Научиться дышать заново

— Смешно тебе? — Крыс с перекошенной от бешенства мордой смотрел на меня. Я понимал, что нарываюсь, и что пират будет мстить со всей присущей ему жестокостью, но не хохотать не мог. Хоть это было больше похоже не то на рыдание, не то на какое-то бульканье. Торжество поднималось из глубины души, заставляя меня корчиться в приступах самоубийственного смеха. — Так тебе и надо, — смог я выдавить куда-то в пол, когда истерика слегка улеглась. — Мучайся теперь и ты до конца жизни, сволочь. — Что ты сказал?! — Крыс одним прыжком подскочил ко мне, схватил за волосы и заставил вздернуть голову. — Ты знаешь, что происходит? Как это обойти? Меня снова накрыло, и я еле сдержался, потому что со сломанными ребрами смеяться было чудовищно больно. — Никак, — я слизнул кровь с разбитых губ. — Никак ты это не обойдешь. Можешь, конечно, меня убить, но тогда ты никогда не узнаешь формулу. Пират ругнулся и отшвырнул меня в сторону. Смеясь и плача от боли, которую причинял этот смех, я перевалился на спину в попытке вдохнуть побольше сырого воздуха и хоть немного успокоиться. Клянусь, я действительно был готов и дальше сидеть в этом подвале и дразнить их формулой, лишь бы посмотреть, как этого ублюдка будет ломать. Может, хоть так жизнь отомстит за унижение, которое мне пришлось здесь пережить. — Заткнись! — Крыс с размаху ударил меня ногой куда-то в бок, и на несколько секунд мир померк, заслоненный чудовищной вспышкой боли. — Заткнись, иначе ты поймешь, что еще ничего не знаешь о боли! Я снова расхохотался. После всех лет, что я здесь сижу — о да, конечно! Я совершенно ничего о ней не знаю, если уже даже не воспринимаю их пытки как что-то ужасное, они стали ежедневной нормой. Интересно, что еще они могут придумать? Понемногу приступ прошел. Стараясь не тревожить сломанные ребра, я замер, не шевелясь и постепенно впадая в привычное оцепенение. Только так здесь и можно существовать — ни о чем не думая, ни на что не обращая внимание. Тогда время словно сжимается, и ты существуешь только в настоящем мгновении, не помня прошлого и не думая о будущем. Единственный способ не сойти с ума. Шаги пирата раздались совсем близко, потом замерли и я ощутил, что он или наклонился, или опустился на пол рядом со мной. — Ты ответишь, — тихо пообещал мне Крыс. — По своей воле, или нет, но я заставлю твои глаза смотреть только на меня. Самоуверенности подонку было не занимать. Ощущение чужого присутствия пропало. Прошелестели легкие шаги, лязгнула дверь, и я остался один. Мрачное веселье тут же улетучилось, словно его и не было. Все-таки, ненависть и злорадство — слишком чуждые нам эмоции, и ощущать их очень тяжело. Но здесь они словно разлиты в пространстве, и ты невольно подхватываешь этот вирус вместе с сырым воздухом. Немного повозившись, я улегся так, чтобы как можно меньше тревожить ребра, и в то же время не опираться всем весом на связанные за спиной руки. Благословенная тишина обволакивала словно покрывало, и даже каменный пол не казался полуобнаженному телу холодным. Главное, что я остался один. Это давно уже стало моей единственной радостью. Не видеть одутловатое лицо Весельчака, от которого всегда фонило отвратительной смесью жестокости и алчности, не видеть Крыса, от которого чем дальше, тем больше разило омерзительным коктейлем вожделения и похоти. Страха боли давно не было, но отвращение к пиратам никуда не ушло, и оно отравляло мое существование хуже любых допросов. Когда все только начиналось, каждое посещение Крыса превращалось для меня в несколько часов ада. Я приспособился выдерживать допросы Весельчака, но подавить ужас, который вызывал у меня насильно навязанный партнер, не мог. Можно было отрешиться от того, что испытывает тело, но отрешиться от собственного сознания невозможно, и каждый раз казалось, что меня засасывает в чан с жидкой смолой — вот-вот черная масса поглотит с головой, не давая дышать. Пират упивался моим ужасом, но со временем выход нашелся и здесь — им стали воспоминания о друзьях и наших совместных дорогах. По непонятной причине именно эта часть сознания оставалась будто заблокированной, не тонула в том мраке, что представляла из себя насильно созданная связь. И я