Глава 9. Тобиас
25 марта 2015 г. в 23:44
15-19 февраля 1964 года, суббота-среда.
Субботу и всё воскресенье мы провели дома, потому что у Северуса после прерванного выброса поднялась температура, он отказывался есть, пил только воду и всё время порывался лечь и лежать. Хуже стало и Тобиасу, его тоже начало лихорадить, и мне пришлось проводить магическую диагностику. Оказалось, всё плохо – переохлаждение на фоне переломов, сотрясения и мелких внутренних кровотечений спровоцировало заражение крови, и мне пришлось спешно вливать в него антибиотики. Был соблазн вызвать скорую и отправить его в больницу, но у меня не было уверенности, что врачи в местной лечебнице диагностируют сепсис достаточно быстро для того, чтобы вовремя начать его лечить. Не знала я и того, платное или бесплатное здесь пребывание в больнице, и если платное, то простому ткачу с завода это может влететь в копеечку, а денег дома и так не густо. Поэтому я оставила его дома, и, пока муж и сын валялись по кроватям, спешно варила магические аналоги антибиотиков.
Долго мне пришлось думать и над способами снять у него хоть частично ожог нервов. Помнится, мне его не снимали никак – через неделю он прошёл сам, но сейчас случай был крайне запущенный. Готовых зелий такого профиля у Эйлин не было, поиски по книгам никаких конкретных рецептов не дали, поэтому пришлось обкладываться справочниками о свойствах различных ингредиентов и подбирать, исходя из них. К полудню воскресенья мне таки удалось сварить зелье, которое, в теории, должно было действовать нужным образом, но всё равно, когда вливала его Тобиасу, держала наготове безоар. Безоар, к счастью, не понадобился, зелье действовало слабо, но лучше так, чем никак. Попутно оно, правда, вызывало обезвоживание организма, так что воду Тобиасу пришлось вливать едва ли не литрами, но к вечеру воскресенья его нервы начали худо-бедно подживать. К тому же эти два дня я не использовала магию, так что была надежда, что к понедельнику мой супруг будет более-менее в адекватном состоянии.
Тобиас проснулся сам в понедельник около семи утра. Он долго лежал на диване, явно силясь вспомнить, что произошло. Я стояла в дверях и наблюдала за ним.
- Живой? – спросила я, когда он обратил на меня внимание.
Он выглядел нормально: помятый, небритый, но взгляд трезвый и осознанный.
- Что я натворил? – он сел и ладонями протёр глаза.
- Непоправимого – ничего, только в столовой и моей спальне придётся менять стёкла, - я прошла в гостиную, взяла стул и села напротив него. – Нам надо поговорить, ты в состоянии сейчас?
- Ты опять вырубила меня?
Пришлось рассказать ему, что произошло после того, как он, вусмерть пьяный, пришёл в пятницу с работы. Я ожидала всплеска ярости, но Тобиас только сжал голову руками и глухо застонал.
- Сейчас понедельник, семь утра, - сообщила я ему. – Тебе нужно на работу. Я поставила греть воду, сейчас приготовлю что-нибудь на завтрак, ты помоешься, позавтракаешь, потом, я думаю, мы успеем поговорить.
Он пристально посмотрел на меня, кивнул и тяжело поплёлся в санузел. Я выдала ему кастрюлю горячей воды и, пока он мылся, быстро поджарила три яйца, покрошив в яичницу колбасы, затем заварила чай. Тобиас вышел из ванны в домашнем халате, долго смотрел на меня от двери, и лишь когда я поставила на стол тарелку с яичницей и кивнула ему, тяжело прошёл на кухню и сел.
- Ты не Эйлин, - с какой-то тоской констатировал он, вертя в руках вилку, словно бы не зная, что с ней делать.
- Тебе чай солодить? – уточнила я, разливая чай по чашкам.
- Одну ложку.
Я поставила перед ним чай и села за стол напротив него, размешивая сахар в своей чашке. Он ковырялся в тарелке, затем, вздохнув своим мыслям, начал есть.
- Да, - я отложила чайную ложку в сторону, - я не совсем Эйлин.
- Это правда, что я её убил?
- Да.
- Тогда кто ты?
- Это не имеет значения. Я погибла, и случилось так, что моя душа заняла тело Эйлин.
Он покивал.
