут тишины.       — Я очень надеюсь, что ты не наделаешь глупостей. — сейчас в голосе Габриэля не было и тени насмешки.       — Нет-нет! — Бенни испуганно поднял руки. — Я никому и ничего…       — Тебя прямо распирает. Ну, так поговори со мной. Я по воскресеньям не кусаюсь — если только не доведут до ручки.       — Я вот не понимаю… — Бенни откашлялся, поелозил, выбил трубку, достал кисет. Габриэль терпеливо ждал, кроша в руках кусок черствой горбушки и разбрасывая крошки на дорожку. — Я не понимаю. Почему ты думаешь, что наши соседи плохо среагируют на новость о тебе и Роузи? Ведь это милейшие и тишайшие богобоязненные лю…       — Вот! — Габриэль поднял палец. — Вот оно. Богобоязненные. Бенни, ты вообще понимаешь, ЧТО случится в уме этих людей, если они узнают, что мы — архангелы и ангелы — не просто бесплотные духи? Что мы еще можем и любить. И оставлять потомство? Поверь мне — черная зависть и злоба поглотит их умы.       — Откуда ты знаешь, ты же с ними не общался!       — Я знаю. Уж поверь мне. — Габриэль грустно улыбнулся. — Знаю — потому что однажды из-за меня уже погибла женщина. А я не успел спасти ее. Точнее, не успел спасти ее тело — ее душу я все-таки вытащил в небесное царство. Ее сожгли на костре, узнав про связь со мной.       — Так это когда было-то! С тех пор…       — С тех пор, Бенни, ничего не поменялось. Разве что на костре не сожгут, предварительно протащив за волосы привязанной к лошади по городу. А просто расстреляют или взорвут.       Бенни онемел — описываемая картина не укладывалась в голове.       — А…       — Ее звали Агота. Она была обычной крестьянской девчонкой, дочерью и помощницей пекаря в деревушке под Мадридом. Она вся светилась и всегда улыбалась. А я…, а я был идиотом. Как раз тогда начала свое массированное движение ваша инквизиция. Сейчас, уже когда все прошло, умом я понимаю, что Агота, скорее всего, долго бы не прожила. Понравилась бы какому-нибудь вельможе, отказала бы ему в утехах — и все. Привет. Но кто его знает, а вдруг она бы все-таки дожила до старости, нарожала бы кучу таких же светлых и радостных детишек, да и скончалась бы в окружении детей, внуков и правнуков тихо в своей кровати, под безутешные рыдания престарелого и порядочного супруга?       Габриэль помолчал, сжимая в руках остатки хлеба.       — Она была глубоко верующей. И исправно ходила на исповедь к своему духовному отцу, который знал ее с пеленок. Вот этот… падре … и выдал ее инквизиторам. А меня как раз отозвали на небеса. Агота не стала звать меня на помощь. Она стойко вытерпела все, что ей приготовили мучители — все. Кроме огня. Уже умирая, она позвала меня — и я опоздал. Конечно, я тогда в гневе стер с лица земли и тех инквизиторов, и того … падре. Но спасти ее я уже был не в силах. Только вознести ее душу в наши сады. Там она нашла успокоение. А я до сих пор никак не могу себя за это простить.       — А… Роузи знает о ней?       — Знает. Более того, я даже их познакомил — на свою голову! Потому что, оказывается, язычок Аготы не менее остер, чем у Роузи!       Бенни осторожно хихикнул, представив архангела, сидящего на земле, прикрывающего голову руками — и двух женщин, обтачивающих о него свои раздвоенные языки!       — Да-да, примерно так все и было. — Габриэль улыбнулся, подсмотрев мысли Бенни.       А потом посерьезнел.       — Поэтому я тебя очень прошу, Бенни. Если тебе совсем невмоготу, просто поговори со мной или ребятами. Но больше ни с кем. Я не всегда рядом…