Мне нравилось чувствовать боль, Так обрушь ее на меня, я в ней нуждаюсь.
— Твой ход, — Брендон быстро сдвинул с темной клетки своего коня и посмотрел на меня. В его глазах играл живой азарт, когда он внимательно наблюдал за моим очередным действием. Я без раздумий срубил коня своим ферзем, и парень, удивленно взглянув на это, прикусил нижнюю губу. — Шах, — произнес я, убирая его поверженного коня с шахматного поля. — Ты еще не победил, — лукаво улыбнувшись, произнес он. Брендон стал задумчиво рассматривать положение фигур и просчитывать ходы в своей голове, а я смотрел на него, на то, как он иногда подергивает плечом, замечая на себе мой взгляд. Или как его глаза начинают блестеть при виде меня. «Еще не победил, но уже так близок», — говорил голос в моей голове, и думал я в тот момент совсем не о шахматах. Брендон закрыл своего короля одной из пешек и с довольным видом откинулся на стуле, как бы показывая мне, что игра так просто не закончится. — Райан, — вдруг позвал он меня, когда я уже склонил голову над доской для обдумывания следующего хода. — Я хочу список всех вампиров и людей, что входят в «культ». Их имена и, возможно, фотографии. — Что? — я удивленно взглянул на него. — Хочу список. — Зачем тебе это? — он лишь неопределенно пожал плечами, уходя от конкретного ответа. — Играешь ты в шахматы как школьница, — усмехнулся я, меняя тему и ставя одну из фигур так, что король Брендона оказался зажат в углу. — Я все еще в игре, — усмехнулся он и собрался уже взять одну из своих пешек, чтобы срубить моего слона, как я прервал его: — Лучше не делай этого, — Брендон оторвал взгляд от доски и прищурился, с недоверием глядя на меня. — Если ты поступишь так, то буквально хода через два я объявлю тебе шах и мат, — просто объяснил я. Брендон тут же пересмотрел положение фигур и, заметив, что я был прав, усмехнулся. — Зачем ты сказал? Мог бы выиграть. — Это было бы слишком легко, — с улыбкой произнес я. — Признай, что просто поддаешься мне, — Брендон довольно потянулся после того, как сделал ход. — Не поддаюсь, а просто помогаю не совершить ошибку, — я ударил своим конем его пешку, закрывающую короля, и Брендон снова попался. — Но ты все равно проиграл, — спокойно произнес я без тени язвительности, и он закатил глаза, потому что это был уже третий его проигрыш за вечер.***
Его рука подпирала голову, и можно было подумать, что он скучал, но выражение его лица было абсолютно сосредоточенным. Глаза бегали по строчкам и искали что-то, но найти никак не могли. Любопытство сменялось разочарованностью. Я все продолжал молча наблюдать за ним, пока он не отложил небольшую папку в сторону и с вынужденной улыбкой не посмотрел на меня. — Спасибо, я думал, у тебя это займет больше времени, — Брендон закинул ноги на диван и устроился в уже привычной для него позе лотоса. — Ну, вампиров, например, не так много, и большинство из них я знаю лично, так что никаких проблем. — Извини, что порчу вечер разговорами о вампирах, — он смущенно отвел взгляд. — Прощаю, но не мог бы ты рассказать, зачем тебе это? — Просто… хотел сверить с теми, кого я тогда смог сфотографировать в лесу. Расскажи о них. — О ком именно? — он потянулся к папке и снова открыл ее, просматривая фото и имена. — Он, — указал он пальцем и протянул папку мне. — Это ведь он тот самый Элиот, который купил типографию, верно? — Да, это он, — ответил я, принимая бумаги из его рук. Фото Элиота было не лучшим из числа тех, что я мог достать. Оно было старым, и он был не совсем похож на себя. — Ну, ему около пятисот лет, возможно, больше — я точно не в курсе. Знаю лишь, что он из Центральной Европы. И он является самым старым вампиром в этом штате. — И он решает, кого принимать в «культ»? — Да, по большей части, но окончательное решение принимается и другими старшими вампирами. — Кто входит в их число? Он устроился ближе ко мне. — Джорджиана Бонтом, — я указал пальцем на изображение девушки. — Джерард Уэй. Его брат — Майкл. И Даллон Уикс, — поочередно показав всех, я посмотрел на Брендона. Он внимательно рассматривал каждого из них. — А