Do you?

Тэхен вниманием избалованный, и скучно — слишком просто все ему даются. Он голову рукой подпирает и смотрит, как Чонгук, что пару месяцев назад о чувствах там каких-то говорил, уже к Сокджину лезет, а в глазах интерес настолько поддельный, что Тэхену за этим даже противно наблюдать. Он вытягивает руки на столе и щекой к поверхности холодной прижимается, вдыхает воздух сырой — на улице дождь только закончился. В сон до сих пор клонит: так хорошо, прохладно; Тэхен позавтракал уже, но вставать не хочется. Сокджин стремный, думает Тэхен, а Чонгук с ним когда-то в этом соглашался, но теперь без остановки "Хен", и знает, чувствует Тэхен, что все это специально, все назло. Чонгук как ребенок маленький и глупый, Тэхен умнее — не ведется. Намджун за столом рядом сидит, глаза с Тэхена не сводит, даже кофе, так горячо любимый и уже остывший, не пьет. Тэхен к взгляду тяжелому привык, терпит, потому что Намджун хороший, потому что Намджун лучший, но не чувствует к нему он ничего. Тот выглядеть спокойным уже не старается, весь вид его кричит "заметь меня, ответь мне", но Тэхену нечего. Он только сонные глаза пальцами трет и перед Намджуном в таком виде сидеть не стесняется: помятым, неумытым, только что проснувшимся. Намджун его таким сто раз уже видел и все равно к Тэхену тянется, и это подкупает. Тэхен потягивается и зубы скалит; в окно кухни свет пробивается: солнце сквозь тяжелые тучи прорывается. Ему так льстит и так внимание Намджуна приятно, но чонгуковское "Хееен, налить тебе кофе?" по ушам бьет неискренностью, весь момент рушит. Чонгуку бы смириться или сдаться: терпеть Тэхена безразличного или новую жизнь начать, но уже без него. Они давно не друзья; что-то в них сломалось, может, сломался сам Чонгук. И где-то в глубине души Тэхен себя в этом винит, но не исправить ничего, и даже пытаться не хочется. Чонгук скоро сам все добьет, дорушит поведением своим фальшивым; грустно от этого Тэхену. Он ведет языком по сухим губам, мнет пальцами салфетку, когда слышит шаги и голос Хосока. Еще один. Хосок так упорно старается казаться безразличным, но Тэхен насквозь его видит, чувствует. Помнит до сих пор, как признавался Хосок, как вымученно из себя слова выдавливал и как от боли прямо перед ним, Тэхеном, плакал, когда тот в ответ сказать ничего не смог. И теперь Хосок держится напущенно безразлично, холодно, а Тэхен кожей чувствует, что у него на душе. Грустно от этого Тэхену, но менять что-то, пытаться исправить он не может, не хочет. Хосок наливает себе зеленый чай и садится рядом с Намджуном, который, кажется, о многом догадывается. Хосок уверен, что Тэхену за безразличие свое стыдно, он громко ложкой о стенки чашки бьет, размешивая сахар, а Тэхена мутит: зеленый чай с сахаром — та еще мерзость. Звон в голове мешается с чонгуковским голосом, что приторно-сладкий, как хосоковский чай, когда Чонгук с Сокджином говорит. Тэхену спрятаться хочется, он складывает руки и утыкается в них носом, глаза под длинной челкой прячет. Дождем так сильно пахнет, а еще пахнет Намджуном вкусно: запах сигаретный с чем-то сладким смешивается. Тэхен водит пальцем по столу и тоскливо ему; скорей бы Чимин проснулся. А тот словно мысли читает и на кухню влетает уже умытый и с улыбкой привычной, от которой на душе теплее всем, не только Тэхену. Чимин наливает чай себе и доливает кипятка Тэхену, садится на свободное место рядом с ним, не боится. Зато боится Тэхен. До жути боится, что и Чимин когда-нибудь под влияние тэхеновское попадет и тоже сломается, и не будет больше улыбки этой самой, не будет смеха звонкого. Тэхену с Чимином хорошо так, спокойно, потому что Чимин пока не поддался. И наслаждается этим Тэхен, а вокруг атмосфера напряженной становится. Три пары глаз Чимина скрытой ненавистью смеряют; страшно Тэхену, что близкие люди могут так смотреть. Он к Чимину двигается ближе и кусает протянутый им бутерброд, потому что "ну куда мне одному столько", и Тэхен смеется. Чимин дружить умеет именно так, как Тэхену нравится. Когда Чонгук швыряет грязную чашку в раковину, Сокджин неодобрительно шикает — Тэхену хорошо. Ему сейчас так все равно, что больно Хосоку, завидно Чонгуку; Намджуну, разве что, все это неважно, он смирился и терпит такого Тэхена, безразличного. Они смотрят в чиминовском телефоне клип, когда Хосок молча из кухни выходит и намеренно плечом дверь задевает; та резко по ушам скрипом бьет; Тэхен вздрагивает. Чимин вздыхает и по ноге Тэхена ободряюще хлопает, мол, все хорошо. Но все перестает быть хорошо, когда Чимин ладонь на тэхеновской ноге дольше положенного задерживает, а позже и совсем не убирает. У Тэхена сердце бьется в два раза чаще обычного, а Чимин губу кусает и в телефон пристально смотрит. Чужие руки на своем теле Тэхен любит, но это Чимин, и уже слишком долго, непозволительно; так нельзя, Чимин ведь друг, и Тэхену большего совсем не надо. Тэхен видит, как его щеки краской заливаются, но он по-прежнему молчит. Воздух почти искрится под взглядом Намджуна, Чонгука, Сокджина; Чимин, кажется, не догадывается, что все заметили. Тэхен дышит неровно, потому что держаться сложно, ведь сломался Чимин, поддался. В голове у Тэхена ни одной мысли, в душе страх и любопытство — перемешалось все и кружится вихрем в Тэхене. Он ногой осторожно ведет, и теплые пальцы Чимина послушно слетают с коленки, Чимин воздухом давится и что-то лепечет про клип, глаз от телефона не отводит, а голос дрожит. Тэхен голову опускает и сцепляет пальцы за шеей, выдыхает бесшумно. Он слышит, как вернулся Хосок с планшетом, как уселся в углу кухни, потому что ему с Тэхеном рядом быть физически необходимо. За окном солнце уже спряталось, и вот-вот дождь пойдет, будет каплями крупными по стеклам бить и хоть как-то тишину давящую на кухне заполнит. Тэхен дышит ртом, голову не поднимает; думает, как их так вместе угораздило собраться однажды, чтобы в итоге сидеть Тэхену в центре внимания, заботы, и не давать ничего в ответ. Он бы себя, если мог, разделил и дал каждому, но вот целым отдаться не хочет, ни одному из них. Его от их неискренности тошнит, потому что видит насквозь, потому что хватит уже так вести себя. А каждый так упорно вид делает, что ему все равно, что безразличен Тэхен и что как будто друг с другом у них отношения хорошие, будто нет той скрытой ненависти. Силы Тэхена с каждым днем покидают; он как лекарство себя другим брать разрешает; вроде лечит, по частичкам себя отдает и ждет, когда сам уже сломается.