Золотой шейд

      Высокие крепкие ворота охранялись двумя караульными. Наверняка ещё не меньше пары десятков скрывалось в переходах внутри стены, но Румпельштильцхен старался об этом не думать.       — Меня прислал Морзан. Перед смертью он велел мне передать… кое-что королю Гальбаториксу. Вы могли бы отвести меня к нему, доблестные воины?       — Катись отсюда, мужичьё, — хмуро буркнул один из стражников, не двигаясь с места. — И благодари небеса, что я не вышиб из тебя дух за такие шуточки! К королю его проводить! — хмыкнул, обернувшись к напарнику. — На тайный совет, в Палату Лордов, не иначе!       Румпель с отчаяньем перевёл взгляд с одного на другого. Уйти? Это будет просто. Но он чувствовал, что большей ошибки в жизни уже не совершит. К тому же мешок под мышкой затрепыхался. А если они сейчас решат глянуть, что там за поросёночек? Увидев дракона, никто не станет разбираться, был прядильщик среди недавних налётчиков или не был. Вздёрнут, а потом спросят… в лучшем случае. В худшем — спросят на дыбе.       — Ну, что стоишь? — снова обратился к нему похожий на быка громила в доспехах, и Румпель отступил на полшага, но тут вмешался второй:       — Погоди лютовать, Лерой. Думаешь, этот калека стал бы шутить над нами в такое время? Посмотри на него — он запуган до полусмерти, но не уходит. Кого бы ему бояться больше, чем нас с тобой? «Бык» с сомнением посмотрел на товарища по оружию, и после снова воззрился на Румпельштильцхена.       — Думаю, нам стоит отвести его к королю, — продолжил страж. — Если дело окажется пустячным, казнят его. Но если оно будет важным, а мы его не пустим — нас. Я не хочу рисковать своей шкурой!       — Благодарю, добрый господин! — Неловко поклонился Румпель, и, запинаясь от волнения, продолжил: — Это очень, очень важно! Иначе я бы не осмелился беспо…       — Давай, проходи, — прервал поток слов тот, кого назвали Лероем. — Проводи его, Грэм, и возвращайся скорее.       Прядильщик боком, по-птичьи, вошёл в замок, опасливо косясь на Лероя и выдерживая почтительное расстояние. Тяжелые ворота захлопнулись за спиной, отрезая привычный мир с его городским шумом и лёгким дневным хаосом рынка; впереди лежала мрачная и величественная цитадель.       — Ступай за мной, и ни шага в сторону, — предупредил стражник. — Здесь ловушки повсюду. Стоит тебе сунуть свой нос куда не следует — останешься без него!       Грэм направился вперёд, и Румпельштильцхен заторопился за ним, пытаясь не отставать. Вдоволь поплутав по величественным коридорам, миновав несколько лестниц и анфилад, они наконец вышли к высоким, позолоченным, украшенным резьбой дверям. Полдюжины тяжеловооружённых воинов в красивых дорогих доспехах явно свидетельствовали, что король был внутри.       — Кто идёт? — раздался грозный окрик. Проморгавшие вторжение в сокровищницу солдаты всеми силами стремились выслужиться и готовы были обнажить клинки на любую тень.       — Я Грэм, страж внешних ворот, — отозвался сопровождающий Румпельштильцхена. — И со мной человек, который принёс королю последние слова Морзана. Доложите об этом его величеству, а я вернусь на пост.       С этими словами он развернулся и ушёл, оставив прядильщика одного под враждебными взглядами шести пар глаз. Нет, не шести — семи. Просто за такими массивными спинами хрупкая фигура в тёмном с позолотой балахоне не бросалась в глаза. Теперь же этот седьмой выступил на свет — тощий, лысый, бледный. Он напоминал костлявую ощипанную птицу, но Румпеля непонятно почему пробрала дрожь, когда незнакомец окинул его взглядом. Бесшумно приотворив своей цыплячьей лапкой массивную дверь, которую, казалось бы, не сдвинули с места все шестеро стоявших рядом громил, человечек растворился за ней.       «Маг! Самый настоящий!» — понял Румпельштильцхен. Сердце быстро заколотилось. Если он выберется живым — будет что рассказать Бэю! Тот по малолетству в магию не верил, но живо интересовался всякими диковинками. Обидится, наверное, что отец дракона ему не показал. Но слишком это опасное дело. Левую ладонь онемение до сих пор не отпускало до конца.       Словно почувствовав его мысли, создание в мешке попыталось трепыхнуться, раскорячило крыло и ткнулось острой мордой в бок. Румпель и до того стоял, опираясь на клюку, не очень ровно, а теперь скособочился ещё больше. Когда уже вернётся этот колдун?       В это мгновение золочёные двери просто распахнулись настежь. Стражи одним заученным движением выстроились по обе стороны от них. Румпельштильцхен сглотнул и вытянул шею, пытаясь заглянуть внутрь; перевёл взгляд на воинов. Из открывшегося взору бескрайнего зала, в который впору было бы въезжать конным отрядом, показался чёрный балахон. Неприязненно глянул на прядильщика и махнул рукой вглубь — входи, мол. Сам же свернул вбок и растворился в тенях.       Делать нечего. Не заставлять же Императора ждать? Румпельштильцхен, внутренне замирая, переступил порог. Палка оглушительно цокнула по мозаичному полу. В противоположном конце находился трон в виде золотого дракона с раскрытой пастью. А сам чертог был таким огромным, что его стены и потолок терялись во мгле, несмотря на два ряда волшебных светильников, протянувшихся дорожками от входа.       Перед возвышением с троном находилось несколько десятков богато одетых людей. Пока Румпельштильцхен подходил ближе, он имел возможность рассмотреть их. Холодно глядели Проклятые, знакомые каждому с младенчества по жутким историям. В город каждый из них выезжал с маленькой армией, и счастьем было не оказаться у них на пути. Хмурились рыцари рангом пониже — у них никогда не было драконов, зато были фамильный герб и имя. Маги в расшитых балахонах мели пол одеждами и взглядами — им, казалось, нет дела до того, кто прервал их собрание. Скучающая сдержанность двора объяснялась просто: Румпельштильцхен не нашёл времени лучше, чем прийти во время собрания Большого Совета, на котором Гальбаторикс решал, кто ответит головой за потерю сразу двух драконов. Каждому казалось, что бедняк — это хороший повод переключить гнев владыки с себя на кого-то другого. Менее ценного, менее важного, менее знатного. Глядишь, и пронесёт.       С интересом на подходившего к возвышению смотрел только один из присутствующих — тот, кто стоял ближе всех к королю, за правым плечом, удобно устроившись в изгибах «драконьего» хвоста. Румпель бросил только один взгляд в его сторону, но этого было достаточно, чтобы пальцы задрожали. Расшитое мелким бисером и драгоценными камнями одеяние, лёгкий доспех, алые волосы и бледное лицо с яркими свежими шрамами, складывающимися в узоры. Это был Дарза — шейд, главнокомандующий, а теперь ещё и Правая рука короля.       На самого Гальбаторикса Румпельштильцхен смотреть боялся. Легендарный Драконий Всадник, единственный, кто осмелился подчинить себе второго дракона после смерти первого, владыка четырех народов Алагейзии. Жестокий, своевольный правитель, по слухам, стирающий селения и сжигающий города ради тренировки своего маленького отряда Проклятых — или вовсе для забавы. Много чего об Императоре болтал простой люд; что из этого правда? Скоро выяснится.       