*****
Сэм захлопывает дверь фургона, ухмыляется Тине и затем шлёпается на своё место перед компьютером. — Чёрт, я обожаю фургон. — Я заметила, — сухо комментирует Тина, не отрываясь от экрана. — Здесь я чувствую, что мы реально делаем что-то, знаешь? — продолжает Сэм и поворачивается, чтобы посмотреть на Блейна, когда становится ясно, что Тина не собирается реагировать. — Как будто мы реально раскрываем дело! Да! Он слегка ударяет Блейна кулаком в плечо, и Блейн поворачивается к нему. Его улыбка, вероятно, выходит слишком многострадальной, но он не может исправить это. — Сэм, — медленно говорит он. — Ты говоришь это каждый раз, когда у нас засада, и мы вынуждены сидеть в фургоне. Ты любишь фургон. Мы знаем. Сэм откидывается на своём стуле и начинает активно жестикулировать, игнорируя слова Блейна. — Не пойми меня неправильно, чувак, я знаю, что писать отчёты важно и работать "в поле" тоже довольно круто, но… Фургон! Фургон! Это что-то с чем-то. Блейн качает головой, смеясь. — Как скажешь, чувак, — он собирается продолжить, но слышит шипящие звуки из наушников, висящих на его шее, и быстро надевает их. — Я через квартал от компании, — слышится шёпот Курта в его ухе. — Просто подумал, что ты должен знать. Блейн опускает наушники. — Итак, народ, готовимся через мгновение! — все в фургоне сразу же сосредотачиваются, проверяя своё снаряжение. — У Курта есть микрофон и GPS-трекер, поэтому мы можем слышать всё, что происходит, и следить за ним, если что-то пойдёт не так, — напоминает им Блейн. — К сожалению, мы не стали рисковать и помещать на него камеру, но снаружи здания есть несколько агентов со скрытыми камерами, и у нас есть доступ к видеонаблюдению в компании, так? — Да, — живо отвечает Тина, тут же разворачивая на весь экран запись с камер, установленных в холле здания. — Спасибо, кооперативные фирмы безопасности, — пропевает она. — Скорее, спасибо постановлению суда, — Блейн потирает шею. — Тина, не спускаешь глаз с камер. Сэм, если Натали Эрроу упоминает какие-нибудь имена или ещё что, проверяешь их по нашей базе, и мы посмотрим, сможем ли получить от них какие-нибудь подсказки. — Понял, — Сэм возвращается к своему компьютеру. — Давайте сделаем это. Я подключаю микрофон Курта к спикерам, — говорит Блейн, щёлкает парой кнопок, пока шум микрофона не заполняет фургон и затем двигает свой стул поближе к Тине, чтобы тоже видеть камеры. — Поехали, — шепчет он. Камеры снаружи здания показывают Курта, который идёт ко входу, и на мгновение останавливается перед дверьми, как будто удостоверяясь, что находится в нужном месте. Блейн знает, что Кёртис Лоуренс отличается от настоящего Курта, и так как он наблюдает за Куртом с монитора, он ясно может видеть эти различия. Кёртис ходит и двигается более расслабленно, чем сам Курт. Его жесты более ленивые, в какой-то степени более мягкие, и даже его одежда более непринуждённа, чем та, что Курт носит в офисе. Всё ещё высокая мода, так как этот мир белых воротничков работает с большим количеством денег, которые можно потратить на одежду, но это точно не ультрасовременная одежда, которую Блейн привык видеть на Курте. Видно, как Курт делает глубокий вдох, после чего открывает дверь и заходит в здание, направляясь к ресепшену. Тина быстро переключается на камеры в холле, а Блейн прибавляет громкость на спикерах. — Я пришёл, чтобы встретиться с Натали Эрроу, — говорит Курт женщине, сидящей за стойкой, и даже с записи видеокамеры Блейн видит, как он ослепительно улыбается, заставляя женщину склонить голову в очевидном смущении от этой знаменитой хаммеловской улыбки. — Да, сэр, одну секунду… — начинает женщина, но её останавливает другой голос. — Не нужно звать меня, Селия, я уже здесь, — Натали Эрроу идёт по холлу, останавливается прямо перед Куртом и протягивает ему руку. Её глаза любопытно осматривают его, и Блейн надеется, что те несколько лет, что Курт — и, следовательно, Кёртис — был в стороне от дел, не заставят её что-нибудь