*****
Оказалось, что четыре недели не такой уж и долгий срок. Сначала Курт всё ещё был на взводе от ареста Дэвиса и пытался понять реальность слушания замены приговора. А затем появились новые дела, над которыми нужно работать, документы, которые нужно заполнить, и вечера, которые нужно провести с Блейном. И прежде чем Курт даже успел понять, прежде чем успел поговорить обо всём этом с Блейном, эти четыре недели закончились, и Американский офис по контролю за условно-освобождёнными осуждёнными начинает слушание, чтобы решить, выйдет ли он на свободу. Это — одно из самых важных решений, касающихся его жизни, и всё это происходит так быстро, намного быстрее, чем Курт мог ожидать. Он думал, что у него в запасе ещё есть более чем два года сделки, всё это время, за которое он бы решил, что хочет делать со своей жизнью, когда вернёт свою свободу. Конечно, всё ещё есть вероятность, что замена приговора не окупится, и он не будет освобождён. В течение первых трёх недель или около того, он на сто процентов был уверен в том, что слушание в итоге окажется просто жестом вежливости. Конечно, он хочет быть свободным. Он хочет избавиться от ножного браслета, от которого его кожа всё ещё зудит в плохие дни, хочет ходить по Нью-Йорку, не задумываясь о трёхмильном радиусе, хочет держать Блейна за руку на публике, не волнуясь о том, что они могут столкнуться с кем-нибудь из офиса. Он хочет быть свободным, он хочет всего, что свобода ему предоставит, но когда жизнь давала ему именно то, что он хочет? Однажды он даже рассказал обо всём этом Сантане и Рейчел, когда у Блейна было ночное дежурство, и они трое устроились в его лофте, чтобы отпраздновать. Было вино и несколько странных вегетарианских закусок, которые приготовила Рейчел, и на какое-то время казалось, что они вернулись в прежние времена. Сантана слишком напилась, как и всегда, и начала расспрашивать об их с Блейном сексуальной жизни, пока Рейчел с серьёзным выражением говорила ему, что всё время была права, и он должен больше думать о своём будущем, а затем Курт просто позволил себе поделиться всем, что было у него на уме — всеми своими скрытыми расстройствами и желаниями. Курт никогда не считал себя пессимистом, но и не смотрел на жизнь через розовые очки, не после его мамы, не после его отца и Кэрол, не после всех лет, что он потратил на бега и избавление практически от всего, что у него оставалось. Ему отчаянно жаль, что он не может думать по-другому, но недели пролетали, а он продолжал считать, что слушание о замене приговора будет ничем иным как просто опросом, который ничего не изменит, и затем он продолжит жить той жизнью, которая была у него последние восемнадцать месяцев. И браслет никуда не денется. Но вот однажды утром, за два дня до его собственной беседы с Офисом по контролю за осуждёнными, он сидит в конференц-зале и разговаривает с Блейном об их новом деле, связанном с кредитным скандалом, когда Блейн внезапно останавливается посреди фразы и смотрит на него глазами, наполненными столькими разными эмоциями, что у Курта заняло бы целую жизнь, чтобы понять их все. Он с удовольствием бы потратил на это целую жизнь, и иногда подобные мысли немного пугают его. — Ты знаешь, — говорит Блейн, наклоняя голову, как будто рассматривает Курта, — я думаю, что твой приговор пересмотрят. Курт пожимает плечами, немного самокритично улыбаясь, как он делает всякий раз в эти дни, когда поднимается тема о слушании. — Может быть. Подождём и увидим. — Нет, Курт, я правда имею это в виду, — Блейн кладёт папку, которую держал, сосредотачивая всё внимание на Курте. — Ты не… Я помню, каким ты был, когда я пытался поймать тебя впервые, и ты больше не тот человек. Теперь ты — это ты. Иногда я смотрю на тебя и чувствую, что все эти годы ждал этого момента, чтобы увидеть настоящего тебя, и сейчас ты как будто оказал мне честь видеть тебя таким. Человеком, которым ты мог бы быть, если бы жизнь так часто не подводила тебя, — он улыбается, легко и нежно. — И я не единственный, кто видит это. Вот почему я думаю, что твой приговор пересмотрят. Курт чувствует, как краснеют его щёки, и он отводит взгляд от серьёзных глаз Блейна. Подобные слова обычно произносятся в уединённости их квартир, поздно вечером или рано утром, но, так или иначе, тот факт, что Блейн сказал их в Бюро, единственном месте, где они не всегда могут быть предельно честными, делает их ещё более значимыми, и Курт чувствует, как что-то тёплое поселяется в его сердце. Господи, он так сильно любит этого федерального агента. Он оглядывается, удостоверяясь, что никакие другие агенты не ошиваются по конференц-залу, и