***
Утро понедельника настало так быстро, что казалось будто часы врут, а погодные условия им подыгрывают. К выполнению обещания, данного самому себе, нужно было приступать незамедлительно. Лу Хан достойно принял свою учесть и всецело окунулся в зубрежку. С учебниками и конспектами он теперь не расставался, и даже в трапезном зале ел исключительно с книжкой в руках. - Труд, здоровый сон и терпение, джентльмены, - вот три основных приоритета, которые должны править вашим сознанием в предэкзаменационные дни, - во всеуслышание напоминал директор. Пастор Чжан к этому списку еще веру во Всевышнего добавлял, но Хань на Бога особо не рассчитывал. - Слушай, без обид, но ты уже начинаешь походить на всех этих затюканных ботаников, - заявил Нейтан, раскачиваясь на стуле. - Горы учебников, конспекты... - мальчишка надул жвачку пузырем и с характерным хлопком лопнул его. - Так хочется попасть на бал? - Какой, к черту, бал? - с ухмылкой бросил Хань, не отрываясь от списка глаголов по латыни. - С девочками там, с фуршетом,- напомнил Нэйт, укладываясь на парту, чтобы удобнее было разглядывать лицо собеседника. - Плевать мне на бал, - отстраненно заявил Лу, подпирая голову рукой. - Ну и правильно, - обрадовался Нэйтан. - Из-за девчонок одни беды. Особенно из-за всех этих праведных католичек. Они сплетничают, выпендриваются, мнят о себе черт знает что. А на деле даже за ручку подержаться не дают. Серьезно, к черту бал. Столько учить приходится. А ради чего? Ради шведского стола и парочки улыбочек религиозных недотрог? Правда, оно того не стоит. Просто забей на всю эту зубрежку, экзамены и... Хань рассмеялся, не дав договорить, и улегся на парту лицом к Нейтану. С такого ракурса глаза кучерявого мальчишки казались еще больше, густые дуги бровей делали их невероятно выразительными, а ресницы так забавно загибались на кончиках, словно были подкручены щипцами. - Что ты мне чухню всякую советуешь? - улыбчиво спросил Лу. - Сам-то на репетиторское занятие к Сехуну приперся, а меня уговариваешь забить на учебу? Конкурентов устраняешь? - Ты мне не конкурент, - вкрадчиво ответил Нейт, изучая Ханя нежным взглядом. - Добиться взаимности от девчонок из сеульской католической школы нереально. А получить хотя бы мало-мальские знаки внимание от О Сехуна - и вовсе нечто из ряда фантастики. Так что давай будем реалистами - нам обоим ничего не светит. Конкурировать бессмысленно. Хань насупился. В словах Нейтана было много неприятной истины, от которой он всеми силами открещивался. Но в то же время фраза о внимании О Сехуна, являющемся чем-то из ряда фантастики, сыграла на струнах самолюбия Лу Хана нотками искусной лести. Ведь Ангел поддавался ему. Очень редко и не столь откровенно, как хотелось бы, но все же соглашался на дразнящие поощрения и даже, черт возьми, целовал! Чем не фантастика? Лу Хан хлопал ресницами, вспоминая приятные моменты, а кучерявый мальчишка глаз с него не сводил. - В гляделки играете? - послышался голос Рэя. Лу и Нейт тут же отринули от стола, словно их застали за чем-то противоестественным. На что мальчишка из F класса лукаво заулыбался и с наигранной серьезностью вымолвил: - Подобные скверные забавы не должны править вашим сознанием в предэкзаменационное время. - Точно-точно! - забегая в кабинет, выкрикнул Лиам. - Ну-ка, джентльмены, напомните-ка мне, каковы наши три основных приоритета? - пропел Рэй, пародируя голос директора. Вместо дежурной реплики МакДауэлла про труд, здоровый сон и терпение, ребята стали выкрикивать всякую дурость про жареную курочку, сон до обеда и потрясающую попу О Сехуна, дурачась и хохоча. Но стоило на пороге показаться самому обладателю прекрасной пятой точки, как все сразу приняли скромно-праведный вид и расселись по своим местам. Репетиторское занятие проходило тихо и мирно. Ангел старательно разъяснял новые темы по латыни и зарисовывал на доске всевозможные схемы. Под конец урока, дабы ребята попробовали применять полученные знания на практике, он раздал им самостоятельные задания по учебнику и сел напротив парты первого ряда, за которой устроились его послушные ученики. Аромат холодной чистоты, исходивший от Сехуна, сразу ударил в нос, словно прочищая легкие абсолютной свежестью. Лу Хан неосознанно открыл рот, чтобы надышаться им вдоволь, и невольно поднял глаза на Ангела. Сехун сидел с идеально прямой спиной, закинув ногу на ногу, и манерно зачесывал пальцами назад спадающие на глаза густые волосы. Хань его эти повадки просто обожал. Была в них какая-то кошачья надменная сексуальность, дурманящая и сводящая с ума. - Прочитали? - спросил