остальные? — Остальные значительно младше, они подчиняются. — И ты тоже? Он заглянул мне в глаза. — И я тоже. — Значит… они знают всех вампиров и смертных людей, которых принимают в «культ»? — Да, в основном, — Брендон задумчиво хмыкнул и тут же отбросил папку обратно на диван. — Ладно, я голоден. Как насчет перекусить и после заняться чем-нибудь? Только… без шахмат, — поморщился он, вспомнив, как продул мне несколько раз подряд. Брендон встал со своего места и прошел на кухню. — Я съем салат, ничего? — донесся до меня его голос. — Даже не знаю, я ведь вампир… как я без салата? — саркастично прокричал я ему в ответ. Спустя секунду он показался в дверях гостиной с небольшой коробочкой салата в руках. — Тогда что ты будешь есть? — бросил он с примесью легкой язвительности и добродушия. — У меня на ужин есть ты, детка, — улыбка появилась на моем лице, и Брендон, лишь усмехнувшись, забрался на диван, приступая к своему перекусу.***
Он уснул в моих объятиях, слегка сотрясаясь от холода моего тела, и даже плед, казалось, не согревал его, пока я был рядом. Но он продолжал спать. Запах его кожи, вкус его крови и ощущение его губ на моих — все это до сих пор было так свежо в памяти, будто произошло только сейчас, а не пару часов назад. И от этого я не мог уснуть. Не мог успокоиться. Мне было больно и тошно физически, что-то внутри с силой раздирало меня и мои внутренности. Такую сильную жажду я испытывал только однажды — в первые месяцы моей бессмертной жизни, когда Даллону приходилось запирать меня и силой удерживать от этого существа внутри. Брендон повернулся во сне и устроился лицом ко мне. Глядя на него, беззащитного и доверчивого, я еще никогда не желал ему смерти так сильно, как в тот момент. Это было невыносимо. Я чувствовал, что не смогу довести свое дело до конца — меня так сильно воротило от вида этого парня. Все в нем вызывало жуткое раздражение, пробуждало неприятные уснувшие эмоции. Я хотел уйти, я должен был уйти, иначе он не дожил бы до рассвета. Я осторожно приподнялся, чтобы не разбудить его, и в какой-то момент мне показалось, что он проснулся. Его веки дрогнули, а сердце забилось чуть быстрее, но у меня не было на это времени. Я просто оставил его, так же тихо покидая комнату и наспех накидывая на себя куртку в прихожей. Чуть позже я обязательно вернусь, но сейчас мне нужно было разобраться с самим собой.***
Воздух раннего утра — уже такой знакомый — проникал в меня и немного успокаивал. Солнце не взошло, и небо было бледно-синего цвета, тихое и мрачное, как улицы этого города, по которым я слонялся уже около получаса. Еще не было и трех, так что везде было безлюдно. Даже случайные прохожие не попадались мне на глаза, и от этого я был готов взвыть. Ни одного загулявшегося допоздна подростка, ни одного пьяницы — только полная пустота, будто я один в этом городе. Голодное и бессердечное чудовище в поисках средств для выживания. Хищник в пустом лесу без дичи. В тот момент я действительно осознал серьезность ситуации, сложившейся в этом городе. Во всем мире. Настали тяжелые времена для меня. Настали тяжелые времена для вампиров. Если я думал, что хаос был в первые десять лет новых законов, то я ошибался. Настоящий хаос начался сейчас. Вампиры словно выходили из-под контроля, опять превращались в тех животных, какими были раньше. Я чувствовал это на себе, я сам становился таким же прямо сейчас. Донорская кровь уже давно стала слишком быстро заканчиваться в пунктах приема. Машины, на которых она перевозилась, перехватывались другими вампирами, покинувшими «культ» или не принадлежащими ему. Раньше каждый из нас мог иметь достаточный для жизни запас, теперь же этого не было. Единственное, что мне оставалось в этот момент полного отчаяния и безысходности, — это пойти в «культ» и воспользоваться особой помощью смертных людей, принадлежащих нам. Я не посещал это место с того момента, как приходил туда за советом по поводу Брендона, а до этого я был там еще несколько лет назад. У меня не было причин ходить туда, как и даже малейшего желания. Джо права, я был затворником, я