наклоняется над столом. — Ты ведь понимаешь, что люди, которые будут решать, выйду ли я на свободу или нет, не влюблены в меня, так? — шепчет он, усмехаясь. — Ты немного необъективен, Блейн. Блейн смеётся. — Это правда, но мне и не нужно любить тебя, чтобы видеть, как ты изменился или насколько ты заслуживаешь этого. Если кто-то не видит это, то он просто слеп, как крот. Курт хлопает ресницами. Блейн выглядит таким честным, таким абсолютно уверенным и убеждённым, и когда Курт смотрит на него, то чувствует внезапную боль в груди. Боль, которая стирает остатки прошлой жизни для начала новой, рядом с Блейном — и, господи, он правда хочет быть свободным. Он хочет, чтобы его приговор пересмотрели. Он хочет этого очень сильно, хочет быть самостоятельной личностью и решать сам за себя, хочет знать, что он выжил и убежал от жизни мошенника, которая могла уничтожить его. Он невероятно хочет этого. Больше, чем чего-либо ещё. И Блейн, очевидно, хочет этого тоже, Блейн, который поддерживал его во всём, который верил в него, когда больше никто не верил, и который показал ему, что он может измениться, если хочет, и... Блейн — единственное в его жизни, чего он хотел и получил, и это, возможно, навсегда изменило его судьбу. Два дня спустя, когда он сидит перед комиссией в своём лучшем костюме, сознательно держа руки на бёдрах, с безупречной, как и всегда, причёской, он вспоминает то, что сказал ему Блейн, и позволяет себе говорить. Он хочет этого. Он заслуживает этого.*****
— Агент Коэн-Ченг, мы так понимаем, что вы работали с мистером Хаммелом с тех пор, как он стал информатором ФБР, это так? — Это так, да. — И каково было работать с ним? — Ну, должна признать, что, когда агент Андерсон сказал мне, что собирается заключить сделку с тем самым Куртом Хаммелом, я подумала, что это безнадёжно. Я была уверена, что Курт подставит Блейна, или рискнёт и решит сбежать. Но он не сделал этого. Он всегда был поблизости и помогал нам раскрывать дела. Он — настоящая находка для Бюро, и как только я переборола своё изначальное недоверие, то прекрасно сработалась с ним. — Значит, вы поддерживаете замену его приговора? — Как я и сказала, он — настоящая находка. Я даже считаю его своим другом и действительно думаю, что он изменился. Но это… Это не изменяет того факта, что у каждого действия есть последствия. Он был осуждён на четыре года, а отслужил из них только восемнадцать месяцев, и вы знаете, его сделка была очень щедрой. Лично я думаю, что он должен отслужить оставшееся время в Бюро и только после этого выйти на свободу. Это будет правильно.*****
— Агент Эванс, как... — Он заслужил это, знаете. — Пр-простите? — Курт. Он заслужил свою свободу. — Мы ещё даже ничего не спросили у вас, агент Эванс. — Я знаю и прошу прощения, что прервал вас, это было не очень круто… Но Курт? Он заслуживает этого больше, чем кто-либо из всех, кого я знаю. Послушайте, я знал Блейна ещё со времён Квантико, и когда он предложил сделку, то я знал, что он знает, что делает. Но потом я встретил самого Курта и поработал с ним и, чёрт… Этот парень удивителен. И он полностью исправился, даже я вижу это. — Значит, вы думаете, что его приговор должен быть смягчён? — Абсолютно. Было бы преступлением не смягчить его… Мэм.*****
В вечер после его беседы они читают в гостиной, когда Курт наконец может обсудить свою замену приговора с Блейном. Они не избегали проблемы — или, может, Курт избегал, потому что всего несколько дней назад он и представить не мог, что это на самом деле возможно — они просто были заняты на работе, заканчивая старые дела и занимаясь новыми, и им было легче разговаривать о чём-то более лёгком и простом, когда они выкраивали время для себя. Что-то, что не включало в себя кучу «а что, если» и неуверенность. Курт лежит на диване, положив ноги Блейну на колени, и листает старые выпуски Vogue, которые нашёл сегодня днём в своём любимом благотворительном магазинчике, но его мысли всё ещё крутятся вокруг его беседы с членами комиссии. Он отправился в благотворительный магазин, чтобы отвлечься от выражений лиц членов правления и прекратить раздумывать над своими ответами на их вопросы, но, очевидно, что даже винтажный Vogue не помогает направить мысли в другое русло. Он честно не имеет понятия, как прошла его беседа — он был максимально честен, он действительно пытался показать, как отчаянно хочет своей свободы, но, может быть, этого всё равно недостаточно. Может быть, члены комиссии видели в нём только преступника и ничего больше. Они не произнесли ни слова, по которому можно было бы судить об их отношении к Курту, и это сводит его с ума. Он