Лилия в долине (A Lily in the Valley)

Малик услышал колокола в обеденное время. Он хмуро поднял голову, и увидел, как в комнату из сада вбежала Сусанна, напуганная шумом. Альтаир ушел рано утром, после того, как получил перо и покормил Сусанну, и после его ухода Малик, как обычно, открыл магазин. Но когда до бюро донесся звон колоколов, он вышел из-за конторки и запер дверь – на сегодня дела завершились. Сусанна мяукала откуда-то из угла комнаты. Малик бросил на неё взгляд, прошел в сад и схватил длинную жердь, с помощью которой он опускал дверцу. Решетка захлопнулась, и засов был задвинут ловким движением кисти. Он откроет вход в сад лишь тогда, когда умолкнут колокола, или если Альтаир будет ранен, но он никогда не видел Альтаира раненным настолько, чтобы ассасин не мог сражаться, а тем более убежать и спрятаться. Он пытался не переживать, ибо знал, что не следует даже думать об этом, ведь Альтаир мог постоять за себя, но тем не менее, он переживал, и ничего не мог с этим поделать. Хотя, допустим, волнение было вполне логичным, ведь Альтаир был действительно хорошим ассасином, и потерять его… Малик тряхнул головой и попытался заняться чем-нибудь полезным. В конце концов, он пошел в заднюю комнату, дабы перебрать запасы лекарств, на случай, если что-нибудь случится. Колокола по-прежнему звонили. Тревожный перезвон продолжался весь день и только ближе к закату всё стихло. Малик вышел в сад и открыл решетку. Он хмуро посмотрел на пустой проем дверцы, словно ожидал появления Альтаира, но того не было. Малик вернулся в комнату и покормил Сусанну, или, во всяком случае, попытался: она не ела печень, поэтому всё закончилось тем, что Малик просто дал ей еще сливок и, насильно приоткрыв маленькую пасть, все же впихнул маленький кусочек мяса. Котенок протестовал, мяукал, шипел, кусался и всячески вырывался, но все же она съела порцию, а Даи отделался лишь несколькими царапинами. Малик уже готовился лечь спать, когда услышал скрип садовой решетки. Он не запер её на засов, как обычно, на случай, если Альтаир явится, когда Даи уже будет спать. Мяуканье Сусанны было последним доказательством того, что это Альтаир, и Малик, натянув штаны под ночную рубашку, вышел из комнаты. - Мира и покоя, Малик, - Альтаир стоял, облокотившись о раму двери, ведущую в бюро, весь покрытый кровью. Малик почувствовал, как его собственная кровь отхлынула от лица, и заторопился к нему. - Альтаир, что случилось? – едва он задал вопрос, как колени у Альтаира подогнулись, и Малику пришлось ловить его. Даи заметил, что из плеча ассасина торчала стрела с отломанным древком. - Извини за то, что причиняю столько проблем, - невнятно пробормотал Альтаир, и с такого близкого расстояния Малик смог заметить, насколько бледным был ассасин, его кожа была холодной и влажной на ощупь. Он потерял много крови. - Единственной проблемой является то, что ты не явился раньше, идиот, - проворчал Малик, и, поддерживая Альтаира, он отвел его мимо своей собственной спальни в самую дальнюю комнатку, где обычно спали по ночам ассасины. Альтаир никогда там не ночевал, предпочитая замкнутому пространству сад. Сейчас же он свалился на подушки, глухо застонав от боли. Быстро и уверенно Малик избавил Альтаира от обмундирования, складывая его оружие по одну сторону, а одежду по другую, пока ассасин не остался в одном белье и Малик без труда смог осмотреть его раны. На боку появился новый длинный, но неглубокий порез, которому для быстрого заживления требовалась лишь повязка, а вот на бедре находилась глубокая кровоточащая рана, и без швов там уже нельзя было обойтись. Хуже дела обстояли с древком стрелы, торчащей из плеча, и лишь чудом не зацепившей ключицу. Можно сказать, что Альтаиру повезло, поскольку там было больше мышц, чем кровеносных сосудов, к тому же кость осталась цела. Проблема состояла в том, что стрелу необходимо было вытащить. Даи решил, что лучше будет разбираться с ранами по мере их серьезности, и отправился за иглой и нитками. Когда он вернулся, Сусанна усердно царапала ножку кровати, но у Малика не хватило духу прогнать её. Вместо этого, он