- Я видел, что ты – не она, - бесцветно произнёс он. – Ты ведёшь себя по-другому. Слишком по-другому. Другие привычки, другие жесты, другая мимика… Говоришь по-другому. И… и… Как это сказать. Рядом с тобой по-другому, как с чужим человеком.
А ведь любил он её. Он прямо это не сказал, но такая тоска сквозила от него, что у меня защемило сердце. Но содеянного не возвратишь и время вспять не повернёшь. Увы, можно только исправлять то, что уже натворили.
- Ты можешь сказать, как давно и часто у Северуса происходят магические выбросы?
- Первый случился в полгода, - он потыкал вилкой колбасу. – И тогда мы поняли, что он маг. Эйлин сказала, что выброс был слабым, но я помню, как меня корёжило. Все внутренности крутило, меня потом два дня рвало кровью, хотелось на стенку лезть и выть. Потом полгода ничего не было, а потом они стали происходить примерно раз в три месяца, мы научились их ловить, я уходил из дома. Но даже если я уезжал в Бирмингем, мне и там было муторно. А год назад… Да, это было на рождество… На наш дом напали маги. Эйлин назвала их Пожирателями Смерти. Они стреляли своими заклинаниями, и у Северуса случился сильный выброс. И я обезумел. Я не помню ничего, что я делал, но когда я пришёл в себя во дворе дома, я увидел себя всего в крови и пять трупов этих Пожирателей. Потом появились ещё маги, и дальше я не помню. Когда я очнулся, я увидел, что ни трупов, ни крови нет, только снег во дворе истоптан, а Эйлин ничего не помнит о Пожирателях.
Я кивнула. Обливиэйт – заклинание забвения. На Эйлин подействовало, на Тобиаса – на него наверняка тоже его применили – нет.
- После этого, - всё таким же убитым тоном продолжал он, - всё покатилось под откос. Выбросы стали сильными, иногда раз в неделю. Я после предыдущего не успею отойти, а уже новый. На всякую магию стал взрываться. Если раньше заклинание мог потерпеть, то теперь все они крутили мне внутренности. И я теряю контроль над собой, и понимаю вроде бы, что надо держаться, а не могу… И тогда, во вторник, когда я… ну, да… у парня очередной выброс был. Наверно, я полез его бить, она попыталась меня удержать, и… И вот, и всё…
Мы некоторое время молчали, он без аппетита жевал яичницу.
- Ты хочешь уйти? – вдруг напрямую спросил он.
- Выбора нет, - не стала юлить я.
- И парня заберёшь?
- Без него нет смысла уходить.
- Я понимаю…
Мы опять помолчали.
- Тобиас, - попросила я, - можешь ли ты сказать вот что. Когда вы с Эйлин заключали магический брак – неужели никто не видел, что ты не простой маггл?
- До магического брака всё было нормально. Я нормально переносил магию, мне нравилось наблюдать, как Эйлин колдует. А во время ритуала меня словно порвало… Словно во мне взяли и просверлили огромную дыру, в неё хлынул огонь и жжёт меня, и дыра растёт. Я не мог есть, пить, спать… А потом Эйлин сказала, что я тяну магию из её рода, и из других родов. Она два дня ревела, а потом отсекла себя от рода. И мне стало нормально, как и было до брака, но с тех пор стоит кому-то начать рядом колдовать – меня крутит и на меня находит безумие.
- Тебя должна была проверить специальная комиссия…
- Никто не проверял. Только тот бородатый, который её опекун был, покрутил около меня волшебной палочкой и сказал, что я маггл. И свидетели тоже что-то поколдовали своё и тоже сказали, что я маггл.
Неужели всё-таки несчастный случай?
Он без охоты доел завтрак, оставил посуду на столе и поплёлся в прихожую, словно постарев на пару десятков лет. В прихожей я дала ему два флакона с бодрящим зельем:
- Если будет тяжело, слабость, пей это. По одному флакону. Второй – не раньше, чем через час после предыдущего.
Он молча сунул флаконы в карман пальто, потоптался немного у входа, потом повернул ко мне голову и глухо сказал:
- Ты, это… Если соберёшься уходить… Не уходи без меня… Дай хоть с парнем попрощаться… Всё-таки моя кровь.
- Ты же говорил, что он не твой.