подозревать. Большая часть этого дела зависит от Курта и от того, как он будет вести себя сегодня. — Кёртис Лоуренс, — продолжает Натали, растягивая слова. — Давненько не виделись. Я получила известие от нашей общей знакомой, что вы путешествовали по Европе. Сэм поворачивается, чтобы взглянуть на Блейна. — Общей знакомой? — повторяет он, стараясь говорить как можно тише. Блейн пожимает плечами. — Понятия не имею, о ком она говорит. Давай запомним это на всякий случай. Курт принимает руку Натали Эрроу и пожимает её. После он сразу же прячет руки в карманы, и Блейн хмурится. — Наша общая знакомая, — говорит Курт в микрофон, его голос немного задумчивый, и Блейн снова концентрируется на разговоре. — Я давно не получал от неё известий, — продолжает Курт. — Точно так же, как и от вас, Натали. Но вы, очевидно, преуспеваете. Натали смеётся и оглядывает холл. — Очевидно, — повторяет она и замолкает, наклоняя голову и глядя на Курта. — Как Европа? — Прекрасна, — отвечает Курт и усмехается. — Но скучна, особенно по сравнению с Нью-Йорком. Натали раздумывает над его словами. — Вы были очень загадочны в своём сообщении, Кёртис. Почему бы нам не продолжить разговор в моём офисе? — она указывает рукой к задней части холла и медленно отходит от Курта. — Я ждал, что вы предложите, — говорит Курт, и его усмешка становится шире. — Следую за вами. Блейн наклоняется ближе к Тине, когда Курт и Натали идут к лифтам. — У нас есть доступ к видеонаблюдению в её офисе? Тина качает головой. — К сожалению, нет. Фирма безопасности отказалась предоставить нам доступ к любым камерам из отдельных офисов, и постановление суда их не касается. У нас есть только холл, лифты и открытые области на каждом этаже. Коридоры, комнаты отдыха и подобное. — Ладно, — Блейн отклоняется, сопротивляясь порыву провести рукой по волосам. — Мы всё ещё можем слышать его, поэтому продолжай контролировать лифт и коридор возле офиса Натали, — когда Тина кивает, он поворачивается к Сэму. — Ты нашёл что-нибудь новое на Натали Эрроу? Сэм пожимает плечами. — Ничего такого, чего бы мы не знали. — Тогда продолжаем слушать, — Блейн отодвигает свой стул от мониторов, полагая, что Тина сообщит ему, если что-то произойдёт. Он снова надевает наушники и слушает, как голоса Натали и Курта звучат в ушах, концентрируется на разговоре, чтобы подметить любое сомнение или неточность, которую могла бы допустить Натали Эрроу. Они работают, и Курт точно не является сейчас самим собой, поэтому удивительно легко не обращать много внимания на понижение и повышение его голоса, на почти музыкальную интонацию его слов. Блейну действительно нравится голос Курта, нравится его уникальность, то, как он меняется, но всё ещё контролируется Куртом, но на этот раз он готов проигнорировать это. В конце концов, у него есть кое-какая работа. В итоге они так и не получают доступ к камерам, но, когда час спустя Курт проскальзывает в фургон, он клянётся, что Натали — часть внутренней торговли. Он знает, как она говорит, каким образом работает, и он уверен, что то, что они исследуют, в какой-то степени связано с ней. Они слушают запись встречи ещё раз, и Курт указывает на моменты, где Натали колебалась или случайно выдавала что-то, и когда они закончили, Блейн был вполне уверен, что они находятся на правильном пути. После этого он отпускает всех домой, даже если ещё не совсем поздно. Сэм на самом деле любит фургон, и Блейн тоже не возражает против него, не после многих лет в засадах и заседаний, проведённых на неудобных стульях. Но остальные считают его душным и удушающим, а несвежий воздух внутри заставляет любого чувствовать себя немного более усталым, чем обычно в это время дня. Неудивительно, что Тина практически вылетает из фургона, когда Блейн говорит ей идти домой. Блейн отвозит Курта домой, так же, как он делает это почти каждый день, и поскольку по дороге они обсуждают дело, Блейн думает спросить об общей знакомой, упомянутой Натали. Но в