фыркает, сдаваясь, и опускает журнал. — Блейн? — отваживается он. — Мм? — Блейн не поднимает глаз с досье, которое изучал уже час, но он тянет руку и поглаживает ногу Курта, чтобы показать, что слушает, а морщинка, появившаяся между его бровей от чрезмерной концентрации, немного разглаживается. — Если я… — начинает Курт, но затем сомневается, выпрямляясь, сидя на диване. Блейн поднимает голову и поворачивается, любопытно и выжидающе глядя на него. Пэрри спит на полу у журнального столика, иногда дёргая во сне лапами, и Курт смотрит на неё, когда обдумывает следующую часть фразы. — Если мой приговор действительно заменят, что тогда произойдёт? Блейн удивлённо моргает, медленно откладывая документы. — Всё, что ты захочешь. Ты будешь свободен, Курт. В этом весь смысл. — Я знаю, но… Моё соглашение с ФБР всё ещё будет в силе, даже если приговор будет смягчён? — снова пытается Курт, поворачиваясь к Блейну. Иногда они разговаривали о будущем Курта, но это всегда были абстрактные обсуждения о далёком будущем. Но сейчас всё не так абстрактно, и Курт чувствует, как его руки, сцепленные на коленях, подёргиваются от нервозности. — Ожидает ли ФБР, что я всё ещё буду информатором, или это всё тоже закончится? Блейн двигается на диване, садясь лицом к Курту. — Ну, — начинает он, — Питерсон сказал мне, что если ты хочешь продолжать работать с ФБР, то твоя должность консультанта будет ждать тебя независимо от твоего приговора. Но если его отменят, то ты, конечно же, можешь заниматься тем, чем ты хочешь, и… — он наклоняет голову, немного прищуриваясь, когда приглядывается к Курту. — У меня есть такое чувство, что ты больше не хочешь работать на Бюро, если выйдешь на свободу? Курт снова отводит взгляд, кусая нижнюю губу, а его руки дёргаются ещё более нервно. — Я… Возможно? — осторожно произносит он, волнуясь по поводу того, как отреагирует Блейн. — Эй, эй… Курт, — Блейн тянется к его ладоням, крепко сжимая их и поглаживая большим пальцем по костяшкам. — Я не жду, что ты будешь работать на ФБР, если ты не будешь хотеть этого. Правда. Ты должен знать это. Я поддержу тебя во всём, что ты захочешь делать со своей жизнью — пока это в рамках закона, конечно же, — с усмешкой добавляет он, и Курт не сдерживает смешка, легонько ударяя Блейна по бедру. — Спасибо, — говорит он через секунду, сжимая ладони Блейна. — Я просто… Работать на ФБР никогда не было моей мечтой, понимаешь? — он глядит на Блейна и искреннее выражение его лица поощряет его говорить дальше после того, как он бросил взгляд на их переплетённые пальцы. — Я знаю, что это — твоя мечта, и я люблю то, с какой страстью ты относишься к этому, и я люблю все агентские черты, которые есть в тебе, и то, как ты веришь в справедливость и решение загадок, но… Это никогда не было чем-то, чего хочу я, — он резко вскидывает голову, начиная тревожно тараторить: — В смысле, не пойми меня неправильно, мне нравилось работать на ФБР, правда нравилось, и особенно мне нравилось работать с тобой, и я всегда буду благодарен за эту сделку, но это просто продолжает… — Продолжает напоминать тебе о том, каким ты был человеком, — заканчивает за него Блейн, мягко улыбаясь. — Мошенником. — Точно, — выдыхает Курт в облегчении от того, что Блейн понял. — Я имею в виду, да, я раскрываю преступления, но если я работаю на ФБР, то я всё равно, так или иначе, нахожусь в преступном мире, — он пожимает плечами. — Думаю, что иногда я могу консультировать в делах, в которых могу быть полезен, но я хочу делать что-то… другое. Что-то лично для себя. А не для человека, которым я стал, чтобы выжить. Блейн начинает быстро моргать, отведя взгляд, и делает глубокий судорожный вдох. — Т-ты понятия не имеешь, как прекрасно слышать, что ты так рассуждаешь о своём будущем, Курт, — говорит он. — Ты так далеко продвинулся и кажешься намного более счастливым, чем я когда-либо видел тебя. Курт пытается сморгнуть внезапно появившиеся слёзы. Блейн, кажется, так тронут, так гордится им, что Курт просто обязан был обхватить ладонью его лицо и наклониться, чтобы сократить между ними пространство и прижаться к Блейну губами. Блейн сразу же отвечает ему, крепко хватаясь рукой за бицепс Курта. Курт не закрывает глаз, наблюдая, как несколько случайных слезинок скользят по щеке Блейна и сверкают на его ресницах. Курт стирает большим пальцем влажную дорожку и не может поверить, что Блейн плачет, потому что счастлив за него, и это… Это — целый мир. Курт вечность будет благодарен, что его досье оказалось на столе Блейна все те годы назад, что Блейн был тем, кто преследовал его, пока не поймал, что Блейн был тем, кто разглядел