Suum cuique

      Как оказалось, комната юного Дамблдора была вовсе не огромной библиотекой, что Арина предполагала, и даже не огненной бездной, чего она, начитавшаяся фанфиков в свое время, остерегалась: обычная, по рамкам конца девятнадцатого столетия, маленькая светлая комната, кровать, шкаф, весь заставленный различными книгами, письменный стол и кресло. Альбус прошел к шкафу, кивком указав Ариане на кресло.       — На самом деле моя сестра, конечно, в обычном состоянии не понимала, что за люди изображены на этих снимках, но они ее пугали, — старший Дамблдор достал из-за стекла тот самый альбом с фотографиями и раскрыл на первой попавшейся странице. — Уж поверь, она не стала бы смотреть на них просто так. Однажды, давно еще, мне было лет тринадцать, я зашел к ней в комнату и увидел, что она рвет вот эту фотографию на мелкие кусочки, — его палец указал на довольно потертую, но, в общем-то, целую фотографию, которая в альбоме лежала самой первой. – Дедушка Вулфрик, папа, мама, бабушка Ханна, Аб, я, новорожденная сестра…       — А кто вот этот человек? — спросила Арина, показывая пальцем на мужчину, стоящего за Кендрой. Он был, в общем-то, похож на отца, но имел длинные, чуть ли не кавалерийские усы, а глаза его поблескивали хитрыми искрами. Девочке он напомнил лисицу, готовящуюся залезть в богатый курятник. Альбус посуровел.       — Это папин младший брат, дядя Игнотус. Запомни, мы никогда, никогда не произносим его имя…       — Почему? Что с ним случилось?       — Он связался с преступным миром и уехал в Северную Америку, — коротко сказал Альбус, давая понять, что разговор на эту тему окончен. Память Арианы Дамблдор услужливо подкинула ей темную, нечеткую картину того, как мать что-то кричит тому, кто стоит на пороге, громко захлопывает дверь, а затем начинает плакать. — И, да, я бы не советовал тебе произносить его имя вслух, если не хочешь ввязаться в неприятную историю — говорят, на материке он стал местным Темным лордом, и его имя проклято. Впрочем, я не хочу сейчас поднимать эту тему. Все, что тебе нужно знать об истории нашей семьи, это…       Голос Альбуса становился мутнее, он лился, словно ручьи воды, и Ариана, присевшая отдохнуть от сложного дня, вдруг поняла, что ее глаза слипаются все сильнее и сильнее…

