Пелена

Сердце в пластырях, волдырях и ранах. И уже не хочется видеть рассвет, И не хочется строить планы. ©

      Стайлз решил протереть полки в баре, поэтому занимался тем, что доставал все бутылки с ликерами и ставил их на стойку, освобождая стеллаж. В кофейне посетителей было не так уж и много, а те, кто являлся постоянными клиентами, уже успели получить по своей порции кофе. Кристиан пересчитывал деньги в кассе, тихо переговариваясь с каким-то знакомым, который, устроив локти на полированной поверхности стойки, скучающе зевал и явно отлынивал от собственной работы – ведь по времени был как раз самый разгар трудового дня.       Стилински освободил самую верхнюю полку и начал протирать ее мягкой тряпкой, которую предусмотрительно запихнул в карман длинного фартука, являющегося частью униформы в кофейне. Он балансировал на небольшой стремянке, и только поражался тому, что совершенно перестал бояться высоты. Но обзавелся куда более сильными страхами, которые до сих пор не давали ему спать по ночам. Стайлз просто не представлял, что будет с ним, если Питер все-таки сумеет его найти. Сам факт того, что ему удалось сбежать, пусть и через год, Стилински приравнивал к фееричному везению и совершенно случайному, но так ему сыгравшему тогда на руку, стечению обстоятельств. Конечно, то доверие, которое он успел завоевать, те жалкие крохи, тоже принесли свои плоды, но все же…       – Что вы будете со мной делать? – сиплым от страха голосом спрашивал Стайлз уже, казалось бы, в сотый раз с тех пор, как он остался с Питером наедине.       Хотя, конечно, это слово было явным преувеличением. С той минуты, когда Стилински забрали из ангара, оставив Дерека внутри, за ним и Питером по пятам следовало несколько явно подготовленных вояк с оружием наперевес. Любое движение Стайлза отслеживалось несколькими парами глаз, и даже дурак понял бы, что не стоит и мыслить о побеге, не то, что пытаться его осуществить.       Стайлз упустил момент, когда его вытащили из машины и под таким же конвоем провели к самолету, ожидавшему, наверняка, именно их. Холодный ветер, ощутимый на большом пустом пространстве взлетной полосы, немного привел в чувство, заставляя вынырнуть из омута страха и паники, задавая волнующий вопрос в первый раз.       Стайлз очень хотел знать, оставили ли в живых Дерека, но такой информации ему точно никто бы не предоставил. Его грубо толкнули в спину, заставляя подняться на борт самолета за уже зашедшим туда Питером. Стюардесса, встретившая Стилински, улыбнулась и пожелала приятного полета, будто для нее нормой было подниматься в воздух посреди ночи с заляпанным кровью и перепуганным парнишкой на борту.       Питер вальяжно развалился в светлом кожаном кресле, закинул ногу на ногу и соизволил посмотреть на Стайлза, которого силой усадили в такое же напротив. Охрана удалилась, но Стилински понимал – один лишний звук, и ему конец.       – Что вы будете со мной делать? – снова спросил он, боясь посмотреть на Питера. Этот человек внушал ему ужас и то, как спокойно он себя вел, лишь добавляло страха.       – А чего бы тебе хотелось? – вдруг спросил Питер, махнув рукой кому-то за спиной Стилински. Почти сразу же рядом оказалась стюардесса, которой мужчина заказал «бокал виски и успокаивающий чай для мальчика», – Стайлз?       С губ Стилински чуть было не сорвалось детское и глупое «к папе». Вовремя прикусив язык, он зажал дрожащие пальцы коленями и поднял на Питера глаза. Ему как раз принесли виски, а стюардесса аккуратно ставила перед Стайлзом кружку с горячим и приятно пахнущим чаем. Даже в такой дикой ситуации Стилински вдруг отвлекся от страха и понял, что человек, сидящий перед ним, может действительно купить себе все и всех. Чего стоит только одна эта стюардесса, которая ни слова не сказала о том, что происходило на ее глазах.       – Пей чай, – вдруг отвлекся от предыдущего вопроса Питер, держа свой стакан с алкоголем и лениво покачивая им из стороны в сторону, – пей, – с нажимом повторил он так, что руки Стайлза сами взялись за кружку, – а теперь скажи мне, чего бы тебе хотелось? – вновь спросил Питер.       – Домой, – честно сказал Стайлз, понимая, что такой ответ не станет неожиданностью.       – Еще варианты? – хмыкнул Питер, делая небольшой глоток виски.       Стилински пожал плечами, отпивая еще чаю. Ситуация ему казалась все более сюрреалистической, а страх стал притупляться, уступая место глухой апатии. Он уже в воздухе, скоро окажется неизвестно даже в какой стране, и нет никакой гарантии того, что он когда-то еще увидит отца. Почему-то о муже, которого Стайлз почти боготворил, вспоминать не хотелось. И не только из-за того, что его могло не быть в живых. Внутри зарождалась темная, больная обида, которую Стилински усиленно старался задвинуть подальше в свою голову.       – Стайлз, ты хочешь жить? – снова задал вопрос Питер.       Стилински кивнул с большим трудом. Ему показалось, будто в его шею вставили металлический штырь, который не позволял нормально двигаться. Все тело сковало напряжением.       – Отвечай, – снова не просьба, а приказ, сказанный спокойным тоном.       – Да, – голос был менее хриплым. Наверное, помогает чай.       – Тогда, я надеюсь, ты не будешь совершать глупых поступков. Я уверен, что ты умный мальчик, пусть и разбалованный Дереком, – Питер допил виски и с тихим стуком поставил пустой стакан на небольшой столик, который разделял его и пленника.       Стилински хотел было сказать, что Хейл его нисколько не баловал. Дерек не вытаскивал Стайлза из грязи, отмывая и выводя в свет невинную жертву – должность отца позволяла им не сильно нуждаться в деньгах, хоть до финансов Дерека было далеко. Но Стилински был хорошо одетым, умным мальчишкой, который думал, что ему просто очень сильно повезло в жизни случайно встретить такого, как Хейл. Но Стайлз вдруг понял, что действительно расслабился с Дереком. Если раньше ни одно дело отца не проходило без вмешательства Стилински и его головы, которая думала в режиме нон–стоп, то после их свадьбы Стайлз все больше озадачивался лишь тем, как угодить мужу. Хотя, что скрывать, Дерек это более, чем любил.       – Стайлз, – Питер прищурился, – я не буду угрожать тебе расправой с отцом, с твоими друзьями или мужем, но ты должен понимать все сам. Если попробуешь навредить мне – ад покажется тебе раем.       Стилински сглотнул и напряженно выдохнул. Он не понимал, из-за чего ему вдруг стало легче: то ли потому, что Дерек точно жив, а значит найдет его, рано или поздно, то ли потому, что Питер наконец хоть как-то обозначил свои мысли.       – Что я должен делать? – выдавил из себя Стайлз.       – То, что у тебя получается лучше всего, – Питер растянул губы в улыбке, – быть хорошим мальчиком. Только теперь моим.       – Нет! – твердо ответил Стилински, гневно взглянув на человека напротив, – можешь меня насиловать, но я никогда не буду с тобой сам, по своей воле. Я не люблю тебя! – крикнул он, даже забыв о том, что с такими людьми, как Питер, не разговаривают в подобном тоне.       Его эмоции немного сбило то, что Питер тихо рассмеялся, на секунду прикрывая ладонью глаза.       – Стайлз, – он все еще улыбался, – любовь это прекрасно, кто же спорит. Но, поверь мне, жить хочется сильнее. А насиловать тебя я не стану.       – Нет? – Стилински распахнул глаза.       – Я убийца, – Питер дернул уголком губ, – я жестокий человек и преступник. Но я не насильник. Считай это моим маленьким моральным принципом.       – Тогда, – Стайлз закусил губу, – тогда что?       – Предоставлю тебе выбор и подожду, – Питер снова махнул стюардессе, показывая на пустой стакан и прося этим жестом повторить, – там, куда мы летим, есть прекрасный подвал. Он соответствует классике жанра: сырой, холодный, темный. Могу разместить тебя там, если ты считаешь, что любовь к Дереку не должна быть омрачена моими желаниями, – с издевкой закончил он.       – Или? – уловил незаконченность во фразе Стайлз.       – Или у тебя будет своя комната, в которую я буду приходить регулярно.       – А толку? – Стилински был сбит с толку, – если ты не насильник, – не выдержав напряжения, он нервно усмехнулся, – какой в этом смысл?       – Подожду, пока ты захочешь меня сам, – Питер забрал услужливо поданный стюардессой стакан с новой порцией виски.       – Этого не будет! – Стайлз вновь схватился за кружку с недопитым чаем так, будто она могла ему чем-то помочь.       – Мой красивый мальчик, – Питер сделал глоток виски, – ты просто еще не знаешь, насколько сильно любой человек хочет жить. И жить нормально, не задыхаясь от простудного кашля в сыром подвале.       – Я люблю мужа, – сказал Стилински, упрямо сжимая губы.       – Это прекрасно, – Питер улыбнулся, – мне не нужна твоя любовь. Мне нужен ты.       Стайлз замер, понимая, что сморозил глупость. Даже если он любит Дерека, пусть и после предательства – то какое дело до этого Питеру?       – Что ты выбираешь, Стайлз? Подвал или комнату?       Стилински посмотрел в иллюминатор, где рассветное солнце пробивалось сквозь облака, окрашивая их в золотистый цвет. Из-за этого казалось, что самолет плывет по переливающемуся мягкому полю, которому не было конца и края. Стайлз очень любил летать.       – Я выбираю подвал, – тихо, но твердо сказал он, не отводя взгляда от окна.       – Мило, – Питер махнул рукой и через секунду из рук Стилински выпала кружка, со звоном разлетаясь на множество осколков на полу.       Его резко подняли с мягкого кресла и заломили руки за спину так, что из глаз брызнули слезы. Краем глаза Стайлз увидел, как Питер, взяв из рук подоспевшей и все такой же невозмутимой стюардессы какой-то шприц, подошел ближе. Сильные руки заставили Стилински повернуть голову, давая доступ к шее, на которой под кожей бешено бился пульс.       – Поговорим тогда, когда ты действительно поймешь, что жажда жизни гораздо сильнее твоей глупой любви, – спокойно сказал Питер и вколол Стайлзу что-то, от чего кожу будто обожгло, а затем наоборот, окатило холодом.       Стилински обмяк в руках людей Питера и провалился в тяжелый сон.       