- Я много чего во время приступов могу говорить такого, о чём потом стыдно становится. Мой он. Только… У нас всегда сын на отца похож. Я на своего отца похож, мой отец – на моего деда. А Северус похож и на тебя… Если интересно, в гостиной, в шкафу на верхней полке – фотографии, - и он развернулся и, ссутулившись и сунув руки в карманы, ушёл, не обернувшись, в туманную серость утра. Я проводила его взглядом и закрыла дверь.
Ещё одна исковерканная жизнь.
***
Фотографии я нашла и внимательно просмотрела. Они занимали всего один альбом, но толстый, и примерно треть его занимали не фотографии, а небольшие портреты, выполненные красками, датированные ещё восемнадцатым и первой половиной девятнадцатого века. Первый чёрно-белый снимок был подписан 1843-м годом и принадлежал Северусу Тобиасу Снейпу и его жене Анне Снейп. Потом пошли снимки его сына Тобиаса Северуса с его женой и детьми, потом снимки уже его детей, старшим из которых был Северус Тобиас – и так до моего теперешнего супруга. Как я поняла после тщательного изучения снимков и подписей к ним, имена Тобиас и Северус были наследственными, и мальчика-первенца всегда называли в честь деда.
А вот действительно заинтересовало меня другое. Ещё с рисованных портретов восемнадцатого века на меня смотрело едва ли не одно и то же лицо. Менялись одежда, причёски, антураж, но характерные «римские» лица оставались. На одной из фотографий, где было запечатлено семейство Северуса Тобиаса Снейпа, прадеда моего супруга, все шестеро его детей – четыре сына и две дочери – все были на одно лицо, при том что близнецов среди них не было. Только сын Эйлин несколько выделялся из этого ряда – нос у него явно материнский, крупный, с горбинкой, а всё остальное – лицо в лицо отец.
А ведь Северус должен быть похож на мать. По законам магической наследственности родитель-маг имеет более сильные гены, чем родитель-маггл, особенно при заключении магического брака. Дети в таких смешанных браках всегда являются копией родителя-мага. Эйлин – Отсечённая, но она не перестала от этого быть волшебницей, поэтому её гены должны были стать в Северусе доминантными. А доминантными стали отцовские.
Или я забыла какие-нибудь нюансы магической наследственности, или Тобиас Снейп не так прост, как кажется. Но забывать в законах магии особо нечего: если в браке состоят маг и маггл – дети будут копией мага, если маг и сквиб – будут похожи на мага, но могут проявиться и черты родителя-сквиба, и лишь если оба мага, то могут перенять внешность любого родителя.
И если в браке Тобиаса и Эйлин их сын оказался похож на отца, то вывод напрашивается однозначный: Тобиас - маг, причём более сильный, чем Эйлин.
Но он не маг. Неоформленное ядро и каналы не могут позволить колдовать. Или его род когда-то был магическим, но по какой-то причине потерял способности к магии, а сейчас они проявились в форме вампиризма?
Я убрала альбом обратно на полку и прижалась лбом к шкафу.
Ничего не понимаю.
***
Я хотела написать письмо лорду Абраксасу Малфою и леди Августе Лонгботтом и попросить о встрече, но сделать это можно было только из магического мира, а Северус ещё не выздоровел полностью, чтобы безболезненно пережить ещё один полёт до Бирмингема, поэтому и весь понедельник мы тоже просидели дома. Я только днём, уложив его спать, сбегала в магазин и купила ему верхнюю одёжку, чтобы не приходилось больше трансформировать Тобиасову – благо, я теперь знала, какими финансами располагаю. К вечеру Северус повеселел и даже поел, я нашла в доме картон и сообразила из него домино. Играть в него было не то же самое, как с настоящим домино, но я не хотела без острой необходимости применять магию в доме Тобиаса. Тобиас, кстати, пришёл домой поздно и со стекольщиком. Они поставили новые стёкла в столовой и моей спальне, после чего стекольщик ушёл, а Тобиас, устало посмотрев на меня и напряжённо замершего Северуса, отвернулся, поднялся к себе в комнату и больше из неё не выходил.
Ночь прошла спокойно, утром мы с Северусом дождались, пока Тобиас уйдёт на работу, позавтракали, и я пошла собираться для полёта в Бирмингем. На улице заметно потеплело, снег уже лепился, и стоял густой туман. С одной стороны мне это было на руку – меня никто видеть не будет, но с другой – и мне будет плохо видно, что творится на земле. Компас компасом, а визуальные ориентиры лучше из виду не терять.