Подойдя к подножию, Румпель с трудом опустился на колени. Взгляд наткнулся на желоб, вписанный в узор пола. В стыках плит виднелось что-то бурое, подозрительно похожее на засохшую кровь. В самом деле, вряд ли в тронном зале отводные каналы служили бы для сточных вод. Надежда на благополучное возвращение домой показалась призрачной и детской. Ох, Бэй…       — Говори, — прорезал тишину властный голос. Румпель склонил голову ещё ниже — не доведи небо оскорбить владыку взглядом!       — Ваше Величество! Меня зовут…       — Никого не волнует, как тебя зовут, червь, — перебил его один из Проклятых. — Переходи к делу. Что сказал Морзан?       Румпель вздрогнул. Начал снова, стараясь говорить коротко:       — Его милость Десница умер, спасая одну… вещь. И приказал мне вернуть её вам. Позволите? Он кожей ощутил, как подобрались все присутствующие в зале. Гальбаторикс приподнялся над троном, подавшись вперёд, готовый кинуться вниз… но огромным усилием воли опустился обратно. Дарза успокаивающе коснулся его плеча. Они оба сразу поняли, что именно мог передать Морзан.       — Да. Поспеши!       Румпельштильцхен вытащил из-под плаща мешок и непослушными пальцами кое-как развязал узел. Зажмурился — и выпустил золотистого дракончика. Зверь, насидевшийся в душном полотняном плену, живо вытряхнулся наружу и растопырился, разминаясь, прыгая и принюхиваясь к новым запахам. Следом из мешка посыпались осколки скорлупы.       — Простите, Ваше Великодушие, оно само вылупилось, клянусь, я ничего с ним не делал!.. — зачастил Румпель под вздохи, вскрики и потрясённые возгласы присутствующих. Но его слова все пропустили мимо ушей. Из толпы придворных выбрался красивый крепкий юноша; подскочив к прядильщику и схватив его за запястье правой руки, заставил поднять её вверх — так, чтобы все видели.       — Он чист! — заявил громко, с ощутимым облегчением в голосе. И тут же брезгливо отпустил, утратив интерес к простолюдину, зато направился к дракону, который обернулся к нему с искренним недоумением.       — Стой, Гастон! — угрожающе рявкнул Гальбаторкс, на этот раз поднимаясь. Тёмные глаза с непомерно широкой радужкой были устремлены на золотого ящера. Рыцарь покорно остановился и с неудовольствием отступил. Король меж тем обратился к Румпельштильцхену: — Кто-нибудь из твоих домочадцев прикасался к дракону?       — Нет! Нет, Ваше Всемогущество, — торопливо ответил прядильщик, сжавшись и понимая, что ответь он иначе — несдобровать не только ему, но и Бэю. — Никто ничего не знает!       — А ты сам? — вдруг спросил шейд, до того хранивший молчание. Румпель, не удержавшись, вскинул на него глаза, наткнулся на ускользающую улыбку — и в тот же момент понял, что тот видит его насквозь. Лгать было бессмысленно. Он снова потупился, не ответив на вопрос. Дарза обошёл Гальбаторикса и спустился к подножию трона, у которого пытался слиться с мозаикой крестьянин. Дракон зашипел на шейда, но когда тот подошёл ближе, попятился и, пискнув, спрятался под знакомый драный плащ.       — Так как, ты говорил, тебя зовут? — мягко спросил Дарза, остановившись так, что кончики добротных чёрных сапог оказались в поле зрения склонившегося ниц.       — Румпельштильцхен, — выдавил тот, не подобрав достойного определения шейду. «Ваша Светлость» могло показаться насмешкой, а задевать это могущественное существо ему хотелось меньше всего.       — Да какая разница? — сердито поинтересовался Гастон. — Ты же видел — он чист!       Дарза перевёл на него взгляд и склонил голову к плечу. Лицо стало снисходительным, как у взрослого, который слушает неразумное дитя. Ничего не ответив рыцарю, он легонько потыкал прядильщика кончиком сапога:       — Так ты сам покажешь, или мне им всем показать?       Горестно вздохнув, Румпель поднял руку — левую. Золотое пятно на ладони никуда не исчезло, а, напротив, словно бы увеличилось в размерах.