D-moll

Моцарт быстро собрал немногочисленные пожитки и с сомнением и тревогой оглядел стены жалкой комнатушки. Ощущение независимости грело душу, но колкий страх не давал расслабиться и по-настоящему насладиться освобождением от капризного тирана. Что делать в чужом городе? Куда пойти? Пожалуй, ещё недавно юный композитор, подгоняемый энтузиазмом, снял бы комнату где-нибудь на окраине и, уединившись, посвятил всё своё время написанию оперы — той самой, о которой так долго мечтал. Но сейчас… Даже если бы Моцарт и смог написать её, свою недостижимую прекрасную мечту, — кому нужно творение посредственного композиторишки вроде него? Вольфганг со вздохом скользнул взглядом по старой скрипучей кровати: увиденное им здесь вчера, безусловно, было лишь видением, порождением больной фантазии, уставшего рассудка музыканта. Демон… вот же бред! И всё же Амадей невольно поймал себя на мысли, что, пожалуй, хотел бы, чтобы это оказалось правдой. И даже успел придумать, чего бы пожелал. Поспешно выйдя из здания, композитор бесцельно направился вперёд: ему, казалось, было всё равно, куда идти, только бы подальше отсюда. От воспоминаний о том, как с ним здесь обращались, гнев начинал клокотать где-то в горле, рискуя вылиться в настоящую ярость. Спустя какое-то время Моцарт успокоился и внезапно осознал, что порядочно устал: тяжёлый саквояж оттягивал руку, а неудобные туфли натирали мозоль на большом пальце. Оглядевшись по сторонам, он обратил внимание на тусклую, едва различимую среди серых стен вывеску «Сдаются комнаты». Судя по состоянию невзрачного пыльного знака, плата должна быть умеренной, а значит, этот вариант ему подойдёт. Зайдя внутрь, Вольфганг заметил знакомое лицо: госпожа Вебер собственной персоной стояла за скромной стойкой. Музыкант не желал видеться с кем-либо, чьё присутствие всё ещё будило в сердце болезненные воспоминания об Алоизии: её чистый ангельский голос и большие кокетливые глаза до сих пор преследовали Амадея в фантазиях; он попытался скрыться, но не тут-то было. Вульгарная старуха была не по годам ловкой и быстрой: едва заметив силуэт в дверях, она метнулась ко входу, дабы не допустить потери потенциального клиента. Каково же было удивление госпожи Вебер, когда она обнаружила, что пойманный её цепкими, жадными до денег руками посетитель был не кем иным, как молодым композитором, ускользнувшим от неё пару лет назад. Пожалуй, старуха была бы на него страшно рассержена, если бы у обожаемой ею дочери всё не сложилось даже лучше, чем если бы Моцарт остался с ней, в Мангейме. Поэтому, ощутив какое-то почти нежное чувство к старому знакомцу, — а вид у него был такой потрёпанный, что мог бы растрогать и более жёсткое сердце, чем у госпожи Вебер, — она попыталась принять его со всем радушием, на которое только была способна. Хозяйка дома препроводила Амадея к стойке с ключами, попутно рассказывая о том, как удачно устроена и счастлива Алоизия, нимало не заботясь о чувствах некогда влюблённого в неё музыканта. В ответ на робкое замечание Моцарта о том, что он хотел бы снять комнату, госпожа Вебер с привычной ей прямолинейностью, граничащей с хамством, заявила: — Только никаких нарушений! У меня ещё три дочери, так что… не пользуйтесь ситуацией! Вольфганг внезапно с удивлением вспомнил, что у Алоизии и правда были сёстры. Влюблённый дурак, он ничего не видел, кроме неё, ни на что не обращал внимания. — Что же до меня, то даже и не думайте, — с панибратским кокетством заявила старуха, протягивая ключ. — Вы не в моём вкусе. Неприятный Амадею разговор прервали две молоденькие девушки, которые, увидев его, явно обрадовались и подбежали с расспросами. Композитор, вероятно, даже узнал бы их, если бы они дали ему хоть на секунду опомниться, но сёстры возбуждённо щебетали, не позволяя композитору вставить ни слова. — Сейчас же прекратите! — прервал их возмущённый женский голос. — Месье Моцарт устал с дороги. Амадей попытался благодарно улыбнуться своей спасительнице, заглянув в печальные карие глаза. Изящная мадемуазель казалась несколько измождённой: чёрные, точь-в-точь как у старшей сестры, волосы были чуть растрёпаны, некогда нежная кожа рук огрубела от тяжёлой работы. — Вы так бледны… — Девушка с тревогой посмотрела на Вольфганга. Он понял, что точно видел её раньше, хотя имени припомнить и не мог… Жозефа, что ли? Или, может быть, Констанс? — Пойдёмте, я провожу вас в комнату. Девушка осторожно обхватила тонкими пальцами запястье музыканта, увлекая его за собой вверх по лестнице.