Магический квартал, как всегда, был в меру многолюдным, оживший Северус в новенькой курточке на вырост и меховых сапожках рвался в сугробы, но я, невзирая на его протесты, доволокла его до совятни, где написала две короткие записки с просьбой о встрече, одну лорду Абраксасу Малфою, другую – леди Августе Лонгботтом, привязала их к лапкам сов и отпустила их. Всё, теперь снять с метлы зацепы и оба седла, замаскировать её под обычную дворницкую – и назад в Бирмингем, я там, помнится, видела магазин игрушек, где, я надеюсь, найдётся детская лопата.
Лопата нашлась, и пока Северус в каком-то скверике ковырялся в снегу с двумя другими мальчишками своего возраста, я стояла в сторонке и время от времени перебрасывалась словами с их мамашами. И, естественно, первыми вопросами были: «Как, ему уже четыре года? А маленький-то какой. И не разговаривает? А вы его врачам показывали?». Пришлось на ходу сочинять про тяжёлые роды и букет болезней, которыми он болел в первые годы жизни. Да, у нас стоит задержка речевого развития, мы регулярно ходим к врачу, занимаемся с логопедом… Благо, мне приходилось выгуливать братишку среди обычных детей, и разговаривать с их мамочками, а там всякого наслушаешься, так что сказка о болезненном ребёнке получилась, на мой взгляд, без явных изъянов.
Первая сова нагнала нас на обратной дороге в Коукворт, так что мне пришлось садиться посреди поля, чтобы снять с её лапки письмо. Оно было от леди Лонгботтом, в котором она выражала удивление по поводу моего внезапного появления («О тебе уже четыре года ничего не слышно»), и соглашалась на встречу завтра в четыре часа дня в Косом переулке в «Чайном пакетике Розы Ли». Сова от лорда Малфоя прилетела поздно вечером. Лорд кратко сообщал, что ему известно о том, что мы встречаемся с леди Лонгботтом, и что он сделает нам милость и присоединится к нам в чайной. Поэтому завтра нам с Северусом, едва он проснулся после дневного сна, снова пришлось лететь в Бирмингем, благо, с метлой я уже немного освоилась. Времени до встречи было ещё достаточно, так что я заглянула в советское посольство, узнать у Имислава, не выходил ли на связь волхв Андрей, а заодно пообщаться с Надеей по поводу недавнего прерванного выброса. Имислав сообщил, что после той нашей операции против магов-контрабандистов волхв Андрей с несколькими боевыми магами куда-то уехал, и магическая почта его не находит. Надея просканировала Северуса, нахмурилась и посоветовала оставить ей мальчика для лечения. Я ей в двух словах описала свою ситуацию и мои подозрения насчёт причины прошлого выброса, после чего попросила повременить с лечением, если эта отсрочка не угрожает здоровью и жизни ребёнка. Целительница признала мои подозрения небезосновательными, но всё равно предложила отдать ей на часок ребёнка просто пообщаться.
Когда она увела уже не особо сопротивляющегося Северуса наверх, Имислав остановил меня:
- Миссис Снейп, может, ваше сообщение о Елани по причине отсутствия волхва Андрея можно передать кому-нибудь другому?
Я долго молчала. По-хорошему, нужно было сказать родителям, что я жива, хоть и относительно, но не хотелось дёргать их, не пообщавшись предварительно с учителем. А кроме них…
Любомир… Примет ли он меня такую? С чужим телом, с чужим ребёнком, связанную магическим браком с вампиром, отсечённую от рода…
А жив ли он? Может, я мучаюсь сомнениями, не отвернётся ли он от меня, а его уже нет в живых?..
- Имислав, - горло невольно сдавил спазм, - скажите, вы не знаете… Тогда, когда… когда погибла Елань, ещё кто-нибудь погиб?
- Погибла только Елань, - твёрдо ответил посол. – Трое были ранены, но, как мне сообщали, их жизни ничто не угрожало.
- Тогда можете рассказать, - решилась я, - Любомиру из рода Ярило.
- Тому самому, - после нескольких секунд размышления уточнил посол, - который семь лет назад раскатал по брёвнышку весь верхний этаж посольства?
Я не удержалась и засмеялась:
- Раскатал не он, точнее, не только он, но да, он принял на себя вину остальных.
- Хорошо, - кивнул Имислав, - я передам ему.