нырял в нее с головой, полностью отрезая себя от действительности, забывая, кто я, где я и что со мной происходит. Тело оставалось на пыточном столе, но душа находилась в уютных и безопасных стенах "Синей Чайки", рядом с Кимом и Севой. Крыс заметил, что я никак не реагирую на него и принял меры. Чаще всего теперь во время каждого изнасилования он затягивал на моем горле какую-нибудь удавку, вынуждая бороться за глотки воздуха и тем самым оставаться с ним в реальности. Это действовало долго, но со временем тоже потеряло эффективность. Я не знал, сколько времени провел в плену, но понимал, что очень-очень много. И еще понимал, что никто уже за мной не придет, и что можно попытаться свести счеты с жизнью, подставившись под очередную удавку. Было трудно победить инстинкт самосохранения, но не невозможно. Однако Крыс быстро понял, что я пытаюсь сделать и прекратил сеансы удушения. Я снова стал отрешаться от реальности и постепенно заметил, что с пиратом творится что-то странное. Линия его поведения сильно изменилась, и больше всего она напоминала существо, которого постоянно накрывает гормональными всплесками, причем, неконтролируемыми. Он любыми способами пытался добиться от меня эмоционального участия, он буквально выбивал его из меня, и было видно, что ему это действительно нужно. Я не мог, да и не особенно пытался разобраться, в чем дело. Но сегодня Крыс жестоко избил меня, бредово утверждая, что из-за меня он сошел с ума, не может больше контролировать себя, и что я его убиваю на расстоянии. Тогда-то до меня и начало доходить. Похоже, пират оказался представителем влекомой расы по отношению к нашей. Вот уж новость так новость! С другой стороны, крокрысы почти ни с кем не контактировали, так что откуда бы мы могли узнать это раньше? Тем более что это даже не было доказанным фактом. Просто теория. Мы-то понимали, что она имеет под собой реальную основу, но не каждая раса восприняла бы на веру разговоры о психических тонкостях. Потому и молчали, как, в принципе, о многом. Суть этой теории в том, что каждое живое существо излучает не только жизненную энергию, но и особые вибрации, которые зависят от того, на каком уровне развития находится сознание. Более высокое — тонкие вибрации, более низкое — грубые, примитивные. Каждая раса имеет некое среднее арифметическое, которое определяется вибрациями подавляющего большинства ее представителей. И если вибрационные сознания двух рас находятся примерно на одном уровне, то возникает взаимное уважение, притяжение, сотрудничество без какого-либо напряжения. Есть расы, сознания которых настолько противоположны друг другу, что они никогда не найдут общий язык, как бы ни старались. Исключение, быть может, составят только те представители этих народов, у которых их личные вибрации сильно отличаются от общих. Долгое время я думал, что Крыс именно из тех, чье сознание противопоставляет себя фиксианскому — уж слишком большую ненависть вызывали у него наши принципы, о чем он не упускал возможности мне напомнить, изобретая очередную пытку. Но, похоже, я ошибся. Видимо, крокрысы были одним из тех редких случаев, когда некоторым расам лучше вообще не пересекаться. Третий вариант, находящийся между взаимопониманием и отторжением и выражающийся в непреодолимом влечении представителей одного народа к представителям другого. При высоком уровне развития это влечение выражается в уважении и поклонении, при низком — в неконтролируемом сексуальном влечении. В наших летописях сохранились обрывки сведений о неизвестной расе, которая тысячи и тысячи лет назад была нашим спутником именно из-за того, что была влекомой. Имя ее не называлось, но было ясно, что она находилась на высоком уровне развития и была для нас кем-то вроде защитников. Крокрысы, видимо, оказались из той же категории, но только стоящими на более низкой ступени. Когда я понял это, меня накрыло приступом неудержимого злорадного веселья, за что я получил несколько пинков по уже сломанным ребрам. Крыс даже не подозревал, как серьезно он влип. Он думал, что гарантировал себе жизнь, создав со мной связь, и что ему ничего за это не будет, но у жизни оказалось куда более черное чувство юмора, чем у пирата. Насильно созданная