Золотой шейд

      Звали прядильщика Румпельштильцхен. Вернее, люди куда чаще звали его «Румпель», потому что слишком длинно и витиевато звучало полное имя. Господину такое впору, а не‏ бедному калеке. Он и не возражал — какое право он имел возражать? Но в таком виде имя казалось ему… искалеченным похлеще его самого.       Колесо прялки плавно крутилось, умиротворяя привычным занятием и помогая успокоить разум. Где-то на дне мешка с шерстью лежала драгоценность, стоившая жизни Проклятому. Чего она будет стоить Румпельштильцхену? На награду он особо не рассчитывал: не казнят — и то хорошо. Впрочем, если заплатят, он сможет обеспечить будущее своему сыну, сделать его купцом, спасти от военной службы… Прядильщик оглянулся на мальчика, безмятежно спавшего в кровати у дальней стены. Звали того Белфайр, по простому — Бэй, и он как раз приближался к возрасту, когда его могли забрать в рекруты. Но идти к королю, в соответствии с последним напутствием его Десницы, Румпельштильцхен опасался. Слишком своенравным был Гальбаторикс, своенравным и жестоким. Попробуй докажи, что ты верный слуга короля, а не испугавшийся содеянного преступник. С другой стороны, не идти было еще страшнее: если кто-то узнает о случившемся и доложит куда следует, смерти точно не избежать.       Румпельштильцхен прял целый день, успокаивая мерными привычными движениями мечущиеся в страхе мысли. Забыв о том, что с утра собирался отнести шерсть, склоняясь то к одному варианту того, что следует сделать, то к другому. Решение не спешило приходить, а мысли — успокаиваться. Он прял, мечтая о богатствах и титулах, что получит за королевскую ценность. Прял, плача от безысходности и осознания неминуемой гибели от рук королевских палачей. Прял, равнодушно понимая, что во дворце у него заберут потерянное ими сокровище и выставят его вон, и в его жизни не изменится ничего. Прял, пока пальцы не наткнулись на сверток на дне мешка…       Что же это за драгоценность, за которую пожертвовал собой доверенный человек короля? За которую сулил золото или смерть? Соблазн был слишком велик, и Румпельштильцхен, с опаской оглянувшись на дверь, развернул скрывавшую сокровище ткань. На его коленях лежало нечто, напоминающее яйцо. Огромное, почти две ладони в длину, рифленое, все в глубоких золотых разводах и переходах желтого цвета, теплое и приятное на ощупь. Ничего прекраснее прядильщик в своей жизни не видел.       Что ж, это сокровище не спрячешь и не продашь. И забыть произошедшее или даже сбежать из города — не вариант. Придется идти в замок.       Румпельштильцхен закутал золотое яйцо в ткань и снова спрятал его поглубже. В ту ночь он спал, не выпуская из рук завязок спрятанного под лавку мешка. И проснулся ранним утром — от того, что тесёмки в ладони зашевелились.       Из-под лавки доносилось подозрительное копошение, кожаные шнурки норовили вырваться из сжавшихся пальцев — как тогда, когда Бей посадил ему в мешок кота и веселился, чуть не доведя отца до сердечного приступа. Только сейчас все было куда страшнее. Румпельштильцхен сполз на пол и с ужасом заглянул под лавку. Мешок ходил ходуном. Трясущимися руками прядильщик развязал его — и прижал ладонь ко рту, чтобы не застонать в голос: внутри в окружении золотых осколков сидел маленький дракон.       «Все, теперь точно казнят», — подумал Румпель и закрыл лицо руками. Из бездн отчаянья его вывел прохладный змеиный язык, проскальзывающий меж пальцев, и требовательный писк. Отняв руки от лица, он увидел прямо перед собой золотую мордочку с теплыми карими глазами. Дракон снова лизнул его, на этот раз прямо в нос. Потом, вдруг услышав что-то, замер и, круто развернувшись, метнулся под лавку. Оттуда послышалась возня и сдавленный писк, а затем довольное чавканье. Прядильщик решил не выяснять, что произошло — ему надо было срочно отослать куда-то сына, пока тот не проснулся и не стал задавать вопросы обо всех этих странных звуках.       Рука привычно схватила палку, и Румпельштильцхен, нервно оглядываясь на свою лавку, отправился будить Белфайра. Он растолкал мальчика, сунул ему ломоть хлеба с сыром и почти за шиворот выставил за дверь, пробормотав что-то о том, что таким чудесным утром просто необходимо погулять и сходить за водой, лучше — к дальнему колодцу.       