***

Оставшись один во вполне приличной, хоть и не слишком роскошно обставленной комнате, Амадей крепко задумался над событиями этого дня: его терзали сомнения, правильно ли он поступил, отвергнув покровительство могущественного феодала. Решение было, безусловно, чересчур поспешным и необдуманным, но сколько можно было это терпеть? Нет, Моцарт не мог остаться и позволять всем и дальше вытирать о себя ноги: начиная с самого Колоредо и заканчивая его камердинером. В дверь робко постучали, сообщив, что ужин уже готов, и Моцарт направился вниз, погружённый в свои раздумья. К его удивлению, трапеза прошла в практически дружеской обстановке: госпожа Вебер, кажется, истощила весь свой запас вульгарных шуток, а излишне болтливые барышни были заняты едой. Их сестра, чьё имя композитор не мог вспомнить, как ни старался, с трогательной заботой подкладывала ему добавку и всячески старалась перевести разговор на нейтральные темы, когда её маменька вновь вспоминала о бегстве Амадея из Мангейма или счастливой судьбе Алоизии. Едва Вольфганг поднялся к себе и распахнул дверь, он ощутил чьё-то присутствие. Осторожно заглянув в комнату, юноша застыл месте: на краешке кровати сидел демон и, закинув ногу на ногу, слегка подёргивал когтистой лапой, будто выражая недовольство тем, что его заставляют ждать. Увидев, что музыкант опять отреагировал излишне эмоционально, Антео проворчал: — Да когда вам надоест строить из себя шута горохового? Я же предупреждал, что вернусь через двадцать четыре часа, так можно было бы как-то морально подготовиться, я не знаю… — Демон с явным осуждением покачал головой, а композитор невольно устыдился своей несдержанности. — Я прошу прощения, — Моцарт, кажется, несколько оправился от шока и теперь изо всех сил подыгрывал спокойному и невозмутимому чёрту, дрожащим голосом пытаясь как-то оправдать себя. — Я просто не ожидал обнаружить вас в своей комнате, вот и всё. — Полагаете, мне стоило спуститься к ужину? — Густые брови на чёрном лице едва заметно приподнялись, и Моцарт, расценив фразу чудовища как шутку, позволил себе нервно усмехнуться. — Но вернёмся всё-таки к более интересной теме… Вы ведь подумали над моим предложением? — Да! — выпалил Амадей, растеряв весь страх: сегодняшний день сам по себе вкупе с ожиданием худших времён совершили своё разрушительное действие: теперь он не видел для себя жизни без помощи Антео. От демона необходимо было кое-что получить. — Я согласен. — Чудесно. — Чёрт улыбнулся, обнажая ряд острых кольев-зубов. — Чего же вы хотите? — Талант… мне бы хотелось… — Перенервничавший Вольфганг начал сбивчиво бормотать, в который раз вызвав недовольный вздох Антео. — Какого рода талант вам нужен? Талант покорять сердца людей? Или, может быть, талант заводить полезные связи? — Нет-нет! — страстно прервал его композитор. — Талант творить музыку! — Музыку? — Морду вечно невозмутимого чёрта перекосило от удивления, но он быстро взял себя в руки. — Что ж, дело ваше, почему бы и нет? Произнеся эти слова, Антео едва заметно победно улыбнулся: такого удачного расклада он даже не ожидал. Даже видя отчаяние музыканта, он не понимал, насколько же Моцарт разочаровался в собственных способностях. Демон медленно встал с кровати и подошёл к застывшему как соляной столб человеку; протянул когтистую лапищу, но Вольфганг вдруг резко одёрнул руку. — И ещё одно условие. — Голос его напряжённо дрожал. — Я должен умереть своей смертью. Если кто-то или что-то вызовет мою гибель — сделка расторгнута. — По рукам, — прошипел чёрт, ухмыльнувшись. Он невольно поразился, как пустоголовый парнишка смог сам дойти до подобной мысли, — при неудачном раскладе Антео может остаться униженным и обманутым… Но, впрочем, кто такой этот мальчишка, чтобы тягаться с ним? Получив подтверждение своего требования, Моцарт протянул руку, которую поспешно схватила чёрная лапа. Демон огласил условия договора, призвав в свидетели Вельзевула, — в ответ на это из горящего камина донёсся жуткий нечеловеческий рёв — и, разорвав тонкую кожу музыканта, скрепил сделку кровью. Амадей с некоторым неверием смотрел на глубокую царапину на сгибе локтя: — И это всё? Теперь я талантлив? — О да, Моцарт. — Демон едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. — Вы — один из самых одарённых людей на Земле, верьте мне. Антео скрылся, и композитор остался один; он ощущал, как его переполняет энергия, как возвращается утраченный энтузиазм: теперь он был талантлив, а значит, ему и море по колено. Резким движением растворив ставни окон, Моцарт едва сдержался, чтобы не закричать от счастья. Холодный ночной воздух опьянял его, а город, ещё сегодня днём казавшийся чужим и недружелюбным, манил яркими огнями. Теперь всем придётся его принять: из восставшего против общества безумца Вольфганг Амадей Моцарт моментально превратился в господина мечтаний, короля собственных идей. Людям придётся уступить место гению, придётся принять его, нравится им это или нет.