итоге он решает не спрашивать. Это не кажется относящимся к делу, и если Курт не хочет добровольно раскрывать эту информацию, то это ещё более неподходяще. Их отношения всё ещё балансируют на острие доверия, и Блейн молча обещал себе не спрашивать Курта о вещах, которые не относятся к делу или к условиям соглашения Курта. Если Курт хочет рассказать что-то добровольно, что-то вроде тех маленьких историй из его прошлого, то Блейн только рад послушать. Но он не хочет выпрашивать их. Он идёт домой, делает ужин для себя и Пэрри и какое-то время наблюдает за игрой по телевизору. И когда его мысли прекращают работать, он выключает телевизор и садится за обеденный стол, просматривая доказательства и отчёты, которые у них есть по делу. Пэрри легла у его ног, немедленно засыпая, и Блейн с улыбкой глядит на неё, когда она дёргает во сне лапами и шевелит мордой. После нескольких часов его глаза закрываются, и в итоге он отодвигает папки, укладываясь головой на сложенные руки и смотря из окна столовой, задумавшись. Через какое-то время начинает звонить его телефон, и Блейн в удивлении глядит на часы. Время половина двенадцатого, и когда он смотрит на экран мобильника, то не узнаёт номера. Пэрри тихо ворчит, пиная его ноги своими лапами. — Хорошо, хорошо, я отвечу, — бормочет Блейн и поднимает трубку. — Агент Андерсон. — Это Мэттьюс из офиса маршалов. Ваш информатор Курт Хаммел рядом с вами прямо сейчас? Блейн резко выпрямляется, сразу же стряхивая с себя любой сон. — Эм, нет. Я высадил его около его дома несколько часов назад. Всё в порядке? Женщина на другом конце телефона, очевидно, ответственная за ножной браслет Курта, громко вздыхает. — Ну, это вы скажите мне, агент. Мистер Хаммел только что вышел из своего радиуса на несколько секунд, после чего зашёл обратно. — Ч-что? — Блейн поднимается из-за стола, придвигая к себе ноутбук. Пэрри переворачивается, разбуженная внезапным движением, и смотрит на него с пола. — Вы уверены? — спрашивает Блейн. — Абсолютно, — говорит Мэттьюс. — Кажется, сейчас он возвращается в свою квартиру, но данные показывают, что он стоял прямо на границе радиуса почти тридцать минут, пока не ушёл обратно. Я так понимаю, что ему разрешается быть вне радиуса только тогда, когда рядом агент? Блейн кликает на данные о слежении, открывает их на ноутбуке и ждёт загрузки программы. Он редко проверяет данные Курта, потому что не было никаких проблем до и после того случая с Гилбертом, и даже тогда это было не по вине Курта. — Это так, — отвечает он. — Он может пойти куда угодно, пока с ним я или ещё кто-то из Бюро. Но меня, или ещё кого-либо, с ним нет. По крайней мере, насколько я знаю. Мэттьюс соглашается. — У нас нет информации ни о каких агентах рядом с ним. Это был просто шаг за периметр, но я думала, что должна была сообщить, потому что такого не случалось раньше. Блейн смотрит на данные браслета Курта на экране и… Вот, всего несколько минут назад — маленькая точка на карте, показывающая местоположение Курта, загорелась красным в течение пяти секунд, после чего вернулась в пределы радиуса и снова стала зелёной. Блейн просматривает этот период времени снова и снова, запутываясь всё больше с каждым разом. Курт всегда оставался в пределах радиуса. Даже когда он выходит на прогулку или «повторно знакомит себя с городом», как он когда-то сказал Блейну, он всегда оставался в пределах периметра, обходя те области, где мог случайно ступить за черту. Но теперь данные о слежении ясно показывают, как он идёт к определённому месту, останавливается на долгое время и затем выходит из радиуса на несколько секунд, прежде чем вернуться и уйти. Пэрри громко хныкает и бодает головой ногу Блейна. — Агент Андерсон? Вы всё ещё там? Блейн качает головой, когда голос из телефона вырывает его из мыслей. — Д-да, простите. Я просто просматривал данные о слежении. Понятия не имею, что он там делал. — Ну, боюсь, что это ваша проблема. Он вернулся в свою квартиру, поэтому, я