Ангел, повременив. Вопрос прозвучал в множественном числе, но взгляд был направлен исключительно на Лу. - Да! - бодренько ответили мальчишки. - Но ты даже учебник не открыл, - тихо пожурил Сехун, наклоняясь к Ханю. - Ну же, вернись с небес на землю, - мягким шепотом подбодрил он, распахивая книгу и указывая тонким пальцем на нужное практическое упражнение. Лу кротко кивнул, отчаянно борясь с безалаберными, озабоченными мыслями, плетущимися в голове, и уставился на мелкий печатный текст. - Жасмин... - прошептал Нейт Лу Хану на ушко, когда Ангел вновь отправился к доске рисовать схематичные пояснения. - Что? - отстраненно спросил Лу, глянув на собеседника. - От него постоянно пахнет сиренью, чувствуешь? Аж мурашки по коже. Так приятно. Обожаю этот запах. - Не сиренью, а кофе глясе, - встрял в разговор Рэй. - Хвойным лесом, - тихо выдал Лиам. - Каким еще лесом? - прошипел Нейтан. - Я же сказал, хвойным, - раскрасневшись, буркнул мальчишка. Хань хотел было выдвинуть свою теорию про запах абсолютной холодной чистоты, но вовремя прикусил язык. "Может это очередная ангельская особенность?" - подумал он. Как, к примеру, аромат кофе глясе можно было спутать с хвойным лесом? Это же диаметрально противоположные запахи. А сирень? Это растение имеет настолько сладкий шлейф, что если бы Ангел им действительно постоянно пах, у Ханя бы давно разболелась голова. В чем тогда загвоздка этих обонятельных галлюцинаций?***
Во вторник после уроков проходила очередная репетиция бала. Сестра Элизабет решила не разбивать уже составленные ранее пары. Так что Лу Хану вновь пришлось вальсировать в объятиях Нейтана. Кучерявый мальчишка вроде уже и не подпрыгивал при каждом шаге, и на ноги практически не наступал, но его эти постоянные попытки притиснуться поближе, приобнять покрепче конкретно озадачивали Ханя. "Кому-то очень не хватает любви" - думал он, а после вспоминал свои приставания к Сехуну и многозначительно вздыхал. Среда была последним учебным днем в этом году. В четверг и пятницу должны были проводиться экзамены, а сразу после них наступали долгожданные зимние каникулы. Волнение переполняло, но оно сплеталось воедино с каким-то ненормальным, всепоглощающим оптимизмом, напоминающим предрождественскую эйфорию.***
Бэкхен считал дни: до экзаменов, до бала и до Рождества, конечно. На этот случай у него был припасен сладкий календарь адвента. Немка фрау Ланг когда-то придумала такую диковинку в качестве забавы для своего маленького сына. Но идея так понравилась набожным католикам, что они ввели сие развлечение в традицию, услащая тем самым ожидание праздника в дни поста. И у Ханя в детстве был такой календарь - плоская картонная коробочка наподобие книжки с открывающимися окошками по числу дней адвента. И в каждом таком окошке была спрятана маленькая постная шоколадная фигурка и цитата из Евангелия. Увидеть подобную диковинку у мальчишки сознательного возраста Лу даже и не ожидал. Но когда Бэкхен впервые достал из дорожного чемодана такой вот очаровательный детский календарь и с серьезным лицом стал колупать окошечко, надеясь получить шоколад и счастливое католическое напутствие, Хань невольно расплылся в улыбке и ощутил щемящую душу ностальгию. С тех пор каждое утро Бэк начинал с такой вот незамысловатой миссии. Лу терпеливо выслушивал строчку из Евангелия, получал половинку шоколадки, и не уставал удивляться тому, как его соседу по комнате удавалось держать столь завидную самодисциплину, следуя поэтапным правилам календаря. Ибо сам Хань давно бы разодрал все окошки разом, обожрался шоколадом и забыл про эту дуристику, как про случайный сладкий сон. - У тебя терпение напрочь отсутствует, - улыбчиво заметил Бэкхен, глядя на то, с каким озадаченным выражением лица Лу крутит в руках его уже практически пустой, но от этого не менее красочный календарь адвента. - Я напропалую зубрю ненавистную мне латынь к экзаменам и умудряюсь существовать аки одинокий монах несмотря на то, что тот, от кого я без ума, живет в двух шагах от моей комнаты. А ты говоришь, что у меня нет терпения? - возразил Хань. - Посмотри на меня повнимательнее, Бэкки, я просто синоним слову "терпение". Бэкхен рассмеялся, его уши покраснели. - Вечно ты всё к теме ниже пояса сводишь, - пожурил он, присаживаясь на постель рядом с Лу. - О чем ты? Просто мне не хватает... любви, - романтично пропел Хань. - Если хорошо сдашь экзамены и попадешь на рождественский бал, то тебе, может, и перепадет чуток... любви от девчонок из сеульской католической школы, - подбодрил Бэк, указывая пальцем на окошко в календаре, изображающее улыбчивую пастушку, укрывающую