Слова бессильны

Запах.

Синие глаза прожигали насквозь, хоть с первого взгляда могло показаться, что они попросту пусты. Но нет. Руки Мирославы сильнее сжали поднос, глаза продолжали изучать глаза Томаса, будто всматриваясь в реакцию, ожидая чего-то. Так продолжалось секунды, казавшиеся часом или сутками. Томас кожей ощущал насмешливую улыбку Эндрю, который тоже явно заметил девушку. Тяжелый вздох, глубоко-голубые глаза медленно закрылись. Секунда. Две. Три. Тихий выдох. Взгляд отведен в другую сторону и затуманен. Руки расслабляются. И больше не задерживаясь, она поворачивается и садится за другой ближайший столик, спиной к одноклассникам, чей разговор услышала. Эндрю что-то пытался рассказывать про вкусную еду в столовой, ненавистную учёбу и "дрянной пасмурный день", но Томас будто "завис", разглядывая деревянный стол, постепенно осознавая всё то, что только что произошло. Да и даже если бы сказанное собеседником оказалось правдой, легче не становилось: где-то внутри души всё было покрыто гадкой слизью, от чего становилось крайне мерзко и хотелось вырвать, как и тогда, когда Томас выпивал таблетки. Резко встав, Томас, смотря не на парня, а куда-то вниз, кивнул, и быстро вышел из столовой. Слишком много людей, событий, новостей, мыслей. Все это душило, не давало дышать и здраво посмотреть на ситуацию. Уединение пришло, как ни странно, в туалете, хоть вскоре и было нарушено пошлыми недвусмысленными стонами, что эхом разносились по уборной. Поняв, что и тут нечего делать, Томас отправился искать хоть какой-то закоулок, куда можно было прибиться да избежать надоедливых глаз, смешков и безумного гула, от которого болела голова, а мысли все никак не хотели сходиться в одну точку. Вдруг кто-то резко взял его за запястье, где покоился старый, побитый временем, напульсник, прятавший довольно болезненное прошлое. Тома кто-то настойчиво тащил сквозь толпу людей, пробираясь к ближайшей лестнице, но после свернул не на лестничные ступени и пролеты, а в другую сторону - там был небольшой спуск. Он вел в небольшое углубление под лестницей. Спустившись по ступенькам, они оказались в полумраке, вокруг был всякий хлам - старые попорченные стулья, потрепанные временем и людьми двери (вырванные с петлями) и небольшая скамейка, которая явно перекрывала выход на улицу. Но и тут человек не остановился, а прошел к железной двери, которую ставили лет так пятьдесят назад. Вставив широкий ключ и провернув два раза, незнакомец дернул дверь на себя. Та поддалась, но с таким скрипом, будто ее уже лет двадцать не тревожили. Не желая того, чтобы его вновь тянули за запястье, Том осторожно шмыгнул за отворившуюся скрипучую железную дверь и оказался в полном мраке, когда она закрылась. Кто-то стоял рядом с ним и тихо дышал, наводя страх неведением. Верить в то, что это насильник или маньяк не хотелось, да и кому он сдался? А вот призраки и всякие мистические существа, что настойчиво въелись в память, не давали покоя. Тут рука человека схватила парня за ворот майки и потихоньку повела его по ступенькам вниз, явно пытаясь проложить такой маршрут, чтобы они не упали и не свернули шею, а после не сгнили «где-то в подвале школы», где их тела не найдут вовсе. Дойдя до чего-то более приземленного, человек начал гладить стену, пытаясь что-то найти. И вот. Зажглась тусклая лампочка, облепленная телами мертвых мух и паутиной. Рядом с Томасом стояла все та же миниатюрная фиолетоволосая девушка, все еще держа парня за запястье. И только сейчас парень заметил, что рука Мирославы дрожала. Но та, видимо, поняв, что ведет себя неподобающе, резко одернула руку и непринужденно села на лавочку, предварительно проведя по ней рукой. Само помещение было небольшим, имело только одну лестницу, которая вела под школьную внешнюю лестницу. Стены были исписаны всякими именами, годами, непристойными словами и рисунками. Где-то валялась перекошенная и поломанная раз сто тумбочка, в углу «бабушкино» деревянное кресло с мягким сидением. На покрывшемся пылью, кривом шкафу висела проеденная молью шаль, а возле стенок стояли одинокие деревянные стулья, что были выкрашены в белый цвет, да лавочка, вымазанная старыми потускневшими красками, на которой умостилась Мирослава. Томас стоял, выжидательно смотря на девушку, а та, в свою очередь, старательно открывала очередную пачку жвачки, поддевая черным ноготком белый уголок обертки. Когда с упаковкой было покончено и она отправила в рот горсть белых жевательный подушечек, девушка посмотрела на парня и кивком указала на стул, что стоял напротив. Потоптавшись немного на одном месте, он сел, а Мирослава меж тем пыталась пережевать все, что находилось во рту, а затем надула большой шарик. Так и сидели подростки в молчании, изредка нарушаемом звуком лопающегося шарика жевательной резинки. После последовал шорох бумаги и вся жвачка оказалась смята в лист, а после выкинута куда-то в угол. - Согласись, здесь тихо и ничего не потревожит, - начала она, оперевшись на голую стенку. Вдохнув воздух, который будто пропитался старым временем, он посмотрел на руку девушки. Ноготь большого пальца старательно сдирал кожу под ногтем указательного пальца. Было видно, что рука дрожит, выдавая девушку и ее безэмоциональное поведение. Но подняв глаза и встретившись, по обыкновению, взглядами, он понял, что та не хочет, чтобы ее слабости и нервозность видели. - Я не потому тебя сюда затолкала, чтобы поговорить по душам, - Мирослава вперила взгляд куда-то в стену, будто Томаса вообще рядом и