Я свое сердце дам тебе, чтоб подготовить место для свидетельства любви, что затмевает голод. Ричард Сайкен «Снег и грязный дождь»
Грязная постель, на которой я сидел, была пропитана кровью, спермой и отчаянием. Старые, запыленные окна комнаты пропускали сквозь себя лучи солнца, вставшего несколько часов назад. Грязь на них была словно рисунок на витражах храмов, и лучи как божественный взгляд просачивались и указывали на все грехи и пороки человечества, воплотившиеся в колорите этой комнаты. Сцена вчерашних событий снова и снова крутилась у меня в голове, но сейчас я был, наконец, спокоен. Меня больше не преследовал неконтролируемый голод, я снова стал собой, излечился и теперь просто сидел и смотрел на это утреннее солнце. Кожа слегка щипала, но я слишком любил этот свет, чтобы задернуть плотные занавески. Дверь позади меня хлопнула, и я почувствовал прикосновения на своих оголенных плечах. Даллон прошел мимо и задернул шторы, разделяя ими меня и солнце. И эта была ни в коем случае не забота. Все, что он делал, он делал для собственной выгоды, ему не дано было понятие о заботе. — Прекрати это, — произнес он, имея в виду мое восхищение солнцем. Он его никогда не любил. Не боялся, конечно, но спустя столетия оно стало как-то раздражать его, словно напоминая о том, что мир света не для него, что он больше не человек. Он был уже одет: новая чистая рубашка и брюки, и я заметил, как он достал из шкафа чистую одежду для меня. Эта комната была не обжита, но в ней всегда имелись какие-то вещи. Одежда, презервативы в тумбочке, какие-то книги и пустая бутылка из-под виски. Но даже это не делало ее принадлежащей кому-то. Она была словно опорный пункт. Она была для всех, и в тоже время только для него. Я медленно натянул на себя чистую белую рубашку и, застегивая воротник, прикоснулся пальцами к шее. Кожа была особенно гладкой и чувствительной в месте укуса, но даже мягких рубцов на ней уже не осталось. — Это все из-за его запаха, — Даллон сел позади меня и его голос, слишком звонкий для этого тихого места, разрушил чары от моих размышлений. — Ты был с ним рядом слишком долго, и его запах сделал это с тобой. Это обычное дело. — Я умею контролировать себя, — скептически бросил я. — Я работаю с людьми, вижусь с ними каждый день. За сотню лет я научился контролировать себя. Даллон хмыкнул. — Ты приспосабливался очень плохо. И с людьми тебе всегда было тяжело. То, что ты приспособился бывать с ними в обычной жизни — ничего не значит. Тебе пришлось впустить мальчишку на интимную территорию. Это другое. — Вампиры живут с людьми, ты сам знаешь. — Тебе просто нужно потерпеть. Но если будет совсем плохо, держись подальше. — Держась подальше доверия не заработать. Даллон выдал мне пару черных очков, прежде чем я вышел из «культа». Утром это здание словно умирало, превращаясь в некий другой мир, наполненный тишиной и одиночеством. Единственный кого я встретил здесь, был вчерашний парень — Фрэнк. Он каким-то угрюмым взглядом проводил меня, когда я уходил, а он оставался там, протирать стаканы в баре и мыть полы. И за этим взглядом скрывалось отчаяние, просящее, жгучее, пробирающееся тебе под кожу. Словно он хотел, что бы я хоть как-то помог ему, спас от всего это. Но я сам в той же лодке, и внутри меня по стенкам моих иссохших внутренностей можно собрать тот же осадок отчаяния, ту же жажду свободы. И спрятавшись под воротником пальто, я понимал, что я — такой же, как он, только привыкший ко всему этому. Когда я вышел на улицу, то утренний Питтсбургский воздух, пропитанный холодом этого города и его мрачностью, словно прилип ко мне. Ночью он был теплее, а сейчас он остыл, и даже солнце не могло согреть его — оно само было холодным. Редкое и унылое и слишком слабое. В тот момент, мне захотелось скорее вернуться домой и снова прижаться к Брендону, тепло тела которого было