Лишь заперев за сыном дверь, Румпель выдохнул — похоже, тот не успел заметить ничего странного. Отвернувшись от входа, он вздрогнул при виде неожиданного зрелища — дракон сидел прямо на столе, изящно расположившись между посудой. В зубах зверя болтался крысиный хвост и, почувствовав внимание, дракон вытянул шею, протягивая добычу.       Румпельштильцхен нервно хихикнул.       — Ты хвастаешься или предлагаешь?       Вместо ответа крылатый хищник проглотил остаток крысы и с возмущением уставился на человека. Несмотря на всю опасность сложившейся ситуации, Румпель невольно залюбовался драконом — маленький ящер был само изящество, кокетливо облизывающееся раздвоенным языком и сияющее золотой чешуей. Прядильщик подошел к столу и замер, опираясь на свою палку. Дракон подался в его сторону, и Румпельштильцхен, не устояв, протянул свободную левую руку — погладить сидящее перед ним золотое чудо. Стоило, однако, коснуться блестящей чешуи, как ладонь пронзила острая боль — настолько острая, что рука словно отнялась. Но на этом боль не остановилась, растекаясь по всему телу. В ушах зазвенело; Румпель заскреб ногтями по полу, не осознавая, когда успел упасть.       Дракон с встревоженным писком спикировал со стола и ткнулся мордочкой в лицо прядильщика. Румпельштильцхен закричал — прикосновение принесло новую волну ослепляющей боли, словно на кожу плеснули кипятка. Дракон цеплялся коготками за его волосы, пытался вылизать щёки. Румпель закрылся правой рукой (левая совсем не желала слушаться), но обеспокоенный зверек терся о пальцы, совал нос в рукав, даже за шиворот пытался пролезть, и прикосновения его золотой чешуи обжигали, словно настоящий огонь. Прядильщику казалось, что он сейчас умрет. Вот оно — воздаяние за то, что простой бедняк вроде него осмелился прикоснуться к чуду.       Но потом боль начала понемногу отступать. Казалось, он пролежал так, на полу, несколько часов, прежде чем смог пошевелиться. Тело била крупная дрожь, кожа на левой руке — месте первого прикосновения — горела и чесалась. Румпель поднес ладонь к лицу — посреди неё расплывалось серовато-золотистое пятно овальной формы.       Магический ожог? Проклятие? Предупреждение? В любом случае, похоже, прикосновение к дракону было большой ошибкой. Румпельштильцен медленно сел и откинул лезущие в глаза волосы, пытаясь высмотреть, куда откатилась выпавшая палка. Дракон тут же забрался к нему на колени и требовательно пискнул.       — Тебя надо вернуть во дворец, — пробормотал прядильщик. — А ведь я с самого начала почувствовал, что ничем хорошим это не кончится…       Опасаясь снова прикасаться к ящеру, он аккуратно стряхнул зверя с колен и подобрал под столом свой костыль. Пока Румпель ковылял по дому и собирал в мешок рассыпавшиеся осколки скорлупы, дракон успел поймать еще пару мышей и, наевшись, даже не возражал, когда его загнали всё в тот же мешок.       «Медлить нельзя, — думал прядильщик, завязывая тесёмки сумы и набрасывая на плечи свой старый плащ. — Белфайр может вернуться в любой момент. И так повезло, что он не пришел, когда я корячился на полу».       Румпель не особо верил в то, что во дворце его пощадят. Но придя добровольно с драгоценной ношей он, возможно, сумеет защитить хотя бы Бэя. Только как это сделать правильно? С кем оставить сына, кто позаботится о нём, если его отцу будет не суждено вернуться?       Свернув на соседнюю улицу, он почти столкнулся с молодой красивой женщиной, несшей корзину с яблоками.       — Простите, — Румпельштильцхен замялся, он все время забывал, как ее зовут: то ли Мэри, то ли Маргарет, то ли как-то совсем по-другому. Она была матерью подруги Бэя, Эммы; и эта внезапная встреча вдруг придала ему решимости.       — Вы не видели Бэя? — спросил он.       — Они с Эммой убежали к дальнему колодцу, — улыбнулась та.       — У меня появились кое-какие дела в городе, — медленно проговорил Румпель. — Вы не могли бы присмотреть за Бэем, пока я не вернусь — до темноты и, может быть, дольше?       — Конечно, — удивленно ответила женщина. — Что-то случилось?       — Ровным счетом ничего, — соврал Румпельштильцхен. — Я просто хочу быть уверен, что за моим мальчиком будет кому приглядеть. Так вы обещаете мне?       — Да, — кивнула она, и Румпель тут же похромал дальше, не удосужившись даже поблагодарить или попрощаться. Он слишком боялся возможных расспросов, поэтому поспешил ко дворцу, не замечая пристального взгляда, которым проводила его подергивающуюся под плащом ношу мать Эммы.