Американский боевой порядок рухнул под натиском противника, уцелевшие в безумной битве бежали назад.
— Ну всё, теперь и нас раздавят, — сказал один солдат из противотанкового расчёта, к которому прикрепили Рорбаха.
— Чего нам спрашивается воевать? Это янки во всём виноваты, а мы отдуваться должны, — высказался стрелок с «Супербазукой».
— Какая разница, русские убьют вас, не задумываясь о том, виноваты ли вы или нет, — пессимистично отозвался Хельмут, сидевший на дне окопа. Уже час дня, солдат очень сильно хотел есть и спать: «Где чёртов обед?»
— Отставить панические настроения! Враги измотаны боями, место, откуда они идут открытое хорошо простреливаемое. Их танки подъехать даже не успеют, как загорятся, — обер-лейтенант Хайе в отличие от своих подчинённых был настроен оптимистично. Офицер пытался поднять боевой дух подразделения, но получалось это с трудом.
Пение французов из соседнего сектора обороны патриотических песен начинало уже действовать на нервы. Хельмут краем глазам видел одного капрала армии Франции в шинели цвета хаки, каске Modèle 1951, похожей на американскую M1, с чехлом и сетчатой тонкой проволокой, который, оставшись наедине с собой, перебрался на немецкую сторону длинного окопа. Остроносый боец нервно поглядывал вперёд, попутно он отпивал из фляги какой-то крепкий алкогольный напиток, скорее всего коньяк, от чьего действия солдат морщился. Запашок исходил от него, как от заправского посетителя гамбургских баров, гадкий. «Виль де франс!» — воскликнул Рорбах. Жестами немец показал, что хочет хлебнуть для храбрости французского пойла. Капрал что-то пробурчал на родном языке и дал флягу Хельмуту. «Мартель», — сказал нервный союзник. Немецкий рядовой сделал пару глотков, поморщился, внутри потеплело от действия напитка. «Возьми, хорошая выпивка», — с этими словами Хельмут Рорбах, похлопав по спине француза, вернул тому аккуратненькую флягу. В ответ капрал утвердительно кивнул, а затем ткнул кончиком пальцев на карман в шинели, откуда торчали сигареты. «Закурить? Возьми, приятель!» — неизвестный боец французских вооружённых сил обладал не смотря на нервозность неведомой притягательностью, потому Рорбаху было приятно находиться рядом с ним. Идилия продолжалась недолго: пришёл лейтенант, накричал на капрала, после чего эти двое ушли.
— Интересно за вами наблюдать, — объявился Хайе.
— Несомненно. Герр обер-лейтенант, когда прибудет обед? Я чертовски сильно хочу есть.
С вражеской стороны послышались шипящие звуки. Немцы высунулись посмотреть, что происходит. Горизонт озарился вспышками — дивизионы РСЗО БМ-14 открыли огонь по позициям войск НАТО. Реактивные снаряды заполонили небо и неслись прямо на окопы. «Ложись! Все вниз! Быстро!» — сквозь дикое шипение слышались команды кричавшего Хайе. Хельмут подчинился без лишних разговоров. Прижался ниже некуда, лицо касалось земли. Началось нечто неописуемое, сравнимое с пытками. Взрывы, взрывы, взрывы, свист, вой снарядов, потом опять грохот. Сверху разорвался пущенный советами подарочек, засыпав прижухшего Рорбаха землей, которая посыпалась за шиворот. От каждой вибрации разрывов сердце, бившееся быстро-быстро, вздрагивало. От безумного шума рядовой вновь погрузился в царство тишины со звоном. «Быстрее бы всё закончилось! Я больше не могу! Боже, дай мне сил! Не хочу умирать! Домой, домой и только туда, нечего здесь оставаться. А-а-а-а-а-а--а-а! Твою мать! Не надо, не могу!» — мысли объятого ужасом Хельмута приняли очень панический вид. По близости разорвался ещё один снаряд, завалив проход во французскую часть окопа. Мощное сотрясение земли опрокинуло вниз немецкого солдата. «Пошло оно всё на хрен! Воюйте сами, я у не собираюсь подыхать!» — засыпанный землёй Рорбах решил продолжить лежать таким образом, будто мёртвый, намереваясь под шумок после артобстрела, пока внимание сослуживцев будет сфокусировано на наступающих советских армадах, сбежать.