не было. – Да и поговорить с тобой трудно, а читать твои сообщения, а тем более корявый почерк не хочу. Она закрыла глаза, съехала чуть со скамейки и сцепила руки в замочек на поясе. - Не хочу говорить о том, что тебе сказал тот белобрысый шлюх, да и это твое дело. Не хочу оправдываться или говорить обо всем этом. Только… – она открыла один глаз и с интересом посмотрела на парня напротив. - Тут никому нельзя доверять. Даже мне. -- О том, как они чудесным образом добрались до кабинета, в котором проводился урок, до звонка – история долгая, утомительная и мало кому нужная. Томас провел время в абсолютном молчании, Мирослава тоже. Тишина и спокойствие. Наверное, это лучшее место. На всех уроках Мирослава просидела в наушниках, иногда даже умудряясь засыпать. А когда спрашивал учитель, то вездесущий Томас ее подталкивал, как бы возвращая в мир живой, где она на уроке и должна ответить. Как ни странно, но учителя не заставали врасплох юную девушку, и та отвечая будничным тоном на все вопросы, снова укладывала свою голову на стол, а после недвузначно сопела. Все уроки шли относительно гладко, не было казусов, одноклассники не приставали, Мирослава не буравила своими голубыми глазами. Благодать для Томаса, не то слово! И для полного «хорошего школьного дня» оставалось совсем немного – последний урок, но вот он смог разбить все прекрасные впечатления одним словом: «доклад». И ладно бы, если бы его можно было сделать щелчком мышки и «копипастом», так нет, он должен был быть на определенную тему, на определенное количество страниц и… абсолютно оригинальным. Но не вся соль в этом. - Для того чтобы сплотить коллектив, как и каждый год ранее, мы даем одну тему на каждую парту, - начала парировать информатичка. - А потому, вы должны обговорить время и место встречи, дабы вместе сложиться своими комариными мозгами и сделать более или мене достойный доклад, от которого кровь не пойдет из глаз. Сказать, что Томас был «рад» - ничего не сказать. А про Мирославу лучше, на мой взгляд, вообще промолчать. Неделя на достаточно большой доклад, притом с оригинальным текстом и задачами, придуманными и решенными самостоятельно, - это вам не копировать с интернета. - Ко мне, - тоном, не требующим возражения, сказала Мирослава, кидая в сумку тетрадь и ручку. - Ходить в гости к парням нельзя, маленькая еще, да и топать до тебя, а потом до собственного жилища – не особо хочется, - она пошла к двери. - Не собираюсь долго с тобой возиться. Либо получаешь двойку, либо все делаем тихо, спокойно, быстро, без лишних выеданий мозгов. И Мирослава покинула класс, а вот Томасу уже захотелось побыстрее уйти на тот свет. -- Хотел Томас или нет – идти пришлось. Зарабатывать двойки и «радовать» родителей не было желания, а вот общество стервы еще хоть стерпеть можно, в конце концов, ради благого дела. Сегодня Мирослава была «на своих двоих», а потому шли они в полном молчании где-то около часа, на расстоянии метра, а то и больше, друг от друга, старательно делая вид, что не знакомы. Мирослава время от времени шмыгала носом и покашливала (что было заметно и в школе), но от лишних вопросов Томас воздержался, понимая, что нормальных ответов на них не получит. И вот, показались огромные высотки, где проживали довольно престижные люди, квартиры которых были, соответственно, тоже не «абы какими». Некий оптимальный вариант для тех, кто не любил большие дома и отдаленные от города частные участки, в коих, например, проживал Томас. Подойдя к одному из подъездов таких многоэтажек, Мирослава вытянула какую-то карточку и провела по специальному углублению. Тут же высветились цифры и она довольно простой комбинацией чисел открыла дверь, убирая карточку в карман. Поднимались они на лифте, а после вышли на одиннадцатом этаже. Один пролет являл собой длинный выгнутый коридор, на котором располагалось девять квартир. Пройдя до одной из железных дверей, они тут были однотипными, она опять провела карточкой и ввела уже два кода, комбинация которых являлась куда более сложной, чем та, что была на входе. Дверь пиликнула и поддалась, и теперь они могли войти. Мирослава прошествовала первая, по пути сразу снимая свои кеды на двойной платформе, босиком становясь на светло-серый пол. Томас зашел сразу после нее, потихоньку осматриваясь и вглядываясь в современный интерьер, выкрашенный в бело-коричневые тона. Просторный коридор перетекал в огромную гостиную, что была практически совмещена с кухней, которую отделяли, разве что, только ступеньки. Белая деревянная мебель, коричневые шкафы, белые полки и абсолютно белая кухня. Из гостиной шло пять деревянных дверей, наверное, комнаты для членов семьи и санузел. Мирослава тем временем уже подошла к холодильнику и, открыв дверь, начала тщательно что-то выискивать. И тут Томас обратил внимание на какой-то странный и знакомый запах. Приятный и очень притягательный. Но он был настолько слаб, что, казалось, когда-то давно здесь постоянно брызгали одними и теми же духами, которые въелись в мебель и стены, становясь как бы частью этой квартиры. В глазах помутнело. Сладко-горький запах будто был на языке, будто был внутри Томаса, заставляя бурлить нечто внутри. - Крис! – закричала ни с того ни с сего Мирослава, с громким хлопком закрывая дверцу холодильника. - Ты какого черта съел мой торт? Была тишина. Молчание. А после послышались ленивые шаги, чей-то зевок и звук открывающейся двери. - Не ори, - сонно произнес грубоватый голос парня, только что представшего перед глазами Тома.