Лилия в долине (A Lily in the Valley)

От переводчика: быстрый апдейт небольшой главы, полной параноидального Малика. Enjoy! И спасибо всем за отзывы, я изо всех сил стараюсь ускорить процесс появления новых глав! Если вы ставите «dislike», пожалуйста, оставьте также отзыв с соответствующей критикой – я ведь должен знать, каких ошибок следует мне избегать в будущем. __________ Следующее утро было холодным. Малик готов был поклясться, что видел пар от дыхания, но вполне вероятно, что ему просто привиделось. Все из-за тоскливых мыслей. Облачка выдыхаемого воздуха напомнили ему о зимах в Масиафе, где каждый год выпадал снег, а мир вокруг был тихим, как луна над головой, или как отражение на глади озера в долине. В такие дни небо в высокогорье было пронзительно голубым, и можно было заметить внизу, в долинах, клубящиеся облачка, или разглядеть снежные шапки и линию леса на другой далекой горной цепи. В такие дни Малик всегда говорил, что небо становится под цвет глаз его брата – чистый, незамутненный, холодный голубой цвет, на который почти больно смотреть, и который был удивителен самим своим существованием в этой стране жары, песка, ветра и крови на серебристых клинках. Он посмотрел вверх на решетку. Она была закрыта, но не на засов. Переплетение деревянных планок испещряло квадратами холодное голубое небо, ограничивая пространство, словно птичья клетка. Альтаир ушел. Малик огляделся вокруг и увидел спящую на подушках Сусанну, а рядом с ней – поясную сумку, где, как знал Малик, хранилась её еда. Он нахмурился, поднял сумку и открыл её. Там была не печень. Кое-что другое. По виду смахивало на требуху. Фыркнув, Малик вернулся в бюро и положил мешочек с потрохами на полку, где он будет дожидаться пробуждения Сусанны. Как и обычно, он открыл магазин и занялся работой. Когда котенок проснулся, то побродил вначале по саду, затем по бюро, и Малик заметил, как он исчез за дверью задней комнаты, намереваясь исследовать и её тоже. Ради того, чтобы покормить Сусанну, Малику пришлось извиниться перед клиентом, который облокотился о стол и наблюдал за котенком. Без какого бы то ни было протеста, она съела и требуху, и молоко. Перед тем, как вернуться к ожидающему клиенту и принять заказ, Малик ласково потрепал её по голове. День подошел к концу, а Малик все ждал возвращения Альтаира. Он не вернулся. В конце концов, ему пришлось запереть решетку, готовясь ко сну. Сусанна спала в саду на той же подушке, что и предыдущей ночью: с одной стороны она была красной, с узором из лилий, а с другой стороны вились вышитые желтым буквы. Она была набита гусиным пухом, и котенок лежал на ней, как на кровати. Малик не стал её трогать, и лег спать, укутываясь в одеяло. На следующий день Альтаир не вернулся. И на следующий. И на следующий. Малик не имел ни малейшего понятия, куда тот запропастился. Он завершил задание, он достаточно поправился для того, чтобы держаться в седле (более-менее), и у него не было причин оставаться в Иерусалиме. Нет, никаких причин. Все же, это его расстраивало. Дела обстояли так, словно ничего и не случилось. Альтаир вернулся к своей миссии. Вернулся к попыткам восстановить свою честь, своё звание. И все же… Он выглянул в сад, где Сусанна сидела перед своей подушкой, умываясь. У него не осталось никого, кроме этого котенка. Ничего не изменилось. Ничего, кроме того, что Альтаир оставил его заботиться о чем-то дорогом ему, о чем-то, что он любил. Думая об этом, он слегка нахмурился. Альтаир не был человеком, который мог любить, и даже не был человеком, которого можно любить, во всяком случае, это было не просто. Он был инструментом, машиной, игрушечным солдатиком со смертельным оружием, который любил лишь вкус крови. И все же, в его жизни была Сусанна. Единственное существо, которое опровергало всё, что думал Малик или кто-либо другой про Альтаира. Это существо показывало, что он мог заботиться о ком-то, у него было сердце и он способен