подхватил её и перенес на здоровое плечо Альтаира, поближе к его уху. Котенок вначале облизал лицо ассасина, а затем тут же свернулся клубком и принялся урчать. Увы, Альтаир вряд ли был способен заметить это, пребывая в полубессознательном состоянии. Малик промыл рану на бедре, игнорируя резкие вздрагивания Альтаира от боли, быстро зашил её и наложил повязку. О долгом порезе он не беспокоился – это была царапина, разве что длинная. Он промыл её, дабы убедиться, что причин для волнения действительно нет, и перешел к стреле. - Альтаир, - он склонился над ассасином, чьи глаза были наполовину закрыты, а лоб покрыт холодным потом. – Альтаир, - он аккуратно похлопал того по лицу, отметив про себя, что оно горело от лихорадки. Малик обеспокоенно хмыкнул. – Я собираюсь вытащить стрелу. Постарайся не двигаться, - предупредил Даи, и Альтаир слабо кивнул. Малик облокотился о мокрую грудь Альтаира и схватился за торчащее из плеча древко стрелы. Сосчитав про себя до трех, он одним рывком выдернул стрелу. Альтаир закричал, но не шевельнулся, лишь жадно хватал ртом воздух. Малик промыл рану, зашил её и перевязал. К тому времени Альтаир уже был без сознания, скорее всего, от потери крови, но дыхание его было ровным. Малик со вздохом окинул взглядом мужчину и заметил, что у того на щеках появился лихорадочный румянец, особенно яркий на фоне общей бледности. Он положил ладонь на лоб Альтаира – тот был горячий, но не настолько, чтобы стоило беспокоиться. Он смыл пот с лица и груди ассасина, укрыл одеялом, а на остриженную голову положил мокрую тряпицу. Это, решил Малик, было всё, что он мог сделать на данный момент. Сусанна по-прежнему лежала, не двигаясь, возле здорового плеча Альтаира и урчала. Прежде чем отправиться спать, Даи вышел в сад и закрыл решетку на засов. Он снял запачканную кровью ночную рубашку и забрался в постель. Некоторое время Малик лежал без сна, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты. Оттуда не доносилось ничего, кроме слегка затрудненного дыхания Альтаира. Удостоверившись, что жизнь ассасина была вне опасности, Малик наконец-то позволил себе забыться сном. — Жуткий грохот вырвал Даи из объятий сна. Он подскочил в кровати, выхватывая из-под подушки нож, слепо выставляя его перед собой, прежде чем к нему вернулась способность думать. Какое-то время он сидел так, часто и тяжело дыша, пока из соседней комнаты снова не раздался шум: Альтаир. Встав с кровати, Даи прошествовал в другую комнату, где перед ним предстало зрелище Альтаира, пытающегося поднять себя в положение «стоя» после падения с койки. Малик вздохнул - вот идиот. - Альтаир, что ты делаешь? – грозно спросил Малик, подойдя ближе. Глаза Альтаира лихорадочно блестели, а лицо было покрыто испариной, и одно лишь прикосновение к его руке было сродни прикосновению к раскаленному на солнце камню. Ассасина мучила лихорадка. Губы Альтаира беззвучно шевелились, и он изо всех сил старался сфокусироваться на Малике. Даи рывком поднял того на ноги, прежде чем снова усадить на койку – Альтаир едва ли мог стоять. – Ты идиот, у тебя ведь откроются раны! – проворчал Малик. - Прости, - произнес Альтаир. – Я просто… Мне просто… Мне нужно идти, - его голос был неровным и хриплым. - Нет, болван, ты никуда не пойдешь, - Малик пихнул его на кровать. – Ты ранен и у тебя температура. - Меня ждет Мастер, - выдал Альтаир. - Подождет еще. А сегодня ночью ты будешь спать, - Малику пришлось придерживать его, дабы тот не вскочил снова. Глаза Альтаира закатились под веки, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусироваться снова. - Я должен… - Ты не должен ничего, - припечатал Малик. – Как старший по рангу я приказываю тебе остаться здесь и нормально поспать. – Альтаир открыл было рот для ответа. – И если ты не сделаешь так, как велено, я заберу от тебя Сусанну, - он глянул на котенка, стоящего на самом краю кровати, как можно дальше от них. Внезапно Альтаир замер, его глаза расширились в диком ужасе. - Нет! – он закричал. Малик был просто шокирован тем, что последовало за этим. – Пожалуйста, не забирайте её. Простите, что я