***
Сразу после трапезы пансионат превратился в место для нескончаемых экскурсий. Матушка Розетт строем водила девочек по замку, рассказывая его историю, с гордостью демонстрировала помпезные залы, библиотеку, статуи святых, старинные иконы и картины. За строем девочек ходил такой же строй мальчишек, разглядывающих скорее представительниц прекрасного пола, чем достояния школы. О Сехун не входил в число "Дон Жуанов", бегающих за гостьями. Его на пару с Вивиан Бертран увела сестра Элизабет куда-то в направлении учебного крыла, едва закончился ланч. Лу очень хотел проследить, но постыдился перед ребятами вести себя как отчаявшийся сталкер. Время до обеда тянулось медленно. А когда Бэкхен убежал на репетицию хора, казалось, и вовсе остановилось. Заняться было нечем. Коридор пятого этажа пустовал, словно всех учеников эвакуировали в срочном порядке. Лишь представители ангельской свиты и несколько отличников из выпускного класса остались проводить досуг в общей гостиной, предпочитая экскурсиям в компании девчонок, настольные игры на религиозную тематику. Ханю было настолько скучно, что в какой-то момент он даже думал к ним присоединиться. Но все же, поразмыслив, решил остаться в своей комнате: поваляться в постели, играя в портативную консоль, и еще немножко поспать. Когда Лу открыл глаза, на часах уже было полчетвертого. В коридоре слышались шаги и голоса мальчишек. Видимо, ученики давно вернулись с экскурсии по школе и сейчас готовились идти на обед. Какое-то время Хань лежал неподвижно и хлопал ресницами, медленно-медленно составляя пазл реальности. Но когда понял, что кто-то размеренно сопит ему в шею, моментально взбодрился до состояния боевой готовности и резко развернулся, едва не спихнув с кровати пристроившегося под боком мальчишку. - Ах, Бэкхен, это ты... - на выдохе произнес Лу, увидев рядом соседа по комнате. - А ты думал кто? - сонно промямлил Бэк, не открывая глаз. - Да так, никто, - вполголоса бросил Хань, повыше натягивая плед, чтобы укрыть себя и друга. - Давно пришел? - Полчаса назад, - отозвался Бэкхен. - Чего так? Задержали на репетиции? - Нет, я еще на исповедь оставался. - Зачем? Ты ведь не грешил, - удивился Хань. Бэкхен раскраснелся, заулыбался и открыл наконец глаза. В его взгляде было наигранное недовольство и естественное смущение. - Вообще-то считать себя безгрешным - уже грех, - с напускной строгостью заявил он. Хань насмешливо хмыкнул, перевернулся на спину и сладко потянулся, касаясь руками изголовья кровати. - С таким подходом от регулярных исповедей не отвертеться до скончания дней своих. Согрешил - идешь исповедоваться. Не согрешил - идешь исповедоваться, потому что "кто ты такой, чтобы считать себя безгрешным?". Бэкхен рассмеялся. - А что, я не пра-ав? - певуче протянул Лу. - Исповедь, как и религия - дело добровольное, - напомнил Бэк. - О чём ты? - возмутился Хань. - Я в обязательных списках. Мне исповедоваться приходится по приказу руководства школы. Тут и не пахнет доброй волей. Больше напоминает тюремный допрос. - Возможно, на исповеди у пастора Чжана - да, но не у Хейга... - вкрадчиво произнес Бён. - Он никогда не ругает, не осуждает, не доносит на учеников МаДауэллу, не... - Хватит-хватит, не заводи эту шарманку, - перебил Лу. - Но я говорю правду, - стал защищаться Бэкхен. - Посмотрим как ты запоешь, когда этот извращенец потребует отдавать долги, - припугнул Хань. - Какие еще долги? - удивился Бён. - Я у пастора Уильяма ничего не задолжал. - А фотоаппарат? - Лу вновь перевернулся на бок и подпер голову рукой, чтобы можно было смотреть на собеседника сверху вниз. - Он дал мне его на время... безвозмездно, ты же знаешь, - немного стушевавшись, вымолвил Бэкхен. - Ну, раз не принудил платить за аренду фотоаппарата и пленку, значит за готовые снимки будешь расплачиваться, - уверенно поддел Хань. Бэкхен показательно фыркнул, вынырнул из-под теплого пледа и спешно зашагал в сторону стола. Пошуршав там своими партитурами по хору, он выудил некий объемный конверт и махнул им над головой. - Что