***
Силиврен очнулась от голоса Двалина. Гном тряс девушку и сдавленно ругался. С трудом ей удалось сфокусировать взгляд, и не сразу она обратила внимание на то, что вокруг них собрались все члены отряда. Лица у гномов были встревожены, они шепотом переговаривались друг с другом. - Что произошло? - Бильбо подал девушке фляжку воды. - Ты ворочалась во сне, а потом... Будто что-то пришло извне, я не могу объяснить. Мне вдруг стало очень тревожно, беспричинная паника овладела мной. Кому-то, как и тебе, наверное, снился кошмар, все вокруг будто застыло во времени, а потом ты закричала. Яркая вспышка света ослепила всех, разгоняя кошмары и страхи, а потом ты затихла. Двалин сбросил наваждение и первым бросился к тебе, пытаясь разбудить, но ты не реагировала на его действия. - Мне снился сон, плохой. - Силиврен силилась вспомнить ощущения, что были связаны с ним. Пламя, ее суть! Она схватилась за голову, шипя сквозь плотно сжатые зубы. Тысячи земных жизней, перерождения в разных оболочках - она вновь здесь. С каждым разом становилось все сложнее, боль и тошнота накатили со страшной силой, казалось, разум девушки не сможет принять истину. Видя, что дело плохо, Двалин в один миг очутился рядом, встревоженно взглянув на Балина. Воин развернул девушку к себе и обнял, крепко прижав к себе. Гортанный говор на кхуздуле в тишине зазвучал внезапно громко. С каждым словом, Двалин будто делился своей силой с несчастной. К нему подошел его брат, и положив руку ему на плечо, стал повторять слова заговора. Бифур и Ори переглянулись, и не раздумывая, направились на помощь. Спустя мгновение, их примеру последовали все остальные. Бильбо с широко раскрытыми глазами смотрел на картину, что развернулась перед ним. В кольце гномов безмятежным сном уснула на руках воина Силиврен, но наугрим лишь продолжали свой обряд, и будто сама земная твердь вторила их голосам. Тихую поступь Торина и Фили они не услышали. Увидев происходящее, король поспешил в центр круга, бережно принимая девушку из рук товарища, да прижимая к себе. Слова чар срывались с его губ, вплетаясь в общую песнь. Бильбо ощущал себя лишним, но по-наитию, решил подойти ближе и положить руку на плечо Бомбура. Гном кивнул, не прекращая говорить слова заклятия. Они имели силу, маленький хоббит ощущал ее вокруг, да поражался, сколько всего скрыто в его товарищах. Гномы резко замолчали, не разрывая, однако, круг. Торин кивнул, и только тогда наугрим стали расходиться. Король тихо отдал распоряжения, отряд быстро пришел в движение. Сборы не заняли много времени. Несмотря на любопытство, Бильбо быстро собрался, и не стал приставать с расспросами, справедливо полагая, что все ответы он получит в Озерном городе. Вскоре, отряд направился к главным воротам, Торин передал Силиврен Двалину, убедившись, что облик ее надежно скрыт. Привратник не задавал вопросов, золотая монета в его рука способствовала молчанию.***
Великое бедствие севера, Смауг Золотой, Ужасающий, Великолепный, и имеющий еще много разных имен на позабытых языках, пробудился ото сна. Древний ящер, что видел ушедшие эпохи и царства, что видел блеск и силу Дор Даэдолота, как и печальное его падение в пучину моря, прервал свой безмятежный сон, узрев в ткани мироздания изменения. Яркой вспышкой всколыхнулось размеренное течение Песни, да только вспышка эта была сродни его истинному огню. Новая судьба ждала Эа, раз явилась сила, давно позабытая и ушедшая в небытие. Смауг ждал следующий знак, желая и в то же время опасаясь того, что явится следом. Гора вздрогнула, гул по земной тверди шел далеко: в Озерном городе люди привычно стали молиться Единому, дабы миновало их лихо. Чуть позже ощутил дрожь земли и Таур в скрытом замке в Лихолесье. Гномы Железных Холмов и Орки на горе Гундабад – все они понимали, что время покоя завершилось. Темные твари точили мечи, подгоняемые