подумала, что нужно сообщить вам. — Да, я вижу. Уверен, что этому промаху есть объяснение, — утверждает Блейн больше для себя, чем для маршала. — Спасибо за звонок. — Нет проблем. Приятного вечера. Раздался щелчок на другом конце телефона, звонок рассоединили, но Блейн не убирает телефон от уха. Он не расслабляется, не реагирует, когда Пэрри снова жалуется и настойчивее толкает его ногу, не отводит взгляд с данных на экране ноутбука, где зелёная точка медленно двигается по квартире Курта. Это такая маленькая вещь, такой незначительный промах, и Блейн бы хотел думать, что это — ничего особенного, просто случайная ошибка Курта, случайно ступающего вне радиуса. Возможно, он забыл на мгновение про свой браслет, забыл про соглашение и про то, что оно влечёт за собой. И это всё. Маленькая ошибка. Крошечное событие в великой схеме вещей, где Курт никогда не выходил из своего периметра и всегда соблюдал условия их соглашения. Блейн был тем, кто облажался в прошлый раз, не Курт. Курт, кажется, на самом деле наслаждался своей текущей жизнью, даже если она далека от идеала, и он знает, что нарушение правил имело бы последствия не только для него, но и для Блейна. Но в этом и проблема. В великой схеме Курта Хаммела нет никаких незначительных промахов. Нет никаких деталей, которые не имеют значения, никаких несчастных случаев, и когда Блейн снова садится, подсознательно потянувшись погладить Пэрри по голове, он не может не надеяться на то, что его предчувствия и знание Курта Хаммела окажутся неверными хотя бы однажды.Глава 10.
20 мая 2015 г. в 20:58
В лофте Курта царит тишина, нарушаемая только гулом холодильника время от времени. Они сидят за обеденным столом, на котором стоят забытые стаканы с водой, и Курт ловко вращает пальцами монету, пока читает дело, сосредоточенно покусывая нижнюю губу.
Блейн должен сконцентрироваться на своём экземпляре, попытаться выяснить, как им решить дело, над которым они работают (внутренняя торговля и крупная сумма денег, замешанные в деле, означают, что они должны разобраться с ним как можно быстрее), но он не может оторвать взгляд от движений монеты в руке Курта. Пальцы Курта длинные и изящные, и монета ни на мгновение не останавливается и не дрожит, даже если кажется, что Курт не обращает на неё никакого внимания. Время от времени на неё попадает свет вечернего солнца, и Блейн понимает, что пялится чересчур очевидно, но он не может заставить себя прекратить.
Элегантность. Лёгкая элегантность. Это — то, о чём Блейн частенько думает в последние дни, когда наблюдает, как Курт двигается, как лавирует между людьми на оживлённых нью-йоркских улицах с высоко поднятой головой. Блейн знает, что он сам всегда был способен притвориться уверенным в себе, принять храбрый вид и заставить всех поверить, что он знает, что делает. Сейчас ему уже не нужно много притворяться, — он знает свои собственные достоинства и недостатки или, по крайней мере, знает их лучше, чем много лет назад в Огайо, — но почему-то Курт просто… источает уверенность своими идеально сидящими костюмами, безупречной причёской, своими точными и продуманными движениями.
Блейн знает, что и Курт может быть неуверенным. Он видел, как резко он опускал плечи и как тускнели его глаза, но разница между ними в том, что Курт, кажется, каждое утро решает быть уверенным в себе, решает бороться с любыми испытаниями, которые встанут на его пути, и тогда он полностью сливается с этим желанием, пока всё его тело не будет излучать уверенность.
Как будто он решает, что может преодолеть абсолютно всё, и потом он на самом деле встречается с проблемами лицом к лицу с гордо поднятой головой.
— Задумался? — внезапно спрашивает Курт.
Блейн вздрагивает, быстро моргая, пока не осознаёт, что Курт глядит на него, высоко подняв брови и улыбаясь, всё ещё вращая монету.
— Эм, — Блейн замолкает, пытаясь привести мысли в порядок. — Да, просто задумался, — он кивает в сторону монеты: — И удивляюсь, как ты делаешь это.