ослушался, Мастер, но, пожалуйста, не надо. Пусть она останется со мной, я обещаю, она не будет мешать моим заданиям. Пожалуйста. Пожалуйста, не надо… - Альтаир! – Малик не мог больше слушать эти мольбы. – Альтаир! – он схватил его за подбородок и заставил посмотреть на себя. – Здесь нет Мастера, Альтаир. Но слова продолжали звучать, повторяясь в разнообразных формах «пожалуйста, не надо», и Малик чувствовал себя так, словно сделал что-то ужасное и не знал, как же это исправить. Вообще, Малик был мастером по части того, чтобы что-нибудь исправить: он мог без проблем «подлатать» кого-либо, мог починить одежду, оружие, заточить клинки, восстановить книги, расшифровать рукописи. Но он не знал, как исправить это, просто не знал, что ему делать. Но он знал кое-кого, кто смог бы разрешить проблему. Увы, этот кто-то был на пути в Масиаф. При этой мысли Малик нахмурился. Этот кто-то знал бы, что сделать в этой ситуации, потому что он всегда знал. Малик мог исправлять вещи, а он мог исправлять людей. Однако же, Альтаира лихорадило, и в бреду он не понимал, что происходит. Возможно, следует скопировать чужие методы и попытаться его успокоить. Во всяком случае, попробовать стоит. - Альтаир, брат, тебе необходимо успокоиться, - его голос изменил свою тональность и темп речи – произношение было непривычным и знакомым одновременно. Из всех их братьев самым добрым был, вероятно, Рауф, во всяком случае, с виду, хотя временами он не уступал остальным в жестокости и коварстве. Однако Малик не знал никого терпеливее его, поэтому Рауф имел дело со всеми вспыльчивыми, задиристыми подростками в переходном возрасте. Они уважали его, прислушивались к нему и делали все, о чем тот говорил, потому что он был для них олицетворением того, в ком они нуждались больше всего на свете – отца. Малик был удивлен, когда Альтаир успокоился и захлопнул рот. Даи молча вознес благодарность, ибо он был не уверен, сможет ли и дальше выносить эти мольбы. - Никто не заберет от тебя Сусанну, - сейчас Малик и подумать об этом не мог, во всяком случае, после того, как наглядно увидел произведенный на Альтаира эффект. Он продолжил говорить тем же голосом. – Ну а сейчас я хотел бы, чтобы ты остался здесь и отдохнул. - Я должен… Мастер ждет меня. - Ты ранен, брат. Он простит, если ты задержишься достаточно для того, чтобы вылечиться и самостоятельно поехать домой, - он похлопал Альтаира по плечу, как всегда делал Рауф. Странно было наблюдать за эффектом, который произвел на Альтаира отсутствующий здесь человек. Хотя для Альтаира-то он был рядом. Ассасин кивнул в лихорадочном удивлении. - Рауф? – Малик замер. – Где Сусанна? - Она здесь, брат, ты её немного напугал, когда пытался выбраться из кровати. Ты напугал всех нас. Не делай так больше. – Альтаир медленно кивнул. – Ну а теперь спи, - он вновь укрыл Альтаира одеялом, бросив быстрый взгляд на раны. Даи поднялся и уже сделал пару шагов назад, как Альтаир неожиданно схватил его. - Брат! – Альтаир никогда не обращался так к Малику. Значит, он до сих пор думает, что перед ним Рауф. – Мне жаль, - он смутился. – Нет, - он тряхнул головой, словно отгоняя что-то. – Не тебе. Я… Я хотел сказать Малику, что мне жаль. - Ты сможешь сказать это, когда увидишь его, брат, - ответил Малик, чувствуя, как ускорилось его сердцебиение. Альтаир покачал головой. - Он никогда не поверит мне, - он говорил невнятно и Малик отчаянно желал, чтобы тот просто замолчал и уснул. – Скажи ему вместо меня, пожалуйста, скажи ему, что мне жаль. Малик тяжело сглотнул, практически теряя свою невозмутимость. - Я скажу, брат. А теперь спи, - и Альтаир отпустил его. Малик стоял поодаль и ждал, когда же ассасин уснет. Его дыхание оставалось по-прежнему быстрым из-за лихорадки, но, по крайней мере, засыпал. Малик еще долго стоял так, пока Сусанна снова не подобралась к распростертому на кровати Альтаиру и не улеглась клубочком возле его головы. Тогда Малик вернулся к себе в кровать. Больше этой ночью он не уснул. — Магазин был открыт, но день тянулся отвратительно медленно. Время от времени Малик поглядывал со своего рабочего места на Альтаира, который на