Помимо артиллеристов «работали» по позициям НАТО и фронтовые бомбардировщики ИЛ-28.
Наконец-то! Тряска прекратилась, грохот, как понял вновь слышащий Хельмут, затих.
— Рорбах, ты цел? Вон ногой пошевелил, значит, живой! Давай вставай, — Хайе откопал подчинённого, проверил его состояние.
«Урод, чтоб его!» — выругался Хельмут, как оказалось не мысленно, а вслух.
— Кто урод?
— Тот, кто стрелял в Берлине, — лихорадочно сообразив, рядовой быстро выкрутился.
— С тобой не поспоришь.
— Танки! — послышался вопль гранатомётчиков.
— Давай, солдатик, к расчёту.
Бронетехника противника ехала далеко, британский корректировщик запрашивал артиллерийский огонь по наступающим. В небе в сторону наступающих летели английские бомбардировщики «English Electric Canberra», артиллерия изрыгала огонь по наступающим.
— Расстояние — восемь километров. Рано беспокоиться, — сообщал Хайе.
— Сейчас их поджарят! — ликовал гранатомётчик при виде снижающихся для атаки самолётов.
— Им будет очень плохо.
Заголосили дальнобойные гаубицы и пушки, засвистели авиабомбы. Пышная поляна заполнилась вспышками взрывов, поднятой в воздух пылью. Миги крошили бомбардировщики в щепки, РСЗО выпустили залп по холмам с британцами. Вскоре артобстрелы переросли в артиллерийскую дуэль, самолёты принялись бороться за контроль за небом, а войска обеих сторон на передовой остались друг с другом без поддержки. Танки, БТР, мотострелки приближались всё ближе и ближе. Дистанция километр: немецкие M47, окопанные в больших канавах, противотанковые пушки, AMX-13, «Центурионы» и «Конкэроры» с холмов открыли огонь. «Пятьдесят четвёрки» не заставили себя ждать.
— Сколько же их там? — в ужасе спросил стрелок.
— Ч-четыреста танков!
— Ты считал?
— Нет, но видно же, что их до лампочки!
— Лягушатники опять запели Марсельезу.
Сосчитать, сколько собралось с обоих лагерей сторон людей и техники, действительно оказалось очень трудно. Подобные сведения, наверное, известны лишь кабинетным «воякам».
Заговорила превосходящая числом советская артиллерия. Опять пришлось опускаться пониже. В этот раз лупили гаубицами, а не РСЗО, поэтому обстрел происходил не так интенсивно и мощно, но проверять насколько именно Рорбах не стал. Среди боевой какофонии он расслышал молитву заряжающего из гранатомётного расчёта.
Когда обстрел прекратился, высунувшиеся немцы и французы поняли, что враг уже в зоне поражения пехотных гранатомётов. Затрещали карабины M1, M2, автоматические винтовки Браунинга с немецкой части окопа.
— Ребятки, стреляйте по корпусу или днищу, но только не по башне! — дал советы, вспомнив свой первый бой, Рорбах.
— Куда вижу, туда и стреляю!
— Придурок! — выругавшись, Хельмут приготовил снаряд к стрельбе.
Сварливый стрелок промахнулся, вражеский БТР начал стрелять в ответ, из десантного отсека выскочили советские солдаты. Двигались они быстро, далее залегли. Их АК, РПД вынудили немцев залечь. Стоит отметить, по плотности огня мотострелковое отделение армии СССР, вооружённое в подавляющем числе автоматическим оружием, превосходило НАТОвские, которые полагались в основном на стрельбу одиночными. Точность огня — это уже другое дело.
Французы бросили в маневренную атаку танковый батальон. Лёгкие танки AMX-13, напавшие с фланга, вклинились во вражеский порядок. Скорострельные 75 мм пушки пробивали в ближнем бою корпусную броню «пятьдесятчетвёрок». Для пехоты в окопах появление «стальных самоубийц» вызвало ряд затруднений: мечущиеся в разные стороны дружественные танки заслоняли вражеские, затрудняя их поражение противотанковыми средствами. Впрочем, серые шинели в зелёных касках на французские бронированные машины внимания не обращали, шли напролом.