на большее, чем просто быть ястребом-охотником для Мастера. Сусанна. Сердце Альтаира. И Малику доверили заботиться о чем-то настолько ценном. Настолько маленьком, хрупком и невинном. Она была наибольшим секретом Альтаира, который он скрывал ото всех. Всё, чего он боялся – это что её найдут, обидят, уничтожат. А еще она действительно не любила Малика. Сусанна не любила, когда Малик гладил её, вырывалась, когда он брал её на руки, и никогда не спала в его комнате. Она всегда ночевала в саду, на своей красной подушке, вышитой лилиями. Это расстраивало Малика. Он не мог добиться расположения даже у кота – у кота, который казался Альтаиру достойным любви больше, чем кто-либо из людей. Но, в конце концов, ему уже не надо было заставлять её есть мясо и молоко. Проходили недели, Малик привык к новому распорядку дня, который повторялся раз за разом с того момента, как он обнаружил оставленную ему Сусанну. Он просыпался, ел, кормил Сусанну, открывал магазин, говорил с информаторами, раздавал небольшие задания местным ассасинам, выполнял заказы, снова кормил Сусанну, ужинал, ложился спать, а с утра всё повторялось заново. Скоро Сусанна из котенка превратилась во взрослую кошку, её желтые глаза потемнели до янтарного цвета, белый оттенок на шерсти почти полностью исчез, оставив только рыжие и коричневые тона, спускавшиеся до самого хвоста, лишь кончик которого остался белым, напоминая о прежнем окрасе. Сусанна распрощалась с пухлостью котенка, у неё удлинились лапы, а характер стал гораздо более спокойным. Она уже ела с рук Малика и позволяла себя тискать, иногда даже его клиенты могли почесать её за ушком, но все же она сторонилась людей и недолюбливала их. Малик считал, что она была очень сильно похожа на своего «папу» Альтаира. Холодная, отстраненная, она даже смотрела на него теми же янтарными глазами и с тем же осуждающим выражением, словно он совершил какой-то проступок, но не знал, какой. Сегодня он проводил в саду уборку. Сусанна решила, что один из его ковров – это неплохая вещь для заточки когтей, и он выставил её из бюро на целый день. Она всегда возвращалась домой к ужину, к тому же, это избавляло от её постоянной возни. Ему придется выкинуть ковер, а сейчас он провозился какое-то время, подметая и вытирая помещение, взбивая подушки и размышляя над тем, что он будет делать, если пойдет снег. Придется держать Сусанну в доме, и занести в помещение все растения. Кошка это явно не одобрит. Еще одна черта, которая роднила её с Альтаиром. Она ненавидела находиться взаперти. Он поднял подушку Сусанны, которую не трогал с тех пор, как та обосновалась на ней, и ни один из приходящих в бюро ассасинов тоже не трогал её, словно они догадывались, что Даи не одобрит это, если увидит. Под подушкой лежала записка. Сообщения часто передавались между братьями на записках, это не было секретом, тем более странно это выглядело, ведь обычно записки предназначались для того, чтобы их читали, а не прятали. Он наклонился, зажав метлу под мышкой, и поднял клочок бумаги. Он был хрупким и ломким, поэтому Малику пришлось разворачивать его очень аккуратно. Записка была от Альтаира. Малик узнал бы эту нечитаемую писанину из тысячи. Чистописание никогда не было сильной стороной Альтаира. Он идеально владел мечом, но сдался под натиском простого пера, и он никогда не был талантливым писателем – его письмо всегда было неаккуратным, словно ассасину не хватало времени полностью сформулировать слова. Однажды, когда им обоим поручили выполнение работы в качестве наказания, Малик поинтересовался, почему у Альтаира были такие проблемы с каллиграфией. Теперь уже Малик не мог вспомнить, за что же наказали именно его – то ли за прогул занятий, то ли за драку за пределами тренировочного круга, а может за то, что он проспал? Они тогда чистили конюшни, и Альтаир был там в наказание за плохую учебу: казалось, он никогда не уделял ей особого внимания и всегда выглядел так, словно