злым роком и волей Проклятых, слуг самого Саурона, эльфы и гномы лишь усилили дозоры, привычно им было жить при постоянной угрозе. Люди же здесь практически растеряли свою доблесть, став торговцами и рыболовами. Воинов было мало, обычно охраняли торговые пути эльфы. Сегодня в город вошли путники. Отряд гномов в дорогих одеждах, с добротным оружием, девушка на руках одного из воинов, чей облик был скрыт за широким плащом с меховым подбоем и полурослик. Люди шептались, провожая взглядами странных гостей. Барда Лучника, скрытого в тени, не заметил никто. Мужчина был хмур, смотрел он на отряд без благодушия, но и без ненависти. Слишком многое могут изменить эти гномы. Надменный и злой взгляд гнома, что шел впереди, отпугивал особо ретивых и любопытных зевак, и отряд вскоре добрался до постоялого двора, где им удалось разместиться с комфортом. Золото быстро помогло найти хорошие комнаты, теплую ванную и постели. На путников глазели местные пропойцы, кто-то уже побежал к бургомистру докладывать о необычных гостях. Силиврен же, закутанную в тяжелый и теплый плащ Торина, разместили в отдельной комнате, у входа в которую принял дежурство Двалин. Девушка пробудилась от колдовского сна и пожелала остаться одна, и наугрим не стали препятствовать. Торин был хмур, так и не добившись от возлюбленной ни слова. Что-то очень серьезное случилось за то время, что он ходил на разведку, настолько, что пришлось возносить молитву Махалу, даруя силы девушке. Что могло так измотать ее? Темная тварь, проклятый король лесных эльфов или же дело в ее даре, магии и силе? Вопросы множились, как и тревога. Сказав Двалину, что он сменит его через полчаса, Торин спустился в зал к остальным товарищам. Ужин в таверне не помешает, этот день и так был непрост. Сев за стол, узбад наткнулся на задумчивый взгляд Бильбо. - Слишком много странностей. Надеюсь, Гэндальф поможет разобраться в этом всем. – Хоббит устало вздохнул. - Мага еще нет, а завтра нам отбывать. И мы не имеем права терять время, дожидаясь истари. Он и ранее появлялся, переворачивал все с ног на голову и пропадал на десятилетия. У нас есть задача, которую надо выполнить во что бы то ни стало. - Я понимаю, но хочу верить в то, что Гэндальф нас не бросит. – Бильбо серьезно посмотрел на Торина. – Он никогда не предавал друзей! - Я и не говорю, что он нас предал. Нет. Только лишь то, что мы для него слишком незначительные фигуры, его дела могут быть куда важнее нас и наших жизней. – Король лишь печально улыбнулся. – Мудрые живут и мыслят иначе, чем мы. - И все-таки, Гэндальф отличается от других. Он понимает нас, ближе к нам. Я не могу это объяснить, лишь ощущаю. – Бильбо был уверен в своей правоте. – А Силиврен не придет на ужин? Как она? - Не думаю, что она спустится. У тебя и моих племянников много вопросов, я отвечу на них позже. Пока же лишь хочу сказать, что произошло что-то очень серьезное, нам пришлось применять силы, которые наш народ предпочитает не демонстрировать и использовать крайне редко. И очень прошу тебя, как друга, не распространяться об увиденном. Мало кто из чужаков видел нашу магию. Тебе я доверяю полностью. - Король серьезно посмотрел на Бильбо. Хоббит не ответ взгляд, кивнул. - Я не предаю доверие друзей. И сохраню эту тайну. Для меня честь быть твоим другом, Торин, и я не разменяю нашу дружбу ни на что. Узбад улыбнулся. А молодые гномы внимательно слушали разговор, не перебивая и не вмешиваясь. Торин же быстро закончил трапезу, попрощался с отрядом и пошел к Двалину, чтобы его сменить, да надеясь на то, что Силиврен сможет объяснить хоть что-то. Неопределенность витала в воздухе, он не знал, как девушка относится к нему, понимает ли всю серьезность ситуации и насколько тяжелый груз прошлого несет сама. Сможет ли она принять его? Их беседа будет крайне непростая. Захватив на стойке блюдо с ужином для девушки, Торин поднялся на второй этаж.***