милых кучерявых овечек одеялом в виде ночного неба, - Смотри, вот оно - самое увлекательное событие сезона, не считая Рождества. - И самая длинная ночь в году, - блеснул познаниями Хань. - Как символично, что бал назначен именно на эти числа. - Ты даже не представляешь насколько символично, - с ухмылкой заметил Бэкхен. - С 21 на 22 декабря проходит Йоль - праздник дьяволопоклонников. Хань театрально закатил глаза и плюхнулся на одеяло. - Очередной сатанинский праздник... - прошептал он. - Сколько их вообще? - Если мне не изменяет память, то девять, - задумчиво ответил Бэкхен, укладываясь рядышком. - Но ты уже пережил в целости и сохранности целых два: Мабон, он проходил с 22 на 23 сентября, и Самхейн - 31 октября. На очереди третий - Йоль. Лу сразу не придал особого значения подобной информации, но, невольно сопоставив числа с событиями, пришел к пугающим выводам. Двадцать второе сентября - Мабон. В тот день Вайрон чертил на полу Ангела дьявольские знаки. И уже к вечеру Сехун отправился прямиком в стационар чуть ли не в предсмертном состоянии. Второй сатанинский праздник, свидетелем которого стал Лу - Самхейн - тридцать первое октября. Активное бегство учеников и очередные рисунки в подарок Ангелочку. Выходило, что Джеймс проводил свои дьявольские ритуалы не по-дилетантски бездумно, а планомерно, в определенные дни. И значит во время очередного такого "праздника", который со слов Бэкхена должен был состояться в ночь с 21 на 22 декабря, Вайрон непременно вздумает повторить свои попытки избавиться от Се...***
Экзамены традиционно проходили в зале для молитв и собраний. Первый поставили на 9.00. Но школьники толпились возле входа в зал уже с 8.30. Хань и Бэкхен тоже планировали явиться к месту событий заранее, но всё никак не могли справиться со своим завтраком. Тыквенные равиоли... Бэк ел с таким лицом, словно всех родственников разом похоронил, а Лу хныкал и вздыхал, как драматическая дива. Он даже готов был выдавить из себя скупую мужскую слезу, лишь бы не есть эту постную дрянь. Но разжалобить сестру Элизабет в это утро так и не удалось. Прибежали мальчишки в зал для молитв и собраний аккурат к началу первого экзамена. Чанель был единственным, кто ждал их у входа. Все остальные ребята давно заняли желаемые места. В кабинетах и лекционных аудиториях ученики привыкли сидеть за длинными столами, установленными в несколько рядов. Сейчас же они вынуждены были ютиться за одиночными партами, расставленными вдоль всего помещения на значительном расстоянии друг от друга. Списать при таком раскладе было трудно. Да и не у кого. С того свободного места, которое Ханю чудом удалось найти, до одноклассников было, как до луны. Вокруг одни лишь воображалы из B класса. Лу ловил на себе их заинтересованные взгляды, но приветственных реплик так и не удостоился. Не велика беда. Ведь первым экзаменом была литература, а ее Хань знал теперь уже достаточно хорошо. Когда раздали карточки с заданиями и настоятельница Ким Розетт зазвонила в небольшой колокольчик, оповещая о начале экзамена, Лу подпер голову рукой и внимательно прочитал текст своего билета. 1)Литература эпохи Возрождения; 2)Общая характеристика творчества Уильяма Шекспира. Улыбка невольно засияла на лице и настроение, канувшее в небытие за завтраком, вновь взлетело до небес. Эти темы Ангел пояснял Ханю еще на самом первом репетиторском занятии, причем в мельчайших подробностях. Так что отвечать на свой билет Лу принялся с большим воодушевлением. Мысли плелись заумными фразами на бумаге, все новые и новые важные факты вспышками освещали закоулки память. И уже спустя каких-то полчаса Хань сдал результаты своих стараний в виде двух полностью исписанных листов формата А4. Ох, если бы он знал, что экзамен по литературе окажется таким легким, то несомненно сохранил бы значительную долю нервных клеток, утраченных в процессе зазубривания. Следующим испытанием должно было стать тестирование по английскому языку - в 13.00, сразу после ланча. Так что времени на повторение выученного материала оставалось предостаточно. И Лу его, конечно же, "с пользой" провел, уткнувшись лицом в подушку. Пришел он на экзамен с предательским отпечатком наволочки на пол-лица, но зато заранее, ибо полуденный обед проигнорировал. На этот раз свободных мест в зале было навалом. Лу Хан устроился во втором ряду, надеясь оказаться поближе к Ангелу, с которым он последнее время все никак не мог пересечься. Чанель и Бэкхен тоже сели неподалеку. Только вот Сехун, как на зло, пришел лишь за пять минут до начала экзамена, заняв место на галерке. Может тоже над