полностью ограничил себя и «культ», но сейчас он был нужен мне ради выживания. Мне пришлось вернуться обратно к своему дому, чтобы взять машину. Я не стал заглядывать внутрь, чтобы случайно не нарваться на Брендона. Слишком опасно ему было сейчас встречаться со мной. Так что я быстро прошел к гаражу и уже спустя пару минут ехал по Мосфилд-стрит к центру города, району Стрип Дистрикт. Нынешний «культ» располагался именно там, в районе, что был по соседству с центральной частью города, вдоль реки Аллегейни. Раньше здесь были многочисленные фабрики и склады, а производимая продукция отправлялась на судах в другие города. Со временем район стал экономическим центром Питтсбурга. Сегодня большинство производителей покинули это место, а район наполнился множеством магазинчиков, ресторанов, баров и ночных клубов. Я подъехал к старому, довоенной постройки зданию на окраине. Достаточно мрачное четырехэтажное строение, когда-то оно — до 1948 года — было типографией. Она принадлежала семье Фининган в течение нескольких поколений. Дастин Фининган получил ее в наследство от своего отца, трагично погибшего во время второй мировой. Но увлечение алкоголем и азартными играми Финингана-младшего было сильнее, чем семейным бизнесом, так что вскоре после получения наследства он успешно разорился и продал типографию молодому и успешному европейскому бизнесмену Элиоту Карно, который быстро преобразовал здание для специфических нужд «Культа». Элиот решил, что прикрыть сооружение, сделав из него на вид обычный дешевый отель, — самая удачная идея. Стоит ли говорить, каким узким был круг постояльцев этого отеля. Послевоенные годы были одними из лучших времен Питтсбургского «культа». Сотни молодых девушек, уставших от одиночества и недостатка мужского внимания, с готовность отдавали себя «культу», а морально разбитые войной солдаты, которые так и не смогли приспособиться к гражданской жизни, искали смерти, которой не нашли на фронте. И она в лице бесконечно живущих и вечно молодых существ с удовольствием настигала их. Когда пришло время больших перемен, закончилась холодная война и молодежь стала стремиться к развлечениям, Элиот придумал новый способ прикрыть «культ». Он переконструировал здание в ночной клуб — нижний этаж, а верхние стали офисами. Клуб выполнял несколько функций. Он являлся развлечением для вампиров и людей, а еще он отлично привлекал в «культ» новую, молодую кровь. Я подошел к черному входу в здание, через который обычно заходили «свои», и постучал. Через пару секунд мне открыл темноволосый вампир — Том, которого я знал не так давно. Он пропустил меня без лишних вопросов и не пытался завести со мной беседу. Том знал, что я не любил пустой болтовни и если приходил сюда, то это была или необходимость, или срочное дело. Сегодня это было и то и другое. Клуб уже пустовал. Ни музыки, ни людей, только бармен-вампир в глубине довольно просторного помещения, медленно протирающий пустые бокалы. Он сразу же поднял на меня взгляд, стоило только мне войти, и на губах его заиграла нагловатая ухмылка. — Уже утро, все посетители ушли, — отразился от стен помещения его голос, пропитанный колкостью. — Что, голодные времена, Райан Росс? — усмехнувшись, спросил он, вызывая у меня желание свернуть ему шею. Его звали Йен Кроуфорд, и я знал его примерно с того времени, как он перебрался в Питтсбург. Он был молодым вампиром из Европы, еще не пережившим до конца свою «человеческую» жизнь. Его чувства, эмоции, поведение — все было еще слишком напоминающим людей, отмершим не до конца. В его возрасте я был примерно таким же, возможно, поэтому он и вызывал у меня такое раздражение. Я прошел к барной стойке, за которой он стоял, и устроился на сидении, все еще не произнося ни слова. Ярко-желтые, почти медовые глаза вампира метнулись в сторону, будто он искал кого-то, а после снова вернулись ко мне, сверкнув своим неестественным стеклянным блеском. Его глаза были одной из самых примечательных и выделяющихся черт, и они, несомненно, притягивали любого, кто смотрел в них. Я не видел Кроуфорда еще человеком, но