Ещё немного.

«Здравствуй, Джон.» Плохо понимаю, для чего это всё. Мы чужие друг другу люди, и письмо это нужно нам обоим, как прошлогодний снег. Но если Джей упёрся, спорить бесполезно. Да и нужно ли. Не так у нас и много времени осталось, чтобы тратить его на споры. Райли поддерживает его. Его, а не меня. Кто тут в смертельной опасности вообще?! … Это заговор. «Как ты? Как твои дела? Не знаю, рад ли ты письму, но пишу, потому что обещал Джареду.» Он не знает, кто такой Джаред. Он же ничего не знает, чёрт. Как рассказать, с чего начать… Наверное с начала. «У меня всё прекрасно. Что тут скажешь, отец – жизнь удалась, из твоего Дженса всё же вышел толк. Хотя возможно и не такой, о котором ты мечтал. Ты всегда говорил, что для того чтобы чего-то добиться, нужно ясно видеть цель и идти к ней, не останавливаясь не перед чем. Это девиз альфы. Ты прав, и я жил этим правилом большую часть своей жизни. Наверное, от Робертсов – передавай им привет, они очень поддерживали меня, пока я учился, – ты слышал, что первые месяцы в той частной школе дались мне не просто. Так вот всё это чушь. Совершенно нормальная школа, отличный, разумный выбор. Учёба в закрытом заведении военного типа и жизнь в общежитии научили меня очень многому. Спасибо.» На что он надеялся… На то, что эта муштра выбьет из меня дурь? Смешно. Хотя, то, чем я расплачивался, добираясь до родни на попутках, после того, как свалил от Джона произвело на них неизгладимое впечатление. Как вспомню… Боже! Денег-то у меня и было, только на противозачаточные. Но, как выяснилось – распорядился я ими мудро. В доме Робертсов я появился неожиданно, но и только. Без милых сюрпризов в виде залёта от какого-нибудь дальнобойщика. Они искренне переживали за меня. В том, что они не знали, с чего вдруг послушного и порядочного Дженни потянуло во все тяжкие, нет их вины. Я разговорчив не был, а Джон… Что он мог им рассказать? Кто знает. Это я виноват перед ними. Может, стоило к ним съездить. Познакомить с Джеем. Поблагодарить за все их хлопоты, беседы с директором школы, штрафы, бессонные ночи, когда я сбегал… Они ведь были совершенно не обязаны всего этого ради меня делать. Особенно тот раз… прибил бы сам себя, вспоминать тошно. Когда шериф дозвонился до них, и они приехали за мной в отделение. В четвёртом часу ночи. Они смотрели на меня и… наверное жалели, что вообще связались с таким уродом. А у меня же в голове мутилось от гормонов, для меня каждый гон был поводом вляпаться в очередную мерзость. Просто святым долгом считал доказать всем, что я отморозок, что он прав на сто процентов, считая меня таким. Кто… Джон?... «Я дерьмо! - хотелось кричать, - Но не раз в месяц, а ежедневно, каждую минуту своей жизни. Вы говорите - нет? А если я не просто изваляюсь в дерьме, а ещё и наемся его – вы мне поверите?!» Подросток. Дивный возраст. «В школе за меня взялись крепко, и может благодаря именно этому, выпускные экзамены я прошёл с блеском. Поступил в университет, сразу на две специальности, экономика и юриспруденция, закончил с отличием.» (Это дааа, это было круто! Омега – юрист! Да ещё и с параллельной специализацией. На что я надеялся, мне ведь сразу сказали, что я могу подтереть с пола свою смазку, забирать документы и ехать домой. НО! Но, за моими плечами уже была школа. Я уже знал, что там, где пасует закон и мораль, замечательно справляются деньги, наркотики и секс. Я понял и распробовал – в том, что ты омега, есть свои плюсы и грех их не использовать. Ведь главное не как часто трахаться, а с кем и когда. И – как относятся друг к другу те, с кем ты спишь. А сыграть на этих отношениях, на разнице потенциалов, так сказать, оказалось делом и вовсе плёвым. К концу первого года я был принят во все необходимые сообщества, имел публикации и особое отношение ректората. Чтобы отчислить такого талантливого студента, нужно больше чем сексистские предрассудки. Я был не просто сучкой. Я был… бляяя… «После получения диплома, особым распоряжением меня отправили на стажировку в еженедельный обозреватель «Экономика сегодня». Они объявляли конкурс на вакансию в отдел почты и сопровождения, и я его прошёл. Уже слышу, что ты скажешь. Нет, учился я не для того, чтобы подклеивать чужие марки. И делал это очень не долго, потому что у меня была цель.» Но именно там, в почтовом отделе я понял, что дойти до вершины способен только альфа. Тот самый, которым бы отец гордился. И я стал им. Дилеры меня чем только не пичкали, а оказалось всё очень просто. «Веардот» + «Омегаротег». И всё завертелось так, что в какой-то момент я понял, что уже не могу отступить. Остановиться. Кому какое дело, о чём хочется плакать по ночам, когда тебя поднимает волной к самым звёздам? Каким нужно быть идиотом, чтобы хотя бы задуматься о том, чтобы помешать этой волне, самому вставлять судьбе палки в колёса? Большим идиотом. Очень очень. Пару раз мысль о том, что концепция «доза – шаг к цели – доза», не слишком стыкуется с человеческим образом жизни, со счастьем, для которого мы как бы и приходим в этот мир, пару раз в голову приходила. Но, на тех оборотах задумываться о высоких материях было недосуг. От скорости карьерного роста просто в ушах звенело, блядь, я напивался, чтобы победить запредельное торможение и уснуть, но голова кружилась не от виски. От перспектив. От