какими-нибудь равиолями страдал во время ланча? Так или иначе, Хань чуть шею не свернул, пытаясь высмотреть его светлую макушку среди темноволосых, в большинстве своем, учеников. Хотя стоило бы лучше на тесте сконцентрироваться, ведь задания были действительно сложными. Да и Вайрон спуску не давал. Он разгуливал по залу, как тюремный надзиратель, направо и налево развешивая подзатыльники желающим списать. Лу вздрагивал, путался, по нескольку раз меняя варианты ответов в тесте, и надеялся теперь лишь банально на удачу. Оставшиеся два экзамена приходились на пятницу - основы католицизма и гребаная латынь. Лу боялся их неимоверно. При обычных обстоятельствах он бы и глазом не моргнул, однако сейчас на кану были обнимашки в постели с Ангелом, и от одной этой мысли в жар бросало. Поутру вновь толпа нервозно-бодрых учеников толпилась у входа в зал. Но на этот раз запускали группками по десять человек. Лу пошел в предпоследней десятке вместе с Бэкхеном и Чанелем. Хотя планировал в первой, вместе с Сехуном. Только вот там желающих оказалось и так невпроворот. Экзаменационный билет по основам католицизма, который попался Ханю, состоял из трех вопросов. Первые два Лу знал отлично, последний помнил очень смутно. Но что больше всего удручало, так это устная форма ответа. Все свои знания и незнания нужно было в красках рассказать принимающей комиссии. Лу Хан сидел ни жив, ни мертв, пока другие ученики поочередно отчитывались по своим экзаменационным работам. Но когда очередь дошла и до него, постарался принять максимально уверенный вид. Первым вопросом было "Таинство покаяния. Простительные и смертные грехи". Хань всегда считал, что смертные грехи называются именно так, потому что влекут за собой смерть физическую. Однако, как оказалось, этот термин обозначал скорее гибель души, ее потерю для чистого духовного мира, ее отлучение от Бога. И если обыденные грехи прощались на мессе, то для прощения тяжких, смертных грехов, необходимо было каяться на исповеди. Лу знал эту тему, поэтому отвечал долго и красноречиво, дословно цитируя фразы Ангела. Экзаменаторы слушали внимательно, одобрительно кивали, и уже к началу второго вопроса посчитали излишним спрашивать что-либо еще, отправив Ханя восвояси. Счастью не было предела. Лу сиял, ярче рождественской елки в холле, и в ученический корпус возвращался чуть ли не вприпрыжку. Однако после полудня его ждал еще один экзамен, в финале которого было проще Сатану вызвать, чем получить высший балл - тестирование по латыни. Оно напомнило Ханю игру "Сапер". Три страницы в клеточку, уйма непереводимого текста и 60 минут на самоуничтожение. На первые двадцать экзаменационных вопросов, в которых выбрать нужно было лишь по одному правильному варианту, Лу с горем пополам ответил, но на остальные смотрел обалдевшим взглядом и пытался представить, что всё это лишь очередной дурной сон. Одноклассники и ребята из параллели тоже прибывали в легком недоумении от сложности заданий. На протяжении всего тестирования они многозначительно переглядывались, охали и обреченно вздыхали. Один лишь Сехун излучал раздражающее умиротворение. Такой весь до ненормального ухоженный, аккуратненький, он сидел за партой пятого ряда, недалеко от Ким Кая, и с небывалой легкостью расставлял крестики в своем тестовом бланке. Со стороны и вовсе казалось, что он делает это наобум, ибо за те 7 минут, которые Ангелу понадобилось на выполнение всех заданий, Лу успел разве что первый вопрос зачитать. В запасе был ровно час. И сдавать свои работы заранее никто не рискнул. Даже Сехун. Он просто отсиживался, со скучающим видом изучая паркетные швы. Но когда монахиня Ким Розетт зазвонила в колокольчик, призывая заканчивать, мальчишки дружным табуном ринулись к столу экзаменаторов, выстраиваясь в некое подобие очереди. Хань тоже последовал примеру большинства. Но пока он пытался прощемиться к эпицентру событий, кто-то ловко поймал его за руку и выхватил тестовые бланки. Можно было путаться в догадках, но столь убийственно нежные, но при этом настойчиво цепкие пальцы могли принадлежать только Ангелу. - Сехун... - зачарованно прошептал Лу, оглядываясь. Тот тихонечко шикнул, мол, не пали кантору, и, придерживая экзаменационные бланки на коленке, стал невероятно быстро исправлять помарки. Отличники из пекинской школы, в которой раньше учился Хань, ничего подобного в жизни бы не сделали. Они бы даже подсказывать не стали, не говоря уже о том, чтобы полностью перекраивать чью-либо работу. Сехун же, пока стоял в очереди, не помог разве что экзаменаторам тестовые бланки фиксировать. Он без каких-либо возражений и возмущений молча принимал все те работы, что втихаря сунули ему ребята, стоявшие в пределах досягаемости, и моментально приводил их в божеский вид. - Спасибо большое, ты просто ангел, - благодарно шептали счастливчики, получившие помощь Се. Но они и понятия не имели, насколько были близки к истине.***