плиточном полу под садовой решеткой чувствовал себя как дома. Лихорадка продержалась не больше суток, но прошло еще три дня жалоб и требований, прежде чем Малик согласился «перевести» Альтаира в сад. Тем не менее, пришлось запереть решетку и спрятать жердь куда подальше. Не то, чтобы ассасин мог взобраться наверх – его плечо все еще болело – но это не означало, что тот не будет пытаться. Альтаир спал, растянувшись на ковре, руки и ноги были согнуты под самыми неожиданными углами, что придавало ему больше сходства с осьминогом, чем с человеком. Сусанна спала рядом, положив голову на его бедро. Разрешая вернуться в сад, Малик поставил условие – временно распрощаться с обмундированием, и у Малика даже не получилось привычно нахмуриться при виде Альтаира, просто одетого в свои белые одежды, брюки и красный кушак, распростертого на полу, как птица. Не как упавшая птица, а как птица, готовящаяся взлететь. Он проворчал что-то сам себе и вернулся к работе, игнорируя другого мужчину. В какой-то момент Альтаир проснулся – Малик услышал, как тот зевал и потягивался, тихо застонав от боли в плече. Малик абстрагировался от него, концентрируясь на знакомых линиях, которые формировали улицы Иерусалима. Когда Малик в итоге закрыл магазин, Альтаир всё еще валялся на ковре, и он бросил на него острый взгляд, входя в сад. - Ты собираешься сегодня есть? – строго спросил Даи. Альтаир не ел целый день, к тому же, отказался от вчерашнего ужина. Он навис над ассасином, который лежал на спине, капюшон почти полностью спал с головы. - Я не голоден, - коротко бросил Альтаир, перемещая взгляд от решетки сверху к нависшему над ним Малику. - Тебе нужно есть. - Я не голоден. - Пф! Мне что, больше всех надо? – он вскинул руку кверху и зашел обратно в бюро, держа путь мимо конторки в маленькую комнатушку рядом, где располагалась кухня. Он не был мастером в приготовлении пищи, во всяком случае, раньше, с двумя руками, дела обстояли куда лучше, но он без проблем мог приготовить незамысловатое блюдо. Похлебка с рисом и овощами было легким блюдом во всех смыслах – его было легко есть и легко готовить. Пока варилась еда, Малик оставался в кухне, не желая видеть или думать об ассасине, который действовал крайне раздражающе. Ел он также в одиночестве, оставаясь в кухне и стараясь игнорировать мысль о том, что надо бы пойти и попробовать заставить Альтаира поесть. Если этот идиот хотел помереть от голода, Малик не будет ему мешать. Неблагодарный сопляк. Однако совесть победила и, только он закончил собственную трапезу, то сразу понес еще одну порцию Альтаиру в сад. Альтаир сидел с зажженной лампой, ибо солнце уже село, и кормил Сусанну. Малик недобро сощурился в сторону котенка: та всегда ела всё, что давал Альтаир, но Малику приходилось практически вталкивать пищу ей в глотку. - Эй, ты, - сказал Малик, становясь перед Альтаиром. Ассасин поднял голову и его капюшон снова спал. – Ты так обеспокоен питанием Сусанны, а сам-то ничего не ешь. Это жутко безответственно. - С чего бы это? - А как, по-твоему, будет себя чувствовать Сусанна, если ты ослабнешь настолько, что будешь не в состоянии позаботиться о ней? – спросил Малик. – Ей не особо нравится, когда её кормлю я. - Интересно, почему, - произнес Альтаир ровным тоном, но Малик смог уловить толику сарказма. - Ешь свой ужин, Альтаир, - Малик протянул ему миску. - А если не съем? - Не доводи до греха, Альтаир, мне ведь придется тебя заставить, если возникнет необходимость, - пригрозил Даи. Альтаир ухмыльнулся, откидываясь назад. - Хотелось бы мне на это глянуть, - произнес он с фирменной заносчивой ухмылкой, сильнее подчеркивающей шрам на губах. Малик перевел взгляд обратно к его глазам: тот смотрел самоуверенно, так же отвратительно самоуверенно, как в Храме Соломона. В тех глазах было мало человечности и всё, что видел Малик, было лишь холодным затишьем в предвкушении крови. Это не был взгляд, которым Альтаир одаривал Сусанну, или которым обычно смотрят на побратима или союзника, он был полностью нечеловечным. Малик уселся напротив него, умостил миску на колени и поднял ложку. - Почему