Shiroi yuri

### - Ты хоть понимаешь, как мы облажались?! И теперь по уши в дерьме! - Дайске с несдержанной злобой пнул ножку пустой каталки, с которой тут же с грохотом свалился металлический поднос, рассыпая по полу стерильные инструменты. - Он был у нас перед носом, мать твою! Но мы упустили этого ублюдка и теперь черта с два поймаем. Гневно выплюнув слова, детектив с досадой одернул полу плаща, и вышел из прозекторской, едва не хлопнув дверью. - Простите, - Хара несколько раз поклонился озадачено застывшему патологоанатому, бормоча извинения, и забрав из его рук отчет о вскрытии, также удалился. Коридор морга тянулся длинной белой кишкой, освещенный большими дырами окон. Яркий солнечный свет квадратными пятнами украшал вымытый пол, совершенно не гармонируя с паршивым настроением, гудящими усталостью мышцами и полным хаосом в мозгах. - Андо-сан, - неуверенно позвал Тошия, быстро нагоняя детектива. Тот неподвижно стоял, прислонившись к широкому подоконнику, медленно разминая в пальцах не прикуренную сигарету, невидящий взгляд впалых темных глаз апатично ощупывал скудный пейзаж больничного дворика. Кажется, его ярость заметно стихла. Но напарник не спешил проверять, опасаясь новой вспышки, просто молча остановился рядом. Время будто застыло, перегруженное глухим щебетанием птиц, хрустом папки, сжимаемой в ладонях Тошии. Сезон дождей закончился, и жаркое лето постепенно отвоевывало территорию. - Это я виноват, - наконец тихо произнес Дайске, криво усмехаясь. - Да, черт возьми, о чем я только думал?! Наша ловушка не сработала и теперь ни одной гребаной зацепки. Табачная крошка растерзанной сигареты нервно просыпалась на пол. - Мы обязательно поймаем его и закроем это дело, - вкрадчиво заявил Хара, всматриваясь в искаженное бессильным раздражением лицо детектива. - Я ведь говорил вам про свою версию... - Подожди, - резко прервал его Дай, устало массируя переносицу, прикрыв глаза. - Как звали того брошенного сопляка? - Одного из оставленных мальчиков? Асагава Хидео. - Хидео... Так звали младшего брата Миягучи. Тошия охотно кивнул, присаживаясь на край подоконника. - Об этом я и хотел вам рассказать. Когда я пытался разузнать про Асагаву, наткнулся на некоторые записи. Семья Миягучи взяли Хидео из приюта, до этого он жил еще в нескольких приемных семьях, но нигде надолго не задерживался. Учитывая склонности Джюнпея к сексуальным извращениям, скорее всего, подвергался насилию с его стороны. Дайске нахмурился, щурясь от солнца, и перевел взгляд на напарника. - Хочешь сказать, этот ублюдок насиловал своего младшего брата? - Вполне возможно, - кратко пожал плечами Хара, ощущая приятное оживление и интерес к себе. - Сможем узнать, если удастся поговорить с его родителями. - Да только этим ничего не докажешь. Сплошные связи, мотивы, версии и ни одной драной улики. - Я постараюсь еще что-нибудь раскопать, Андо-сан. Найдем этого мальчика, докажем причастность и все будет кончено. - Ну да, - неопределенно бросил Дайске, отлепляясь от стены, и медленно побрел по коридору. "Всё будет кончено..." - отчего-то эти слова болезненно въедались в мозг, приобретая совсем другой смысл. - Вы, наверное, голодны? - Тошия неотступной тенью зашагал рядом с ним, пряча робкую улыбку. - Я знаю здесь неподалеку отличную забегаловку с такояки. Может, зайдем вместе, а то от вашего вида желудок скручивает. Дайске засомневался, но всего на несколько секунд, он, и правда, не помнил, когда последний раз ел. Возможно даже болтовня ни о чем, беззаботная улыбка этого парня и стакан холодного пива смогли бы немного облегчить, ослабить напряжение