Списки оценок вывесили сразу после позднего обеда. Результаты экзаменов интересовали абсолютно всех: от первоклассников до выпускников. Лу Хан тоже был в числе любопытствующих, но при всём своем желании не мог протиснуться сквозь толпу учеников, оккупировавших информационную доску. Зато Филипп, как всегда, был в гуще событий. И только по его радостному крику Лу понял, что в общем оценочном рейтинге их класс все-таки не продул. Однако Ханя куда больше интересовал личный результат. Страшно. Даже руки дрожали от волнения, когда наконец представилась возможность поводить пальцем по итоговым спискам в поисках своей фамилии. Но результат превзошел все ожидания. О таких оценках, обучаясь в Китае, Лу даже и мечтать не мог. Сто процентов он набрал по всем дисциплинам кроме английского. Смешно, ведь иностранный язык Хань знал практически в совершенстве, однако всё же умудриться запороть его до 85%. Но и этот показатель был хорошим... Или нет?***
Вечером школьникам разрешили отметить окончание экзаменов совместным чаепитием в гостиных ученического корпуса. Праведники из свиты О Сехуна предложили совместить празднование с просмотром рождественской комедии, и пообещали принести проектор с шестого этажа. Начало мероприятий запланировали на восемь часов вечера, но в гостиной пятого этажа мальчишки стали собираться уже с семи тридцати, дабы успеть подготовить комнату, создать уютную, праздничную атмосферу. Филипп и Вильгельм зажигали свечи на елке, Лиам и Рэй расстилали пледы, Мику из выпускного класса растапливал камин. Нейтан помогал носить кружки, Хань заварники с чаем, а Бэкхен тарелки с постными сладостями на меду, приготовленными поварихами специально в честь окончания экзаменов. - Может, еще грецких орехов попросим и мандаринов? - после очередного похода на кухню предложил Нейт. - Было бы круто. Прям как на Рождество, - воодушевленно поддержал Бэк. - Только придется в погреб идти. Там фрукты хранятся. - К черту мандарины. И так всего хватает, - отмахнулся Лу. Он вообще-то был не против сластей, но в любую минуту в гостиную мог прийти О Сехун со своей свитой, а Ханю очень уж хотелось успеть втиснуться на какой-нибудь диванчик или плед поблизости от него. - Ну, тогда хотя бы орехов, - не унимался Нейт. - Хань, давай. Уверен, что МиМи тебе не откажет. Лу сильнее сжал в руках керамический заварник, норовя вот-вот зарядить им надоедливому мальчишке, но невольно припомнил с какой легкостью Нейтан люлей ему отвешивал во время одного из репетиторских занятий, и решил поунять свой пыл. - Ладно, - сквозь зубы процедил Хань. - Идем, но с одним условием. Ты, Бэкки, остаешься в гостиной и держишь мне свято место. - Свято место? - удивился Бэк. - Это где, поближе к экрану? - Поближе к причине моего вечного стояка, - улыбчиво прошептал Лу на ухо приятелю.***
Орехи, соки, причастные вина, консервация, ящики с разносортными фруктами, овощами, сухофруктами - это лишь малая часть того, что хранилось в погребе, ключи от которого в этот вечер добродушная повариха МиМи с легкостью доверила мальчишкам. Но Лу особого восторга не испытывал. В комнатушке для хранения продуктов было неуютно: холодно и сыро. - Ненавижу сырость, - пробурчал Хань, ковшиком зачерпывая грецкие орехи из большой деревянной бочки. - Ну, что поделать. Мы сейчас фактически под землей, и озеро близко, - объяснил Нейт, очищая мандаринку от кожуры. - К тому же за стеной, только ниже уровнем, - мальчишка постучал по кирпичной клади, - находится зал для экзорцизма до верху затопленный водой. От него, наверное, вся сырость и идет. - Сочиняй больше, - с недоверчивой ухмылкой бросил Лу. - Я не вру. Пастор Чжан так говорил, - невнятно пробубнил Нейт, пытаясь прожевать несколько долек мандарина одновременно. - В прошлые века хулиганистых учеников, вроде нас с тобой, здесь бесноватыми считали и лечили с помощью обрядов экзорцизма. Не лег спать после отбоя - значит Лукавый попутал. Курил ромашку в яблоневом саду - приверженец Сатаны. Лу рассмеялся. - Ты курил ромашку? - спросил он. - Ну, было дело, - улыбчиво сознался Нейтан. - Тут, знаешь ли, выбирать особо не приходится. И мой тайник, кстати, до сих пор жив, если что, я храню самокрутки за узорчатой плиткой во второй кабинке туалета в холле. - И как оно? Выпороли или попытались