что-то за маской мошенника и решил дать Курту шанс. Он, возможно, мог бы оказаться в паре с любым другим агентом, которому было совершенно наплевать, и вся история могла бы пойти по другому пути — но, так или иначе, он получил Блейна. Блейн разрывает поцелуй, глубоко дыша и отклоняясь, чтобы вытереть с лица слёзы тыльной стороной ладони. — П-прости, — он сокрушённо смеётся. — Я слишком расчувствовался. — Всё в порядке, — заверяет Курт, мягко улыбаясь. — Я люблю тебя, — добавляет он, просто потому что он может и хочет. Блейн вскидывает взгляд, и его губы растягиваются в улыбке. — Я тоже люблю тебя, — он стирает оставшиеся слёзы и в предвкушении упирается руками в свои скрещённые ноги. — Итак… Если ты не хочешь работать на ФБР, то что тогда ты хочешь делать? — О, господи, я думал об этом с са́мого слушания, — Курт откидывает назад голову, глядя в потолок. — Они спросили меня, что я собираюсь делать со своей свободой, а я понятия не имел, что сказать. Мы несколько раз говорили об этом с Рейчел, но я всегда думал, что у меня в запасе множество времени, чтобы решить. А сейчас всё это может произойти через пару дней и... — Что насчёт чего-нибудь, связанного с модой? — прерывает Блейн, вперившись взглядом в старые выпуски Vogue, сложенные на журнальном столике. — Ты определённо талантлив этой сфере. Курт опускает взгляд и немного хмурится, раздумывая. — Возможно. Это — один из путей, которые я рассматривал, прежде чем произошло то, что произошло, но… Я не знаю, правда не знаю. — Ты не должен решать сразу же, — торопливо говорит Блейн, снова успокоительно сжимая руки Хаммела. — Когда твой приговор пересмотрят, ты сможешь подумать над этим какое-то время. Это важное решение, Курт, и оно должно быть продуманным. — Я знаю, — вздыхает Курт. — Просто, я провёл столько лет, игнорируя всё это, что внезапно чувствую, как будто все эти возможности давят на меня. Блейн улыбается, сжимая его ладонь. — Но все эти возможности — хорошая вещь. — Хорошая, — Курт уставился на их соединённые руки, потерявшись в своих мыслях. — Я думаю, что мог бы найти время, чтобы попутешествовать? Я был заключён в одном городе много лет, и было бы хорошо снова увидеть жизнь за пределами Нью-Йорка. И также я мог бы позаботиться о кое-каких вещах и должным образом попрощаться со всей своей старой жизнью… У него есть несколько тайников и укрытий за пределами Нью-Йорка, и он должен решить, что с ними делать, если он выйдет на свободу, и как ему разобраться со всеми сбережениями и прибылью, оставленной с его преступных дней. Он так сконцентрирован на решении этой проблемы, что пропускает тот момент, когда рука Блейна нервно дёрнулась в его собственной, не замечает, как дыхание Блейна застревает у него в горле, и как он отводит глаза. Курт не замечает, как внезапно Блейн выглядит совершенно несчастным, и когда он наконец поднимает взгляд, качая головой, чтобы избавиться от ненужных мыслей, Блейн уже снова вернул на лицо поддерживающую улыбку.*****
— Как долго вы знаете мистера Хаммела, мисс Берри? — Ох, мы были друзьями ещё со школы! Или, ну, были времена, когда мы были скорее соперниками, чем друзьями, а затем, конечно, у нас был разрыв, когда он стал мошенником, а я была занята своей карьерой на Бродвее и всем таким, но... Вам всё это действительно не интересно. Простите. — Всё в порядке. Значит, вы знали мистера Хаммела прежде, чем он совершил своё первое преступление, это так? — Да, это так. Я знала его ещё тогда, когда нам было по шестнадцать или около того. Он — мой лучший друг, и я… Я доверила бы ему всё. — Вы думаете, он исправился? — Определённо. Без вопросов. На самом деле, я не думаю, что преступная жизнь была для него постоянным решением. Это больше было похоже на роль, которая не совсем подходила ему, и сейчас у него есть шанс избавиться от этой роли навсегда. Я имею в виду, с тех пор, как мы возобновили общение несколько месяцев назад, я видела то, как он изменился, что он по-другому ведёт себя и выглядит намного более счастливым, чем все те годы назад, и я… Да, я думаю, что он исправился. И я не думаю, что он собирается вернуться к преступной жизни. Если и есть качество, которым Курт не обладает, то это определённо глупость. — Значит, вы думаете, что он заслужил свою свободу? — Да. Он заслужил.*****