сильнее тепла этого чертового солнца. Я завел машину и тронулся, проезжая по знакомому Стрип-Дискриту. Продавец в цветочной лавке за углом странным взглядом проводил мою машину. Я бы не удивился, если бы он узнал меня. Его хитрые лисьи глаза, окруженные старческими морщинами, словно крючком цепляли. Но мне не было страшно. Я жил в этом городе больше ста лет, но сейчас он был достаточно большим, чтобы спрятаться в нем. Тебе лишь нужно переехать в другой район, где тебя не знают, и ты так и останешься незамеченным. Но мне нравился мой нынешний район, он напоминал чем-то место, где я вырос. Дом, в котором я жил, был похож на родительский, хотя он гораздо больше. У меня есть просторная гостиная и несколько спален, которые я не использую, а в доме родителей всегда было тесно, хотя, возможно, так кажется мне сейчас, когда я живу один. Я подходил к дому медленно, осторожно, словно ждал, что он скажет мне спит ли еще Брендон и спал ли, когда я ушел. Или возможно он вернулся к себе, сразу же, как обнаружил мой уход или же просто затерялся в этом доме, сел где-нибудь в кресле моей спальни, достал из нижнего ящика недочитанную мною книгу и решил скоротать время за чтением. Я ждал, но ответа все не было, и тогда я просто потянул за ручку, открывая ее. Прихожая освещалась солнцем, проникшим сквозь окна, и я прошелся по этим лучам, упавшим на пол. Как и в первый день нашей с ним встречи я просто следовал за ударами его сердца, идя на автомате, пока этот звук не привел меня на кухню. Брендон стоял за столешницей у окна, еще сонный, в одежде, которая сидела потрепанно после сна на его худом теле. Он налил себе воды в стакан, прежде чем обернуться и увидеть меня. Ни одна эмоция удивления не отразилась не его лице, лишь рука, держащая стакан, слегка дернулась. Пару секунд он стоял и смотрел на меня, медленно и испытующе рассматривая мой внешний вид. Я легко прикусил язык, чтобы унять возникшее вновь глубоко во мне чувство голода. — Я слышал ночью, как ты ушел, — тихим и немного хриплым ото сна голом произнес он. Молча стянув с себя пальто, я медленно повесил его на спинку кухонного стула и подошел к Брендону. — Мне нужно было уйти. — Зачем? — быстро спросил он, и в его глазах промелькнуло что-то между обидой и разочарованием. — Затем, что тебе было опасно оставаться со мной. — И почему же? — он слегка запнулся, будто отчасти понял, что я имел в виду. — Где ты был? — В «культе», — произнес я и добавил спустя секунду: — Мне нужна была кровь. Я должен был предупредить тебя раньше, но я думал, что смогу контролировать этого. — Но не можешь? — его вопрос звучал скорее как утверждение. Хотя нет, как итог, вывод, который он отметил сам для себя. — Я справлюсь с этим, просто дай мне время. Он понимающе кивнул и поставил стакан на стол. — Вернемся спать? — спросил он, звучащий уже не так растеряно и более мягко, почти убедил меня снова поддаться ему. — Только раздельно. Ложись в гостевой на втором этаже, — Брендон, слегка сбитый с толку, все же неуверенно кивнул как наказанный ребенок, получивший неизбежное наказание, и прошел мимо меня. Его тихие шаги удалялись все дальше, пока дверь на втором захлопнулась, и я не выдохнул с облегчением.***
Я чувствовал, что не должен был этого допускать. Что мне нельзя было отсылать Брендона подальше, устанавливая некую невидимую пропасть между нами. И хоть я чувствовал, что не мог иначе, что так было бы безопаснее для него, но было что-то еще. Что-то мешающее мне. Тихие голоса в моей голове. Насмешливый голос Даллона, который шептал: «Отлично Райан, ты просто прекрасно справился» и его смех, прямо как в ту ночь, когда он учил меня убивать. Я делал ошибки, и он всегда говорил это его «отлично» пропитанное сарказмом и снисхождением. А после раздраженный голос Джорджианы, говорящий, что я кретин и идиот. Что теперь Брендон будет считать