— Это? — монета останавливается, Курт щёлкает по ней большим пальцем, подбрасывая в воздух, и ловит. — Годы практики.
Блейн не сдерживает недоверчивого смешка.
— Ага, точно. Значит, признаёшься, что ты не просто талантлив от рождения?
Курт пожимает плечами.
— Я и не говорил такого. Я… я был вроде как растяпой в детстве, — признаётся он и улыбается, глядя на монету. — В смысле, большинство времени я прекрасно контролировал свои движения, но иногда мог запутаться в собственных ногах или споткнуться на ровном месте, когда разучивал какие-нибудь танцы, или делал ещё что-нибудь очень неловкое, — он поднимает взгляд и улыбается почти тоскливой улыбкой. — Но мошенники не могут быть неуклюжими, поэтому… годы практики.
Блейн глядит на него, чувствуя, как внезапно ускорилось сердцебиение. С недавнего времени это происходило очень часто — Курт выдавал небольшие лакомые кусочки информации о своём прошлом посреди разговора, как будто он точно знает, когда наступает подходящий для этого момент. Они всегда не особо важные, они не о его семье или о том, где он рос, или что заставило его выбрать преступную жизнь. Но они всё ещё рисуют картину того, кем был Курт до того, как стал мошенником.
Это началось однажды утром, когда они сидели в конференц-зале после долгой засады — Блейн, Курт, Сэм и Тина, каждый по-своему уставший. Каким-то образом разговор перешёл к их хэллоуинским костюмам в детстве, к Сэму, который раскрасил свою кожу в синий цвет, чтобы быть похожим на Наʼви, и к Тине, пугающей учителя в школе костюмом вампира. Блейн рассказал им о том, как ему было примерно четыре или пять, и его нарядили как молодого Энакина Скайуокера из «Звёздные войны: Эпизод I». Купер был молодым Оби-Ваном Кеноби и чуть не выколол глаз соседу своим световым мечом.
Блейн на самом деле был немного удивлён, что не почувствовал никаких приступов печали, когда рассказывал свою историю. Это было много-много лет назад, когда он ещё идеализировал Купера, а Купер ещё думал, что стоит этого, когда всё было намного более простым, перед тем… перед всем. И Блейн уже затонул в своих мыслях, когда Курт внезапно выпрямился на своём месте и заговорил:
— В школе я наряжался Леди Гагой.
Они повернулись к нему, и все мысли Блейна сразу же рассеялись. Курт ухмылялся, расслабляясь на месте, где он беззаботно сидел между тремя агентами. Блейн уставился на него, а затем он понял — Курт сдерживал своё обещание, даже если Блейн не спрашивал. Это был Курт, который открывался и рассказывал что-то о себе, обычную информацию, которая ни для кого больше не имеет значения. Но, так или иначе, Блейн почувствовал себя странно… взволнованным.
Потому что это был Курт, тайна, которую он пытался разгадать на протяжении многих лет, человек, который ухмылялся ему и скрывался за ослепляющей уверенностью. Это был Курт, показывающий частички себя, о которых Блейн не мог и подумать.
— Ого, чувак, звучит круто, — выпаливает Сэм. — Что ты носил?
Курт улыбнулся, откинувшись на стуле.
— Это было… расшитое блёстками серебряное платье из «Bad Romance»?
Глаза Тины расширились.
— С обувью?
— С обувью, — подтвердил Курт, и его улыбка расширилась, когда Тина вздрогнула. — Они не были плохими, просто нужно было привыкнуть. Мои ноги адски болели на следующий день, но это того стоило.
— Пожалуйста, скажи мне, что у кого-нибудь есть фотки, — усмехнулся Сэм.
Курт подмигнул.
— О, естественно, — в какую-то секунду в его глазах что-то вспыхнуло, что Блейн не увидел бы, если бы не смотрел на него так пристально. Что-то, похожее на тоску, даже при том, что улыбка Курт была всё так же широка. — Но я точно не ношу старые фотографии с собой, — добавил он, пожимая плечами.
Разговор перешёл к другой теме, но Блейн продолжал смотреть на Курта, всё ещё немного поражённый его рассказом. Курт встретился с ним глазами через комнату и улыбнулся, искренне и безо всякого притворства, и Блейн улыбнулся в ответ, чувствуя тепло внутри.