Сейчас было смешно вспоминать собственные убеждения, которые тогда казались нерушимыми и единственно верными. Стайлз составил все ликеры на верхнюю полку и спустился ниже на ступеньку стремянки, начиная снимать теперь уже коробочки с чаем, который тоже подавался в кофейне.       – Джема! – Кристиан подошел к Стилински и дернул его за низ фартука, – опять мечтаешь?       Стайлз улыбнулся и кивнул, надеясь лишь, что он действительно выглядит человеком, который думает о чем–то для него приятном.       – Что случилось? – он посмотрел на начальника сверху вниз. Голова Криса была примерно на уровне колен Стилински.       – Случилось то, что скоро у меня обед. Я хотел бы уйти на этот час, поэтому поторопись, чтобы потом не отходить от кассы.       – Хорошо, – кивнул Стайлз и заработал тряпкой усерднее, не желая подводить начальника.       – Повезло мне с тобой, Дженим. Хоть ты и потеряшка такая, – Крис, ободряюще хлопнув Стайлза по коленке, отвлекся на подошедших студентов, наперебой начавших заказывать кофе.       Стилински болезненно поморщился, радуясь, что его никто не видит – он стоял спиной к залу и лицом к стеллажу. Легенда, придуманная на ходу, спасла, и Кристиан считал, что Стайлз сирота, который сбежал из приюта, не выдержав жестокого обращения. Имя, случайно выплывшее в памяти, никто в таком городке по базе не проверял, поэтому Стайлз уже обзавелся временной регистрацией и был Дженимом Рид. Совершенно непримечательным, перебивающимся с копейки на копейку, парнем, по которому нельзя было сказать, что он когда-то был мужем Дерека Хейла, чья фамилия и без знаний о принадлежности его к преступному миру вызывала у многих зависть и дрожь в коленях.       Стайлз перестал делать аккуратную, модельную стрижку, как это было раньше. Теперь длинная челка постоянно падала ему на глаза, не давая рассмотреть яркий карий цвет, а сами волосы Стилински еще на первом же вокзале выкрасил отвратительно пахнущим тоником в черный цвет. Бледная кожа из-за этого будто стала еще светлей, скулы и без того выделяющиеся на исхудавшем за время, прошедшее после побега от Питера лице, казались острее, и даже он сам будто бы вытянулся, становясь выше. Конечно, и отец, и Питер, и Дерек узнали бы его без проблем – но вот в маленьком городке, где из центральных каналов поддерживался только один, никто не признал пропавшего парня, фото которого транслировалось первые полгода после исчезновения Стайлза.       Стилински подменил Криса, который, скинув фартук в подсобке, быстро вышел из кофейни, и снова провалился в воспоминания. Когда первые эмоции после удавшегося побега улеглись, он все чаще стал западать в своих мыслях. Казалось, что в голове образовался торнадо. Воронка, которая засасывает все сильнее, лишь изредка давая выплыть на поверхность.       Дерек искал его. Стайлз видел свое фото по телевизору. Профессиональное, с какой-то из вечеринок, где он держал под руку своего тогда уже мужа. «Безутешного предпринимателя Хейла», как вещал каждый диктор с экрана дорогой плазмы в той комнате, куда Стилински переехал из подвала.       Да, он очень сильно хотел жить. Настолько сильно, что чуть не сошел с ума в холодном подвале, где даже света не было. Стилински лежал, скрючившись, в одной и той же позе, на продавленном, воняющем сыростью матрасе. Осознать, что он вообще еще жив, ему помогал только охранник, который заходил раз в день и оставлял литр питьевой воды. Стайлз помнил все так, будто это было вчера. Эта непроглядная темнота, давящая на сознание, с каждым мгновением убивала надежду на то, что его жизнь еще может измениться. Тишина была настолько оглушающей, что порой даже собственные мысли казались Стайлзу запредельно громкими. Холод постепенно проникал в каждый миллиметр его тела, но сил на то, чтобы заставить себя хотя бы пошевелить ногой, просто не находилось. Прав был Питер, который посмеялся над эмоциями Стилински тогда, когда он начал рассказывать ему о своей любви к мужу.       В тот момент, когда его начало выворачивать водой от голода, когда лихорадочная дрожь пробрала все тело и запах из того угла подвала, куда он доползал «в туалет», забивал нос, вызывая слезы на глазах, Стайлз понял: он не хочет никого любить.       Он очень сильно хочет жить.       Питер не был насильником – он был убийцей. И через неделю, на которую хватило Стилински, он понял, что действительно может умереть в этом подвале. А его похититель просто прикажет выбросить тело подальше с таким же, как и обычно, выражением лица. Стайлзу вообще тогда казалось, что Питер кофе заказывает так же спокойно, как и приказывает выпотрошить парочку людей, будто они его домашняя скотина, выращенная на убой.       Стайлз, превозмогая боль в горле, просипел в очередной раз зашедшему охраннику, что хочет поговорить с Питером. И уже вечером того же дня лежал на чистой постели, смотря стеклянными глазами на мелькающие картинки в телевизоре, пока не началась трансляция объявления о его пропаже.       