с тобой всегда так трудно? – спросил Даи. - Потому что я мо… Малик сунул ложку прямо в открытый рот Альтаира. Тот лишь моргнул в удивлении, а Малик провел ложкой по его верхним зубам, освобождая её от содержимого. У Альтаира не было другого выбора, кроме как прожевать и проглотить. Малик одарил его в ответ самодовольным взглядом, на что Альтаир только насупился. - Просто ешь, Альтаир, не заставляй меня нянчиться с тобой, - сказал Малик, держа наготове очередную ложку с рисом. Альтаир лишь молча смотрел на неё. Малик вздохнул. - Может быть, мне следует кормить тебя так же, как Сусанну? – спросил Даи. – Мне приходится насильно открывать ей рот и запихивать туда еду, потому что, как и ты, она не знает, что хорошо для её здоровья, а что… - он замолчал, когда Альтаир так же молча открыл рот. Малик счел это своеобразным разрешением и вновь засунул ложку в рот Альтаиру. Тот молча ел. Возможно, это было слишком по-детски, но Малик особо на это не жаловался, потому что за прошедшие пять дней Альтаир ел от силы раза три: вначале он был слишком плох, находясь без сознания, а теперь просто отказывался есть. И если кормление с ложечки дает свои результаты, то Малик будет его кормить. Мастер не одобрит то, что Альтаир угробил свое здоровье просто потому, что отказывался от еды. Малик дернул ложку, потому что Альтаир схватил её зубами и не отпускал. - Перестань, - нахмурился Малик, видя, как губы Альтаира начинают расплываться в улыбке, а в глазах пляшут шаловливые искорки. Малик тяжело сглотнул, не привыкший к тому, что эмоции Альтаира направлены на него (или на любое другое человеческое существо; к тому же, то горячечное признание до сих пор раскаленным клубком ворочалось где-то в районе живота). Малик дернул еще раз и чуть не завалился на спину, когда Альтаир отпустил ложку. Альтаир тихо рассмеялся, и Малик, хмурясь, вновь сунул ему в рот ложку, прежде чем тот смог сказать что-нибудь язвительное. Альтаир издал нечленораздельное мычание и с помощью языка перевернул ложку, умудряясь быстро проглотить содержимое, прежде чем вытолкать столовый прибор наружу. Малик почувствовал, как по затылку пробежали мурашки при виде языка Альтаира, скользящего по керамической поверхности. А затем раздалось мяуканье Сусанны, и взгляд ассасина метнулся вниз, теряя всю свою лукавость, которую заменило направленное на котенка обожание. Малик наблюдал, как Сусанна перевернулась на спину, позволяя Альтаиру почесать ей животик. Малик откашлялся, заработав в ответ вопросительный взгляд Альтаира, на который Даи ответил молчаливым кивком в сторону наполненной ложки, и Альтаир покорно открыл рот. Но в самую последнюю секунду Малик отдернул ложку и Альтаир по инерции потянулся вперед, пока, в конце концов, не сомкнул губы вокруг неё, одаривая Малика долгим взглядом. Даи не знал, что и думать. Это был взгляд, полный вызова и ожидания, отчего у него побежали мурашки по коже. Малик отвел глаза, посмотрев в миску на коленях и собирая в ложку остатки риса. Он вздохнул и не глядя протянул Альтаиру последнюю порцию. Но когда Альтаир снова царапнул зубами по ложке, взгляд сам по себе притянулся к ассасину, и, к большому своему разочарованию, тот снова выглядел абсолютно непроницаемо, словно все предыдущие эмоции были игрой воображения. Когда всё было съедено, Малик встал, собрал миску и две тарелки, из которых ела Сусанна, и отнес их на кухню, дабы позже вымыть. Теперь он планировал еще немного поработать перед сном, особенно когда ему не надо больше волноваться насчет Альтаира, умирающего от голода. Усевшись за конторку, он увидел, что тот снова играет с Сусанной. Ассасин лежал на животе, облокотившись на подушку, и держал над головой кисточку от покрывала. Он снова улыбался, одной рукой подперев щеку, а кисточка танцевала в сантиметрах от когтистых лапок котенка, и когда Сусанна её поймала, он рассмеялся. Не сдавленно хихикнул, не фыркнул – и то, и другое были обычными формами выражения веселого настроения Альтаира – а именно рассмеялся. Малик облокотился о столешницу и просто наблюдал, не в силах отвести глаз от этой парочки. До его слуха донесся