уверенно могу сказать, что до его бессмертной жизни они не были такими. Возможно, они были карими, но обращение сделало их такими яркими и светлыми и с крошечным зрачком, больше похожим на маленькую черную крапинку. Пара кудрявых прядей упала ему на глаза, когда он быстро плеснул какой-то жидкости в стакан и медленно протянул мне, наклоняясь к уху: — У нас появился новенький человек не так давно. Его зовут Фрэнк, сейчас он в вип-зоне, — он резко вернулся в прежнее положение, и ухмылочка снова вырезалась на его лице. Взглядом он указал мне в нужную сторону, и я, коротко кивнув, направился туда. Я застал этого самого Фрэнка в одной из специальных комнат за чтением книги. Он словно и не заметил моего прихода, продолжая сидеть в расслабленной позе на диване и увлеченно читать. Его темные, сильно отросшие волосы спадали на глаза, но ему это не мешало. — Фрэнк? — окликнул я его, и он оторвал взгляд от страниц. Уставшие глаза посмотрели на меня с непониманием. Он выглядел странно, не так, как другие люди, принадлежащие нам. В нем не было заинтересованности, восхищения. Парень сидел здесь так, будто обязан был находиться тут. Я подошел ближе и сел рядом с ним. Фрэнк осмотрел меня, без особенного удивления, но его взгляд говорил о том, что он не совсем понимал, зачем я пришел. — Йен сказал, что я могу немного передохнуть, потом я сразу же вернусь к работе, — сказал он, будто защищаясь, и снова вернулся к чтению, демонстративно подняв книгу на уровень глаз. — «Работе»? И что у тебя за работа здесь? — он раздраженно выдохнул и снова обратил все свое внимание на меня. — Ну, иногда я помогаю на баре, разношу напитки, а потом, когда все уходят, прибираю помещение. А что? — Как насчет твоих особых услуг для вампиров? — Фрэнк сразу же выпрямился, как услышал мои слова, и отложил книгу в сторону. — Оу. Так Вам… — неуверенно произнес он. — Именно, — Фрэнк коротко кивнул и тут же закатал рукава своей толстовки до локтя. На обеих его руках было нескончаемое количество шрамов, следов от укусов. Где-то уже бледно-белые, а где-то совсем свежие, еле-еле зарубцевавшиеся. Практически нигде на коже не было живого места, и куда же я должен был кусать? Но Фрэнк решил это за меня, поднося ближе левую руку, где на запястье почти полностью зажил шрам от предыдущего укуса. Меня не нужно было просить дважды, так что я быстро вцепился зубами в кожу, заново разрывая ее и давая волю своему голоду. Я ждал очень долго, ждал терпеливо, но даже самые древние вампиры не могут жить без крови слишком большое количество времени. Когда я почувствовал себя лучше, то сразу же отпустил руку Фрэнка, давая ему тупо уставиться на новое увечье. В глазах немного потемнело, я чувствовал, что мне было мало, мой голод был по-прежнему силен. Возможно, даже больше, чем прежде. Как будто я лишь раззадорил его кровью этого парня, но это все, что я мог иметь в ближайшее время, и от этого становилось тошно. — Дай мне свою руку, — тихо обратился я к Фрэнку. Он обернулся ко мне и посмотрел с каким-то оттенком недоверия и беспокойства. — Во мне осталось не так много. Приходите хотя бы завтра, — его лицо в секунду помрачнело, а такое я редко видел в наших смертных. Никакого обожания, лишь странная ненависть ко мне и к тому, что я только что сделал. — Дай свою руку, Фрэнк, — чуть требовательнее произнес я, и ему ничего не оставалось, как подчиниться мне. Когда он сделал это, я осторожно прокусил свой палец, и выступившие капли крови упали на его свежую рану. Фрэнк удивленно посмотрел на меня, я и сам был поражен этим поступком. — Какого черта, это ведь запрещено, — произнес он, наблюдая, как медленно регенерируется его кожа. — Но ты ведь никому не скажешь об этом, верно? — Фрэнк лишь скептически посмотрел на меня и снова уставился на рубец. — Как давно они держат тебя здесь? Мой вопрос поставил его в ступор. Глаза перестали наблюдать за исцелением кожи и уставились куда-то в пол. Он словно не замечал ничего, и мне показалось на секунду, что он решил просто проигнорировать мой вопрос. — За что ты попал к ним, Фрэнк? Проиграл себя в