это? - поинтересовался Лу, усаживаясь по-турецки. - Фотографии. И, к твоему сведению, расплачиваться за них пастор Уильям меня никак не просил. - Бён кинул конверт Ханю в руки. Тот ловко поймал его и заглянул внутрь. Фотографий было много. Хейг, наверное, распечатал все снимки с двух пленок, а то и с трех. - Он нехило так раскошелился, - задумчиво произнес Лу, навскидку подсчитывая красочные фото в конверте. - Пастор Уильям сказал, что он только рад материально и духовно поддерживать талантливых детей, - с гордостью произнес Бэкхен, поправляя чуть взлохмаченные после сна волосы. - Я бы тоже так сказал, если бы намеревался тебя трахнуть, - улыбчиво промурлыкал Лу. - И что-нибудь еще про твой чудный голос, милую улыбку, глазки, пальчики... - Ну-ну, - Бэкхен раскраснелся до состояния вареного рака, но уверенности не растерял. - Я уже слышал в свой адрес все эти льстивости для пикапа: про губки, глазки, пальчики, - признался он. - Только вот говорил мне их не пастор Уильям, а Чанель. - Немудрено, - просиял Хань. - Пак же влюблен в тебя по уши. - А может, он просто хочет меня... - Бён замялся, краснея пуще прежнего. - Трахнуть? - поспешил закончить его реплику Хань. - Судя по твоей теории, - Бэк сел на стол и закинул ногу на ногу, как это ночью делал О Сехун. От промелькнувших в голове ассоциаций и последующих за ними воспоминаний у Лу засосало под ложечкой. - А разве одно не предполагает другое? - вполголоса произнес Хань, оценивающим взглядом окинув соседа по комнате. Нет, не было в нем этой кошачьей надменной сексуальности, присущей Се. Слишком милый, наивный, невинный, бесхитростный, как щенок. Бэкхен посмотрел на друга с явным непониманием. Хань шумно вздохнул, потер щеки ладошками и попытался внести ясность в свои слова: - Я имею в виду, что когда тебе очень сильно кто-то нравится, ты, так или иначе, хочешь близости с ним. Секс - это как наивысшая степень проявления любви, понимаешь? - Тогда мозоли у тебя на ладошке правой руки - результат наивысшей степени самовлюбленности? - с ухмылкой задал встречный вопрос Бён. - Скорее признак отсутствия взаимности, - оправдался Хань. Бэкхен немного нахмурился. - Не подумай, что я осуждаю. В одиночку, без поддержки Всевышнего, трудно справиться со страстными бесами. Тебе нужно больше времени уделять молитвам и мыслям о Боге, чтобы избавиться от этой дурной привычки. - Ты это Чанелю своему посоветуй, - с дружелюбной насмешливостью поддел Лу. - Ну, знаешь ли, Чанель по крайней мере... - бросился оправдывать друга Бён. - Не дрочит? - перебил Хань. Бэкхен в очередной раз раскраснелся и постарался изобразить нравоучительно-строгий, воспитательный тон: - Я хотел сказать, что он по крайней мере пытается обращаться к вере: молится регулярно по собственной инициативе, библию почитывает. - Подумаешь... Я, может, тоже библию почитываю, - распетушился Лу. - Ага, конечно... - Бён выудил среди груды учебников и конспектов, разложенных на столе, красивую толстую книгу в золоченом переплете и показал ее Ханю. Это была библия с молитвенником - та самая, которую Лу получил от неизвестного доброжелателя в свой первый день пребывания в этой школе. На обложке осел заметный слой пыли, поверх которого безумно аккуратным, машинным почерком было выведено шутливое послание: "прочитай меня". Хань рассмеялся и вскинул руки вверх, признавая свое поражение. - Ладо-ладно, не читал я эту мутотень. Но намеревался, честное слово. - Намеревался он, как же... - Бэкхен сложил пальцы "пистолетиком" и "выстрелил" в провинившегося соседа по комнате. После перевернул библию обложкой к себе и стал с интересом и восхищением рассматривать аккуратно выведенные пальцем по пыли буквы. - Не знаю, кто из монашек это написал, но почерк просто идеальный, словно каллиграфия... Щеки Лу Хана обдало жаром, внизу живота защекотало приятное волнение. Но он ничего не ответил, лишь пожал плечами.***