***

      Из полудремы Арину вытянули трели звонка, такого, что стоял у них в квартире. Девочка горько вздохнула: после такого прекрасного, чудесного сна возращение к реальной жизни казалось ей жестоким. Опять болезнь, опять невозможность дышать, опять долгие вечера, полные мучений… Она вдохнула полную грудь свежего, не очищенного дефибриллятором воздуха, не решаясь открыть глаза.       — Все это сон. Мне просто вчера стало особенно плохо, вот у меня и были галлюцинации на предмет последней прочитанной книги, — тихо прошептала она. В самом деле, зачем открывать глаза, если она знает, что же будет потом? Звонок протрещал еще раз. Наверное, соседу дяде Мише опять что-то нужно из того, чего у него в квартире никогда нет, а может, пришел посмотреть, живы ли самые неконфликтные соседи на этаже. За стеной послышалась площадная ругань. Опять мать смотрит очередную серию «Криминальной любви».       — Что ты за криворукий рукозад такой, а? Вот все испортит, козел очкастый, придет и испортит! Вот кто тебя просил его с места на место переносить? Отлично просто: потолок в копоти, пол в копоти, стены в копоти, мебель в копоти, брат в копоти, да все тут в этой Мордредовой копоти, будь она неладна! Я же просто хотел сварить треклятое зелье для пищеварения, курсовую по которому мне нужно сдать по ЖАБА! Я даже специально, Мордред побери, взял на время у треклятого соседа треклятый самопомешивающийся котел, который ты взял и испортил! Вот что я ему скажу? Да эта хреновина наверняка стоит столько, что даже если я продам тебя гоблинам в рабство на всю твою ничтожную оставшуюся жизнь, столько денег не наберется!       Арина радостно распахнула глаза, понимая, что это не сон. Да, это не сон, она жива, у нее есть два старших брата… которые, по-видимому, сейчас за стеной устраивают итальянский сериал. Во дают! У Аберфорта ей оставалось только поучиться искусству обругать собеседника, не произнося ни одного матерного слова, да и лексикон жителя магического мира стоило расширить. А то что: Мерлин, да Мерлин, Моргана, да Моргана, Мордред, да Мордред…       — Что опять случилось? — спросила девочка, вылезая из своей комнаты и чуть ли не на ходу надевая платье. Вылезла — и осеклась, исподлобья рассматривая случившееся.       Гостиная погибла — это Ариана могла сказать точно. Действительно, все было в черной копоти, а стоявший на черном-черном полу около черного-черного нечто, что когда-то было самопомешивающимся котлом, черный-черный Аберфорт ругался с черным-черным Альбусом, а недалеко от них эту черную-черную сцену, мрачно скрестив руки на груди, наблюдал черный-черный Гриндевальд. Слишком много черного, это уже какая-то страшилка получается!       Братья, заметив ее, застыли длинными черными соляными столбами.       — Добрый день, — буркнул сосед, пытаясь соблюсти хоть какую-то вежливость, и вернулся к своему созерцательному занятию. Ариана высоко подняла брови, старательно копируя знаменитый снейповский жест.       — Вы… вы что наделали? — выдохнула она, смотря, как покрываются черным слоем копоти плоды ее труда.       — Они обманом отобрали у меня котел и попытались принести меня в жертву сатане, — ехидно наябедничал Гриндевальд. — Неудивительно, что он взорвался.       — Какая жертва сатане, ты… — запыхтел Аберфорт.       — Вот и зря, что не принесли, — вздохнул Альбус, оставаясь, по-видимому, самым адекватным черным-черным персонажем. — Аберфорт одолжил у Геллерта самопомешивающийся котел, нарушил технику безопасности, и все взорвалось…       — Не взорвалось бы, если кое-кто не влез бы с советами! — вспыхнул младший брат, и английский вариант «Санта-Барбары» пошел по накатанной.       — Напыщенный идиот!       — Не читающий инструкции!       — Помет гиппогрифа!       — Кусок навоза!       — Оба — два идиота… — вмешался Гриндевальд, обращаясь почему-то к Ариане. Тем не менее, его услышали.       — А ты вообще заткнись! — прогремел хор славных отпрысков не очень-то и древней и богатой, но гордой семьи Дамблдор. Братья посмотрели друг на друга и, вдруг поняв, что хотя бы в чем-то оказались единодушны, поспешили загладить эту оплошность.       Ариана и Геллерт посмотрели друг на друга и синхронно вздохнули.       — И давно они так? — спросила она, решив поддержать беседу. Юный Гриндевальд пожал плечами.       — Не знаю, часов с собой не ношу. Они, понимаешь ли, меня разбудили своими криками, я вспомнил, что одолжил Аберфорту свой котел, который еще со школы остался. Я понял, что что-то тут нечисто, сунул ноги в тапки и вбежал к ним чуть ли не в исподнем… — племянник Батильды сделал выразительную паузу. Арина незаметно скосила глаза вниз, действительно обнаруживая на ногах Гриндевальда тапочки, точнее, то, что когда-то было ими.       — И что? Вы пришли, а все взорвалось? — полюбопытствовала девочка, уже заранее знала, что права. Гриндевальд со вздохом кивнул: серьезное выражение на его лице отчего-то выглядело неестественно.       — Зрите в корень, фройляйн, зрите в корень. Они мало того, что мой котел взорвали, еще и испачкали меня копотью от моего же котла! И как я домой пойду?.. – внезапно он перестал сокрушаться и хитро посмотрел на девочку. — Вы знаете, фройляйн, давайте на «ты». Все это выканье приближает нас к возрасту престарелых пеньков, которые сейчас повсюду. Вы ведь не хотите становиться пеньком преждевременно, верно?       — Не пеньком, — возразила Ариана с самым серьезным выражением лица. — Пеньчихой.       — А у вас неплохое чувство юмора, — улыбнулся Гриндевальд. — Ну что, принимаете мое предложение?       — Принимаю, — улыбнулась Ариана в ответ и от души пожала протянутую ладонь. — Правда, я делаю это только потому, что, судя по тому, что они взорвали ваш… твой котел, то они такие же, как ты. Следовательно, мне уже прямо сейчас придется начинать привыкать к тому, что в моем доме будет маячить твоя рожа.       — Ха, сначала спроси меня, хочу ли я того, чтобы моя рожа маячила в твоем доме, — беззлобно огрызнулся Геллерт — чувство юмора у него, определенно, имелось, хоть и сильно подпорченное. — А сейчас, кажется, мне придется применить всю мою храбрость, чтобы разнять твоих братьев, иначе, чувствую, здесь будет еще ужаснее…       Гриндевальд взмахнул палочкой, и спорщиков окатило водой, как из ковша. Мокрые и злые, они прекратили перепалку и уставились друг на друга, тяжело дыша. Вода стекала на пол черными каплями, создавая серые борозды на их черных лицах. Альбус со вздохом протер закопченные стекла очков и с досадой констатировал, что они стали еще чернее.       — Все спорят и спорят, как кошка с собакой. Вы бы, джентльмены, обратили внимание на то, что сестру пугаете…       — И правда, мы, кажется, слишком уж переборщили, — признал Альбус, как старший. Арина расставила руки в боки.       — И что же произошло?       — Я варил зелье для ЖАБА…       — Он варил зелье, игнорируя все правила, в результате взорвал чужой котел!       — Я бы не взорвал его, если кое-кто не полез бы выкручивать таймер!       — Я не выкручивал, а выключал, потому что ты про него забыл!       — Идиот!       — Мерзавец!       — Помет гиппогрифа!       — Хватит! — прикрикнула Арина, понимая, что так они никогда не закончат. Про себя она уже злилась на то, что ей хватило глупости спросить у этих вечных спорщиков причину: не уймутся же. — Мне все равно, из-за чего вы напакостили, но вы напакостили, и потрудитесь, пожалуйста, убрать за собой!       — Чтоб вы знали, джентльмены, волшебная копоть заклинанием не убирается, — произнес Гриндевальд и гадко ухмыльнулся. Черный-черный Аберфорт и черный-черный Альбус с пронзительным стоном упали в черные-черные кресла черной-черной гостиной, причем черный-черный Альбус чуть не растянулся на черном-черном полу.       Определенно, для этого дня черноты было слишком много.