После этого были небольшие случайные истории, по крайней мере, один раз в неделю и всегда, когда Блейн меньше всего ожидал. Курт рассказал ему о первом галстуке-бабочке, которая появилась у него в детстве, о местах, в которых он был, о заурядных повседневных случаях из его жизни, которые остальные люди почти автоматически вставляют в разговор. Но Блейн знает, что для Курта это значит что-то ещё. Это Курт, показывающий Блейну что-то, что видели совсем не много людей, что-то, требующее доверия.
И это ощущалось… приятно, знать, что Курт чувствует, что может довериться Блейну.
— Годы практики, — повторил Блейн, отводя взгляд. Когда-то он сказал своим начальникам, что каждый новый псевдоним, который придумывает Курт Хаммел, является как бы переделкой предыдущих, но с совсем малой частью, оставшейся от оригинала. Возможно, что Курт и сам — переделка. Мальчик, который был немного неуклюж и одевался как Леди Гага на Хэллоуин, и который превратился в мужчину, сидящего перед Блейном, — в дизайнерской одежде и с ослепительно уверенным видом. Улыбка Блейна становится немного печальной. — Это звучит… неприятно.
Курт пожимает плечами, перебрасывая монету из одной руки в другую.
— Это было хорошим отвлечением.
— От чего? — спрашивает Блейн.
Курт не смотрит на него.
— От того, что было тогда.
Блейн ощущает, что это уже становится слишком личным, видит, что Курт пытается обойти тему, и поэтому мягко откашливается, отодвигаясь от стола и вставая. Он берёт свой пустой стакан и тянется к стакану Курта.
— Налью ещё воды, прежде чем мы продолжим работать, — говорит он. — Ты хочешь немного?
Курт теперь смотрит прямо на него с благодарной улыбкой.
— Конечно. Спасибо.
На кухне Блейн наполняет стаканы холодной водой и затем на мгновение останавливается, прислоняясь к кухонной тумбе и глубоко вздыхая. Они приходили друг к другу домой всё чаще и чаще после того случая с Гилбертом, работали над делами в квартире Блейна или в лофте Курта, и Блейн уже знает квартиру Курта как свою собственную. Он знает, что когда стоит на этом самом месте, то Курт не видит его из столовой, и пытается пока успокоить своё сердце и мысли.
Маленькие путешествия в прошлое Курта не только заставляют Блейна чувствовать доверие и благодарность, но и хотеть потянуться через стол и взять Курта за руку. Встать, подойти к нему и обнять так, как он сделал те недели назад в его квартире, когда Курт сказал, что хотел бы, чтобы они были друзьями, как будто это был вопрос, а не реальная возможность.
Это заставляет Блейна хотеть склониться над столом, прижаться губами к губам Курта и наконец узнать, каково чувствовать его улыбку, о которой он думал уже какое-то время.
Но существуют кое-какие границы, которые Блейн не станет пересекать. Просто дружбы с Куртом более чем достаточно. Это быстро становится самыми близкими отношениями, которые когда-либо были у Блейна хоть с кем-нибудь, как бы странно это ни звучало, и Блейн не может рисковать этим. Не считая того, что он не может рисковать своей работой или работой Курта. Тина сказала ему, что в Бюро всё ещё есть агенты, которые думают, что Курт дурачит его. И даже если Курт чувствует то же самое, что чувствует к нему Блейн, он не может… Блейн не может дать этим агентам ещё больше поводов для обсуждения Курта. Он не настолько эгоистичен.
(Если бы кто-нибудь несколько лет назад сказал ему, что он влюбится в своего информатора, в Певчую Птичку, в Курта Хаммела, он бы, вероятно…
Ну. Он, вероятно, на самом деле и не был бы удивлён).
Блейн ещё раз глубоко вздыхает, прежде чем взять с тумбы стаканы с водой и направиться обратно в столовую. Он улыбается, когда видит Курта, всё ещё сидящего за столом, и аккуратно покручивающего браслет вокруг лодыжки.
— Я так думаю, ты уже привык к этой вещице, — отмечает Блейн и ставит стакан Курта на стол. — Держи.
