Вторая жизнь

14-15 февраля 1964 года, пятница-суббота. Вечером Тобиас пришёл домой поздно, когда я уже укладывала Северуса спать, в стельку пьяный, так что едва держался на ногах. Какое-то время он стоял на входе, отчаянно шатался и нечленораздельно ругался, потом сделал шаг и повалился на пол. Попытался встать, передумал, подложил руку под голову и захрапел, распространяя вокруг себя удушающие запахи перегара. Я, прижав к себе Северуса, брезгливо наблюдала за ним, размышляя, может, не стоит ничего и предпринимать: годик-другой – и он или отравится алкоголем, или пьяным попадёт в какую-нибудь аварию со смертельным исходом, и я наконец-то стану вдовой. А уж пару лет можно и потерпеть. А пока он мне решил проблему безопасности на этот вечер: оттащить его в его комнату, разуть, уложить на диван, даже накрыть, а потом из коридора подпереть его дверь притащенным из столовой столом – он как раз по ширине занимал весь коридор, и дверь из-за него могла приоткрыться только на пару сантиметров. Зато до того времени, как я не уберу стол, он из комнаты не вылезет, и я могу спуститься в лабораторию и быть спокойной за Северуса. Ребёнок сегодня потребовал Колобка. Я долго не могла сообразить, что он от меня хочет – он эмоционально прыгал по моей кровати, жестикулировал, кувыркался и рычал. И лишь когда он побежал на кухню, схватил там кусок батона, положил себе на нос, а затем резко ухватил его зубами, я неуверенно уточнила: - Ты про Колобка сказку хочешь? Ну, про булочку, которая от дедушки и бабушки убежала? Он радостно закивал, а потом, к моему изумлению, пошевелил губами, высунул язык и старательно произнёс: - Ися. Ам! «Лиса. Ам!» - Надея, - я потрясённо покачала головой, - вы сотворили чудо. Ребёнок с надеждой смотрел на меня. Я забрала у него батон, взяла Северуса на руки и понесла в спальню – рассказывать сказку про Колобка. Когда сказка закончилась, я зажгла маленькую свечку – она в этом доме надёжнее магического светлячка – объяснила Северусу, что если папа проснётся и начнёт буйствовать, или если самому Северусу что-нибудь понадобится, чтобы он искал меня в лаборатории, и пошла в подвал, пробовать приготовить следующее зелье магического зрения. Я несколько раз пролистала тетрадь, пытаясь вычислить, какое зелье может оказаться моим. По логике вещей следовало взять зелье из аконитовой группы – раз частично сработало одно из зелий этой группы, то это может быть знаком того, что могут подойти другие зелья из этой же группы. Но именно в аконитовой было всего три зелья, и напротив двух из них рукой Эйлин было написано: «Нет», третье же, оно и последнее, вчера испытала я. Значит, нужно проверять другие группы. Драконью и лунную я отбросила сразу по причине отсутствия многих, в том числе и базовых ингредиентов. Группу омелы тоже не стала трогать, решив довериться записи Эйлин. В конце концов, решила остановиться на трёх самых простых: я потрачу на них в сумме три часа и минимум ингредиентов. Подойдёт мне что-нибудь из них – прекрасно, нет – времени и усилий на них затрачено будет немного. Я поднялась в дом, убедилась, что муж и сын спят, вернулась в лабораторию и приступила к священнодействию. Зельеварение – это не магия, талант к нему не выпивается вампирами, не иссякает после Отсечения. Это Дар, это Наследие уничтоженного теперь рода. Род Принц, род потомственных зельеваров, никогда уже змея с твоего герба не капнет каплю своего яда в котёл, который она обвивает… Моя рука с ножом замерла над доской, на которой я уже разложила ингредиенты. Некоторое время я боялась дышать, чтобы не спугнуть внезапное озарение, а затем осторожно положила нож на стол, взяла тетрадь с рецептами и пролистала её, найдя группу зелий на основе змеиного яда. Пять штук, одно из них испробовано и забраковано Эйлин, на два из них у меня не хватает ингредиентов, на четвёртое уйдёт вся ночь, а на последнее пятое – четыре дня. Я с сомнением взглянула на разложенные ингредиенты, потом на технологию приготовления четвёртого зелья на семи страницах мелким почерком, затем опять на доску. Может, змеиное приготовлю как-нибудь позже, а сейчас обойдусь простыми? Я потянулась за ножом, взяла его, но рука опять неуверенно застыла в сантиметре от корня маргаритки. Затем, после долгих