витал в облаках, не будучи способным сконцентрироваться. Но таким потерянным, даже отстраненным, Альтаир был лишь на уроках. Физические тренировки пробуждали в нем предельную внимательность и молниеносную быстроту. Его ответ тогда удивил Малика. И именно поэтому тот захотел помочь Альтаиру с его каллиграфией, даже несмотря на то, что ассасин уверял, будто ему все равно, почему некоторые из его букв кажутся написанными лишь наполовину, или не в ту сторону, и почему иногда целые предложения написаны задом наперед, или почему грамматика превращает весь труд в нечитаемое нечто. Малику хотелось узнать, возможно ли, чтобы Альтаир научился писать правильно. Он тогда сказал Малику, который доставал расспросами, что он не любит писать потому, что это занимает слишком много времени, он не мог записывать всё с достаточной скоростью, и просто терял мысль. А затем он продекламировал наизусть целый стих из Торы, на иврите, и даже разъяснил значение, что было действительно ошеломляюще. Именно после этого Малик жаждал узнать, что же происходит в голове у Альтаира. Странная навязчивая идея, которая несколько ослабла с возрастом, но так и не прошла полностью. Малик до сих пор хотел знать, что происходит за теми холодными янтарными глазами, которые, он был уверен, видели такое, что ему и не снилось, и о чем Альтаир вряд ли поделился бы. Заинтересованность Малика и его так называемое преподавание науки чистописания означали то, что он лучше кого бы то ни было стал понимать эти каракули, которые считались почерком Альтаира. Половина букв были искажены или не дописаны, но Малик мог без особого труда прочесть их. Еще когда они были детьми, он требовал от Альтаира написания длиннющих пассажей и достаточно успешно расшифровывал их, но он смог добиться этого лишь после долгих часов изучения и выпытывания у Альтаира, поскольку лишь он один мог моментально разобраться в своих иероглифах. А вот учителям это доставляло много головной боли, и на этом поприще многие потерпели поражение. Эта записка была короткой, даже не подписанной, и не адресованной напрямую Малику, но всё было ясно из содержания. Даже если само содержание несколько озадачивало. «Не забудь, ты обещал позаботиться о Сусанне». Малик опустил брови, насупившись. Он не понял записку Альтаира. Он перечитал её еще несколько раз, даже заменяя некоторые буквы на другие, на случай, если он неправильно её расшифровал, поскольку чтение написанного Альтаиром нельзя было считать точной наукой, но все усилия не добавили к написанному смысла, поэтому Малик просто смирился с первоначальным вариантом перевода. Зачем Альтаир напоминал ему про заботу о Сусанне? Он ведь сказал, что позаботится. Услышав какой-то звук сверху, он поднял взгляд. Словно в ответ на его мысли, по решетке шла Сусанна. Найдя освещенный солнцем участок, она улеглась там, свесив лапы через отверстия в решетке, и задремала, пригревшись. Малик вернулся к записке. Неужели Альтаир был такого низкого мнения о нем, что подумал, будто Малик не позаботиться о его кошке только потому, что самого Альтаира здесь нет? Да, возможно, у Малика был тяжелый характер, но он не был злым и жестоким. Когда Альтаир впервые принес Сусанну в бюро, она была маленьким котенком, за которым нужен был глаз да глаз. Теперь, конечно, она может позаботиться о себе, но это… Входная дверь открылась. Малик быстро сунул записку в карман и прошел в бюро. - Простите, но магазин уже закрыт, - сказал он вошедшему молодому человеку. Тот был одет, как подобает подмастерью, а еще жутко нервничал. – С тобой все в порядке, парень? - Простите, что мешаю вам, господин. Я – ученик Абдулы Хади. Хозяин послал меня забрать работу, заказанную у вас, - выпалил молодой человек в ответ. - Моя дверь была закрыта, - протянул Малик. – И тебе лучше покинуть магазин. - Я не могу. Пожалуйста, господин, мне нужно забрать готовый заказ. - И что же это был за заказ? - Отредактированная рукопись