покер? — усмехнулся я, за что был встречен его жестким, враждебным взглядом. Его рука стала слабо трястись, и сердце застучало слишком быстро. Он как будто был на грани истерики, бомба замедленного действия, которую я так бездумно зажег, и она вот-вот взорвется. — Это не ваше дело. Вы такой же, как все они, — зло выплюнул он. — Так и есть, — произнес я, вставая со своего места и покидая вип-помещение, где остался Фрэнк. Кроуфорд проводил меня пристальным взглядом, когда я направился к двери, ведущей на служебную лестницу и далее к верхним этажам, вместо выхода. На четвертом я остановился и дернул ручку двери, но она не поддалась. Спустя секунду один из вампиров открыл мне дверь и, узнав меня, пропустил внутрь. Я все еще был на взводе, мне казалось, мои руки тряслись, и я терялся среди этих отвратительных узких коридоров и множества дверей, создающих обстановку дешевого мотеля. Я был готов вернуться, убить Фрэнка или поехать домой и покончить с Брендоном. Но я не мог. Я не имел права провалиться, я не имел права подвести «культ». Так что я мог только идти туда, где место моего единственного исцеления, к существу, имеющему власть помочь мне. Я прошел в самый конец коридора и толкнул дверь, которая всегда была открыта, так как ее владелец имел привычку никогда не запираться. Как знать, видимо, эта черта передалась и мне. Он был здесь. Разумеется, он был. Он всегда здесь, когда мне нужно. В этих старых апартаментах с темно-синими обоями и мебелью, которая стоит тут, наверное, с восьмидесятых. Зато отсюда всегда был прекрасный вид на реку и небольшую часть города. За это мне и нравился этот номер больше, чем остальные, и дело вовсе не в том, что здесь был он. Его тело покоилось на чистых простынях, запах порошка от которых ярко пробивался в мой нос. И больше ничего. Запаха его тела я не чувствовал, так как он был слишком слаб. Для этого надо подойти близко, прижаться, провести кончиком носа по этой мертвенно-бледной коже. Я видел, как его глаза открылись в тот момент, как я вошел, словно он сам ждал моего прихода. Он приподнялся и сел на постели, в его взгляде не было удивления, ненависти или осуждения. Его голубые глаза были как будто пусты, и это никогда не было хорошим знаком. Я знал его всю жизнь, но в тот момент я точно встретил его впервые. И я чувствовал себя так, словно разучился читать, потому что не знал, о чем он думал. — Мне нужна твоя помощь, — произнес я тише, чем ожидал. Его взгляд блуждал по моему телу, задерживался на лице, пока, слегка приподняв подбородок, он не встал и не подошел ко мне ближе. — Только ты знаешь… — Знаю что? — наконец, твердо спрашивает он. Его голос, как и холодный утренний воздух, отрезвлял. — Меня. Только ты знаешь, что со мной. Я не могу спать, не могу дышать, я чувствую, что теряю контроль. Чувствую, что все рушится, а теперь еще и этот мальчишка… столько времени рядом с ним… я… — я почувствовал, как моя рука дрогнула от чужого прикосновения. Он приблизился ко мне вплотную. Его холодные тонкие пальцы дотронулись до моей щеки, призывая замолчать. Он и так видел, что со мной происходит, и в его глазах теперь, наконец, что-то появилось — уверенность. Он знал, что делать с таким мной. — Даллон, — я опустил голову и еле-еле коснулся воротника его белой рубашки носом. Сквозь нее просачивался тот самый тонкий аромат его тела, холодный, неживой, в отличие от Брендона, но я знал этот запах лучше, чем собственное имя, я жил им на протяжении долгих лет. И он напоминал мне о многом, о том, что у нас было, о том, что мы пережили. Он словно переносил меня на век назад, в прошлое, и вот уже живы мои родители, мои братья, мои друзья из цирка. Воспоминания снова оживают в моей голове, снова отзываются в моем сердце. Они настолько яркие, насколько не были реальные события. А после снова мрак, снова мертвые люди, которых я когда-то похоронил, снова его холодная улыбка и жесткий взгляд. Но он нужен мне, прямо сейчас он нужен мне, как и когда-то больше сотни лет назад, когда вся моя жизнь была лишь для него. Я поднял на него свои глаза, встречаясь с ним