себя отвергнутым, что люди не животные, что к ним нужен чувственный подход. Но всех их: Джо, Даллона, хиханье Джерарда и недовольство Майкла перекрывал тихий шепот Элиота. Отличный от них всех, твердый, безэмоциональный, но как тонкая игла в подсознании, колющая прямо в цель. И укол ее напоминал о том, что я не справился, испортил все. А провал всегда приравнивался к предательству. Я сжал пальцами виски, пытаясь избавиться от головной боли, но проблема не исчезла. Возможно, я обращусь к специалисту после, потому что кажется, схожу с ума. Ладно. Ладно. Я мог сделать это. Исправить все. И еще возможно постараться не убить Брендона. Да, я мог бы. Тихо поднявшись на второй этаж, я добрался до гостевой комнаты. Брендон не спал, но его тело тихо покоилось на постели. И я не знал, что мне нужно было делать. Что-то сказать? Извиниться? Я так же тихо прошел к кровати, на которой он спал, отвернувшись в сторону окна. Он не услышал, как я вошел, потому что его сердце стучало так тихо и размеренно. Устроившись на постели я почувствовал, как Брендон возле меня чуть вздрогнул и обернулся. Его глаза внимательным, но чуть ленивым взглядом, смотрели так, что становилось холоднее, чем обычно. Я знал, что выгляжу странно, не так как люди. Чуть пугающе, с бледной кожей и этим ненормальным «стеклянным» блеском в глазах. Что от меня веет могильным холодом и неестественной привлекательностью. А еще я выгляжу диким и голодным. И когда он так пристально всматривался, я понимал, что он видит все это, все то, что трудно увидеть обычным людям при мимолетной встрече со мной. И он не отворачивался, не пугался, не искал спасения. Он даже не проявлял слишком сильного любопытства теперь. Он просто видел это и словно… принимал. Его тонкая рука потянулась к моему лицу, убирая упавшие на глаза волосы и медленно задерживаясь на моей щеке. Его пальцы коснулись моей кожи всего на секунду, но это словно обожгло нас обоих, и я вспомнил, как всего час назад захотел прикоснуться к его теплому живому телу. Всего на секунду. И это чувство снова вернулось ко мне. Брендон придвинулся ближе и коснулся своими губами моих. И это было как глоток обжигающего воздуха. Как лихорадка, внезапно захватившая твое тело. Моя рука коснулась его шеи, мягко проводя пальцами по ней, нащупывая крошечные рубцы, которые я по неосторожности оставил. Брендон продолжал этот мягкий поцелуй немного неумело и нерешительно, но, не смотря на это, его поцелуй был искренним. Как цветок, который дарят в знак любви, как воспоминания, он был выражением чувств, а не обычным действием. Брендон так же медленно оторвался от моих губ, но я все еще чувствовал его тепло, слишком сильное, чтобы отпустить меня просто так. — Спи, — тихо прошептал я, проводя большим пальцем по линии его подбородка, и он немного недоверчиво посмотрел на меня, прежде чем закрыть глаза, прижимаясь ближе ко мне. Я опустил свою руку, находя своими пальцами его и переплетая их, чтобы показать, что я собираюсь остаться здесь. Что я больше не собираюсь уходить. — Тебе трудно доверять Райан, — услышал я его слегка хриплый голос и почувствовал, как его дыхание мягко прикоснулось к моей шее. — Я знаю. — Исправь это, — открыв глаза и слегка приподнимая голову, он встретился со мной взглядом. В его глазах сейчас была странная твердость и уверенность, как в тот день, когда он с такой легкостью шантажировал меня. — Я постараюсь не убить тебя прямо сейчас, хотя мне бы этого хотелось, — я легко улыбнулся ему и увидел, как его взгляд становится мягче. Он осторожно прильнул ко мне, прижимаясь лицом к изгибу шеи. Теперь его дыхание еще сильнее ощущалось на моей коже и я обнял его в странной и такой уже неестественной для меня манере. — Райан… — тихо позвал он, и я лишь произнес неопределенное мычание в ответ. — Тот разговор… помнишь. Пару дней назад ты спросил меня, почему