Стилински автоматически запомнил три номера телефона, по которым просили позвонить любого, кто хоть как-то может помочь. Диктор сказал, что безутешного отца Дерек Хейл отправил на дорогостоящее лечение в закрытый санаторий – но Стайлз сразу понял: муж просто спрятал его папу, потому как тот, обладая выдержкой, скорее всего, помогает искать сына, но никак не поправляет здоровье в санатории. Которое, к слову, было у Джона железным.       Стайлз хмыкнул и быстро принял деньги за латтэ, который заказала молоденькая девушка. Ее звали Мила, и она училась на одном потоке с Джексоном. Стилински улыбнулся что-то рассказывающей брюнетке и начал готовить кофе, поражаясь тому, насколько быстро его мозги усвоили совершенно, казалось бы, ненужную информацию о том, кого и как зовут, кто с кем учится, кого знает, любит или наоборот, недолюбливает.       Открывая новый пакет молока, Стайлз закусил губу, гоня от себя выжигающую душу обиду. Он очень хорошо помнил каждый день, в который он ждал Дерека. Думал, что вот сейчас откроется дверь в его комнату, и вместо Питера ворвется его муж, заберет из этого дома и скажет, что все это было страшным сном. Но ничего подобного не происходило. Ни через неделю, ни через месяц, ни через два.       А когда, спустя три месяца его плена у Питера, перестали транслировать объявления по телевизору, Стайлз понял – его никто не найдет. По крайней мере до тех пор, пока он не окажется на свободе и не сможет подать какой-то знак.       Стилински начал переливать кофе в стаканчик, посматривая на все еще весело тараторящую Милу.       Порой ему казалось, что вся его жизнь была длинным, затяжным сном, из которого вырвал Питер со всей своей наглостью, уверенностью в себе и своей правоте. Стайлз очень сильно хотел бы сказать, что ненавидит этого человека всей душой – но не мог. С того момента, как он переехал в комнату, Питер не соврал ему ни разу. Не ударил, не сделал больно физически, а на все страдания Стилински на тему любви к Дереку, лишь пожимал плечами и говорил, что это не его проблемы. Что, опять же, было правдой.       Питер будто задался целью вывернуть Стайлза наизнанку. Достать все его темные стороны, вытащить наружу, а затем сшить, заплатка за заплаткой, делая из Стилински монстра Франкенштейна. Человека, но не совсем.       – Спасибо, Дженим! – Мила начала перебирать разноцветные трубочки, которые скопом торчали из стакана, стоявшего рядом с кассовым аппаратом, – как у Джексона дела?       – Простыл, дома сидит. Ты же в курсе, – Стайлз вытащил зеленую трубочку и подал девушке, – под твою кофточку, – он улыбнулся, видя, как смутилась от такого простого, но приятного жеста, Мила.       – Вечно он с ангиной, – Мила усмехнулась, – а все потому, что ходит без шапки. Как и ты, – она кинула взгляд на прическу Стайлза, которую он не удосужился привести в порядок после утренней пробежки от психолога до кофейни.       – Ты что – шапка и Джексон это две несовместимые вещи. Прическа же! – Стилински рассмеялся. Ему было очень легко с Милой, которая была, наверное, такой, каким был сам Стайлз раньше: веселой и наивной. Много болтающей и смотрящей на людей с доверием.       – Да–да, – девушка аккуратно обхватила губами, переливающимися от перламутрового блеска, трубочку, и сделала небольшой глоток, – Дженим, круто вышло! Скоро Крис тебя точно повысит. У тебя талант кофе готовить.       – Ну, хоть где-то у меня талант, – Стайлз улыбнулся, – что-то еще?       – Да, – Мила поставила кофе на стойку и начала копаться в сумке, – передай Джексону. Староста его группы просил выучить все к следующему семинару.       – Сочувствую заранее, – Стилински покосился на внушительную стопку распечаток, которые протягивала ему Мила, – хорошо, передам.       – Окей, – девушка подхватила стаканчик с кофе и махнула рукой Стайлзу, – до завтра, Дженим!       Помахав в ответ, Стайлз убрал конспекты для Джексона на полку под стойкой. На самом деле, он больше завидовал ему, чем сочувствовал – ведь Стилински никто не дал доучиться в университете и он не имел понятия, сможет ли вообще вернуться и продолжить учебу.       До конца смены Стайлз простоял за кассой, отвлекаясь на уже знакомых клиентов, переговариваясь с вернувшимся Крисом и в очередной раз обещая ему купить шапку. Стилински чувствовал себя застрявшим в каком-то вакууме. Он не представлял, что делать дальше, как быть и куда бежать. Стайлз знал четко одно – неверный шаг будет стоить ему свободы, к которой он шел такой долгий год. Любое действие, которое он сделает, не обдумав досконально, может свести все старания к нулю и убить как его, так и его отца. Если Питер сумеет как-то выйти на его след, Стайлз знал – ему конец. Вряд ли этот человек станет церемониться и давать второй шанс или как еще можно назвать подобный бред.       Стайлз помахал Крису, который выключал в кофейне свет, и вышел на улицу, закрывая за собой дверь. Прикрепленный к ней колокольчик тихо звякнул, и Стилински заторопился домой. Точнее туда, где он жил с Джексоном. Называть съемную квартирку «своим домом» в полной мере не получалось, как бы Стайлз не заставлял себя. Порой у него мелькали мысли о том, чтобы остаться тут. Не лезть больше на рожон, не подставлять отца, себя самого, и просто спрятаться в этом богом забытом городишке в горах. Но осознание масштабов одиночества, на которое он себя обрекал в таком случае, заставляло искать другие решения.       