— Всыпьте им! Пулемёты, стрелять до посинения! — командовал чем-то одухотворённый Хайе.
Станковые «Браунинги» M1919A4 косили наступающих, но с БТР-152 и 40 поделать что либо не могли. Силы противника приблизились на расстояние гранатного броска.
Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrivé!
Напевание французами своего гимна придавало сложившейся ситуации с одной стороны абсурдность, а с другой — необъяснимый притягательный шарм, от которого веяло вдохновением на подвиги.
— Battre jusqu'à la mort! — кричал Ришелье. Его слова можно было перевести как: «Стоять насмерть!»
Гранатомётчики c 73 мм Lrac подбили пару танков, пехотные отделения армии Франции, имевшие на вооружении пулемёты Мlе1924/29 «Шательро», самозарядные карабины MAS-49/56, пистолет-пулемёты MAT-49, отсекали живую силу противника от бронетехники.
Ожидать от батальона лёгких танков того, что он долго протянет в гуще вражеского боевого порядка, было как-то очень глупо. Потеряв половину машин, но сковав танковые клинья ненадолго, оставшаяся половина батальона отступила.
— Сейчас я его! — говорил, хладнокровно целясь, стрелок из расчёта «Супер базуки».
— В корпус бей!
Т-54 опередил немцев: осколочный снаряд разорвался рядом. Спаренный с пушкой пулемёт СГМТ изрыгнул очередь мощных патронов калибра 7,62 мм. Пули вошли в грудь стрелка вместе с осколками снаряда. Он рухнул на землю, выпустив из рук оружие. «Ганс, ты как? Сейчас я тебе помогу» — заряжающий бросился к поверженному, а Рорбах чисто инстинктивно схватил гранатомёт. Преисполненный злостью вообще на всех он выстрелил по танку, который стрелял по французам. Попадание в дно с расстояния сто пятьдесят метров вызвало пробитие брони. Смотреть на последствия поражения цели, а именно на вылезающих из подбитой «пятьдесятпятки» членов экипажа в чёрных комбинезонах, шлемофонах и их попытки под огнём вытащить раненного механика-водителя, Хельмут не стал. Вместо этого он заряжал M20, на заряжающего полагаться не стоило, та как он плакал у тела погибшего, по всей видимости, друга, другие же солдаты были заняты оттеснением пехоты СССР от окопа, но с задачей они не справились: враги проникли в окоп, танки пронеслись над ними вперёд. Началась рукопашная, тут уж преимущество было точно у многочисленных советских солдат.
Завидев бойца в шинели с красными погонами, несущегося прямо на него, Рорбах швырнул в того гранатомёт, а сам бросился бежать к ходам сообщений, которые вели на третий рубеж обороны. Массивная труба сбила противника с ног, однако тот довольно резво встал. Хайе, вооружённый пистолетом-пулемётом M3, отстреливая всех подряд, выводил своих солдат к выходу, где Хельмут снимал с плеча карабин. Неизвестным образом рядом с немцами шёл один француз с MAT-49, неплохим оружием для ближнего боя.
— Давайте, бегите я отсюда, я прикрою! — кричал обер-лейтенант. Офицер встал у хода сообщений и принялся стрелять по всем, кто приближался к нему. Магазин «Маслёнки» закончился, пришлось лезть в кобуру за «Кольтом» сорок пятого калибра. Советские бойцы воспользовались моментом: высунулись из-за мешков и высадили по очереди в стоящего на открытом месте во весь рост немца. Изрешечённый пулями Хайе пал вниз.
Рорбах уходил вместе со всеми, испуганно поглядывая назад, где увидел преследователя. Руки машинально потянулась к M1, рядовой и сделать ничего не успел, как боец Советской Армии выстрелил. Хельмута отбросило в сторону, он ощутил ужасную боль в животе. Упав лицом вниз, он понял, что ранен ещё и куда-то выше. Притворился мёртвым: «Терпи, терпи! Не двигайся! Если они увидят живого человека, то прострелят ему голову. «Грязные сволочи, чем я вам не угодил? Жил себе, никому не мешал. Нет, неужели я умру?! Нет!»