вытянутых в струну нервов, унять тревогу в сердце. Нет. Все засело гораздо глубже и пора бы разобраться. - Я, пожалуй, вернусь в отдел, еще немного поработаю. И если сегодня больше никто не сдохнет, смогу наконец вернуться домой. От последних слов стало еще тошнотворнее. Возвращение в свою квартиру стало пыткой. Пустое ожидание, холод, глупое безмолвие. Тоору по-прежнему мучался бессонницей, молча исчезая по ночам. - Так и свихнуться недолго, - отозвался Тошия, уголки его губ огорченно осели вниз, глаза потухли. Еще шаг и ему окончательно надоест бороться за этого человека. - Да я уже, - невесело хмыкнул детектив. Они вышли на улицу, щурясь от ласкового солнца. - Пригласи лучше Нишикаву из второго отдела, она явно к тебе неравнодушна, - Дайске остановился, чтобы прикурить и побрел дальше. - Хорошо, - буркнул Хара, сжимая пальцы в карманах пиджака, и остался стоять, с грустью вглядываясь в удаляющуюся сгорбленную спину. Меня зовут Томоюки Абе. Жертва №12. И мне очень страшно сейчас. Что происходит? Что я сделал этому человеку, ведь я его совсем не знаю? В чем же я провинился перед ним? Я всегда вел спокойную, тихую жизнь, не желая никому зла. Все силы и время отдавал на содержание своей маленькой овощной лавки. Только работа помогала мне забыть прошлое, трагичное, нелепое и полное глупых поступков. Потому что я так и не смог построить новую семью. Порой мне кажется, что тот человек, живший двадцать с лишним лет назад, был кто-то другой, я просто не смог бы всего этого сделать. Да, я оступился, поддался соблазну красивой молодой женщины и ради нее бросил свою жену с двумя детьми на произвол судьбы. Возможно, я просто был слишком молод и легкомыслен. Я не ищу себе оправдания, мне действительно очень жаль. Но я, правда, был безумно влюблен. Даже сбежал с ней заграницу, прожив несколько лет, но после мы всё же расстались и я вернулся. Не желая иметь ничего общего со своей разрушенной семьей, с теми жуткими слухами, что ее окружали, я сменил имя и купил небольшой затхлый магазинчик на окраине. Казалось бы, всё начинало налаживаться, входя в новое русло, мое дело развивалось и росло. Но тяжелый груз прошлого продолжал невыносимо давить, наложив ядовитое проклятье на всю мою жизнь. Мне многое хотелось бы изменить, исправить, стереть, но теперь уже слишком поздно. Теперь мне просто страшно и очень холодно. Я не понимаю, что произошло. Но боюсь, что кара за мои грехи наконец-то настигла меня. ### Теплый липкий ветер летней ночи, из распахнутой балконной двери, мерно колыхал занавески, облизывал мерзко влажным языком его босые ступни. Монохромное тиканье часов отчетливо выстукивало по обратной стороне черепной коробки. Тошнота. Тревога. Апатичное безвкусие. Ожидание - самая страшная пытка. Страшнее только ложь. Он ненавидел себя за это. Ненавидел это в окружающих. Но ведь сейчас это вынужденная мера. И снова глупые, скользкие самооправдания. А что если бы все пошло по иному пути. Тогда двадцать лет назад его отправили бы в другую школу, в другой город, в другой мир... Возможно, тогда бы все сложилось иначе. Что если бы он никогда не полюбил Дайске, не встретил... если... Но ты ведь уже знаешь ответ. Все случилось бы рано или поздно. Неизбежность. Порой близкие отношения угнетают, ослабляют внутренний стержень, размягчая до основания, создавая свою собственную паразитирующую вселенную. Нежность. Это так сложно и непонятно. Близкие отношения... Наивная слепая привязанность может убить. Поэтому ожидание так страшно. Ожидание смерти. Рыхлый, наросший столбик пепла бесшумно слетел на пол. Тоору покрепче прижал