связь была для меня более чем мучительной, но положение Крыса оказалось поистине ужасным. Влечение рано или поздно сведет его с ума по одной простой причине — я не дам ему никакого эмоционального отклика, того самого взаимодействия на уровне мыслей и чувств, которое ему нужно как воздух, и которое он никогда не получит. Так я думал тогда. Крыс вернулся через несколько часов. Я находился в привычном полусне-оцепенении, когда почувствовал, что в основание шеи вонзилась игла. С трудом разлепил глаза и попытался понять, что происходит. Опять какой-то наркотой пытаются накачать? Думают, на этот раз подействует? — Что это? — с трудом разлепив губы, спросил я. В горле почему-то пересохло, хотя еще минуту назад я совершенно не хотел пить. — Скоро узнаешь, — с многообещающим смешком отозвался пират. — Очень скоро. Препарат и вправду подействовал быстро. Тело начало выламывать и колотить какой-то сумасшедшей лихорадкой, и я полностью потерял над ним контроль. Привычно уйдя в "неприкосновенную" область сознания я не сразу понял, что происходит — думал, это очередная попытка ослабить волю и вытащить из меня сведения о формуле. И лишь когда обнаружил, что сам подставляюсь под лапы пирата и буквально схожу с ума от абсолютно новых для меня ощущений, понял, что на этот раз целью Крыса была вовсе не формула. То, что он вколол мне, оказалось мощнейшим афродизиаком, от которого у моего тела напрочь отключало контроль. Теперь Крысу даже не приходилось меня связывать — я сам ему подставлялся, сходя с ума от желания, чем приводил его в полный восторг. До сознания, к счастью, препарат добраться не смог, но телом управлял отлично. Мне было тошно от самого себя, противно до омерзения, но сопротивляться этому веществу было невозможно. Радовало лишь то, что самая глубинная часть меня все равно осталась ему неподконтрольной и Крыс обладал оболочкой, не затрагивая глубин сознания. Однако, от препарата была и польза — каждая доза давала чудовищную нагрузку на сердце, и после каждого раза оно долго и натужно выравнивало свой ритм. Это было радостной новостью и шансом уйти, наконец, туда, откуда не возвращаются. Нужно было лишь немного потерпеть и ничем не выдать своего открытия и сердечной недостаточности, которая стала накрывать почти во время каждого изнасилования. Спустя примерно неделю, в течении которой пират приходил каждый день, а то и по два-три раза в сутки, я впервые потерял сознание из-за длительного и болезненного приступа аритмии. Потом это стало происходить чаще. Крыс ничего не заметил — его вниманием тогда полностью завладел "Пегас", который уже был в пути, и который медленно, но верно приближался к разгадке тайны исчезновения "Синей Чайки". Последний приступ накрыл меня как раз перед тем, как на планету опустился корабль Первого. Именно поэтому, увидев лица друзей, я был уверен, что у меня предсмертный бред. И потом еще долго не мог поверить, что это не сон, и что меня действительно спасли. Все время казалось, что я или снова под каким-то препаратом и у меня галлюцинации, или что я уже ухожу за грань и в последний раз вспоминаю самых дорогих людей... Как странно... Иногда я ловлю себя на мысли, что все, чем я был для своих друзей и знакомых, все, что делал раньше, происходило в другой жизни, или даже не со мной. Кто тот безумец, что летел в другую галактику с надеждой, что совершает нужное для всего Млечного Пути дело, и с гораздо более затаенной надеждой, что своим поступком пробудит у друзей угасшую жажду приключений, и они вновь будут бороздить просторы космоса втроем? Я теперь не знал его. Он умер, когда понял, что за ним никто не придет, а нынешний я был рожден в подземелье, где кроме сырого воздуха, темноты и постоянной боли ничего не было. И теперь, когда меня пытаются научить жить нормальной жизнью, видеть свет, рассчитывать на поддержку друзей, верить в будущее, я не могу заставить себя, словно необходимый орган атрофировался за ненадобностью, и я не знаю, как это делается и чем, хотя очень хочу. Если бы в мире существовало пособие «Как научится дышать заново», я спустился бы за ним даже в черную дыру, но, к сожалению, такой книги не существует, и писать ее, скорее всего, придется мне самому...