"Динь-дилинь, динь-дильинь" - раздавалось тут и там. Серебряные столовые приборы от соприкосновения с дорогой фарфоровой посудой звенели почти столь же мелодично, как и колокола в часовне близ школы. Нескончаемая болтовня слышалась за каждым столом трапезного зала. В отсутствии господина Вайрона уровень исходящего от учеников шума усилился по меньшей мере вдвое. Матушка Розетт уже не поспевала отчитывать особо провинившихся мальчишек. Не углядела она и того, как кто-то из ребят отправил в путешествие по столам красочный блокнот со списком всех учеников, допущенных к участию в святочном балу. - Зачем это? - удивился Лу, когда блокнот дошел и до него. Бэкхен недовольно цыкнул, а Чанель наоборот обрадовался. - Вот же крутотенюшка! - просиял он. - Не думал, что доживу до того момента, когда и мы будем во всем этом участвовать. Смотри... - Пак перекинулся через стол и открыл блокнот перед Ханем. - Тут имена всех ребят, которые идут на бал. А напротив - имена девчонок, которых они пригласили. Как только ты найдешь себе партнершу для танцев, то тоже сможешь вписать ее имя напротив своего. - Это обязательно? - хмуро поинтересовался Лу. - Нет, конечно, - прошипел Бён. - Ты не обязан ничего никуда записывать. Просто глупые старшеклассники каждый год ведут учет, чтобы похвастаться друг перед другом своими кобелиными успехами. - Я не об этом, - бросил Хань. - Меня интересует, обязательно ли приглашать кого-то? Одному пойти нельзя? - Можно. Но в таком случае тебя поставят в пару с кем-нибудь из монашек, - прояснил ситуацию Чанель. - И что тут такого? - поспешил возмутиться Бён. - Сестры наверняка прекрасно танцуют. - Особенно матушка Розетт, - с лукавой ухмылкой проворковал Чанель. - Уверен, она страстная танцовщица. Хань изобразил всполошенный взгляд, отставил свою тарелку в сторону и поспешил хорошенько изучить записи в блокноте. Невероятно, но за то непродолжительное время, что девчонки гостили в школе имени Святого Франциска, каким-то чудесным образом уже успело сформироваться аж 9 пар. - Черт, как им удалось так быстро раззнакомиться? - опешил Лу. - Эти вот на экскурсии сдружились, - предположил Пак, изучая список вверх тормашками. - Лиам пригласил какую-то кучерявую старшеклассницу, пока мы ждали обеда в центральном холле. А Сехун... его с Бертран в пару директор поставил, как лучших учеников обеих школ. Услышав дорогое сердцу имя, Хань стал прытко искать его в списке учеников. Ангел числился одиннадцатым. Его партнершей по танцам была указана, естественно, Вивиан. Однако ее имя в блокнот вписал не Сехун. Почерк был не его. Заметив это, Лу довольно заулыбался и невольно бросил взгляд на первый стол. Только вот несколько высоких учеников, севших там забором прямо по линии обзора, закрывали весь вид на ангелочка Се. "Надо было заранее прийти и занять другие места" - мысленно отругал себя Хань. До конца трапезы ему так и не удалось поглазеть на Ангела.***
Когда обед закончился, большая часть учеников отправилась в зал для молитв и собраний на спектакль кукольного театра, организованный монахинями из сеульской католической школы. Постановка должна была состоять из пяти христианских притч, связанных между собой тематикой Рождества. Бэкхен очень хотел пойти на все пять, но Хань уговорил его пропустить первые две, дабы сбегать на примерку костюмов к балу в швейно-прачечный отдел. Чанель, уже побывавший там до обеда, вынужден был отстоять часовую очередь из желающих. Ребята надеялись, что во время спектакля им удастся разобраться со всем без какого-либо ожидания. Швейно-прачечный отдел находился на самом нижнем, подвальном уровне центральной части школы, недалеко от кухни. Из учеников там редко кто бывал. Белье и одежду монахини всегда забирали в стирку самостоятельно, и приносили обратно чистеньким, свеженьким, заштопанным и благоухающим. В своих фантазиях Лу представлял швейно-прачечный отдел неким довоенным цехом с огромными вентиляторами на потолке. На деле же помещение оказалось приятным, светлым, и выглядело как пропахшая чистящим порошком театральная костюмерная с зеркалами, обрамленными лампочками, множеством одежек, развешанных длинными рядами на одинаковых вешалках, шкафами для