колени к груди, снова затянулся, пряча ледяные пальцы в длинные рукава растянутой кофты. Отчего ему так холодно этой душной ночью? Желудок ныл от голода, тихо хныкал, давясь никотином. Но ему было трудно пошевелиться, не говоря уже, чтобы что-то приготовить. Запястья все еще жгло от грубого сжатия, поясница, лопатки, темные отметины на бедрах. Ему стало немного неудобно спать, впрочем, бессонница спасала. Постоянно скрывать, разглядывать в зеркале свое-чужое отвратительное тело, прятать глаза. Врать. Но скоро все закончится. Удушливый аромат лилий прочно поселился в его сознании, пустил крепкие корни и явственно ощущался. Даже сейчас, сидя на сквозняке и вдыхая запахи городской ночи, он думал только об одном. Очередной столбик пепла просыпался на колени. Дверь тихо скрипнула замком, открылась, впуская усталость и изнеможение. Дайске бесшумно разулся, стянул с плеч надоевший плащ, и прошел в глубь комнаты, не сразу заметив сидевшего возле дивана Тоору. Сейчас жутко хотелось только его. Просто помолчать. Просто обнять, прижаться и зарыться лицом в теплый изгиб шеи. Забыть обо всем. И пусть от него за версту несло чужой похотью, холодом, упрямой скрытностью. Ведь можно и дальше притвориться, что ничерта не знаешь, не замечаешь. Что ты ослеп. Плевать. Хватит вытягивать собственные кишки пустыми горькими размышлениями. Он слишком устал. Не проронив ни слова, Дай опустился на пол рядом с Тоору и немного неловко приобнял напряженные, окаменелые плечи. Уже увереннее прижался губами к мягковолосой макушке, к прохладному виску. Ниимура слегка обмяк в его руках, но, затушив в пепельнице сигарету, продолжал неподвижно сидеть. Затянувшееся молчание необратимо покрывалось коркой льда. Безликая тишина окутывала их кожу невидимой пленкой тлена, обещая, что скоро все это станет лишь воспоминанием. Хотелось растопить, согреть, встряхнуть, к чертям, или врезать. И не хотелось ничего. Первым заговорил Тоору, по привычке прикладывая пальцы к губам. - Я думал, ты и сегодня не придешь. - Прости, пришлось задержаться на выезде очередной жертвы, - с тяжелым вздохом отозвался Дайске куда-то в его шею. - Кажется, это дерьмо никогда не кончится. - Тебе стоит быть осторожнее. Думаешь, если ты полицейский, он тебя не тронет? - Твое волнение очень приятно, - ласковая улыбка озарила усталое, осунувшееся лицо Дая. - Говори это почаще, а я начну лезть под пули. Холодные пальцы Тоору едва ощутимо коснулись его щеки, заставляя сердце биться о ребра, будто в первый раз. Дайске не сдержался, плавным движением опрокинул его на пол, наваливаясь всем телом. С жадной мягкостью поцеловал податливые, приоткрытые губы, свободной рукой забрался под кофту, начиная подглаживать напряженный живот. На несколько секунд Тоору вцепился в его длинноволосый затылок, впуская в себя изголодавшийся язык, жарко прижимаясь в ответном импульсе, но быстро отпустил, упрямо отворачивая голову. Андо отстранился, опираясь на локти. Все его порывистые действия мгновенно показались неуместными и лишними. Сбившееся дыхание постепенно пришло в норму. - Прости, - скомкано пробурчал он, пытаясь заглянуть в черные глаза, отчужденно смотрящие куда-то мимо него. - Я не люблю тебя, - тихо брошенные слова резанули острее лезвия, с легкостью рассекая чувствительную мякоть грудины. Лучше бы он просто прострелил ему голову. Горькая слюна медленно стекла в пересохшее горло, образуя тугой комок. Этот хренов бред не может быть правдой. - Но я люблю... - Дай крепко сжал в руках родное худое тельце Тоору, отчаянно прижимаясь, до боли стискивая зубы. - Тебе придется с этим смириться.