С другой стороны в город въехала одинокая странница верхом на верблюде. Ее одежды были закрыты, лишь глаза и кисти рук могли бы увидеть прохожие. Но никому до женщины не было дело. Люди с востока часто приезжали по торговым делам в Озерный город. Женщина ехала к старому травнику. Имени его люди не знали, так и звали: «травник». Откуда он пришел в город, тоже никто не ведал, но лет тридцать назад мужчина прибыл с востока и спросил дозволения занять старый дом колдуньи. Люди не селились там, дом ветшал, стоя почти на отшибе у края города. Тогдашний бургомистр был не против, травник в городе не будет лишним. За ним никто не охотился, никто его не искал, зла он не причинял, людей врачевал отварами и растениями. Вот и не лезли в душу к нелюдимому мужчине, предпочитавшему скрывать свое лицо. Странница спешилась, отвела верблюда к большому корыту с водой, стреножила. Взяв в руки сумку, она подошла к двери и трижды постучалась. Буквально через пару мгновений, та отворилась. - Здравствуй, мой старый друг. Время пришло, и Лумбар и Карниль говорят ясно, я читаю знаки на небе. - Неужели… - Травник посторонился, пропуская гостью за порог. Вскоре в доме ярче разгорелся очаг, и любопытные прохожие могли бы увидеть двух беседующих людей, но никому не было дела до травника и его гостьи. Поэтому тема беседы их так и осталось тайной. Женщина разместилась за широким столом, сняла головной убор, явив лицо, изукрашенное тайными знаками-татуировками, волосы были у нее заплетены в хитрую прическу, косы украшены амулетами. Травник быстро накрыл на стол, поставив перед гостьей нехитрый ужин и горячее питье. Путница молча отужинала, и после они с хозяином дома переместились к очагу. Вскоре они закурили, и тогда началась беседа. Окутанные дымом, травник и странница разговаривали о прошлом и будущем, о тайном и явном. Многое их связывало, ведь несмотря на то, что Хранительница Истины была всегда одна – нести дозор ей помогали Стражи Истины. Они ведали о многом, кроме самого тайного, содействовали Хранительницам в их служении, выполняя поручения и собирая информацию, что могла быть полезной. Дела мудрецов не интересовали ни Стражей, ни Хранительниц, их удел был иным – явление Пламени Творения ждали они. Бессмертный дух, наполненный ужасающей слой, способной давать и забирать жизнь, менять саму суть вещей и реальности. То Пламя, та энергия, которую черпал у небесного Трона Илуватар, чтобы создать самих Аинур – вот чем был этот дух. Разумный и помнящий все, видевший и знавший самого Создателя.***
Обращаясь к тому Пламени, Эру даровал ему частичку себя, сознание и пробудил фэа. И этот Дух хотел покинуть Чертоги, как прочие Аинур и Майар, но не имел иного воплощения, кроме Пламени, и сила его превосходила силы Аинур, и могла навредить Арде. Хрупкой она была для этого Духа, и боялось Пламя уничтожить то, что было создано с его помощью. Увидел Единый, что Дух желал также сойти в Арду, за прочими его Созданиями, и говорил он с Пламенем, и нашли они решение. Только рождаясь и умирая в смертных оболочках, в телах пришедших после, вторых детей Эру, могло Пламя получить воплощение, что не навредит Арде. Ибо суть фэа людей и Пламени была схожа, они могли уходить за круги мира в иные реальности, поэтому только хроа Человека могла подойти Духу. Бессмертные тела эльфов отторгали Пламя, ведь те были частью Арды, от начала и до конца ее существования. Так и рождалось Пламя в людских воплощениях, проживая жизнь за жизнью, уходя в положенный срок к Трону Единого, где осознавало и принимало опыт жизни. И оставаясь там настолько, насколько пожелает, созерцая Вселенную за границами Эа, и ведя беседу с Создателем. Пламя спускалось в Арду все реже, пересытившись и испытав, казалось бы, все доступное для восприятия его хроа и фэа в этой реальности. Все чаще Дух посещали