колебаний, я решительно отложила нож и принялась убирать приготовленные вещества обратно в коробочки и мешочки. Интуиция требовала змеиного зелья. Интуиция может ошибаться. Но может и не ошибаться. Попробуем ей довериться. Ошибусь – обидно, но не критично, у меня много ночей впереди. Я сходила на кухню, выпила чаю, попутно внимательно просмотрев технологию приготовления и подчеркнув ключевые места. Затем провела короткую медитацию, концентрируя силы для бессонной и напряжённой ночи, и только после этого спустилась назад в лабораторию. Зажгла горелку, поставила на неё котелок, влила в него две пинты воды, подождала, пока она нагреется до сорока двух градусов, и капнула в неё пять капель медовой воды. Всё, поехали… *** Зелье я сняла с огня ровно в семь утра, сцедила его во флакон, укупорила и поставила в тёмный угол. Его можно использовать прямо сейчас, лишь подождать, чтобы оно остыло, но я прекрасно понимала, что после бессонной ночи, если оно подействует, я не смогу адекватно оценивать то, что увижу – если увижу – с его помощью. Голова болела от недосыпа и ядовитых испарений, глаза слезились от них же, в горле першило, ныли ноги и спина. Я прикидывала, что Северус проснётся где-то через час, так что у меня был ещё целый час поспать… Ага, хрен вам, а не поспать. Когда я поднялась на второй этаж, то обнаружила, что Тобиас уже шевелится у себя и скоро может попытаться выйти из комнаты. Я оттащила стол назад в спальню, а когда зашла к себе, то увидела, что Северус тоже не спит. Он сидел на кровати, вцепившись пальцами в одеяло, белый, напряжённый, а по спальне разливалось сияние – голубое с чёрными пятнами. Магический выброс. У всех детей магов они бывают, у кого-то они происходят чаще и интенсивнее, у кого-то реже и почти незаметно. У кого-то они начинаются с первых месяцев после рождения, у кого-то – только после семи лет. У кого-то они приятные, у кого-то болезненные. Такие выбросы стабилизируют магическое ядро, прочищают и расширяют каналы, дают возможность ребёнку почувствовать, что такое магическая энергия, и сделать первые попытки ею управлять. Судя по тому, что Северус перепуган, это первый. - Успокойся, сынок, - я, стараясь не делать резких движений, присела рядом с ним и обняла его за плечи. – Ничего страшного не происходит. Это магический выброс. Тебе, наверно, приснилось что-то хорошее? Он сглотнул и судорожно кивнул, не сводя с меня напряжённого взгляда. - А потом ты проснулся, увидел сияние, и испугался? Снова нервный кивок. - У тебя раньше такое было? – плевать, что я должна это знать. Мне сейчас нужно владеть ситуацией. Кивок. - Тем более, ты должен знать, что это так нужно. Это говорит о том, что ты маг, ты становишься большим и сильным. Тебе больно? Он помотал головой. - Тогда успокойся, - я обняла его, прижала к себе и погладила по растрёпанным после сна вихрам. – Всё хорошо, ничего страшного не происходит. Это у всех магов так, и у меня тоже так было, и у дедушек и бабушек твоих так было… Я говорила и говорила, стараясь не столько донести до него информацию, сколько успокоить тоном своего голоса, и пытаясь одновременно проанализировать ситуацию. У Северуса выброс происходит не первый раз, ему не больно, тогда почему он так дико напряжён?.. Ответ не заставил себя долго ждать. Из спальни Тобиаса раздались рычание и вой, такие, что мы с Северусом оба вздрогнули – настолько ничего человеческого не было в этом вое. Потом по коридору прогрохотали шаги, дверь слетела с петель, и на пороге возник Тобиас – он был помятым, небритым, с опухшим и перекошенным словно бы от невыносимой боли лицом. С уголков его рта стекала слюна, а глаза налились кровью. Он одно мгновение смотрел на нас, я успела почувствовать, как окаменел в моих объятиях Северус, а затем то существо, которое язык не поворачивался назвать человеком, бросилось на нас. Мне впервые в жизни стало не просто страшно, а жутко. Я визуально, без всякого зелья видела, как затухает в его близи сияние магического выброса Северуса, и понимала, что Тобиас находится в состоянии аффекта и не отдаёт себе отчёта, что он делает. И что сил в нём сейчас на десятерых. Рефлексы сработали, однако, несмотря на все эмоции. Я вцепилась в Северуса, сдёрнула его с кровати, отпрыгнула в сторону и пинком