утопить в зале для экзорцизма, как в древние времена? - подшутил Хань. - Выпороли конечно! Да и в древние времена не топили никого. - Зачем тогда в зале вода? - Ну-у-у... - певуче протянул Нейт, засовывая в рот очередную дольку мандарина. - Пастор Чжан говорил: "трубы прорвало". Но по школьной легенде зал затопили после ночи на Самхейн, когда во время проведения внепланового изгнания бесов на компанию священников снизошла кара небесная. - Типа Бог наказал? - уточнил Лу. - Ну, что-то вроде того. Ведь обряды изгнания проходили не совсем по законам Всевышнего. К тому же здешний экзорцист отказывался хоронить и отпевать учеников, не переживших процедуру очищения, а выкидывал их в ущелье через деревянную дверь в конце зала, потому как считал, что бесы, не изгнанные из тел детей, могли оставаться в них даже после физической смерти. - Меня сейчас стошнит, - прошептал Хань. - Надеюсь, этого гребаного экзорциста бомбануло карой небесной по полной программе. - Его как раз-таки и не бомбануло, - развеял домыслы Нейт. - Наутро после той самой ночи всех священнослужителей, присутствующих на мероприятии по изгнанию бесов, нашли с выжженными глазами и в полнейшем безумии. Только экзорцист был в здравии и рассудке. Но после случившегося он зарекся не устраивать подобные обряды. И чтобы вымолить прощение у Бога за массовые убийства детей и попасть под его защиту, добился разрешения пробить гейзеры, скважины по кругу горного ущелья, наполняя его водой, как сосуд. Трупы повсплывали, детей похоронили по церковным законам, передав их души Всевышнему, а зал затопили, тем самым показывая, что обряды изгнания здесь отныне проводиться не будут. В погребе было холодно, но от услышанного Лу Хана и вовсе бросило на озноб. Все эти священники с выжженными глазами, экзорцист, выкидывающий мертвых детей в ущелье... Озеро с горячими источниками вмиг перестало казаться чем-то приятным и красивым. Оно вызывало теперь лишь отвращение и ужас, как и тот тайный коридор, ведущий в зал, ставший чьим-то персональным адом. - Ты так побледнел, испугался? - удивился Нейтан. - Не испугался я. Просто замерз, - отнекался Лу, стараясь выглядеть как можно увереннее. Не хватало еще прослыть впечатлительным неженкой. - Ну раз замерз, то могу показать очень простой способ согреться. Смотри, - Нейт подошел ближе, потер ладошки друг о дружку, а после обхватил ими щеки Ханя. Тот аж вздрогнул от неожиданности. - Что ты, черт возьми, делаешь? - спросил он, удивленно округлив глаза. - Ну... По идее должно было стать теплее, - оправдался кучерявый мальчишка. - Не подействовало? Вообще-то подействовало. От прикосновений было тепло и даже как-то пугающе приятно. - Нет, - ляпнул Лу, наморщив нос. Он надеялся, что своим наигранным недовольством даст понять Нейтану, насколько неуместна и двусмысленна его эта навязчивая забота. Но до кучерявого прилипалы, видимо, намеки туго доходили. - Ладно, тогда есть еще один способ, - с улыбкой заявил Нейт. - Он-то уж наверняка подействует. Лу чувствовал подвох и в глубине души предвидел дальнейшие события, но какая-то ленивая податливость, вызванная чужим льстивым вниманием и банальным любопытством, помешала ему вовремя оттолкнуть навязчивого мальчишку. И Нейт, воспользовавшись этим замешательством, поспешил подарить Ханю поцелуй со сладким мандариновым привкусом. Слишком невинный, чтобы считаться проявлением сексуального желания, но слишком нежный, чтобы сойти за дружеский причмок. - Теперь теплее? - шепотом спросил он, чуть отстраняясь. - Какое, нахрен, теплее?! - выпалил Хань, отпихивая от себя новоявленного ухажера. Нейтан взял на руки корзинку с мандаринами и попятился к выходу. - Не зли-и-ись. Я просто пошутил, - с улыбкой протянул он. - За такие шутки можно и по щам схлопотать, - вдогонку бросил Хань, вытирая губы тыльной стороной ладони. Злился ли он? Определенно злился. Но не на детскую шалость Нейтана, а на себя, на свои ощущения. Ведь в действительности было приятно получать знаки внимания, а не выклянчивать их, быть объектом игривых приставаний, а не навязывать кому-то свою любовь. Всю дорогу до ученического корпуса ребята шли молча. Кучерявый прилипала постоянно кидал на Ханя сладкие взгляды, а Лу старался выглядеть максимально недовольным. Но стоило ему оказаться в гостиной пятого этажа, и наигранное раздражение как рукой сняло. Здесь было тепло и уютно, вкусно пахло елью, медовой выпечкой и чаем с корицей. Камин освещал комнату, повсюду горели свечи. Одноклассники, ребята из параллели и взрослые парни из выпускных классов уже повыедали большую часть сладостей и сидели на