мысли об иных мирах. Тайной для всех, кроме Единого и Духа Пламени было то, что Творец не одинок. Есть бесконечное множество других Творцов, с другими именами, энергиями и воплощениями. Они создают иные миры и пространства. Какие-то похожи на Арду, какие-то выглядят иначе, другие вообще невозможно ощутить и увидеть привычными способами. Этого не знал никто, как и того, что Илуватар мог покинуть этот мир, уйти дальше, развиться в иную структуру. Это был его первый мир, первое творение. И первый друг, живое Пламя, чистая энергия, которая по воле случая получила Искру сознания. Эру хотел увидеть конец Арды; практически все создатели проживали жизнь первого творения от начала и до конца вместе с ним, получая опыт и вечную память о самом первом и самом любимом мире. Время для них не значило ничего, они существовали вне его, оперируя иными понятиями. Так и созерцал свое первое творение Илуватар, не вмешиваясь в течение жизни. Пламя возвращалось к Трону и беседовали они, видел Арду его глазами Эру и радовался он. Он изначально и задумал мир с противоречиями, светом и тьмой, вечным движением и изменением. И пусть было много зла и боли, но не меньше было добра и света. Раньше он видел миры других Создателей, путешествуя по бескрайней пустоте Вселенной, у многих были созданы миры Света, встречались и творения Тьмы, где-то миры были нейтральны, а где-то лишенные совей воли. Каждый демиург играл в свои игры, учась и развиваясь, создавая творения. Илуватар хотел иного. Он мечтал дать жизнь чему-то, что не будет зависеть от его воли, и много размышлял он, как совершить это деяние. Так и была задумана Арда, воплощенная из Песни хора Аинур, что пусть и были созданы по воле Эру, но имели свое видение и сознание. И тем отраднее было Создателю, когда он узрел Мелькора. Необычайно силен был тот, много Пламени вложил в него Эру, да и сознание его отличалось от прочих вечным поиском Истины и стремлением узреть и узнать больше. Независимый, отличающийся от других – тяжело будет ему среди прочих Аинур. В Мелькоре Эру видел юного демиурга, ведь именно так и становились ими. Далеко не все могли стать создателями миров. Редкие качества должны были в себе сочетать они, и в первом же своем мире, в первом же творении, Эру увидел нужное у Мелькора. Из энергии вселенной созданные, получившие сознание, пережив стадию детства и юности, полную страстей и ошибок - лишь тогда, молодые демиурги будут готовы к самостоятельному путешествию. Им открывалась Истина и начинался их сложный Путь. Многие эды путешествуют Создатели по вселенной, набираясь смелости и знания, дабы приступить к первому творению. Радость переполняла суть Илуватара, ведь смог он дать жизнь молодому демиургу, с первого раза, хоть необученному пока и слабому, но такое обычно у прочих Творцов выходило спустя многие и многие пережитые миры. И печаль была в Эру, ведь понимал он, что путь Мелькора будет даже более сложным, чем его. Эта часть становления демиурга была одна из самых болезненных. Равно как и гибель первого творения. В странствиях своих создатели ищут источник энергии, ведь их существует много, разного типа и природы. Илуватар нашел Пламя, энергию плазмы. Иные творцы обращались к темной энергии, кто-то брал за основу колебания ткани пространства-времени. Возможностей сотворить мир великое множество. Продумывая идею и суть мира, всех созданий, населявших его, долгие эпохи дрейфовал в пустоте Эру. Мечтая и составляя план творения. И еще дольше он боялся сделать первый шаг, начать Творить. Да, демиургам свойственны те же страхи и сомнения, что живут и в сердцах их разумных творений. Постигая тайны космоса, так и существовали творцы, и целью их пути было достижение высшего уровня развития. Они становились самой вселенной в другой реальности, теряя личное сознание, но приобретая возможность быть Всем и Ничем. Крайне