Do you?

Когда ветер ледяной жару с душного города за один день сдувает, Чимину дышится легче. Когда капли дождевые об окно разбиваются, пыль сбивают, Чимин вместе с ними разбиться хочет. Разбиться, дорожками мокрыми по стеклу пробежать, испариться - никто не заметит. Исчезнуть хочется как никогда раньше. Слова чужие неосторожные душу чиминовскую разрушили, сломался Чимин. Он в зале закрывается, а танцевать сил нет. Музыку убавляет, колени к груди подтягивает, и дыхание неровное срывается, боль вдохнуть полные легкие не дает. Голос Юнги в голове звучит, обида горькая стучит в груди; то, к чему относиться проще надо, то, что другие спокойнее воспринимают - рушит Чимина. Тему непозволительную Юнги затронул, задел за то, что в глубине души прятал Чимин. Сколько усилий, терпения он приложил, через что прошел, чтобы стать таким, как сейчас, а Юнги своим "Немного худее было бы красивее" уничтожил. И стыдится себя Чимин, и звучит в голове голос хена о том, что "У Тэхена вот ноги худее". Да Тэхен вообще лучше. Красивее. Но слышать этого Чимин не хочет, словно лезвием душу вспарывают, выть от боли хочется, от несправедливости. Завидует Тэхену, и в зеркало смотреть боится - от отражения тошнит, Чимин отвращением к себе переполняется; разбить бы все зеркала в мире. Замок на двери щелкает, и та противно скрипит, открывается, Чимин морщится болезненно. Хосок входит с видом виноватым: не то за шум себя винит, не то за нарушенное чиминовское одиночество. Чимину стыдно, и не хочет он видеть никого, особенно Хосока, который знает уже обо всем наверняка. Они молча переглядываются, Хосок с ноги на ногу переминается и все же проходит в зал. Когда он рядом на пол опускается, по чиминовским рукам мурашки рассыпаются - короткие рукава футболки не прячут, выдают. Давит тишина, Чимин в пол смотрит и сказать что-то первым не может, нечего. - Чимин, - начинает Хосок осторожно. - Ты как? Морщится в ответ Чимин опять и головой мотает. Ему рот открывать нельзя, потому что давят эмоции, давит обида, вот-вот расплачется Чимин от боли жуткой, вот-вот Хосоку все расскажет. - Юнги - мудак, знаешь же, - пожимает плечами Хосок, Чимин его взгляд спиной чувствует. - Да нормально все, - он давит из себя улыбку жалкую и вымученную. Чимин кроссовок ногтем корябает и думает, что зачем было деньги на них тратить, зачем вообще их тратить на себя, если исправить ни черта нельзя. Его ненависть к себе измерить невозможно - необъятных размеров; как дыра черная Чимина все глубже засасывает, затягивает, уничтожает, кислорода не хватает уже. Он вроде спастись пытается, цепляется, а Юнги (ведь даже не специально) отпустить заставляет. На больное самое давит, терпеть долго Чимин не может. - Что он тебе наговорил? - Хосок пододвигается ближе, его дыхание на руке чувствует Чимин: теплое. - Правда, давай закроем эту тему, - отмахивается он, глаза поднять боится. Хосок внезапно рядом совсем и обнимает со спины; Чимин замирает. Ему в объятиях этих как никогда спокойно, защищенным себя чувствует, расслабляется. - Не слушай его. Ты лучший. Ты самый лучший, - тон у Хосока уверенный, хрипотца Чимина завораживает. - Понял? Чимин в ответ усмехается печально, боль, кислотой разъедающая, шипит внутри, клокочет. -Я тебя таким люблю, - шепчет Хосок, и у Чимина все внутри обрывается. Не верится, не хочется верить; Чимин дышать перестает. Он губы Хосока на спине чувствует, и совсем не противно, совсем не хочется оттолкнуть. Не ждал он никогда от Хосока такого: чувств искренних настолько, что кожу обжигает; смелости, защиты. - Хен, - Чимин голову назад откидывает и точно в плечо Хосоку упирается. - Я ведь смогу, я стану таким, как Тэхен. - Перестань. - смеется Хосок и обнимает крепко. Вздыхает Чимин тяжело, боль его изнутри сжимает, сдавливает. Смириться не может, принять себя таким - тоже. За Хосока цепляется, потому что Хосок правда любит, потому что Хосок бы такого никогда не сказал. Ненависть к себе душу Чимина заполняет, у краев уже плескается, и не знает он, чего ждать, когда совсем заполнится, когда наружу выплеснется или разорвет его изнутри, уничтожит.