креслах, диванах и пуховых покрывалах в ожидании фильма. Некоторые даже принесли с собой подушки, словно готовились здесь заночевать. В том числе и Чанель с Бэкхеном, умудрившиеся захватить небольшой диванчик недалеко от камина, подле которого на пледе ютились мальчишки из свиты и, конечно же, сам О Сехун: с чуть влажными после душа волосами, в пушистых мохеровых носочках, белых пижамных штанах, стянутых резинками на щиколотках, и мягкой светло-серой кофте. Он был уже немного сонным, отчего казался по-особенному очаровательно милым и нежным, даже несмотря на свою до совершенства отточенную холодную красоту и чуть нахмуренные бровки. - Давай с Лиамом и Рэем сядем, вон там, на кресле возле елки, - прошептал Нейтан, утыкаясь Ханю носом в ухо. Лу дернулся в сторону, отрицательно махнул головой и сунул кучерявому мальчишке в руки свою корзинку с орехами. - Я пойду к Бэкхену, мы же с ним договаривались... - как можно мягче ответил он. - Если будет скучно, приходи к нам, - предложил Нейт, протягивая Ханю несколько мандаринок. Тот принял угощение, кивнул в знак согласия и поспешил на свое законное "свято место". Чем ближе к камину, тем жарче, то ли от открытого огня, то ли от волнения. Сердце предательски ускоряло ритм, выглядеть естественно и непринужденно становилось всё труднее и труднее. От пледа, на котором разместилась вся ангельская рать, до дивана, где планировал устроиться Лу, было метра два, не больше. Так что соседство грозилось быть поистине близким. - Мы уже было подумали, что вы там с Нейтаном в погребе заночевать решили, - улыбчиво пробубнил Чанель, когда Хань уселся-таки на диван. - Чего так долго-то? - отчитал Бэк. - Не спрашивай, - Лу высыпал мандарины в руки Паку и лег, положив голову Бэкхену на колени. - Хорошо, хоть к началу фильма успел, - прошептал он, краем глаза замечая, что школьники на другом конце гостиной уже подключают проектор. - Можно подумать, что ты здесь ради рождественской киношки, - с ухмылкой подтрунил Бэк. Действительно. Фильм Ханя мало интересовал, весь вечер он планировал смотреть исключительно на Сехуна, который сидел возле открытого огня, положив длинные ноги на каминный порожек, и периодически поворачивался к что-то без умолку воркующему ему на ушко Чхве МинКи, позволяя разглядывать себя в полуанфас. Лу пялился на Ангела, как завороженный, в то время как другие ученики старательно задували многочисленные свечи, постепенно превращая комнату в некое подобие домашнего кинотеатра. Сехуну, видимо, казалось, что приготовления тянутся непозволительно долго, так как вскоре он решил завершить весь этот процесс, погружая гостиную в полумрак одним лишь щелчком пальцев под всеобщее ошарашенное "А-ах!". - Господи... - послышался голос старосты, когда затухли все свечи и лампы разом. Проекционный экран осветился красочной надписью "Jingle All the Way", а Ангел умело изобразил умиротворенную непричастность. Хань не смог сдержать улыбку. Кажется, кроме него, МинКи и Ким Кая, поглаживающего Сехуна по коленке, никто даже толком не понял, что стало причиной мистического инцидента. Заиграла музыка, побежали вступительные титры, школьники, всё это время прибывавшие в ступоре, начали смеяться и хлопать в ладоши. Их взгляды теперь были направлены на экран. Один лишь Лу Хан смотрел исключительно на Сехуна, игнорируя все рамки приличия. То, что он испытывал, многие назвали бы фанатичным обожанием, безрассудной любовью. Но этих ярлыков было явно недостаточно, чтобы описать столь насыщенные и противоречивые чувства. Лу давился от зависти и искренне восхищался Ангелом, он не прочь был бы приструнить его, но при этом испытывал необъяснимый страх и раболепный трепет, он очень хотел доминировать, играть ведущую роль в каких бы то ни было отношениях с Сехуном, и в то же время ощущал мазохистское наслаждение при мысли о подчинении ему. Он так сильно желал его, что практически ненавидел. И со всеми этими слащавыми, аристократичными манерами, с неоспоримым интеллектуальным превосходством, совершенными внешними данными, холодностью, недоступностью и одурманивающей притягательностью, Ангел казался Ханю любовью всей его жизни и судьбоносным наказанием одновременно. Фильм был веселым. Мальчишки смеялись до слез. Чанель на протяжении всего киносеанса звучно хлопал ладошкой по диванному подлокотнику, благодаря чему Лу не улетел в мир снов, хотя глаза уже слипались. Сехун же на середине фильма устроился полулежа, положив голову на плечо одному из своих прислужников, и просидел в таком положении до финальных титров, после которых поспешил покинуть гостиную. Всё, на что надеялся