***
Артдивизион работал теперь по другому направлению, где по данным корректировщиков идёт уже вторая за сегодняшний день крупная битва, где советские войска наступают. Выстрелы, команда «огонь!», зарядка, потом всё по новой. Однообразие какое-то. Хотя, как понял Виктор, рутина может прекратиться, когда битва доберётся до позиций, где артиллеристы практически беспомощны. Но пока всё шло спокойно, однообразно. Солдат сбился со счёта, сколько снарядов выпустило только их орудие. А если посчитать число выпущенных боеприпасов всем дивизионом? «Наверное, там всё поле боя похоже на поверхность Луны с кратерами», — задумался Борисов.
***
Грант наблюдал за тем, как советы просто раздавили второй рубеж обороны, рядом ухали пушки «Центурионов», «Конкэроров», вернулась авиация, в том числе и вражеская. «Вниз!» — крикнул он подчинённым. Почти всё отделение выполнило команду, кроме Хардмана, который спокойно целился в наступающих советских пехотинцев, не взирая на летящие в разные в стороны клочки земли. «Прут, как китайцы!» — ехидно сказал он, оценив количество атакующих. ИЛ-28 сбросили бомбы на танковые окопы, часть прошла мимо, пушечные зенитки M42 сбили некоторое число бомбардировщиков, державшихся на небольшой высоте. «Отбомбились, подъём! По противнику огонь!» — приказал командир отделения, поставив на вершину стенки бруствера винтовку L1A1. Враг подобрался близко, с четырёхсот метров и холма уже легко можно достать. Все возвышенности осветились оружейными вспышкам — окопавшаяся пехота начала стрелять по противнику. Расчёт «Карла Густава» подбил с первого попадания БТР-40, пулемётчики вынудили его десант залечь, снайпер убил офицера, чья полевая форма отличалась от солдатской, затем переместился. Генри стрелял довольно метко на учениях, но мишени не умеют быстро бегать и прятаться в окопах, так что сейчас он мазал часто. Кроме того, цели на полигоне не отвечали огнём на выстрелы. Дэвис вместо того, чтобы сражаться, сидел на дне окопа и, прикрыв руками лицо, тихонько плакал, Далтону возиться с ним было некогда.
Советские мотострелки применяли вражеские окопы на втором рубеже в качестве позиций огневого прикрытия, откуда строчили по холмам станковые пулемёты ДШК, СГМ. За ходы сообщения, ведущие к третьему рубежу шло сражение. НАТОвская артиллерия дала наступающим прикурить. Между тем на подмогу англичанам, французам и немцам, коих сильно потрепало, спешили два отдельных голландских полка из Северной группы армий НАТО, переданные по приказу командования центральной. Воздушная разведка СССР оказалась на высоте — колонны войск, которые неслись по дорогам, были обнаружены высотными самолётами, данные передали в советский штаб. Стратегические бомбардировщики ТУ-16 и ТУ-4 под истребительным сопровождением взлетели с аэродромов ГСВГ в ГДР. Цель налёта проста, как стёклышко: отрезать подкрепление от обороняющихся на передовой. Звенья пролетели над полем боя на большой высоте, Грант краем глаза увидел большие фигуры самолётов в небе, но значения этому не придал. Далее бомбардировщики сбрасывают бомбы с низкой высоты и уходят обратно. Итог оказался не таким радостным. Бомбить движущиеся войска, это не переправы с идущими медленно танками взрывать. В такой ситуации у жертв бомбёжки шансов на выживание больше. Один полк пострадал сильнее другого, но, считаясь с потерями, голландцы поспешили на помощь.
Отделение понесло первые потери: Эванс получил ранения в руку осколком снаряда, Флэтчер погиб от выстрела в голову советского снайпера. Бой приобретал более губительный оттенок для обеих сторон. Измотанные части 8-й гвардейской армии почти прорвались наверх, истощённые силы Англии, Франции, ФРГ с трудом их сдерживали. Становилось ясно, если уничтожить обе орды, то дальше воевать обеим сторонам будет некому.