голос Альтаира, хотя он не мог разобрать, что же тот говорил, а кисточка по-прежнему дразнила Сусанну и та с детской энергичностью пыталась её поймать, высоко подняв хвост. Каждое произнесенное слово сопровождалось улыбкой, и чем дольше Малик смотрел, тем сильнее это раздражало его. Какая-то часть его существа хотела, чтобы Альтаир смотрел на него именно так, хотя бы ради того, чтобы показать, что он действительно нуждается в человеческом обществе, действительно считает людей чем-то большим, чем очередной мишенью, которой следует перерезать глотку. Он видел, что Альтаир способен на такое проявление чувств, ведь он же наслаждался обществом Малика сегодня за ужином? Очевидно же, что он способен, тогда почему он показывал эту сторону характера только животному? Улыбаясь, он становился привлекательным, и Малик желал, чтобы он улыбался и ему тоже. Малик моргнул. Малик А-Саиф только что подумал, что Альтаир привлекателен. С объективной точки зрения он, конечно, мог заметить, что тот или иной мужчина был красив. Но сейчас-то он подумал о мужской привлекательности с очень даже необъективной точки зрения. Он был уверен, что подобное открытие должно быть печальным или шокирующим, но таковым оно не было. Он вырос в окружении мужчин, имея лишь достаточно ограниченные контакты с женщинами из Масиафского сада, где ассасины могли расслабиться и удовлетворить физические потребности. Некоторые из них были красивыми, некоторые страшненькими, во всяком случае, так ему казалось – Малик никогда не уделял им особого внимания. По правде говоря, в мужчинах он видел больше грации – движения с мечом выглядели ожившей музыкой, даже движения мышц под кожей было предпочтительней, чем мягкая, бледная женская плоть. Так был ли он смущен подобной мыслью? Не особо. Был ли он удивлен, что эта мысль направлена на Альтаира? Да, во всех смыслах этого слова. Но мысль эта всё не исчезала, и, наблюдая за Альтаиром, он почувствовал, как внутри него загорается темное пламя. Он жаждал, чтобы Альтаир смотрел на него так же, жаждал увидеть ясно читаемую на лице человечность, которую он бы уже никогда не смог спрятать за каменной маской безразличия. Больше всего на свете он хотел, чтобы Альтаир снова стал человеком, стал кем-нибудь другим, а не ангелом смерти или каким-нибудь языческим богом, посланным карать неверующих. Прежде чем он понял, что собирается сделать, Малик вышел из-за конторки. Альтаир, почувствовав, что Даи снова зашел в сад, бросил на него взгляд, но быстро повернулся обратно к Сусанне, которая держала коготками его палец и самозабвенно грызла. Ассасин улыбался, и Малик понял, что не может отвести глаз. Став перед Альтаиром, он наклонился и подхватил Сусанну на руку. - Эй! – Альтаир издал возглас протеста. Малик лишь неопределенно хмыкнул и пошел обратно в бюро, слыша, как Альтаир поднимался на ноги. Малик открыл ящик стола и усадил туда протестующую Сусанну. – Малик, отдай её обратно, - глаза Альтаира буравили ящик стола, а лицо выражало беспокойство и озадаченность. - Отдам. - Сейчас же, - рыкнул Альтаир. - А то что? – Малик сделал шаг по направлению к другому мужчине. Альтаир стоял ровно, и они были почти одинакового роста. После «заточения» в Иерусалим Малик не потерял былую форму, тренируясь на случай, если придется сражаться, к тому же, его тело всегда было более мускулистым и сильным, в то время как Альтаир был быстрым, как хлыст, движения проворны, а мускулы крепки и гибки, словно лезвие меча. У Альтаира было преимущество в виде двух рук, но и это находилось под вопросом, а когда ассасин окинул его взглядом в ответ, то Малик понял, что тот знает – это вряд ли можно считать главным козырем. - Не искушай судьбу, Малик. Отдай мне мою кошку, - почти ненавистно прошипел Альтаир в лицо Даи. По спине Малика пробежали мурашки. - Как для новичка, ты много командуешь, - в ответ на это Альтаир недобро сощурился. - Она моя, верни её обратно! - Верну. - Сейчас же, - повторил ассасин. - Всему свое время, - Альтаир наткнулся на стол, и отступать дальше было некуда. Руки ассасина инстинктивно опустились вниз и сжали край деревянной