Хань - словить напоследок его этот немного сонный, ласковый взгляд. Ради привлечения внимания он наспех отрыл между подушками и Бэкхеном чудом не съеденную мандаринку, и когда Ангел в сопровождении свиты проходил мимо него, сунул ему в руки спелый фрукт, бросив вполголоса: - Угощайся. Сехун застыл на месте. Прислужники тоже замерли, заинтересовано разглядывая Лу. В воздухе повисло неловкое молчание, в ходе которого Хань получил многозначительный пинок локтем от Бэка и тысячу раз пожалел о том, что посмел заговорить с недосягаемым Ангелом при стольких свидетелях. Но Се, выдержав убийственную паузу, все же принял мандаринку, сунул ее Ким Каю и, не произнося ни слова, стал выискивать что-то в тарелке со сладостями, которую держал в руках его праведный фанатик Джейсон. Тонкими пальцами Сехун аккуратно перекладывал красивые печенюшки, приятный аромат свежести и чистоты, исходивший от него, дурманил и возбуждал. Когда Ангелу удалось наконец выудить из всего разнообразия вкусностей усыпанное миндалем печенье в форме сердца, он протянул его Лу Хану и поднял-таки на мальчишку нежный взгляд насыщенно-алых глаз, которые тут же посветлели до мягкой синевы. - Не забудь про молитву перед сном, Хань, - с ласковой улыбкой промурлыкал Ангел. Лу хотел было что-то ответить, но Сехун задерживаться не стал, отправляясь прочь из гостиной. - Господь Всемогущий, он улыбнулся или у меня галлюцинации? - прошептал Бэк, в очередной раз подпихивая завороженного Ханя локтем. - И печеньку дал. Покажи какую? - засиял Пак. Хань глянул на красиво декорированное миндалем угощение в своей ладошке и на выдохе прошептал: - Сердечко... Говорят, что центр мира там, где тот, кого ты любишь. Школа имени Святого Франциска находилась у черта на отшибе, но сейчас Хань как никогда ясно осознавал, что никуда отсюда уезжать больше не хочет, ведь благодаря Сехуну эта католическая тюрьма стала для него самым важным местом на планете, она стала центром его мира.***
Молчаливая зимняя ночь и жалостливые, позорные постанывания. Дрочить втихую, когда на соседней койке спит твой праведный друг - постыдное развлечение. Но Хань не мог больше терпеть. К счастью кофта, которую он когда-то одалживал Сехуну, до сих пор сохраняла легкий аромат его тела. Лу, как чокнутый извращенец, натянул ее на голову, накрылся одеялом, спустил пижамные штаны до колен и онанировал, грозясь задохнуться от кислородного голодания. Представлять себя сверху в этот раз он даже не пытался. И кончил достаточно быстро, пачкая спермой дрожащие пальцы и простынь. Он лежал без движения некоторое время, прибывая в послеоргазмической неге, а затем в сонливом состоянии поплелся в уборную, дабы вымыть руки и все остальное, и привести себя в порядок. Возвращаясь обратно в комнату по темному коридору с небольшим огрызочком свечи в руках, Хань не ожидал встретить кого-либо из учеников. Ведь даже ночные прогулки по малой нужде могли стать причиной наказания. Однако еще издали Лу заметил движущийся в его сторону стройный силуэт высокого мальчишки с копной забавных темно-каштановых кудряшек на голове и с зажигалкой в руках. - Привет, куколка, - подшутил Нейтан, проходя мимо Ханя. Фраза прозвучала достаточно невнятно из-за бумажного полотенца, которым приставучий дуралей зажимал лицо, но Лу все равно понял суть сказанного и поспешил шлепнуть наглеца по мягкому месту в воспитательных целях. Нейт рассмеялся, одернул полотенце от запачканного кровью лица, и изобразил воздушный поцелуйчик, отбегая подальше. - Придурок, - улыбчиво съязвил Хань и немного встревоженно полюбопытствовал: - В нос тебе уже кто-то дал или что? - Давление скачет, - на ходу пояснил кучерявый мальчишка. - Это все от пошлых мыслишек, - вдогонку бросил Лу. До спальни оставалось всего ничего. Но свеча выгорела практически полностью. Нужно было поторопиться. Хань зашагал быстрее, не поднимая глаз и не оглядываясь. Сердце почему-то забилось активнее и волнение стало щекотать в животе, словно в предвкушении чего-то особенного. Возле входной двери Лу неуверенно помялся с ноги на ногу, а когда на носочках зашел в комнату, то сразу почувствовал возбуждающий аромат свежести и чистоты. - Ну наконец-то... - сладкий полушепот в полумраке показался продолжением мастурбационной фантазии. Хань попятился назад, упираясь спиной в дверь, и поднял догорающую свечу до уровня глаз, чтобы лучше рассмотреть своего долгожданного гостя, который сидел на письменном столе закинув ногу на ногу. Словив на себе взволнованный взгляд влюбленного мальчишки, Ангел ухмыльнулся и щелкнул пальцами, погружая комнату в кромешную тьму...