Пулемётчик Эддингтон истратил весь боезапас, гранатомётчики подбили танк. Справа уже отстреливаются вытесненные со своих позиций немцы, вооружённые американским оружием времён Второй Мировой войны. Хардман, осознав тщетность стрельбы из снайперской винтовки со скользящим затвором, взял АК-47 убитого на бруствере советского бойца, пару гранат и пистолет у застреленного пулемётчиком из СГМБ БТР-152 немецкого офицера. После этого он вступил в бой в качестве обычного автоматика, спокойно удерживая вверенный ему под ответственность сектор. На него Грант мог с лёгкостью положиться.
— Возьми винтовку, — Грант протянул Эддингтону оружие погибшего Флэтчера.
— Так точно!
Также сержант дал солдату и боеприпасы к L1A1. «Живым твоя винтовка нужна больше, чем тебе, Скотт», — подумал Грант.
Враг приблизился очень близко, отделение с трудом огнём оттеснило его назад. Командир Грант совершил своё первое убийство, лишив жизни невысокенького паренька пятью выстрелами из L1A1. Ощущения, честно говоря, сумбурные.
Велш погиб от взрыва танкового снаряда. Затем горизонт озарился вспышками, издали послышался тяжелый грохот. «Артиллерия! Вниз!» — приказал Генри. Земля сотрясалась, гул стоял оглушающий. Войска НАТО также вели артобстрел наступающих частей советской армии. Грант более менее сдержанно переносил обстрелы, нежели чем Рорбах.
Ударная группа была измотана, командование приняло решение провести ковровую бомбардировку местности, на которой находились вражеские войска, не считаясь с возможностью задеть своих. С Рейнской основной авиабазы вылетели «Вулканы», к которым присоединились гигантские поршневые шестимоторные стратегические бомбардировщики B36 «Миротворец» с бомбовой нагрузкой в тридцать девять тонн. Началась чудовищная бомбёжка, бомбы рвались, уничтожая всех, кто только попадался в зону поражения, совершенно не считаясь с принадлежностью жертв к той или иной стране. Огненная буря охватила район на пару минут.
Оглушённый Грант, буквально обезумевший от артудара вперемешку с ковровой бомбардировкой высунулся наружу. Уши заложены, в голове звенит. В бой брошен прибывший голландский резерв, враг отступает. Контратака имела небольшой результат — голландцы вернули назад второй рубеж обороны, советы отступили туда, откуда пришли. Ужасная битва, настоящее побоище, вся поляна усеяна остовами подбитой техники, трупами людей. Обе стороны понесли одинаковые потери, потому нидерландское подкрепление вряд ли изменит расстановку сил на глобальном масштабе.
— Благослови Господь Королевские ВВС! Если у меня родится сын, то я обязательно сделаю из него лётчика, — говорил Хардман.
— А я своего дипломатом, чтобы такого никогда не было, — ответил Грант. Отделение осматривало поле битвы.
— Ха, оптимист!
— Будь мы ближе и у нас был бы разрыв лёгких и ушных перепонок, — отметил Далтон. Слова его имели огромный вес, многие солдаты именно по этой причине и расстались с жизнью на этом проклятом клочке земли.
Затем англичане похоронили павших товарищей с оружейным залпом в воздух.
***
Рорбах пришёл в себя, походу до этого он потерял сознание. Очнулся немецкий солдат под завалом, который спас ему жизнь или, по крайней мере, здоровье. Причём завал уже разбирали. «Неужели я жив?» — задался вопросом Хельмут, увидев свет. Два французских солдата вытащили его. Среди них он узнал того самого капрала, который просил закурить до боя, тот тоже опознал Рорбаха и обнял. «Я тоже рад тебя видеть, дружище!» — ответил немец. Схватив друг-друга за плечи, два товарища двинулись к полевому госпиталю. По дороге им встретился майор Ришелье, с перемотанной бинтами рукой в изогнутой позе. Офицер пожимал всем уцелевшим ладони, говорил им одобрительные речи, некоторых целовал в щёку, как к примеру Рорбаха с его остроносым другом с тоненькими пижонскими усиками.
«И почему с ними вечно цапались и воевали? Хорошие же люди», — думал на ходу Хельмут.