осознания того, что говно, которым щедро одарила меня природа, я сумел переработать в чистое золото. Всё было не зря. Презрение, наркотики, школа, одиночество, отельные номера, в которых Джон пытался похоронить сына омегу – всё не зря. Отец был прав – за цель нужно бороться. О том, что отец сам не жил, после смерти Мэрри, и не научил этому меня, о том, что я - Я… Достоин любви… Достоин, чёрт возьми! Слышишь?!! - не слишком-то и задумывался. До его прихода. До его появления в моей грёбаной жизни. «Я упорно трудился несколько лет, и когда мне предложили место главного редактора нашего отделения «ЭС»…» Как? Не сказать лично, не по телефону и бросить трубку – просто написать в письме о том, что я бросил всё, разрушил своими же руками – как?... Как я выл от боли и счастья на этом пепелище, как поливал его кровью своего альфы, цепляясь за мечту о твоём чёртовом одобрении, Джон. Надеясь, что однажды, когда мы встретимся, я расскажу тебе, как добился всего, а потом всё просрал, но ведь я отомстил. Я уничтожил эту тварь, этого кобеля Падалеки, который запросто, играя, пустил всё под откос. …Нечего мне рассказать тебе, Джон. Потому что он – Джаред, победил. Природа, естество, жизнь – назови это как угодно. И знаешь что? Мне больше не страшно. Ты был во всём прав, отец, я не оправдал твоих ожиданий. Но превзошёл самые смелые – свои. И это – действительно важно. Я… у меня дыхание перехватывает, я имя его на бумаге писать счастлив. Мне плакать от счастья хочется. Ты не помнишь уже наверное, что это такое. Наверное, Мэрри бы меня понял. Наверное, он любил тебя так же, как я люблю теперь. Мне… не хватает его, Мэрри, особенно последнее время. О стольком хочется его расспросить!.. Рассказать, что на пепелище политом кровью, что-то таки проросло. Но, главное я понял и сам. Когда осознал, что сдохну, но рожу Падалеки ребёнка. Твой сын – омега, папа, и он счастлив. Папа… Папа… папа… слово-то какое… Долбаные слёзы. Хорошо, что Джаред на процедурах и не видит. А это… это всё малыш. Я последнее время такая размазня, но скоро, совсем скоро всё это закончится. «… предложение я принял и знал, что оно более чем заслуженно. Я стою каждой запятой в своём контракте. Вскоре я познакомился с Джаредом. Джаред Падалеки, может ты слышал это имя, он популярный журналист. Всё завертелось очень быстро и через пару месяцев мы расписались. Я уволился. Мы уехали и живём у моего партнёра на побережье, организовали и почти запустили семейное дело, мы с Джаредом будем выпускать свою газету. Небольшое, информационно развлекательное издание, для начала. Потом, надеюсь, раскрутимся, опыта у нас обоих в этих делах не занимать. Мы ждём ребёнка. Оказалось, что пока занимался карьерой, немного запустил здоровье, да ещё дала о себе знать наследственность. Прошёл курс лечения и реабилитации, знаешь, Джон, я теперь знаю о том, от чего умер Мэрриадок наверное больше, чем знал он сам. Медицина значительно продвинулась за эти годы и доктор Райли говорит, что у меня неплохие шансы.» «Почти запустили семейное дело» - звучит роскошно. Только вот выглядело это иначе. Беременность не задалась… как-то сразу. Бабло утекало рекой, сметая все наши планы на своё пути. Падалеки снова начал курить и пахал, как проклятый, подбирая штат и договариваясь с банками и типографиями, пока я лежал дома, труп трупом, и не всегда мог самостоятельно дойти до сортира. Всё пошло на лад, когда из путешествия вернулись его родители. Здорово, наверное, дожить до преклонных лет с любимым человеком, получать пенсию и ездить, летать, плавать… даже завидно. Они вернулись, и, совершенно неожиданно я обнаружил, что мы оба живём у них, Джаред только ночует, а я не поднимаюсь по лестнице без сопровождения, не занимаюсь домашними делами, не пью кофе и так далее и тому подобное. Чего греха таить, большую часть этих долгих месяцев я потратил на ожидание вечернего возвращения Падалеки. Ожидание в истериках, сопровождаемых потерями жидкости, в виде соплей, рвоты и крови, а кто-то из них вызывал доктора, поддерживал голову, гладил по спине, подавал стакан с водой. По ночам я смотрел в потолок нашей комнаты, слушал, как похрапывает Джей и думал, что и представить не мог, что ради меня люди могут… всё это делать. Согласиться на подобное. Отблагодарить за такое – невозможно. Если выживу, то только потому, что теперь я часть семьи Падалеки. Если бы Мэрри был окружён такой заботой и любовью, у меня бы были братья. Некоторые вещи невозможно пережить в одиночку. «Сейчас мы в отличной клинике, персонал обращается со мной, как с достоянием государства. Срок наш через неделю. А письмо, если отправить его сегодня, будет идти около двух. О том, чем всё закончилось, напишет тебе, скорее всего Джаред. Джон, я не люблю писать письма, не умею. Это письмо станет первым и скорее всего последним. Я обещал написать его. Это… это всё глупо и писать мне больше не о чем. Не умею прощаться. Я знаю, о чём ты думаешь. Я был не лучшим сыном, прости меня за это. Спасибо тебе за всё. Люблю. Твой Дженс.» Получено срочной телеграммой через пятнадцать дней: «Дженни, мальчик мой, ты понятия не имеешь, о чём я думаю. Надеюсь однажды, ты позволишь мне приехать и познакомиться с твоей семьёй. Ничего не бойся, всё будет хорошо. Я горжусь тобой. Я молюсь за тебя. Храни вас Бог.»