— Спасибо, — отвечает Курт, выпрямляясь и делая глоток воды. — Ты не торопился.
Блейн послал извиняющуюся улыбку, пытаясь не думать в это время о губах Курта.
— Снова потерялся в своих мыслях, — признался он. — Но на этот раз, возможно, с пользой, — он берёт досье и начинает просматривать его, пытаясь найти нужную бумагу. — Скорее всего, мы должны будем отправить в компанию кого-нибудь под прикрытием...
Глаза Курта загораются интересом, а на лице появляется взволнованная усмешка.
— Под прикрытием? Ооу.
Блейн смеётся.
— Да, и этим кем-то, вероятно, будешь ты. Но не только потому, что ты наш местный криминальный информатор, — он наконец-то находит нужный отчёт и придвигает его к Курту. — Имя на третьей строчке показалось мне знакомым, но я опознал его только сейчас. Тебе оно ни о чём не говорит?
— Натали Эрроу, — читает Курт, откидываясь назад на стуле. — Ты прав, скорее всего, она связана с внутренней торговлей, — размышляет он. — Это как раз по её части. Когда-то давно у меня, возможно, были с ней кое-какие дела. Предположительно, — он вздыхает и немного приподнимает подбородок.
Блейн вопросительно вскидывает брови.
— Ладно, у Кёртиса Лоуренса, возможно, были дела с ней, — исправляется Курт и закатывает глаза.
— Я начинаю чувствовать себя счастливым от того, что мы не раскрыли все твои псевдонимы, когда приблизились к тебе, — иронично говорит Блейн.
— Но большинство из них вы всё-таки раскрыли, — бормочет Курт, после чего снова смотрит в документ. — Итак, что дальше? Ты думаешь, Кёртис должен навестить Натали Эрроу после всех этих лет?
Блейн утвердительно гудит в ответ, опираясь локтями на стол.
— Возможно, он мог бы задать ей парочку вопросов…
— …посмотреть, захочет ли она сотрудничать с ним в своей афере при условии, что он будет тих обо всём, что она делает, — заканчивает за него Курт, ослепительно улыбаясь. — Мне нравится ход твоих мыслей, Андерсон.
Блейн, смеясь, наклоняет голову и чешет затылок.
— Спасибо. Я поговорю с начальниками, и если они согласятся с прикрытием, то завтра мы начнём пускать слухи о возвращении Кёртиса Лоуренса. Это нормально?
— Конечно, нормально, — говорит Курт. Он драматично вздыхает. — О, Кёртис… Я скучал по нему.
— Скучал по нему или быть им? — уточняет Блейн, собирая рассыпанные по всему столу папки и бумаги.
— По нему, — дерзко отвечает Курт.
Блейн качает головой, улыбаясь.
— Иногда я действительно тебя не понимаю, — он замирает, когда вытягивает одну из бумажек под папками Курта и видит, что ранее чистый лист полон лёгкими карандашными набросками. — Курт? Это ты нарисовал? — спрашивает он, сбитый с толку.
— Мм? А, это, — Курт фактически покрывается румянцем, и Блейн не может оторвать взгляд от того, как розовеют его щёки. — Это вроде то, что я всегда делаю? Для снятия напряжения. Или когда работаю над чем-нибудь. Мне нужно занять чем-то руки, вроде как с этой монетой.
Блейн снова опускает взгляд на лист. На нём изображены эскизы различных предметов одежды, плавные линии нарядов, пересечённые на белой бумаге — костюмы, платья, пальто, и даже несколько галстуков-бабочек. Это всё — просто быстрые наброски с минимальной штриховкой, и в некоторых местах нажим карандаша был так слаб, что Блейн должен приглядеться, чтобы увидеть линии. Но даже при том, что знания Блейна о моде не так обширны, как у Курта, и последний раз, когда он видел эскиз одежды был тогда, когда они искали украденное дизайнерское платье шесть месяцев назад, он всё равно может сказать, что эти наброски — больше, чем просто снятие напряжения или бездумные каракули во время работы.
— Курт, — произносит он низким голосом, глазами прослеживая линии одежды. — Они прекрасны.
Курт отмахивается от его комментария.
— Нет, нет, это просто то, что я обычно делаю. Ты видел мои подделки, Блейн. Эти каракули не могут даже сравниться с ними.