греческой комедии, господин. Малик задумался на мгновение. - Да, помню. Но она еще не готова. Молодой человек был чрезмерно огорчен этим известием. - Еще не готова? - Нет, - ответил Малик. – Я закончу её через день или два. - Но мне она нужна сегодня. Она нужна моему хозяину. - Увы, ничем не могу помочь, - терпеливо разъяснял Малик. – Я занятой человек, мальчик, и заказ твоего хозяина не единственный, над чем я работаю. - Но вы ведь сказали, что сделаете её к назначенной дате, - настаивал парень. - Если моя память мне не изменяет, то назначенная дата будет послезавтра. А теперь, будь любезен, не вламывайся больше в мой магазин, иначе мне придется доложить страже. - Но… - БРЫСЬ! – Малик махнул метлой в сторону юноши. Тот дал деру, громко захлопнув дверь за собой. Малик вздохнул, возводя очи кверху, пробормотал что-то и запер дверь на засов. Надо бы поставить другой замок, такой, который нельзя открыть снаружи, дабы подобное не случилось снова. Вернувшись в сад, чтобы продолжить уборку, он снова достал записку, прочитал её, сложил обратно и задумался. Сворачивая испорченный ковер, дабы выкинуть его после, он заметил, что Сусанна во время разговора с тем мальчишкой переместилась вниз, свернувшись клубочком на своей подушке. Он не был уверен, спала ли она на самом деле, ибо та часто прикидывалась спящей при виде Малика. Всё выглядело так, словно она терпела его присутствие, но не слишком приветствовала. С помощью ручки веника он пихнул её подушку, и кошка мгновенно открыла глаза. Она немного склонила голову, уставившись на него своими холодными золотистыми глазами. В этот раз в них сквозил укор. Кошачий приговор о виновности, из-за чего Малик почувствовал себя несколько неуютно. - Уйди отсюда, я убираю, - с этими словами он перевернул подушку. Сусанна отпрыгнула в сторону, зашипев, и ударила веник когтистой лапой. Глупое животное. Она снова посмотрела на него с укоризной и потрусила в бюро, виляя хвостом. Малик скорчил гримасу и вернулся к работе. Он сбрасывал подушки в одну кучу – кроме подушки Сусанны, лежащей поодаль – когда внезапно замер. Одновременно он размышлял над значением записки Альтаира, ибо было очевидно, что туда был вложен больший смысл, раз уж Альтаир пересилил себя настолько, что взял в руки бумагу и перо. И он понял, почему это предложение казалось ему настолько… странным. Оно было написано так, словно Альтаир выторговывал что-то, хоть и звучало это всё достаточно по-детски. Он выпрямился, вытащил записку и еще раз перечитал. С мучительным стоном Малик провел рукой по лицу. Теперь всё стало на свои места. Альтаир считал, что ему необходимо выторговать заботу Малика о его кошке. Только не всё было так просто. Сусанна не была просто кошкой Альтаира. Он помнил, как Альтаир, в лихорадочном бреду, умолял его, представляя на его месте Аль-Муалима, не забирать её. Своего рода отчаянная потребность сохранить что-то, чего не должно быть у ассасина. Сусанна была островком невинности, и Альтаир держал её у себя в тайне, он не хотел, чтобы кто-нибудь мог её коснуться, навредить ей, этому последнему оплоту мира, которого так не хватало в его жизни, окруженной со всех сторон смертью. Альтаир, должно быть, думал именно так, ведь обладать чем-либо, не связанным со смертью, было пределом мечтаний ассасина. Он отчаянно скрывал факт её существования или факт того, что он может быть слабым, даже саму возможность предположить о его слабости. Малик почувствовал, что его колени начали подрагивать, и тяжело привалился к стене. Альтаир думал, что необходимо предложить Малику что-нибудь взамен за заботу о Сусанне, такой хрупкой, маленькой и чистой душой. И что же он дал Малику взамен, ибо очевидно, что он заплатил до своего ухода? Малик почувствовал подступающую дурноту, потому что он помнил взгляд Альтаира, когда тот позволил Малику коснуться его, позволил ему… - Черт возьми! – прорычал он и стукнул кулаком в стену. Всё, что было у ассасинов – это их тело. Все они знали, что их использовали в войне против тамплиеров, и они добровольно жертвовали своими жизнями перед видом обнаженных мечей, ставили свою жизнь на кон, зная, что могут в любой момент умереть. Они не обладали своими жизнями – они были навсегда отданы Ордену, который растил их, защищал их, предоставлял им семью, пищу, обучение, тренировки, цели. А в ответ ожидалось, что ассасины отдадут за него свои жизни, когда наступит время, и они отдавали, добровольно, а порой даже с радостью. Смертная жизнь была лишь первым этапом существования, и когда она кончалась, начиналась другая, в раю, наполненная всеми возможными щедротами и удовольствиями. У ассасинов не было ничего. Их одежды принадлежали Ордену. Их доспехи. Их оружие. Всё, что имел ассасин, принадлежало Ордену, а личные вещи не поощрялись. Они были клинками, спрятанными в толпе, и выделиться из неё означало стать заметным, стать заметным означало потерять свою жизнь, и хотя их жизни были расходным материалом, никто не хотел тратить её бессмысленно, не принеся наибольшей пользы Ордену. И всё, что оставалось ассасинам – это само их существо, их тело, потому что это было единственной вещью, которой не владел Орден. Оно принадлежало только им. Единственная собственность, которую нельзя было забрать. И Альтаир отдал её Малику. Нет… не отдал. Малик взял её. Малик прижал кулак ко рту во внезапном порыве слабости. Он сделал непростительную вещь. Какая-то часть его говорила ему, что он должен раскаяться. Но в свое время Альтаир поступил с ним не лучше. Он привел Кадара к гибели и по его же вине Малик лишился руки. Но почему-то это не казалось таким же плохим, как поступок Малика. Смерть Кадара и травма Малика не были прямой виной Альтаира, они с Кадаром могли убежать, но не сделали этого. Они были настолько же переполнены гордыней, как и Альтаир, думая, что смогут победить тех тамплиеров. А теперь Малик поступил с ним вот так. Взял то, чем не должен обладать, чего он даже не заслуживает из-за своей незначительности, маловажности. Он знал это. Ради всего святого, он завидовал чертовой кошке! Завидовал тому, что кошка может получить в ответ такое человечное отношение от того, кто постоянно занимал его мысли, и чьи мысли он хотел знать в ответ. Все, чего он желал – это заглянуть под твердый панцирь, за которым прятался Альтаир, узнать, что происходит за теми янтарными глазами, увидеть, что он такой же человек, как и остальные. Он считал это правильным, и насильно выжал из Альтаира эмоции, потому что он считал, что заслуживает видеть их и знать. Сусанна тихо мяукнула, и он посмотрел на неё. Она сидела почти рядом с ним, пристально разглядывая его своими большими глазищами, в которых читались холод, осуждение и голод. Он отвернулся от неё и прошел мимо бюро в кухню, дабы приготовить ей ужин. Он поставил на пол тарелку, где лежал большой кусок мяса, и погладил кошку. Когда он гладил её вдоль спины, Сусанна подняла хвост трубой, но, как и всегда, не заурчала. Она никогда не урчала. Во всяком случае, при Малике, и он лишь слышал эти тихие звуки еще когда она была котенком, и Альтаир был с ней рядом. Он рано расстелил кровать, запер на засов решетку, и спалил записку Альтаира, не в силах даже видеть её. Он умылся и отправился в кровать, не имея ни малейшего желания ужинать. Он просто лежал, уставившись в потолок. Он был уверен, что этой ночью вряд ли уснет и следующее утро встретит разбитым и в дурном настроении. — Малик пытался выкинуть эту мысль из головы. Или дать ей какое-нибудь объяснение. Перед его глазами снова и снова проплывала давнишняя сцена. Альтаир, его туника распахнута спереди, покрасневшее в смущении лицо, руки крепко вцепились в стол, Малик ощущает его кожу под своими ладонями… До обнаружения записки он об этом практически не думал. Почти. Ну, иногда бывало, и после этого ничего другого уже не лезло ему в голову, и он ненавидел себя за это. У Малика не было