редко рождались юные демиурги, еще меньше их достигало стадии Творца, а стать Космосом могли лишь единицы. И лишь одна тайна была им недоступна, видимо открывалась она лишь Космосу. Откуда приходило сознание к творениям. К ним самим, демиургам, к их созданиям со своей волей и разумом. Ведь одно дело – оперировать энергией, создавая тела и планеты, а другое – даровать саму суть, Искру жизни, разум. Илуватар верил, что эта тайна будет открыта ему в свой срок, что он сможет достичь высшей стадии развития. А пока лишь радовался и печалился, проживая жизнь Арды, созерцая ее, и изредка беседуя с Пламенем, приходящим к его Трону после очередного перерождения. Вот и сейчас, спустя долгие тысячелетия по времени Арды, Пламя вновь переродилось в смертной оболочке. В этот раз она вновь стала девушкой, огненноволосой, как и в прочие перерождения. Эру знал и видел, что этот дух есть часть его замысла, несмотря на некую случайность, которой предшествовала их встреча. И что от действий Пламени зависит и судьба его творения. Удивительно, что энергия имеет свою волю! Илуватар повидал многое, но вселенная удивляла его постоянно. Эру умел перенимать ощущения и эмоции своих детей, проживая сотни жизней за миг, обучаясь и чувствуя, и было ему печально от того, что Пламя не испытало за всю свою долгую череду перерождений любовь. Однако в этот раз что-то изменилось. Миг пробуждения спящего сознания Пламени совпал с разрывом течения Песни Эа, и теперь судьба творения получила новый виток вероятностей.***
Словно хрустальную статуэтку, аккуратно положил Двалин девушку на кровать, отступив и пуская Торина вперед. Вышел он за дверь, тихо ее затворив и остался сторожить покой избранницы короля. Торин же смотрел на облик любимой и не мог найти в себе силы пробудить ее. Силиврен выглядела очень уставшей, худой. Только волосы ярко выделялись на фоне светлой кожи, казалось, что живые искры пламени перебегают по ним, но то лишь отблески от очага. Вздохнув, узбад мягко коснулся ее руки, шепча заветные слова на кхуздуле. Резко выдохнув, Силиврен открыла глаза, и увидел король, что их цвет изменился. Расплавленным золотом горели они, и Торин не смог отвести взор. Девушка сжала его руку, приподнялась, и Торин тут же помог ей, придерживая. Сел рядом, не выпустив ее руки, и молчал, ожидая первого слова Силиврен. Да только та не торопилась начинать беседу, задумчиво смотря на пламя очага. Встрепенувшись, девушка перевела взор на Торина и сказала: - Я хочу побыть одна. Слишком многое произошло за столь короткий срок. Я даже не знаю, как объяснить тебе случившееся, и что именно сказать. Мне надо собраться с мыслями. – Силиврен улыбнулась, хотя взгляд ее оставался серьезен. Торин видел и ощущал, что что-то переменилось в его возлюбленной, искренне желал помочь и разделить ее боль. Но эту просьбу он исполнит. Не проявляя внешне бурю страстей, что кипела в нем, узбад мягко ответил. - Хорошо. Я зайду позже и принесу тебе ужин. Идет? Прошу, если ты в чем-то нуждаешься – сразу дай знать. Ты под охраной Двалина, люд тут дурной, вскоре я его сменю. Я помню, что задолжал тебе объяснения, надеюсь мы сможем поговорить позже. - Да, конечно. И я тоже должна многое объяснить. Спасибо тебе, Торин, за участие и помощь, это много для меня значит. Девушка улыбалась светлее, казалось, что тяжелые думы на миг отпустили ее. Торин кивнул, и встал с кровати, направившись к выходу. - Я скоро принесу тебе поесть, пожалуйста, поужинай, тебе нужны силы. С этими словами он затворил дверь, а Силиврен вновь упала на кровать, позволяя себе отпустить эмоции. Слезы текли по ее щекам, но девушка не замечала этого, погруженная в свою память. Каждый раз спускаясь в Арду, проживала она жизнь смертного. Тайна рождения была ей неведома, сознание ее сути спало, скрытое в разуме, но при сильном потрясении она вспоминала все. Не