столешницы. – Верну, как только буду удовлетворен твоим поведением. - Что это означает? – Альтаир непроницаемо уставился на него, и Малик готов был вывернуть его лицо наизнанку в поисках хоть толики эмоций. - Как будто ты не знаешь, - Малик позволил себе ухмыльнуться, совсем немного, при воспоминании о том, как кормил Альтаира, о лукавом выражении его глаз, содержащим крупицу насмешки, которая тогда смутила и удивила его, о том, как он обхватывал языком ложку. Сейчас это служило источником беспокойства для Даи, и он чувствовал неуловимое осознание того, что между ними происходит что-то не совсем правильное. Он увидел, как Альтаир сглотнул, а затем вжался еще сильнее в стол из-за того, что Даи дотронулся рукой до его груди. Альтаир втянул воздух сквозь зубы, когда Малик, сквозь одежду, провел рукой невидимую линию до середины живота. Под ладонью он чувствовал жар тела ассасина – контраст по сравнению с холодной зимней ночью в Иерусалиме. Где-то в животе Малика разгорался жар, постепенно распространяясь по всему телу и заставляя кровь гореть огнем, медленно и неторопливо, из-за чего он чувствовал себя смелым и уверенным, в отличие от внезапной неуверенности и взволнованности Альтаира. Ему нравилось выражение лица ассасина, нравилось видеть его ошарашенным, потерявшим всю свою спесь. Альтаир издал тихий вздох, а дерево под его пальцами недовольно затрещало, когда Малик опустил руку еще ниже, под тунику, и дотронулся до него ладонью сквозь ткань штанов. Однако Альтаир не приказал Малику остановиться. Поэтому Даи воспринял это как знак продолжать и прижался к нему сильнее, Альтаир подавил стон, но не сдвинулся с места, даже на сантиметр не отстранился от незнакомого прикосновения. Малик слегка толкнул его, и у Альтаира не осталось выбора, кроме как сесть на конторку, по-прежнему вцепившись в края столешницы, а Малик схватил его за тунику, притягивая ближе, так, что их лица почти соприкасались. Лицо ассасина было невозмутимым, но он не мог скрыть от Малика выражение своих глаз, которые на какой-то момент, прежде чем снова превратиться в кусочки льда, выдали его настороженность и взволнованность. С низким рычанием, прищурившись, Малик снова опустил руку ниже и потянул за завязки на брюках Альтаира. Тот лишь тяжело сглотнул, когда рука Даи скользнула внутрь. Слегка нахмурившись, Малик двигал рукой вверх и вниз, наблюдая, ожидая, когда показное спокойствие Альтаира даст трещину. Веки ассасина затрепетали, и он закусил нижнюю губу, хотя никаких других внешних проявлений эмоций он не выказал, разве что его дыхание участилось, и скрип деревянной поверхности под пальцами слышался всё явственнее. Но ему удавалось сохранять непроницаемую маску, и сейчас – особенно сейчас – это выбешивало Малика. Рука Даи запуталась о кушак Альтаира и потянула за него, развязывая. Альтаир не остановил его, но и не помог, хотя Малик чувствовал мелкую дрожь ассасина, когда он ослабил узел и его туника слегка распахнулась. Альтаир снова тяжело сглотнул и Малик, без предупреждения, припал губами и зубами к его горлу, кусая и посасывая, расставляя розовые метки по коже ассасина, заработав в ответ стон. Когда он двинулся вдоль шеи, отмечая зубами всё больший участок кожи, то смог почувствовать пульс на шее Альтаира – тот пустился в настоящий галоп и Малик самодовольно ухмыльнулся в шею ассасина. Тот мог корчить из себя всё, что угодно, но кровь всегда выдавала правду. Ему даже было все равно, нравилось ли Альтаиру происходящее – он просто хотел стереть ту отвратительную пустоту с его лица. Стол протестовал под руками Альтаира, когда Малик вжался в него сильнее, чувствуя, как судорожно сжималось горло ассасина. Значительная часть его была покрыта отметинами – знак каждому, кто взглянет на Альтаира, что и он не какое-то там недосягаемое божество. А затем то, чего так ожидал Малик, вырвалось изо рта Альтаира – низкий стон, который был реакцией на то, что делал Даи, и это подбодрило его продолжить начатое. Он потянулся обратно к штанам Альтаира, доставляя тому удовольствие рукой, лаская в убыстряющемся темпе, так что Альтаир застонал