никакого права думать об испещренной шрамами коже Альтаира, или о том, какой теплой была кожа под его руками даже той ранней осенью, и какой она была мягкой, спрятанной от солнца под одеждой. Он продолжал вспоминать глаза Альтаира, иногда открытые, иногда закрытые. Они старались быть холодными, бесстрастными, не смотря на то, что делал Малик, но не могли, ведь Альтаир тоже человек. Он реагировал на происходящее. Малик считал, что с этим взглядом, выражающим пусть небольшие, но все же яркие эмоции, Альтаир выглядел еще лучше. Такие мысли всегда пробуждали в нем чувство вины. Он даже не знал, был ли у Альтаира опыт с кем-нибудь. Он всегда казался таким... занятым, слишком занятым, чтобы думать о таких вещах, как секс или хотя бы прикосновение другого человека. Казалось, что он вообще не любит, когда его касаются, и терпит это лишь тогда, когда это необходимо. Такие размышления сводили его с ума, а заканчивалось всё тем, что он ударял кулаком по столешнице, и если Сусанна была рядом, то она обязательно награждала его в ответ взглядом, любопытным, настороженным и так сильно напоминающим об Альтаире, что это причиняло почти физическую боль. Мысль о том, что это мог быть первый раз Альтаира, доводила его до безумия, и он старательно отметал её в сторону. Конечно же, это не был первый раз. Он ведь не был каким-нибудь евнухом, у него были соответствующие потребности, а в садах Масиафа были женщины, готовые предоставить мужчинам соответствующую помощь. Туда не разрешалось входить мальчикам, но ведь и Альтаир давно вышел из того возраста. Малик не мог позволить себе думать по-другому, иначе это было бы губительно для его душевного здоровья. Он также думал о том, что будет делать при следующей встрече с Альтаиром. Будет ли это вообще волновать Альтаира? Он безропотно отдал Малику то, чем обладал, с мыслью о том, что иначе тот не позаботится о его кошке. Кошке, которая была просто кошкой, но в то же время и чем-то особенным, своеобразным кусочком души Альтаира, учитывая то, какими похожими они порой бывали. По мнению Малика, ассасин выторговал защиту части своей души в обмен на своё тело. Сделка была нечестной и несправедливой. Малик заботился бы о Сусанне, даже если бы не пошел на поводу у своих ревности и эмоций, и не позволил бы себе совершить такое с побратимом. Прошло еще несколько недель. Малик загрузил себя работой с головой, чтобы не иметь ни малейшей возможности думать об Альтаире. Он запрещал себе останавливаться на этих мыслях, потому что они не приводили ровным счетом никуда. В городе по-прежнему готовились к похоронам Мажд Аддина. Он оставил инструкции, гласившие, что его тело перед смертью должно быть особым образом забальзамировано. Желание было странным, но, как регент Иерусалима, он мог позволить себе любые чудачества. Когда закончился процесс бальзамирования и подошли к концу «траурные торжества», настало время похорон. Скоро прибудет знать и другие важные люди, дабы отдать последнюю честь регенту. Слухи разнесли весть о том, что в город в качестве паломников прибудет делегация тамплиеров. Вместе с тамплиерами прибыли и ассасины, и Малик ежедневно получал нового почтового голубя от Мастера касательно того, что в город был отправлен очередной ассасин для убийства определенной цели, а также задания для самого Малика: решить проблемы с несколькими менее привилегированными особами, или людьми, что-либо прознавшими об ассасинах. Однажды он получил голубя позднее, чем обычно. Он знал, что тот прилетел позже, потому что когда зашел в голубятню покормить птиц, там сидел пернатый новичок. Он отвязал записку от лапки птицы, и, прочитав её, побледнел. В голубятню в поисках завтрака прокралась Сусанна, мяукая. Малик широко открытыми глазами посмотрел вниз на кошку. Она мяукнула снова. - Ну что ж, Сусанна, - у него во рту внезапно пересохло, а в горле стоял комок. – Твой отец собирается нанести нам визит. Ну почему же его голос так дрожал?