ноги отправила в Тобиаса стул, магией придав ему ускорение. Это дало несколько так необходимых мне мгновений. Затем взлетела на стол, стоявший у окна, и, закрыв руками голову ребёнку, плечом выбила стекло и сиганула вниз. Вингардиум Левиоса сорвалось машинально, смягчило падение со второго этажа, и мы рухнули в сугроб жёстко, но без травм. А мгновение спустя из разбитого окна вывалился и по-звериному воющий Тобиас. Я едва, прижав к себе ребёнка, успела откатиться, как он тяжело, почти плашмя шлёпнулся на землю. Вой оборвался. Я не сразу смогла прийти в себя. Я сидела в снегу и судорожно сжимала Северуса, мир вокруг казался каким-то далёким и нереальным. Потом я вдруг осознала, что сижу в снегу в одних штанах и рубашке, а в руках у меня ребёнок, одетый в тонкую пижаму, и именно второе обстоятельство привело меня в чувство. Я вскочила, подняла его на руках, осматривая. Он был живой, но белый до синевы, и смотрел на меня остановившимися чёрными глазами. Я помчалась к входной двери. Аллохомора – и мы вваливаемся в тёплую прихожую. Говорить я не могла, поэтому просто усадила ребёнка на пол и схватила пальцами его виски, посылая в него диагностическое заклинание. Ничего не поняла из возвратившегося ко мне отклика, потому что не смогла сконцентрироваться. Пришлось опустить руки, сделать несколько вдохов-выдохов, попытаться отстраниться от реальности, унять нервную дрожь в руках и ещё раз попробовать проверить состояние Северуса. И с облегчением вздохнуть. Только переохлаждение, ушиб локтя, пара царапин от разбитого стекла и гипертонус мышц всего тела из-за насильно прерванного выброса. Всё это лечится тёплым одеялом и флаконом миорелаксанта. Я отнесла Северуса в детскую, сняла с него мокрую пижаму и уложила его на кровать, сходила, забрала из своей спальни его одеяльце, закутала в него ребёнка, принесла из лаборатории расслабляющее зелье, развела его водой и дала ему выпить. Он по-прежнему смотрел на меня застывшим взглядом, так что мне стало не по себе. Я хотела сказать ему что-нибудь ласковое, но язык мне не повиновался, поэтому я погладила его по голове и обратила внимание, что мои руки все в крови. В некоторой прострации я поглядела на свои расцарапанные руки, понимая, что я должна чувствовать боль, но не чувствуя её. И только когда Северус смог закрыть глаза и немного расслабиться, я окончательно пришла в себя и вернулась к реальности. Заныла разодранная о стекло кожа на руках, спине и ногах. И лишь сейчас я вспомнила о Тобиасе, который так и остался лежать на улице в снегу. Я оставила задремавшего ребёнка, в прихожей сунула босые ноги в сапоги и побрела к нему. Он был жив. На магическую диагностику у меня не хватало сил, поэтому я ограничилась тем, что осмотрела и ощупала его. Открытый двойной перелом правой руки, закрытый – ноги, наверняка сотрясение мозга и внутренние ушибы. Ну и многочисленные царапины, посиневшие от холода ступни, запястья и лицо. Спина и шея как будто бы целы, поэтому я ухватила его за подмышки и поволокла в дом. В доме я устроила его в гостиной на первом этаже, туго замотала ему полотенцем руку и влила в него костерост. Всё остальное пока подождёт, зелья против сотрясения мозга волью позже. Я накрыла его одеялом и пошла в ванную смывать с себя кровь. Царапины оказались несерьёзными, так что я промыла их, извлекла несколько осколков стекла, залечила наиболее глубокие ранки и пошла к Северусу. Тот спал, его мышцы уже заметно расслабились, так что я нырнула к нему под бочок и тут же провалилась в сон. *** Проснулись мы около двенадцати, вернее, сначала проснулся Северус, и его осторожное вошканье уже разбудило меня. Выглядел он настороженным, напряжённым, но здоровым. - У тебя что-нибудь болит? – спросила я, садясь на кровати и пытаясь проснуться. Голова была тяжёлой и соображала туго, глаза по-прежнему болели. - Иуи, - Северус помотал головой. - Нет, так не годится, - я протёрла глаза. – Скажи: «Нет». - Ииу… - Нет. Язычок к зубкам прижми и скажи: «Ннн». - Ыыы… - Смотри, видишь, где мой язычок? Н, н, н. - Ннн… Его «н», конечно, напоминал нечто среднее между «н» и «м», но был достаточно близок к истине. - Хорошо, а теперь скажи: «Нет». - Еее… - Н, н, н. Нннет. - Дэт… О, прогресс! «Нет» у него в конечном итоге получилось, и