Хмыкнув, Стайлз полез в карман и достал старый мобильник. Набрав продрогшими пальцами номер, он приставил аппарат к уху и начал вслушиваться в гудки. Дозвониться удалось с третьего раза – и Стилински уже привычно поздоровался с ди-джеем на радио, которое Дерек всегда слушал в своей машине именно в это время.       – И снова с нами тот самый безответно влюбленный лисенок, который не хочет называть своего имени! – радостно вещал парень по ту сторону телефона, – наверное, ты снова хочешь заказать свою песню?       – Да, хочу, – хрипло начал Стилински, а затем, прокашлявшись, продолжил, – пусть тот человек, о котором я думаю, услышит этот трек. Найдет меня – и мы встретимся, – закончил он уже спокойным голосом.       За те два месяца, в течение которых он звонил на это радио, Стайлз привык контролировать голос и перестал реветь каждый раз, когда говорил уже знакомому ди-джею эту фразу.       – Отлично! Я думаю, все уже почти влюбились в эту композицию и, конечно же, желают таинственному лисенку найти того самого человека! Пока-пока! – ди-джей сбросил звонок, и Стайлз, заблокировав экран телефона, спрятал его в карман.       Это единственный знак, который он пока мог оставить для Дерека.       – О господи, Хейл, как ты можешь слушать это попсовое радио? – Стайлз потянулся рукой к кнопкам на панели в машине Дерека, но тот мягко остановил его руку, – что?       – Мне нравится, – Дерек улыбнулся и, разжав пальцы на запястье Стайлза, погладил его по коленке, затем возвращая руку на руль, – пусть играет.       – О, – Стилински посмотрел на мужа, – только не говори мне, что… да ладно! – Стайлз по–доброму рассмеялся, поняв, что Дерек слушает это радио каждый день.       Дело было в том, что Хейл был дисциплинированным. И это слово не являлось для него пустым звуком. Он делал все четко по расписанию. Конечно, когда дело касалось Стайлза, Хейл не прописывал время, когда им нужно было, к примеру, заниматься сексом – до маразма, все же, не доходило. Но если что-то касалось работы, распорядка дня, передвижений по городу – Дереку не было равных в планировании. Он мог рассчитать день с точностью до минуты, посмотрев сводки по пробкам в городе и чуть ли не составив план маршрута.       Сейчас Хейл занимался строительством нового гостиничного комплекса в пригороде, что заняло бы, по меньшей мере, два года, поэтому в его режим плотно вошла ежевечерняя поездка на объект. В этот раз рядом оказался Стайлз, у которого отменили последние пары и он напросился с мужем. И видя, что Дерек оставляет программу на радио, которая работает по заказам, Стайлз был уверен – Хейл слушает ее ежедневно.       – Да-да, – Дерек хмыкнул, – могут же быть у меня недостатки. Пусть это будет попсовое радио в машине по дороге из офиса на объект, – он быстро глянул на Стайлза, – давай дослушаем?       – У тебя нет недостатков, – потянувшись ближе к Дереку, Стайлз ласково коснулся губами щеки, чувствуя, как нежную кожу привычно колет темная щетина, – конечно, давай.       Хейл улыбнулся и сосредоточился на дороге, а Стайлз, достав из сумки планшет, начал перечитывать материал к завтрашнему семинару. Все равно им предстояло провести в дороге около часа.       Стайлз помнил эту песню, это чертово радио и надеялся, что Дерек до сих пор не вышел из режима. Если он правильно помнил план строительства – оно должно было быть в разгаре, или же подходить к концу. В зависимости от того, останавливал ли Дерек работу в связи с его похищением. Стилински знал, что эта песня, в сочетании с «лисенком», как его называл Хейл, да и его голосом в целом может натолкнуть Дерека на нужные мысли, но это все было настолько зыбким, что Стайлз старался не сильно надеяться на это.       Просто представлял, что у него появилась такая странная привычка – каждый вечер, идя с работы домой, звонить на радио. Заказывать песню и ждать, что когда-нибудь его все-таки найдут. Мысли о том, что он порой не хочет видеть Дерека, Стайлз от себя гнал. Разочарование, помноженное на обиду из-за того, что для него никто из ангелов–хранителей не приберег хэппи-энда, росло и крепло с каждым днем, сворачиваясь черным комком из боли где-то в самом сердце. Как бы душа не верила в чудеса, суровая реальность снова и снова окунала его с головой в отчаянное одиночество, тем самым лишая самых крохотных огоньков надежды на счастливое будущее.       Стилински чуть было не попался, когда, только выбежав из дома Питера и добравшись до первого же телефона, начал звонить по номеру, который, казалось, намертво отпечатался в сознании. Те цифры, которые он увидел еще в первый день пребывания в комнате по телевизору и которые дарили надежду на спасение.       Услышав голос незнакомой девушки на том конце, Стайлз замер, стоя у телефонного автомата с открытым ртом. Неужели Питер, так спокойно подпуская его к телевизору, не предусмотрел подобный вариант развития событий?       