белья и большущими стиральными машинами, которые так забавно тряслись, полоща вещи, что сразу возникало желание вскарабкаться на одну из них и тоже немного поболтаться. - Даже не думай об этом, - Бэкхен схватил Лу Хана за руку, оттягивая от самой активно трясущейся стиральной машины, и повел за собой к длинным одежным рядам. - Да ладно тебе, монашки заняты глажкой белья. Они бы не увидели, - прошептал Хань, ускоряя шаг, чтобы вести, а не быть ведомым. - Зато Бог увидел бы. Он все видит, - с умилительной серьезностью произнес Бён, ныряя вслед за другом в коридор из всевозможных нарядов. - Ага, всё... - Лу рассмеялся. - Всё, кроме этих развратных женских юбок. Ты только посмотри, - мальчишка потянул за подол тонкого кружевного одеяния на одной из вешалок, - Они ведь совсем прозрачные. - Вообще-то это подъюбник, надевается под платье, - пояснил Бэкхён. - Ох, правда? - Хань слегка нахмурился. - Надеюсь, на нас ничего такого напяливать не станут. - Тебе бы пошло. В комплект к этой нежно-розовой байке, - блеснул сарказмом Бён. - Это твоя кофта, не забывайся, - с ухмылкой напомнил Лу. - Вообще-то старшей сестры, - оправдался Бэкхен. - Мама, наверное, по ошибке сунула ее в мой чемодан. "Если бы моя мама собирала мне чемодан, я бы сейчас ходил в рубашке с мультяшными паровозиками и в брюках на подтяжках" - подумал Хань. Он чертовски боялся, что наряды к предстоящему балу окажутся чем-то таким вот несуразным, детским, немужественным. Но, к счастью, волнительные ожидания не оправдались. У примерочной кабинки, расположившейся в конце одежных рядов, мальчишек встретила сестра Руфина, монахиня, занимающаяся закройкой и снятием мерок. Несмотря на то, что парадные костюмы шились в индивидуальном порядке для всех учеников заблаговременно, и по идее должны были прийтись им в пору, примерка была нужным мероприятием, дабы исключить возможность непопадания в размер, если вдруг кто-то из детей прибавил в весе или так некстати похудел. У сестры Руфины был глаз наметан. Она сходу определила, что и Ханю, и Бэкхену придется немного ушивать пиджаки. Парадный костюм, по ее мнению, должен был сидеть как влитой, а не просто подходить под рост и вес. Когда монахиня отыскала среди многочисленных одежек то, что предназначалось для Бёна и Лу, и показала ребятам, те были просто в восторге. Парадные костюмы оказались на удивление красивыми, аристократичными, но при этом не вычурно экстравагантными, а по-светски элегантными. Они чем-то напоминали одежду для верховой езды: белые брюки по ногам, белая рубашка с оригинальным воротничком, жилет, а сверху нечто среднее между рединготом и камзолом. Хань примерял свой костюм первым. Сестра Руфина долго кружила вокруг него, обхватывая мерной лентой, обкалывая булавочками, делая пометки в забавном блокнотике с изображением Святого Франциска Ассизского на обложке. Бён коротал ожидание, засыпая на пуфе близ примерочной. Подгонка костюмов под размер проходила долго и муторно. Неудивительно, что другие ребята в очереди томились. Когда настал черед Бэкхена, Хань решил поразвлечь себя экскурсией по длинным одежным рядам. В швейно-прачечном отделе были не только парадные костюмы, но и тематические церковные наряды, и монашеские одеяния, и личные вещи учеников после стирки/глажки - словно необъятный гардероб на все случаи жизни, по которому можно было гулять бесконечно. Особой красотой отличались платья, сшитые специально для девочек из сеульской католической школы. Кода Лу дошел до них, то буквально завис на месте и стал с восторгом разглядывать всё это буйство воланов, гипюра и шифона, водя ладошкой по мягким тканям. Платья были невероятно нежными, невесомыми, казалось, любое касание может их повредить. По фасону они практически не отличались. За исключением одного платья. Оно показалось Лу особенным. Его верх был вышит искусственными серебристыми камушками, а многослойная шифоновая юбка, напоминающая значительно удлиненную пачку балерины, мерцала, словно снег на солнце. "Как волшебное..." - подумал Хань и сунул было руку, чтобы