я был расстроен и я рассказал про родителей. — Да, я помню. — Дело не только в них. Дело... в моей сестре. — Его голос чуть дрогнул, когда он произнес это. Я продолжал молчать, не издавая ни звука, чтобы спугнуть этот странный момент искренности. — Около четырех лет назад моя сестра сбежала из дома и после этого вся моя привычная жизнь изменилась. Мы росли во всей этой атмосфере религиозности, запретов и вечных проповедей родителей. Они любили нас, ну… своеобразной любовью. Но больше всего они боялись, что мы встанем на неправильный путь. Поэтому они старались держать нас на максимально коротком поводке, знаешь… И Кара не выдержала. Когда ей исполнилось восемнадцать, она просто собрала свои вещи и документы и вылезла ночью через окно. Она, разумеется, предупредила меня, но… — его рука чуть сильнее сжала мою, и дыхание стало чуть чаще, но он продолжил: — Она сказала, что направится к друзьям в Чикаго, и она звонила мне, когда никого не было дома. А потом… Она сказала, что едет к другу в Питтсбург, и после этого от нее не было звонков. Родители, конечно, были в ярости, после ее побега, но я притворился, что ничего не знал и они оставили меня в покое. Но после этого стало совсем невыносимо. А когда Кара перестала звонить…я понял, что с ней что-то произошло. Но я не мог ничего поделать. Мне пришлось ждать два года до окончания школы, чтобы я мог уехать. Родители с таким трудом согласились, но я тогда сказал им, что сбегу как Кара, если они не позволят мне. Тогда я переехал сюда. Я надеялся найти что-то, любые зацепки. Но ничего не было. Единственное, что я узнал это то, что друзья Кары из Чикаго были убиты. — Брендон, — я решился перебить его, потому что думал, что это стоит сделать. Он говорил обо всем этом так, словно это был его ночной кошмар. Это пугало его, но еще я не знал, имел ли право знать об этом. — Нет, постой. Это еще не все. — выдохнул Брендон. — Тот друг Кары из Питтсбурга. Он тоже мертв. Тогда я понял, что он хотел мне сказать. Тогда я понял, почему этот парень сейчас здесь, лежит в моих объятьях и почему он тогда следил за мной и почему забрался ко мне в дом. Я слегка отстранился от него, чтобы заглянуть ему в глаза. — Ты нашел нас случайно тогда, и ты решил, что мы и есть причина. Ответы на твои вопросы. Поэтому ты пришел ко мне? — спросил я, хотя ответ мне был не нужен. Это было так. — Да, но это тоже не все, — он отвел взгляд в сторону, прежде чем снова посмотреть на меня. — Сейчас я здесь не из-за Кары. Из-за тебя, и себя. Из-за того что я хочу быть здесь. Я не использовал тебя Райан. Ну… возможно, сначала. Но ты по прежнему мне нужен, но теперь не только как источник информации. Я улыбнулся, глядя на него. Жаль, что он оказался лучше, чем я думал секунду назад. Влюбленный мальчик, а не манипулятор. Вот кто он. — Я хочу, чтобы ты помог мне. Пусть это будет небольшое изменение в сделке, — каждая клетка его тела напряглась в ожидании моего ответа. — Ладно, — просто ответил я и Брендон улыбнулся. — А что я получу взамен? — Ну... мою кровь? — я усмехнулся. — По твоему это все что меня интересует? — с улыбкой произнес я. — Но мне больше нечего предложить. — Возможно, кое-что другое, — я приблизился к нему вплотную, ловя губами его дыхание. Мой голос звучал слишком голодно и пугающе, слишком неестественно жутко, и Брендон задышал чуть чаще. Его зрачки в свете утреннего солнца отливали темным шоколадом и становились все темнее. — Пожалуй, мне придется что-то придумать, — прошептал он, прежде чем снова поцеловать меня, но на этот раз не нежно, не осторожно, а так, как в то утро, когда он остался. Но уже без того отчаяния, а лишь с откровенным и уверенным желанием, которое наэлектризовывало воздух в маленькой спальне, проникая в нашу кожу легкими покалываниями и заставляя нас с еще большей жадностью и нетерпением целовать друг друга.