— Агент Питерсон, как мы понимаем, вы — помощник главного спецагента в подразделении Белых Воротничков Федерального Бюро Расследований Нью-Йорка. Это также означает, что вы контролируете команду агента Блейна Андерсона, команду, в которой Курт Хаммел работал в течение восемнадцати месяцев. — Это описание моей работы, да. — Каково ваше мнение о мистере Хаммеле? — Ну, как вы и сказали, я — ПГСА в подразделении Белых Воротничков. Я осуществляю контроль над всеми командами, но не обязательно работаю с ними над каждым делом. Я знаю, что Хаммел — большая ценность для Бюро, я знаю, что они с Андерсоном отлично сотрудничают, и я знаю, что большинство жалоб, которые я когда-либо получал по поводу Хаммела, были ложными и необоснованными, и... — Были жалобы? — Да, от агентов, которые в целом неспособны к работе с криминальными консультантами. Они не имели никакого отношения к Хаммелу. И, как я и говорил, это всё, что я действительно знаю о Хаммеле. Я не очень хорошо знаю его, и я знаю, что вы спросите меня о том, думаю ли я, что он заслуживает своей свободы… Но единственный человек, который на самом деле знает, должен ли быть Курт Хаммел освобождён, это Блейн Андерсон. Вам нужно спросить у него. — Мы побеседуем с агентом Андерсоном завтра, прежде чем принять наше решение, агент Питерсон. Но что насчёт вашего собственного... — Независимо от того, что скажет Блейн, я соглашусь с ним. Если он скажет, что приговор Хаммела должен быть смягчён, то я думаю, что его приговор должен быть смягчён. Я доверяю ему. Он знает Хаммела лучше, чем я. И, скорее всего, лучше, чем кто-либо.*****
Курт не замечает этого до самого вечера перед беседой Блейна с офисом по контролю за условно-освобождёнными. Беседа с Блейном — последняя и запланирована как раз в тот день, когда комиссия, как предполагается, будет выносить своё решение. Последние несколько дней Андерсон был нежен, оказывал всевозможную поддержку и всегда был готов напомнить Курту, что он может делать всё, что захочет, и что у него есть реальный шанс получить свою свободу. Это хорошо, естественно, что это хорошо — собственный разум Курта превратился в вихрь различных эмоций и противоречивых решений, и было приятно чувствовать, что у Блейна есть то постоянство, на которое он всегда может положиться. Но вдруг оказывается, что это — последний вечер, который он может провести в ножном браслете, если его решат освободить, что это, возможно, его последняя ночь в качестве информатора и мошенника. Они делят страстные, жадные поцелуи и, сдирая друг с друга одежду, бросают её на пол блейновской спальни, сразу же, как только возвращаются домой. Ножной браслет Курта запутывается в его нижнем белье, руки Блейна тянут рубашку с его плеч, почти незаметно дрожа, пока пальцы Курта исследуют мускулы на спине Андерсона. Блейн не отпускает его, даже когда они падают на кровать, как будто каждый дюйм его тела отчаянно пытается слиться с Куртом. И тогда — больше поцелуев, на этот раз медленных и более нежных и ощущение голой и потной кожи Блейна, прижатого к Курту. Блейн впивается пальцами в плечи Курта, когда Курт подготавливает его, и его ноги неосознанно раздвигаются, когда Хаммел заканчивает, предоставляя больше пространства. За всё это время Блейн ничего не говорит, только тяжело дышит и тихонько хнычет и стонет — признак того, что он не сдерживается, забывает на время о том, что он агент ФБР, как и всегда происходит, когда он с Куртом. Это — одни из любимых звуков Курта, и он любит, когда у них есть время заняться сексом именно так, лицом к лицу. Рот Блейна широко открывается от тихого удушья, когда Курт входит в него, и он так крепко зажмуривается, что на лбу появляются морщинки. Курт на мгновение останавливается, когда их тела полностью соединены, сосредотачиваясь на дыхании и на почти обжигающей теплоте вокруг его члена, после чего упирается руками в кровать по обе стороны от тела Блейна, пытаясь поднять себя в более высокое положение. Пальцы Блейна сразу же цепляются за его спину, притягивая ближе. — Н-не уходи, — выдыхает он, раскрывая глаза. Курт глядит, как они сияют в мягком освещении спальни, и он останавливается, смотря в глаза Блейна и на секунду забывая обо всём остальном. — Блейн? — встревоженно спрашивает он. — П-просто… — Блейн оборачивает ноги вокруг талии Курта, скрещивая лодыжки на его пояснице и двигая его ближе, одновременно крепко удерживая руками за спину. — В-вот так. Мы можем делать это так? Я хочу… Я хочу чувствовать тебя рядом. Что-то сжимается в сердце Курта, и он наклоняется, чтобы поцеловать его. — Конечно, — задержав дыхание, шепчет он в губы Блейна. Он просовывает руки под его бёдра, притягивая его настолько ближе, насколько возможно, и глядя ему в глаза, даже если веки Блейна уже закрываются — в облегчении? — от движения. Курт выходит из него, а затем входит снова, медленно двигаясь, пока не чувствует, как часть напряжения покидает тело Блейна. Прошлые порывы и отчаянные