так было задумано, не так! Не должна она в теле смертных помнить о своей сути, но, видимо, даже Эру не может управлять Искрой сознания. И теперь она помнила и вспоминала, в каждом перерождении груз ее памяти ширился, разум смертного с трудом воспринимал этот поток прожитых жизней. Погружаясь в прошлое, Силиврен будто наяву очутилась в ранних эпохах Средиземья. Вот первые ее воплощения. Слабые люди вокруг, жестокие нравы. Прошли столетия, люди изменились, в одной из жизней она ушла далеко на восток, скрывшись в песках. Как ни странно, но там о ее сути узнали другие люди. И приняли ее, посчитав Богом. Хотя конечно же, она им и была. Часть истины открыла она тем, кто был достоин. И какого же было ее удивление, когда в следующее перерождение ее нашли потомки тех людей, Хранители Истины, звали они себя. В той пустыне они построили храм и сохранили как реликвию и тайну искорку вечного пламени, которым поделилась она давным-давно, дабы помочь людям. В прошлый раз ее жизнь оборвалась при падении Нуменора; огромную волну, что затмила небеса, помнила она, будто это было вчера. Умирать было уже не страшно, ведь она ведала о своей участи. Да только в этом перерождении все пошло иначе. Вмешался Улмо, даровав ей камень, что сдерживал в себе частицу света Древ, ищут ее темные слуги Саурона. Да и судьба этой жизни иная. Вскоре предстоит ей встретиться лицом к лицу с опасностью, но тело было как всегда слабым, хрупким, принадлежавшим телу смертной. Выдержит ли эта оболочка такие энергии? Вопрос глупый. Видимо, Улмо понял чуть больше, чем она, раз дал ей камень Феанора. План действий стал оформляться в ее разуме, но все же придет время и задаст она много вопросов Единому. Казалось, что она уже испытала все, что может испытать душа в Арде, но нет. В этом воплощении случилось невероятное, то, что ее дух уже и не мечтал испытать. Любовь. Великое чувство, что связывает души крепче, чем можно себе представить. Это чувство не имело объяснения, Эру не ведал откуда и почему оно приходит к разумным, как и то, откуда вообще берется Искра сознания. Лишь предполагал, что сама Вселенная, Космос, имеют к этому отношение. Круговорот душ, их приход в тела творений демиургов и уход обратно в вечную пустоту. Тайна мироздания, как и вопросы бесконечности ее, и множественности. В каждом своем перерождении она надеялась, что вот сейчас, вот именно здесь, испытает она любовь. Познает всю глубину этой связи душ. Но нет. Часто похоть и желание были похожи на любовь, не являлись ею. Все это уже было испытано, приелось и не казалось привлекательным. И вот в этот раз она ощутила доселе неизвестные чувства. Но к кому? Вот ирония, к смертному! В смятении была она, не зная, как поступить. Пламя творения, безграничная мощь и энергия, из которой был сотворен мир и смертный король из народа Дурина, один из детей Вала Ауле. Почему именно его взгляд и песнь так откликнулись в ее духе? Впервые за долгие жизни Силиврен была растеряна, не знала о том, как поступить и что ей предпринять. Тело ее было смертным, а память пробудилась лишь сейчас. Она могла прожить долгую жизнь, так и не вспомнив, кем является, но этого не случилось. Что-то прозвучало извне, и пробудился ее дух. Что-то опасное, доселе не виданное в Арде. И связана она и та нота, что разорвала размеренное течение Песни Арды. Стук в дверь отвлек ее. Долго пребывать в размышлениях она не могла, тела людей слишком слабы, их жизнь быстротечна. Пришло время для важной беседы, и будет чудом, если Торин сможет понять ее. И принять. Впервые за свою долгую жизнь дух ее был в смятении и страхе. Это и есть любовь? Страх быть отвергнутой возлюбленным? - Войдите. - Силиврен села, постаравшись взять себя в руки. В комнату зашел Торин, и сердце ее ускорило свой бег. Как и обещал, он принес ей ужин, а глаза светились заботой и нежностью. Нет, он не отвергнет.