потрогать красивую ткань. Но вдруг заметил в просвет между вешалками, что на соседнем ряду кто-то с таким же интересом и восхищением смотрит на это платье, придерживая его кончиками тонких пальцев за подол. Вивиан Бертран, это была она. Столь очаровательное кукольное личико трудно было не запомнить, и длинные светлые волосы - из всех учениц сеульской католической школы, приехавших на бал, только директорская дочка могла похвастать такими. Лу прытко одернул руку и машинально зашагал по коридору из одежек в противоположную от примерочной сторону. Сердце заколотилось, на душе заскребло не совсем приятное и понятное чувство. "Какого черта она здесь забыла?" - Хань не соображал куда и зачем идет. Только у столов для глажки белья он вспомнил про Бэкхена и ринулся обратно, выбирая из трех коридоров с одеждой, самый крайний, тот, что был у стенки, дабы ненароком не встретиться вновь с девчонкой из сеульской католической школы. Лу и предположить не мог, что Бертран тоже пойдет к примерочной. Когда он наконец оказался у кабинки для переодеваний, то с ужасом обнаружил там и директорскую дочку с "волшебным" платьем в охапке на том самом пуфике, на котором некогда мучился в ожидании примерки Бэкхен. - Везет как утопленнику, - бросил себе под нос Лу, мысленно проваливаясь сквозь землю. Бертран не проявила к нему никакого интереса, продолжив изучать подол бального наряда. С такого близкого расстояния старшеклассница смешанных кровей оказалась еще красивее, чем Хань ожидал. Она выглядела аристократично, но на лицо по-детски нежно и невинно. Ее густые белые волосы с холодным оттенком льна спадали красивыми локонами. Светло-серые глаза обрамляли длинные ресницы, не тронутые тушью. Фигура была тонкой, слегка андрогинной, без каких-либо аппетитных выпуклостей. Однако за счет узкой талии она смотрелась безумно женственно и очаровательно хрупко. У Бертран была аура юной дофины времен эпохи Рококо, каким-то магическим образом оказавшейся в скучной современности. Только рассмотрев ее так открыто, вблизи, Хань наконец понял, что испытывал не только недовольство и волнение, но и растерянность, трепет, грызущую зависть... Лу чувствовал себя так, словно ему предстояло сражаться с этой фарфоровой статуэткой в конкурентном бою, в котором он заведомо был проигравшим. Вот и весь сказ. - Я уж подумала, что Вы не дождались своего друга, - проворковала сестра Руфина, приглашая Ханя сесть на пуфик рядом с Вивиан. Но тот отрицательно махнул головой, показывая, что не притомился. - А где он, еще не ушел? - вполголоса поинтересовался Лу, стараясь не смотреть на Бертран, а обращаться исключительно к сестре Руфине, распаривающей рукава парадной рубашки на небольшом столике для шитья. Вивиан же мельком изучила Лу Хана и перевела вопросительный взгляд на монахиню, словно ей тоже было интересно узнать, где же делся некий там ОН. - В примерочной. Уже переодевается в свои одежки, - ответила сестра, одаривая добродушной улыбкой вначале Ханя, а после и директорскую дочку. Бертран понравилось, что молодая женщина ей улыбнулась, и она кокетливо улыбнулась ей в ответ, прямо как щеночек, реагирующий на любые эмоции людей такими же отзеркаленными эмоциями. Однако стоило монахине отвернуться к столу для шиться, и свой открытый невинный взгляд девчонка как по щелчку сменила на заинтересовано оценивающий. Лу напрягся пуще прежнего. Сохранять внешнюю безмятежность удавалось с большим трудом. Он деловито сложил руки на груди, чтобы казаться уверенным в себе и мужественным, и стал нервно притопывать носком кед по паркетному полу. Бертран не отрывала глаз от Руфины до тех пор, пока Бён не вынырнул из примерочной кабинки. Увидев директорскую дочку, он стыдливо зарумянился и слегка поклонился, что не практиковалось в этой школе, но, как известно, является правилом хорошего тона в Корее. Сеульчанка поднялась с пуфика и изобразила такой же легкий поклон, отзеркалив действия Бэкхена. И тут Хань с ужасом для себя отметил, что Бэкхен и Вивиан абсолютно одинакового роста. "Выходит, она ниже