— Но это не подделки, — возражает Блейн, тщательно разглаживая бумагу на столе и отодвигая подальше от отчётов и папок, чтобы не потерять. — Это твоя собственная работа. Оригиналы. И я думаю, что они великолепны, — он смотрит на Курта, легко улыбаясь. — Я бы и сам не отказался носить что-нибудь из этого.
— Оу. Ну ладно, — Курт краснеет ещё сильнее. — Я рисовал одежду столько, сколько себя помню, это просто… Я привык к этому, — он берёт наброски со стола и рассматривает их, нахмурившись.
— Могу я… — начинает Блейн, немного колеблясь, отодвигая кучу папок в сторону и указывая на бумагу в руках Курта. — Могу я забрать их? В смысле, если они, конечно, не нужны тебе?
— Блейн, — Курт кажется смущённым и удивлённым одновременно. — Это просто какие-то глупые наброски, которые я нарисовал, пока мы работали, это всё. Это уж точно не шедевры. Я просто собирался выбросить их.
— Мне бы хотелось иметь немного оригиналов Курта Хаммела, — с улыбкой возражает Блейн. — Я имею в виду, да, твои подделки удивительны, но это что-то, что ты придумал сам. И оно имеет право на то, чтобы это сохранили.
Курт уставился на него, подняв брови.
— Ты на самом деле хочешь взять это?
— Да.
— Ты ведь понимаешь, что я просто нарисую ещё в следующий раз, когда буду работать? — говорит Курт, но всё равно передаёт листок Блейну.
— И ты тоже не должен выбрасывать их, — Блейн берёт бумагу и мягко касается эскиза галстука-бабочки внизу листа. — Ты мог бы использовать их однажды.
Курт со смехом качает головой.
— Ты странно настойчив насчёт кучки глупых каракулей, Блейн.
— Не глупых, — возражает Блейн. Он засовывает листок между собственных документов, удостоверяясь, что он не помнётся по пути домой. — Они прекрасны.
Курт смотрит на него, наклонив голову. Какое-то время он молчит, как будто раздумывая над словами Блейна, но в итоге с улыбкой качает головой и говорит:
— Хорошо. Оставь их. И я обещаю, что больше не буду выбрасывать рисунки, если ты правда посчитаешь, что я не должен.
— Спасибо, — Блейн думает о маленькой деревянной коробке, которая лежит на верхней книжной полке у него дома, где он хранит открытки и записки от Курта, посланные из тюрьмы или во время побегов. Когда он вернётся домой, он положит эскизы в эту коробку, как напоминание о том, как далеко они зашли.
Он чувствует, что расплывается в нежной улыбке, и когда он поднимает взгляд, то Курт всё ещё смотрит на него. И что-то прячется в его глазах, в его кривоватой улыбке, отчего на этот раз ещё сложнее противиться желанию перегнуться через стол и поцеловать эту самую улыбку.
Худшая часть всего этого в том, что Блейн может прочитать Курта, может понять его эмоции лучше, чем кто-либо ещё в Бюро. И иногда оттенок скрытности, проскальзывающий по лицу Курта, очень сильно похож на отражение чувств самого Блейна. Но даже если Блейн может видеть Курта насквозь, всё ещё есть вещи, которые Курт способен удивительно хорошо скрывать, вещи, которые Блейн точно не увидит, вещи, которые кажутся слишком хорошими, чтобы быть реальными. И момент, когда он начинает сомневаться, так же является моментом, когда он вспоминает кто они, что из себя представляют, и какие люди ждут их в офисе каждый день.
Блейн прочищает горло и отводит взгляд.
— Мне… мне пора возвращаться домой. Уже поздно.
— Оу, — Курт быстро моргает, как будто на этот раз он затерялся в своих мыслях. — Точно. Да. Пэрри, наверное, уже соскучилась по тебе, — усмехается он.
Блейн смеётся.
— Она скучает по мне, даже если я выхожу в продуктовый на пять минут.
Усмешка Курта смягчается и то, как он приподнимает уголки губ, снова захватывает внимание Блейна.
— Конечно, — тихим голосом говорит Курт, и Блейн понятия не имеет, что ему теперь делать.