движения пока забыты. Курт сохраняет устойчивый темп, а Блейн начинает хныкать, подаваясь навстречу толчкам Курта так, как может в их положении, пока Курт не двигает ладонь от бедра Блейна и обхватывает его член, быстро двигая рукой и слушая, как Блейн практически всхлипывает от удовольствия. Блейн кончает первым, и Курт вскоре после него, его тело напрягается, пока он шепчет что-то неразборчивое в плечо Андерсона. На какой-то момент, всё, что он чувствует — это Блейн, и весь мир сужается до спутанных простыней и тёплого тела, прижатого к нему, и он просто глубоко дышит, не отпуская Блейна. Они ещё долго лежат так, просто держа друг друга, пока возвращаются в реальность. Курт лежит, уткнувшись лицом в шею Блейна, который, в свою очередь, трепетно поглаживает пальцами спину Хаммела. Курт выходит из него только тогда, когда его сердцебиение начинает замедляться, после чего опускается на кровать рядом с Блейном, уставившись в потолок и слушая, как их громкое дыхание отзывается эхом в комнате. Блейн двигается на кровати, лениво потянувшись к салфеткам на прикроватной тумбочке, чтобы вытереться. Когда он заканчивает, Курт наконец чувствует, что в лёгких достаточно воздуха, и говорит: — Ты переживаешь, что я оставлю тебя, если мой приговор отменят, так? — тихо спрашивает он. Он чувствует, как Блейн рядом с ним замирает, но вынуждает своё тело снова расслабиться, делая глубокий вдох, прежде чем ответить. — Я говорил, что собираюсь поддержать тебя независимо от того, что ты решишь делать, — говорит Блейн, и Курт слышит, как тщательно он подбирает слова, — и если это включает в себя то, что ты отправишься в кругосветное путешествие или решишь осесть где-нибудь в другом месте, то я всё равно поддержу тебя. Курт переворачивается на бок и смотрит на Блейна. — Это очень мило, Блейн, но это не ответ на мой вопрос. Блейн фыркает, складывая руки на животе. — Я не жду, что ты останешься только ради меня. Ты будешь свободен, Курт, для тебя открыт весь мир. Ты можешь жить везде, где захочешь, но моя… Моя жизнь здесь, в этом городе, — он делает паузу, быстро моргая. — Поэтому, конечно, я переживаю. Конечно, я задаюсь вопросом, что вся эта замена может значить для нас. Я точно не смогу отправиться за тобой, куда бы ты ни отправился и... — И я никогда бы не попросил тебя, — прерывает Курт и тянется к Блейну, сжимая его голое плечо. — Здесь твоя жизнь и работа, Блейн. Я никогда не посмел бы просить тебя оставить это ради меня. Кроме того, ты должен понять, что это — то, что я должен сделать самостоятельно. Мне нужно немного времени для самого себя, чтобы решить, что я хочу делать со своей жизнью и отпустить кое-какие вещи, которые сдерживают меня. — Я знаю это, — говорит Блейн, поднимая руку и проводя ей по волосам, чувствуя, что геля, которого он нанёс утром, уже почти не осталось. Его рука останавливается. — Фактически, у меня есть… У меня есть кое-что для тебя, что отчасти относится к этому. Курт садится и с любопытством смотрит на него, пока Блейн резко соскакивает с кровати, даже не потрудившись что-либо надеть, идёт к своему комоду и открывает верхний ящик. Он роется в содержимом, пока не находит то, что ищет, — досье в голубой папке, которая выглядит толще, чем любая другая подобная, которую видел Курт, — и затем он усаживается обратно на кровать, всё ещё абсолютно голый, как будто это — самая естественная вещь в мире, и аккуратно держа папку в руках. — Это — папка, которую я завёл на тебя, когда твоё дело впервые легло на мой стол, — объясняет Блейн. Курт смотрит на папку, расширяя от удивления глаза. — Я никогда никому её не показывал, — продолжает Блейн, натягивая одеяло на колени, — главным образом, потому, что там собраны мои собственные предположения, и потому что у меня была привычка собирать любые виды неподходящих доказательств и… — он смеётся, отчего его нос забавно морщится. — Это, наверное, жутко звучит? — На самом деле, нет, — с улыбкой уверяет его Курт. Блейн улыбается в ответ. — Хорошо. В любом случае, я несколько лет не доставал эту папку, но тогда ты… эм, — он колеблется, глядя вниз и крутя папку в разные стороны. — Тогда ты рассказал мне о своей семье, — осторожно говорит он, и плечи Курта резко напрягаются. — И я почувствовал, что должен был сделать хоть что-нибудь, должен был хотя бы попытаться как-то помочь тебе, — Блейн продолжает, и слова один за одним вылетают из его рта. — Поэтому, я прошерстил каждую базу данных, к которой у меня есть доступ, и даже потянул за несколько ниточек, чтобы проверить те, к которым у меня доступа нет, и я… нашёл это. Он вытаскивает верхний лист из папки, протягивая