вполне приличное для первого раза. Язык, конечно, из-за зубов вываливался, боюсь, логопеды потом за такое учение скажут мне много «тёплых» слов, ну и пусть. Мы все сначала говорили неправильно и непонятно. Этот день, начавшийся столь нервно, прошёл спокойно и расслабленно. Мы с Северусом пообедали, сходили погулять, потом дома я проверила состояние Тобиаса, влила ещё один костерост – одного оказалось мало, а полчаса спустя накапала ему и зелья против сотрясения мозга. Он по-прежнему не то спал, не то был без сознания, но выглядеть стал значительно лучше. Головная боль и общее состояние недосыпа у меня несколько отступили, поэтому я рискнула попробовать зелье магического зрения, сваренное этой ночью. Интуиция не подвела. Когда я открыла глаза, то смогла рассмотреть, нечётко пока ещё, магические потоки в доме. Зелье начинало действовать не мгновенно, а постепенно, и пока я шла до моей спальни, где утром у Северуса случился выброс, магия становилась видна всё чётче и чётче. В спальне всё было в голубых и чёрных переплетениях, структура нитей напоминала целительские, но делать вывод о том, что у моего сына способности к целительству, было рано – это могла быть примесь магии Надеи после вчерашнего лечения. Потом я прошлась по дому, находя остаточный фон от давних экскуро, подогрева воды, трансфигурации. И сразу обратила внимание, что в воздухе везде разливается серая дымка, поглощающая магию. Всё-таки виноват дом? Я обошла вокруг дома, присмотрелась к земле, прислушалась к ней. Нет, это не особенности места – дом стоял на магически нейтральной территории: здесь не было никаких разломов, никаких источников энергии – ничего, что могло бы помогать или мешать творить колдовство. Я снова вернулась в дом, обошла все комнаты, не заходя только в гостиную, где спал Тобиас. Дымка была везде практически одинаковой, только в мужниной спальне её концентрация была выше. Артефакт-вампир? Нет, я комнату Тобиаса обыскивала, и не найти или хотя бы не почувствовать присутствие такого артефакта я никак не могла. Я долго смотрела, как эта дымка вяло вытягивает из меня мою магию, ещё дольше всматривалась в саму дымку и обходила комнату в поисках её источника. Но источника не было, дымка чуть сильнее сгущалась лишь у дивана, да и структура её была не артефактная, а человеческая. Человеческая… Всё-таки Тобиас? Я развернулась и направилась в гостиную. Такого я никогда не видела. Мой супруг представлял собой огромный чёрный провал, распространяя его метра на два; в нём болезненно пульсировали расплывчатое ядро и с десяток таких же размытых каналов. Я предельно осторожно, стараясь затратить как можно меньше магических сил, вызвала на пальцы крошечный люмос. Он даже не сформировался – магия, словно притянутая магнитом железная стружка, втянулась в черноту Тобиаса. Я вышла на улицу, зажгла люмос там и, не спуская с него глаз, вернулась к супругу. Я чётко видела, как по мере приближения к нему магия всё больше затягивается в провал, пока у двери гостиной не втянулась вся. Я подошла вплотную к Тобиасу, попробовала рассмотреть в чёрном провале его нервы. У меня это получилось не сразу, но когда я смогла нужным образом сфокусировать зрение, мне предстала жуткая картина. Его нервы все были обожжены, некоторые до того состояния, когда они уже перестают что-либо воспринимать и чувствовать. Такое я испытала на себе два раза: один раз когда попала в район высокой стихийно-магической активности, и второй – когда пришлось испытать на себе круцио. Ощущения дикие, словно бы весь горишь, причём не только снаружи, но и внутри, от боли перестаёшь соображать, воешь, орёшь, катаешься по земле, бросаешься на всех, до кого можешь дотянуться… А потом неделю от этого отходишь, не в состоянии нормально спать, а любое колдовство заново обжигает нервы. Я вызвала на пальцы люмос посильнее – Тобиас при этом еле заметно вздрогнул – проследила, как магия втягивается в чёрный провал и понаблюдала за нервами. На конце каждого из них словно бы загорелся крошечный огонёк. Я затушила люмос, опустила руки и села рядом. Что делать? Он не виноват, что он такой. Любое заклинание, любое присутствие магии действует на него как круцио, вызывая боль и шок, и вследствие этого – приступы ярости вплоть до состояния