меня всего на 2 сантиметра? А если наденет десятисантиметровые каблуки... " - подумал Лу. Подобная мысль оскорбила его до глубины печенок. Хань сделал пару шагов назад и махнул Бёну, чтобы тот поспешил. - Кидайте всё на стол, Бэкхен-и, - велела сестра Руфина. - А Вы, Виви, заходите в примерочную. Будем смотреть, в пору ли Вам платье. - Да, мэм, - мягко отозвалась Бертран, в очередной раз одаривая молодую женщину сладкой улыбкой, и направилась в примерочную кабинку, волоча за собой пышное, невероятной красоты платье. Как оказалось, девчонка была обладательницей очень приятного голоса - еще один плюс в копилку ее достоинств, совсем не радующих Лу. Хань держал в себе это клокочущее недовольство, но когда ребята уже вышагивали по направлению к выходу из швейно-прачечного отдела, выпалил все как на духу. - Эта зазнайка Бертран меня бесит! - заявил он. - Такая противная, невыносимо. - С чего ты это взял? - возразил Бён, искренне удивившись подобной характеристике. - Вивиан очень тихая и спокойная. - Тихая, спокойная воображала, - отчеканил Хань. - Все директорские дети такие. - Ты плохо разбираешься в людях, - вынес вердикт Бэкхен. - Да тут и разбираться не надо, - продолжил гнуть свою линию Лу. - Такие как она только прикидываются невинными милашками, чтобы взрослым пудрить мозг, а в компании друзей задирают нос выше гор, командуя всеми и подстрекая. - Не думаю, что у нее вообще есть друзья. Виви молчаливая дочка строгой директрисы, воспитанная в достатке. Одноклассницы не особо ее жалуют. У них в лидерах скорее кто-то свой в доску: веселый, активный, общительный... безбашенный, - Бэкхен дернул Ханя за рукав и указал в сторону. - Вот как она. Лу повернул голову по заданному направлению и заметил симпатичную девчонку с прической "Каре", устроившуюся на сильно трясущейся стиральной машине, как на диковинном аттракционе. - А ты говорил: "нельзя-нельзя, Бог увидит". - Хань рассмеялся, приветственно махнув милой сеульчанке. Та улыбнулась и забавно отсалютовала в ответ, слово была командиром боевого истребителя, почтительно приветствующим другого важного командира.***
На постановку третьей по счету притчи ребята не успели. Они прибежали к залу для молитв и собраний в начале четвертой, предпоследней рождественской истории. Двери, ведущие в зал, были чуть-чуть приоткрыты, а внутри темнота. Только в конце помещения на небольшой сцене виднелся огонек, который по сюжету спектакля охранял бедный христианин, замерзающий в зимнем лесу. Хань и Бэкхен думали, что в таком полумраке им удастся тихо и незаметно добраться до Чанеля, обещавшего придержать места. Но шагнув в темное помещение, Бён попытался закрыть за собой дверь, а та проскрипела настолько громко, что все ученики в зале разом оглянулись назад, посмотреть, какого черта там происходит. Засиявшая в этот же момент импровизированная луна-прожектор, установленная над сценой, предательски подсветила помещение, показав, кто именно оплошал. - Вот же черт... - улыбчиво бросил Лу. - Извините, - сконфузился Бён. В зале послышались сдавленные смешки. Сестра Элизабет, сидевшая на диванчике у стенки близ двери, замахала любопытствующим мальчишкам и девчонкам, чтобы те перестали таращиться на опоздавших и смотрели на сцену. Когда легкая шумиха сошла на "нет" и стало вновь темнее, монахиня велела Ханю и Бэкхену проходить чуть дальше и устраиваться на свободных ковриках для молитв. Лу быстро приметил Чанеля среди других учеников, тот занял очень удобные места близ девчонок в самом центре зала. Но также быстро он приметил и Сехуна, сидящего в компании свиты достаточно далеко от сцены. Видимо, считав мысли Ханя, Ангел оглянулся, и его аккуратные губки тут же растянулись в очаровательно-красивой улыбке, обнажающей белоснежные зубки. У Лу аж коленки подкосились. - Хань, идем к Чанелю, он забил нам места, - тихо окликнул Бэкхен и пригнулся, словно собирался нырнуть в помещение с очень низкими потолками. - Нет, иди ко мне, - беззвучно произнес Сехун, подзывая мальчишку пальчиком. И Лу попросту замер на месте.