его Курту. Курт громко сглатывает, переводя взгляд с бумаги на Блейна и обратно. — Что это? — спрашивает он, пытаясь не обращать внимания на свой дрожащий голос. — Я собирался отдать тебе это, когда твоё наказание будет смягчено, — говорит Блейн, подталкивая бумагу к ноге Курта, — но, кого я обманываю, конечно, твоё наказание будет смягчено, поэтому, я могу отдать тебе это сейчас, — он опускает взгляд, явно взволнованный реакцией Курта. — Я — единственный, кто знает об этом, и я… Я правда хочу, чтобы это было у тебя. Курт протягивает руку и берёт у Блейна бумагу, переворачивая так, чтобы можно было прочесть. На ней не очень много всего — несколько маркировок с краю, указывающих, где, когда и кем документ был напечатан, потом печать почти посередине страницы, присущая официальным документам ФБР, и затем имя и адрес в Цинциннати. Финн Хадсон. Бумага в руках Курта начинает дрожать вместе с его руками. Он внезапно чувствует нехватку воздуха, как будто в его горле застряло что-то огромное. — Это… — прохрипел он. — Это его текущий адрес, — тихо отвечает Блейн, глядя на Курта. — Он вполне прилично замёл следы, но не достаточно хорошо для ФБР. Он, эм, работает в небольшом гараже, всего за углом от вот этого адреса, — Блейн указывает на бумагу, нервно ёрзая на кровати. — Я узнал, что он живёт в Цинциннати, ещё до того, как мы поймали Дэвиса, но я не стал говорить тебе тогда, потому что ты всё ещё был ограничен браслетом, а я не хотел давать ложных надежд, когда тебе даже не разрешено покидать город. Естественно, что я собирался рассказать тебе, но тогда вдруг объявилось твоё слушание, и я думаю, что сейчас ты можешь найти его, — я имею в виду, если хочешь, конечно же, — и, если ты в любом случае думаешь о путешествии, то мог бы... — Ты сделал всё это ради меня? — выдыхает Курт, останавливая нервно ёрзающего Андерсона и поднимая взгляд от документа к глазам Блейна. — Конечно, ради тебя, — говорит Блейн, в замешательстве наклоняя голову. — Я просто надеюсь, что не перешёл границу? Или, я не знаю, переждал с информацией? Потому что это не- ммпф! Курт снова прерывает его, подаваясь вперёд, прижимаясь к Блейну губами и закрывая глаза, чтобы остановить внезапные слёзы, которые он уже чувствует в уголках глаз. Блейн отклоняется назад от силы неожиданного поцелуя, хватаясь за руку Курта, чтобы не упасть. Через мгновение он уже отвечает с той же силой, выпуская тихий звук и активно двигая губами. Курт засасывает нижнюю губу Блейна ещё один раз и затем отпускает с характерным звуком, отклоняясь и пытаясь отдышаться. — Ты… — шепчет он. — Ты нашёл моего брата. Я не могу поверить, что ты на самом деле нашёл моего брата. Блейн поглаживает руку Курта, нежно улыбаясь. — Честно, это было наименьшее, что я мог для тебя сделать. Курт хрипло смеётся, качая головой. — Господи, теперь я точно должен добиться смены приговора, чтобы увидеть его и всё исправить, — он ещё раз смотрит на бумагу, снова и снова прочитывая слова, и едва верит, что это правда. — Я… поверить не могу, что действительно смогу вернуть своего брата после всего этого времени. — Так и будет, — уверяет Блейн, звуча более уверенно, чем сам Курт. — Твой приговор смягчат, и ты увидишься со своим братом, и отправишься в кругосветное путешествие, и выяснишь, чем ты хочешь заниматься. Ты будешь свободен, Курт. Курт судорожно выдыхает, стирая с лица слёзы, и откладывает бумагу. Он не хочет помять её. По некоторым причинам, он хочет, что она осталась максимально ровной и гладкой. Ладонь Блейна всё ещё поглаживает его руку медленными, заверяющими и нежными движениями, и Курт опускает взгляд, чувствуя, как растягиваются в улыбке уголки губ. Иногда он чувствует себя совершенно сокрушённым силой любви Блейна и всеми теми вещами, которые он сделал для него и продолжает делать каждый день. Так легко любить его, так естественно и просто, что Курт даже не должен задумываться об этом; он просто ощущает, глубоко в своём разуме, теле и сердце, тёплое и волнующее чувство, которое заставляет его чувствовать, как будто всё и должно быть именно так. Это похоже на дыхание, на биение его сердца: что-то неосознанное, но всё равно настолько важное. Несколько лет назад, когда Курт совершал больше преступлений, чем может вспомнить, никогда не останавливаясь, даже чтобы вдохнуть, он думал, что стабильность — это что-то, чего никогда не будет в его жизни. Что он просто продолжит двигаться вперёд и меняться настолько, на сколько сможет, что нет никаких причин привязываться к кому или чему-либо, когда на следующий день он может просто передумать, а другой человек — просто исчезнуть. Всегда