аффекта. Теперь понятно, почему Эйлин кипятила воду в кастрюле и мыла пол тряпкой – она знала про это и старалась не пользоваться магией. Думаю, когда вокруг него никто не колдовал, его нервы постепенно приходили в норму, и он становился нормальным человеком. Но Эйлин – взрослый профессиональный маг, она умела контролировать магию, а вот Северус – нет. И лет минимум до одиннадцати не сможет. И ладно ещё, если такие выбросы у него происходят раз в полгода. А если раз в неделю? Если бы я ещё в первый свой разговор с Тобиасом внимательно прислушивалась к тому, что он мне говорил! А он мне по сути уже тогда и рассказал, что с ним происходит! Он же упоминал, что после брака с Эйлин у него начались галлюцинации, он видит летающих лошадей и двери там, где их нет, и если бы я не списала это на пьяные бредни, то могла бы и заподозрить неладное. Чуяла же я, чуяла, что что-то я тогда упустила! Магический вампиризм – явление крайне редкое, до сегодняшнего дня я о нём ни сном, ни духом не ведала, но предположить, что на Тобиаса что-то воздействует, будь то магия, амулет или зелье, я могла. И могла вести себя осмотрительнее. Эх, Елань, Елань, хреновый из тебя следователь. И понятно теперь, почему Эйлин утверждала, что родиться у них может только маггл, ну или, в лучшем случае, сквиб – потому что Тобиас через магическую связь брака высосал бы магию своего ребёнка досуха. Одно дело, когда высасывают взрослого – он тренированный, у него ядро сформировано и стабильно, он как потерял магию, так её и восстановит. А у ребёнка, находящегося в утробе матери, каналы и ядро мягкие, они легко спадаются и слипаются, высосать из них всю магию – они и слипнутся насовсем, и родится сквиб, а то и вовсе маггл. Но в семье Снейпов случилось невероятное – их ребёнок родился магически сильным. Трудно сказать, что явилось причиной этого: какая-нибудь родовая защита Принцев, или отец во время беременности жены мало находился рядом с ней, или Северус изначально был мощнейшим магом и смог своими силами противостоять магическому вампиризму. Сейчас это можно только предполагать. Но факт остаётся фактом – он родился магом, и это вбило первый гвоздь в гроб семейного благополучия Снейпов. Вторым гвоздем стали магические выбросы ребёнка. Третьим гвоздём стала я. Когда родился Северус, был только один способ сохранить нормальные отношения с мужем – отказаться от ребёнка и отправить его подальше в приют. Вариант второй – забрать ребёнка и уйти от мужа. Эйлин не сделала ни того, ни другого. Мистер Аббот говорил, что Эйлин была слабохарактерной. Да, её можно понять: английские маги вообще оторваны от мира обычных людей, слабо ориентируются в нём, и Эйлин не хватило, наверно, духу уйти в неизвестный ей мир, да ещё с маленьким ребёнком. А путь в магический мир ей, считай, закрыт. Это советский маг живёт на два мира, человеческий и магический, разбирается и в том, и в другом, и найдёт способ выжить и поднять на ноги ребёнка. Эйлин всё детство и юность видела только мир магов, на это наложилась нерешительность – и результат печален. И у меня сейчас тоже небольшой выбор: или избавляться от Северуса и оставаться жить с Тобиасом, забыв про магию, или забирать Северуса и возвращаться в Россию. Всё-таки в родной стране прожить легче, тем более меня признала русская магия. В случае второго варианта Тобиас через магическую связь брака будет тянуть из меня и сына магию всю жизнь, но на далёких расстояниях это терпимо. Сохранить семью, по крайней мере до того времени, пока Северус не научится полностью контролировать свою магию, невозможно. Второй вариант предпочтительней. Не только потому, что жить без магии с чужим мужчиной весьма грустно, но и потому, что к Северусу я успела привязаться. Даже не то, что привязаться – я всем своим существом ощущаю его как своего ребёнка, и без него будет пусто и плохо. Да и перед лицом магии долг перед ребёнком выше долга перед супругом. Есть ещё, конечно, третий вариант – стать мужеубийцей. Но убить Тобиаса я… не то, что не смогу. Смогу. Но это будет уже убийство невинного, а я не приучена убивать невинных. Значит, решение одно: лечить Тобиаса, забирать Северуса – и просить убежища в советском посольстве. А напоследок стоит попытаться прояснить ещё один вопрос.