Кинув трубку на рычаг так, что она звякнула, Стилински вылетел из кабинки, забегая в первый попавшийся магазин. Он нацепил на себя дурацкую кепку, совершенно отвратительный спортивный костюм, который оказался велик, и рассчитался наспех сворованными из пиджака Питера купюрами, которые тот явно просто забыл во внутреннем кармане. Как только Стайлз вышел из магазина, он увидел, что рядом с телефонной будкой припарковалась машина. О том, кто там мог быть, Стилински предпочел не думать и просто запрыгнул в первый попавшийся автобус, зарекаясь когда–либо даже пытаться звонить по любым номерам, которые сохранились в его памяти.       Питер его почти достал несколько раз. Стайлз не спал несколько недель больше, чем час-два в сутки и к тому моменту, как запрыгнул в товарный поезд, который привез его сюда, был похож скорее на зомби, чем на нормально функционирующего человека. Он играл в какие-то извращенные прятки с Питером и был готов молиться, чтобы его не нашел этот человек. И совсем не из-за того, что Стилински боялся.       Хотя, конечно, ему было страшно.       Но хуже было из-за того, что Стайлз понимал: если он попадется Питеру еще раз, он не сможет уйти никогда.       – Джексон, ты дома? – Стайлз скинул в узком коридоре кроссовки.       – Нет, меня нет, – хрипло отозвались из комнаты.       Стилински хмыкнул и прошел вперед, прижимая к груди пачку конспектов, которые он все-таки не забыл забрать с работы. Джексон обнаружился на диване, напротив старого телевизора, который показывал один канал и был черно-белым. Деньги на антенну никто из ребят тратить не хотел, а Джексон вообще все спускал на учебу и кучу дополнительных курсов – он мечтал об идеальном образовании и хорошей карьере. Ночами Джексон, внешностью походящий на модель из глянцевых журналов, разгружал машины с продуктами в нескольких ресторанах, и именно это подкосило его в последний раз, наградив сильной простудой, которую Джексон порывался перенести на ногах.       Стайлз тогда пригрозил привязать парня к кровати, если тот соберется в универ. Видимо, температура тридцать девять добавила веса его словами, и Джексон остался дома наедине с телевизором и стремительно портящимся настроением.       – Вот, – Стилински кинул на живот Джексону пачку бумаг, – Мила передала от твоего старосты, через два дня сдавать.       – Это все? – как-то потеряно переспросил Джексон, садясь ровнее и сгибая колени, чтобы дать Стайлзу место на диване, – куда так много-то?       – Туда, – хмыкнул Стилински, – так, Уиттмор, ты ел?       – Нет, – скривился тот, – горло болит.       – Ага-ага, – усмехнулся Стайлз и вышел из комнаты, проходя в кухню. Она была такой маленькой, что если на ней одновременно находились оба парня – они сталкивались боками, локтями и вообще всеми частями тела, – просто ты готовить не умеешь, вот и не ешь. Что ты делал без меня?       – Питался фаст-фудом, – прохрипел из комнаты Джексон, – или варил лапшу.       – У тебя как она из ушей не полезла? – Стайлз включил плиту, поставил на нее сковороду и налил немного масла, – зато гастрит теперь твой друг.       – Да у кого его нет, – Джексон, бочком протиснувшись в кухню, уселся на единственный стул, согнув одну ногу и устроив подбородок на коленке, – мне надоело одному торчать. Как рабочий день?       – Варил кофе, – усмехнулся Стайлз и открыл небольшой навесной шкафчик, в котором сиротливо стояла пачка овсянки, – так, Джексон, мы опять едим яичницу.       – А хлеб есть? – Уиттмор закашлялся, прижимая ладонь к горлу, – господи, какая боль, – простонал он, – я умираю, Дженим.       – Хлеб есть, – Стайлз рассмеялся и, достав яйца, ловко разбил их, выливая на сковороду. Готовить он умел и, в целом-то, любил. Правда раньше, когда он жил с Дереком, выбор продуктов был куда шире, – завтра куплю еды.       – Мне должны подкинуть за последнюю смену, – Джексон взъерошил и без того беспорядочно торчащие во все стороны волосы. Когда Уиттмор болел – он походил на обычного уставшего от недомогания человека, а не на модель из журнала с вечно идеальной укладкой, – давай я зайду в магазин?       – Ты же копил на какие-то финансовые курсы? Тебе еще на билет нужно, они вроде в соседнем городе, – Стайлз посолил яичницу и обернулся к Джексону, – я куплю еды, чего ты переживаешь?       Стилински каждый день поражался тому, как Джексон умудряется сочетать в себе какой-то нескончаемый позитив при всем том, что живет в однокомнатной берлоге, с кухней в пять квадратов максимум, и вечным отсутствием нормальной еды. Как Уиттмор может смотреть на тех, кто пытается его задеть в университете, с невероятным превосходством в глазах, а вечером, после очередных курсов, переодеваться в старые вещи и бежать разгружать машины. Стайлз, наверное, умер бы, захлебнувшись в накатывающей на него депрессии, если бы судьба не свела его с Джексоном.       Все познается в сравнении, как вечно говорил ему Питер.       Опять этот Питер.       – Дженим, мне уже стыдно за то, что ты будешь покупать еду во второй раз за месяц, – Джексон растеряно почесал заросшую щетиной щеку, – едим-то мы ее оба. Вдруг ты себе что-то купить хочешь, а тут я со своими курсами?       – Слушай, – Стайлз поморщился, потому что этот разговор всплывал у них не впервые, – мы с тобой едим не такие уж и дорогие продукты, это раз, – ловко подцепив лопаткой белые кляксы яиц на сковороде, Стилински положил порцию Джексону, – ты уедешь на две недели, так что есть это буду вообще я один. Это два, – он кинул на край тарелки два куска хлеба и передал ее Уиттмору, – и три. Как приедешь с курсов, просто купишь еды с очередной зарплаты, вот и все. Да и вообще – ты же таскаешь продукты, когда вы там что-то мутите на разгрузке? – прищурившись, Стайлз притворно грозно ткнул в заулыбавшегося Джексона лопаткой, – и едим мы ее вдвоем. Да и приютил ты меня, считай, вообще с улицы. Так что успокойся и ешь, – положив порцию и себе, Стилински выдал Уиттмору вилку.       – Ладно, уговорил, – Джексон встал и направился в комнату, потому что на кухне, имея один стул и нереальную тесноту, ужинать вдвоем одновременно было банально неудобно, – ты хитрющий, как лис! – донеслось до слуха Стайлза.       Стилински чуть не споткнулся от неожиданности. Знакомое прозвище, явно случайно всплывшее в разговоре, заставило губы предательски задрожать.       – Эй, ты там заблудился в наших хоромах? – позвал его Джексон.       Стайлз мотнул головой и быстро устроился на диване рядом с Уиттмором, начиная жевать опостылевшую яичницу. По телевизору показывали какое–то очередное шоу, смысл которого до Стилински за эти месяцы так и не дошел. Бездумно пялясь в мелькающие кадры, он слушал страдания Джексона на тему объема материала, который ему предстоит выучить и думал, что делать дальше. Как жить вообще?       И, как и во все вечера до этого, в голове не появилось никакой новой идеи.       – Привет! – Питер вошел в комнату к Стайлзу, – вставай.       – Зачем? – вяло поинтересовался Стилински, который только-только начал приходить в себя после того, как его выпустили из подвала. Слабость была еще очень сильной, но стоять и добираться самостоятельно до ванной он мог.       – Есть будем, – Питер пожал плечами и, быстро расстегнув пуговку на пиджаке, снял его, небрежно бросив на кресло, стоящее в углу комнаты.       Стайлз напрягся, когда увидел, как Питер, расстегнув манжеты на рубашке, начинает закатывать рукава.       – Господи, да не буду я с тобой ничего делать. Меня не возбуждают амебные существа, – закатил глаза Питер, который, разумеется, сразу же заметил состояние Стилински, – на вот лучше, помоги, – и, сев на кровать к Стайлзу, он протянул ему руку, давая понять, что помощь требуется в закатывании рукава.       Стайлз сглотнул и, с трудом подавив противную дрожь в пальцах, сделал то, о чем его попросили.       – А теперь есть, – Питер встал с кровати, – сам дойдешь?       – Да, – упрямо мотнул головой Стайлз и медленно встал, перебарывая головокружение, – куда идти?       – В дверь, собственно, – съязвил Питер и галантно открыл перед Стилински дверь, ведущую из комнаты, в которой он провел неделю после заточения в подвале, восстанавливая силы, – там лестница, аккуратно.       Проигнорировав слабый протест Стайлза, Питер крепко держал его за плечи, обнимая одной рукой и помогая спускаться по лестнице. Доведя Стилински до кухни, оказавшейся светлой и просторной, Питер усадил его на высокий стул за барную стойку, явно служившую и столом тоже.       – Тебе можно только бульон, поэтому я буду есть нормально, а ты нет, – хмыкнув, Питер поставил на плиту кастрюльку, предварительно налив в нее воды, – что такое? – он посмотрел на Стилински, который замер на стуле, как статуя, распахнув глаза и приоткрыв рот.       – Ты готовишь? – Стайлз справился с первым шоком. – Мне? Ты умеешь? – он не мог сообразить, какой из всех факторов потряс его сильнее всего, поэтому просто пытался не начать истерически смеяться от всей ситуации в целом.       – А ты думал, я только людей на части режу?– Питер хмыкнул, – вообще-то, я не всегда был так безобразно богат. К тому же, маленькие дети требуют каши и в целом щадящей пищи.       – У тебя есть дети? – Стайлз был близок к обмороку. Казалось, что он меньше удивился бы, если бы Питер начал кого-то пытать на его глазах, чем аккуратно скидывать кусочки размороженного куриного филе в закипающую воду.       – Есть, – Питер посмотрел на Стилински, – что тебя удивляет?       –То, что ты мне об этом говоришь, – твердо сказал Стайлз, – то, что ты себя так ведешь, – продолжил он, – то, что ты вообще…       – Тебя не бью? – договорил за него Питер, – не унижаю, не ломаю тебе руки и ноги, не угрожаю?       Стилински сглотнул, когда понял, что Питер подошел очень близко к нему и теперь пристально смотрел в его испуганно распахнутые глаза своими, холодными и злыми. Будто не этот человек несколько секунд назад собирался варить своему пленнику куриный бульон.       – Стайлз, я скажу это только один раз. Ты внимательно послушай, потому что повторять я не намерен, хорошо? – Питер положил ладонь на щеку Стилински и хмыкнул, когда тот дернулся, чтобы отстраниться, но в последний момент переборол себя, – я могу получить все, действительно все, что пожелаю. Пусть что-то дается сложнее, на что-то уходит больше времени, но результат будет одинаковым. Особенно, если применить силу. Понимаешь?       – Да, – Стайлз почему-то перешел на шепот, не смея отвести взгляд от Питера.       – Получать все одной лишь силой скучно. Подчинение моих людей это правильно, так же, как их страх по отношению ко мне. А вот ты, – Питер улыбнулся, погладив большим пальцем щеку Стайлза, – будешь приятным трофеем тогда, когда сам того захочешь. Да и что ты можешь мне сделать, мальчик?       Стилински сглотнул. Задумался, попытался представить, как ударяет Питера чем-то тяжелым по голове, выбегает из дома и… что дальше?       Дальше его хватают люди Питера, которые, наверняка, охраняют то место, где он находится. И даже если Стайлз каким-то чудом убежит отсюда, то куда он направится? Судя по пейзажу за окнами – вокруг простирался лес. Что он, привыкший жить в комфорте, сможет сделать в лесу? Например, ночью. Один.       – Мне нравится в тебе умение приспосабливаться к ситуации, хоть ты сам пока не понял, насколько пластилиновый, – снова заговорил Питер, – ты ведь все понял, да?       Стайлз кивнул и выдохнул, когда Питер, убрав с его лица ладонь, снова отошел к плите.       – А мои дети, – вдруг добавил он, – толку тебе от этого знания? Они спрятаны даже от меня, Стайлз, – Питер помешал кипящий бульон и повернулся к Стилински, – мне была бы грош цена, если бы я не смог обезопасить себя от такого мальчишки, как ты.       – А Дерек? – вырвалось вдруг у Стайлза раньше, чем он успел прикусить язык.       – Где он? – Питер улыбнулся, – прошло уже две недели. Где твой Дерек?       – Он ищет меня, – Стилински не хотел принимать ту реальность, в которую его окунал Питер, словно в ведро с ледяной водой головой макал, – ищет.       – Конечно, ищет, – согласился Питер, – если не врет, как все годы, которые вы были вместе.       Стайлз замер.       А вдруг... вдруг правда? Хейл запустил объявления для отвода глаз, для успокоения его отца, а сам не делает ничего? Просто найдет себе потом Стайлза-номер-два, который будет смотреть на него влюбленными глазами и верить, как дурак, во все, что Дерек говорит?       Стилински замотал головой, отгоняя от себя эти мысли. Пока ему было больно только от того, что Дерек ему вообще врал. Он не хотел осознавать что-то еще.       – Попробуй, не пересолил? – перед носом возникла ложка с бульоном, которую ему заботливо протягивал Питер.       Ошарашенный Стайлз послушно приоткрыл рот, пробуя горячий бульон, и качнул головой, давая понять, что с солью все в порядке. Питер хмыкнул и прошел к холодильнику, начиная что-то искать внутри.       Стайлз дернулся и резко открыл глаза. Вокруг было темно, рядом мирно сопел Джексон, перетянув на себя плед и одеяло Стилински. Видимо, начал мерзнуть во сне.       Потрогав лоб Уиттмора и убедившись, что нет жара, Стайлз аккуратно слез со скрипучего дивана, который в разложенном виде занимал почти всю комнату и, поджимая моментально замерзшие пальцы на ногах, прошел на кухню. Пошарившись в ящике с ложками, нашел спрятанную Джексоном пачку сигарет и вытащил одну, радуясь, что внутри нашлась еще и зажигалка. Уиттмор по два раза в месяц точно бросал курить, поэтому Стайлз уже не удивлялся наполовину пустым пачкам сигарет в самых неожиданных местах.       Сделав первую затяжку и выдыхая струйку дыма, Стайлз открыл форточку, ежась от проникшего в кухню холодного воздуха. Голова моментально прояснилась, и сон прошел, забирая с собой болезненные воспоминания. Стилински был удивлен, что он не орет во сне – потому что тогда с Джексоном, который и так во многом поверил ему на слово, явно пришлось бы объясняться более подробно. Порой Стайлзу казалось, что Уиттмор видит его насквозь, но молчит, давая возможность самому решить, когда и что говорить. И, если это было так – Стайлз был благодарен парню, ставшему за три месяца для него если не другом, то кем-то очень близким к такому определению.       Выдохнув очередную порцию дыма, Стилински усмехнулся. Надо же, такой правильный парень – и курит. Что бы сказал отец? Или Дерек?       Вообще интересно, чем они занимались все это время. Ведь год, уже даже больше – это много. Даже очень, если учитывать то, насколько сильно за это время изменился сам Стайлз. Порой ему казалось, что тот мальчик, который когда-то не мог банально поверить в то, что поступил в университет сам, сейчас похоронен где-то под слоями из боли, разбитых надежд и сотен страхов, которыми щедро награждала жизнь все это время.       Наверное, вместе с дурацкими черными волосами, которые Стайлзу постоянно приходилось подкрашивать, уродуя себя снова и снова, пришел совершенно другой человек. Тот, кто был согласен со словами Питера о том, что любви нет. Есть жажда жить, выжить, остаться невредимым любой ценой. И чем ближе ты к смерти, тем сильнее становится наплевать на кого-то, кроме самого себя.