были новые преступления, новый город и новые укрытия, ждущие его, другой удачный побег и другое успешное мошенничество, другой способ сбежать от всего, что есть в его жизни. Но когда он смотрит на Блейна, он хочет прекратить бежать. Когда он смотрит на Блейна, он чувствует, что глядит в вечность. Курт снова смеётся, качая головой. — Ты и правда что-то с чем-то, специальный агент Блейн Андерсон, — говорит он. — Что? — спрашивает Блейн с усмешкой. — Просто ты… Ты заставляешь меня чувствовать себя таким нужным, защищённым и любимым, — говорит Курт, глядя Блейну в глаза, — и я не думал, что когда-нибудь смогу найти кого-то, кто заставит меня почувствовать всё это. Я не думал, что когда-нибудь смогу найти кого-то, как ты. Улыбка Блейна превращается во что-то нежное и счастливое, что-то, что Курт видел только в свой адрес. — Могу сказать то же самое о тебе, Певчая Птичка, — говорит Блейн, его глаза сверкают, и внезапно Курт вспоминает, о чём они говорили с самого начала. — И я обещаю тебе, — пылко начинает он, дотягиваясь до руки Блейна и крепко сжимая, — что, независимо от того, куда я пойду, и независимо от того, что произойдёт с Финном, ты никогда не потеряешь меня. Я не отпускаю тебя, Блейн, особенно не тогда, когда мой приговор отменят, и я, наконец, смогу быть с тобой безо всех этих тайн и пряток. Блейн судорожно выдыхает, и Курт сильнее сжимает его ладонь, наклоняясь ближе. — Вся моя жизнь — в Нью-Йорке, — продолжает он. — Это мой город. Я просто должен позаботиться о кое-каких вещах, прежде чем навсегда возвратиться домой. Но я вернусь, я обещаю. — Но в любом случае, я не хочу ограничивать тебя, — говорит Андерсон, глядя на Курта сквозь опущенные ресницы. — Этого не случится, — обещает Курт, наклоняясь и оставляя на губах Блейна короткий поцелуй. — Ты никогда не ограничивал меня. Ты помог мне стать свободным.*****
— Пожалуйста, назовите своё имя и статус ваших отношений с Куртом Хаммелом для протокола. — Специальный агент Блейн Андерсон. Я был куратором Курта Хаммела в Федеральном Бюро Расследований, начиная с его прибытия в наше подразделение. Восемнадцать месяцев, если быть точным. — Как мы понимаем, вы были тем, кто поймал его. — Я ловил его дважды, мэм. И я думаю, вы должны знать, что последний раз я поймал его те восемнадцать месяцев назад, он стоял в пустой квартире и выглядел более потерянным и одиноким, чем я когда-либо видел его. У него не было ничего. Он не был счастлив. Я увидел это в ту же секунду, как только вошёл в квартиру. — И что изменилось? — Теперь у Курта есть жизнь. У него есть друзья, у него есть дом, и у него есть надежда. Он счастлив. Как вы, скорее всего, слышали в предыдущих беседах, есть много людей, которые видят в Курте больше, чем просто преступника, и я — определённо один из этих людей. Это одна из причин, по которой я предложил ему эту сделку. Я хотел дать ему шанс, и он… Он иногда нарушает и обходит правила, признаю, но это всегда происходит на серьёзном основании и всегда окупалось в наших расследованиях. И с тех пор, как он начал работать на ФБР, он не сделал ничего незаконного, и я правда думаю, что никогда не сделает. — Это ваше профессиональное или личное мнение? — И то, и другое. Я считаю, что он полностью отказался от преступной жизни. Когда я преследовал его в самом начале, то однажды сказал своим начальникам, что каждый новый псевдоним, который придумывает Курт Хаммел, является переделкой предыдущих, почти полностью непохожей на оригинал. Курт — мастер перевоплощений, но я думаю, сейчас он в последний раз изменил себя — в человека, которым он сам хочет быть, а не тем, кем ему нужно быть, чтобы быть мошенником. — Значит, вы думаете, что Курт Хаммел исправился? — Конечно, это так. Я вижу это каждый день. Десять лет назад он был просто очередным делом, попавшим на мой стол потому, что другие агенты были заняты, но сейчас Курт… В какой-то момент всего того времени, что я знаю его, он стал моим лучшим другом. Моим… очень хорошим, замечательным другом. Он великолепный, добрый и храбрый и у него замечательное сердце, которое все эти годы он скрывал под маской мошенника. Я знаю, что вам, вероятно, это кажется странным, но Курт — самый высокоморальный, сострадательный человек из всех, кого я встречал, и теперь это может увидеть весь мир. И если он мог бы сделать это, как свободный человек, если бы он мог отпустить своё прошлое и идти дальше… Это — всё, чего я хочу для него. — Я предполагаю, что мы уже знаем ответ, но для справки: вы думаете, что наказание мистера Хаммела должно быть смягчено, агент Андерсон? — Да. Да, абсолютно. Курт должен быть свободен.