снова, содрогаясь. Он по-прежнему не выказывал намерения отодвинуться в сторону и позволял Малику делать всё, что захочется. Когда Даи, наконец, отодвинулся от покрытой засосами шеи Альтаира, то он заметил, что ассасин закрыл глаза, тяжело дыша, его нижняя губа блестела, когда тот облизывал губы. Это радовало Малика, но он мог видеть немного опущенные вниз уголки губ – гримаса от попытки сдержаться. Малик не собирался оставлять это так. Он посмотрел вниз: руки Альтаира хватались за стол так сильно, что побелели костяшки пальцев, а его член в чужих руках был твердым. Малик внезапно осознал, что его собственный был в таком же состоянии, возбуждение было почти болезненным, стесненное пространством брюк. Срывающийся вздох сорвался с губ Альтаира, когда Малик убрал свою руку, словно от облегчения, что Даи больше не касается его. Малик потянул за завязки на своих собственных брюках, и, подняв взгляд, увидел, что Альтаир снова открыл глаза, смотря вниз и отчаянно краснея. Затем ассасин посмотрел в глаза другому мужчине и облизнул губы. Его взгляд делал что-то совершенно невообразимое с Маликом, который хотел бы навеки сохранить его в своей памяти. Это не было желанием, или даже возбуждением - лишь слегка, пожалуй – но это было молчаливым одобрением того, что происходило, такого удивительно невозможного и запретного. Там также было смущение, но затем глаза закрылись, когда Малик прижался к нему снова, на сей раз держа их вместе в своей руке. Малик ласкал их, и дыхание Альтаира снова участилось, под стать дыханию Даи, который уже испытывал определенные трудности в том, чтобы сдерживаться, а после всхлипа и низкого, почти болезненного стона, которые издал Альтаир, он готов был кончить. - Альтаир, - на удивление, голос Малика был ровным. Но Альтаир не ответил. – Альтаир, - повторил он снова и слегка сжал его яички, но недостаточно для того, чтобы вызвать болевые ощущения. Глаза Альтаира распахнулись, они блестели, а взгляд был отстраненным, но не в обычной «великой и могущественной» манере. В какой-то мере это даже вызывало смущение, потому что Альтаир выглядел человеком, не так, как он обычно выглядел, когда улыбался, но так, словно он забыл обо всех своих масках и открыто сосредоточился на происходящем. Малик наблюдал, как Альтаир снова облизнул свои губы, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь. Всё, что Малик хотел сказать, было уже забыто. Малик никогда бы не подумал, что сможет кончить от того, что он заставил это сделать другого мужчину, не говоря уже о самом зрелище. Альтаир издал крик, глядя куда-то в потолок, стол заскрипел от сжавшейся хватки и в этот момент Малик ощутил самодовольное удовлетворение и такое возбуждение, которое почти причиняло боль. Вот то, что искал Малик – маска спала с лица Альтаира, уступив место человечности, а его тело сотрясалось от оргазма. Для Малика уже не имело значения, кончил ли он следом, его уже ничего не волновало после того, как Альтаир тяжело осел перед ним, склонив голову и учащенно дыша, сотрясаясь всем телом. Все, что имело значение – он сделал то, что намеревался, и Альтаир уже никогда не сможет спрятаться от Малика за каменной стеной безразличия. Малик навсегда запомнит то человечное выражение лица и сможет его разглядеть всегда. Он отпустил Альтаира и сделал шаг назад. Его рука была липкой, но это было несущественно. Он отвернулся от Альтаира и открыл ящик. Сусанна мяукнула и уставилась на Малика своими большими желтыми глазами. - Возвращаю, Альтаир, - сказал Малик, обернувшись. Тот пытался быстро привести себя в порядок, во всяком случае, застегнуть штаны. Малик красноречиво закатил глаза, из-за чего Альтаир одарил его холодным - не пустым, а именно холодным – взглядом, прежде чем накинуть капюшон на голову, натягивая его пониже на глаза, словно прячась за щитом. Ассасин взял Сусанну из рук Малика, не сказав ни слова, и так, словно ничего не случилось, отправился в сад, где уселся среди ковров и подушек. Малик наблюдал за ним несколько мгновений, обдумывая, не подокучать ли ему еще, но затем решил оставить Альтаира в покое и отправился спать.