взглядом. Даллон медленно водил ладонью по моей шее, пока не стиснул ее в сильной хватке, притягивая меня еще ближе. Его губы прикоснулись к моим, и это был не нежный поцелуй влюбленных, это был раздирающий поцелуй старых любовников, пропитанный противоречиями и взаимной ненавистью. Грязный и страстный, он поглощал нас и отпускал все то, что гложило меня ночами, что не давало мне спокойно жить все эти годы. Даллон с силой вырвал несколько верхних пуговиц на моей рубашке, оголяя мою шею и часть груди. Его губы почти коснулись открывшейся ему части кожи, но остановились. Так близко, что я ощущал его сбивчивое дыхание. Он чувствовал запах человека, оставшийся на мне. Запах Брендона. Даже я его чувствовал. С тех пор, как мальчишка появился, его аромат чуть ли не въелся мне в кожу. — Пахнет солнцем, — прошептал он мне в шею, прежде чем вцепиться в нее зубами. Тихий вскрик вырвался из меня, и я почувствовал давно забытое ощущение, когда я могу делать все что угодно со своим партнером. Рубашка Даллона с тихим шелестом упала на пол, когда я, сорвав пуговицы, стянул её с его тела. Его прикосновения были чем-то очевидным, но таким давно забытым. Я снова становился тем молодым новообращенным рядом с ним, снова терял любую волю, подчиняясь ему. Но мне было это нужно. Даллону хватило меньше минуты, чтобы стянуть остатки моей одежды и избавиться от своей. Он сделал резкий шаг вперед ко мне, и я, дернувшись назад, упал на постель — ту самую, на которой он лежал несколько минут назад. Она не хранила его тепло, не запоминала запах. Ничего человеческого не было в нас обоих, и это было прекрасно в каком-то смысле. Он навис надо мной, снова заключая мои губы в жесткий поцелуй. Его рука надавила мне на плечо, заставляя лечь, и, как только я подчинился ей, он, перевернув меня на живот, прошелся пальцами по спине, оставляя дорожку из холодных прикосновений. Я не видел, но знал, чувствовал его взгляд на себе. Даллон схватил меня за шею, заставляя резко поднять голову вверх и слегка придушив. Его пальцы больно надавливали, а губы стали целовать мой подбородок, опускаясь ниже. Я дотянулся рукой до его волос, цепляясь за них, притягивая его ближе к себе и даря глубокий поцелуй. Это усыпило его бдительность, и долгожданная кровь попала на кончик моего языка, когда я резко прокусил его губу. Даллон резко отстранился от меня; он был разозлен. — Дрянь, — бросил он, прежде чем заставить меня наклониться и прогнуться в спине. Его пальцы больно проникли внутрь, заставляя издать рваный вскрик. Два, три — я потерял им счет. Он не подготавливал — он наказывал, причинял боль. И, черт возьми, это самое меньшее, что он может. Даллон вытащил пальцы, и спустя секунду я почувствовал разрывающую резкую боль. Я зажмурил глаза до потемнения, и из моего горла даже не мог вырваться полноценный крик. Я словно задыхался от этой боли и в тоже время дышал ею. Запах моей крови наполнил комнату почти мгновенно. Он вышел из меня, и я почувствовал прикосновение его пальцев к месту увечья. Обернувшись, я увидел, как он заворожено наблюдал за размазанной по его пальцам красной жидкостью. Глаза его словно сверкали, зрачок терялся в их голубизне. Он казался обдолбанным наркоманом, когда взглянул на меня. Языком он осторожно провел вдоль пальцев, слизывая кровь, и я с замиранием и без того еле бьющегося сердца наблюдал за этим. Вкус моей крови вывел его из себя. Белые клыки полностью вышли, и весь его вид говорил о том, как он желал убивать. Он был ужасен на самом деле. Он был прекрасен для меня в любом случае. Крови на его пальцах было ему недостаточно, так что Даллон, наклонившись, провел языком по месту разрыва мышц, которое все еще кровоточило. Я отвернулся, я не хотел видеть этого. Его прохладные касания приносили облегчение, и я чувствовал процесс собственной регенерации, но он, не дав ране полностью затянуться, снова вошел. Это была его садистская игра: боль, облегчение, боль, боль и снова боль. Мы оба обожали эту игру когда-то. Его движения сразу стали быстрыми, уверенными. Я выгнулся, стараясь всеми силами удерживаться на руках и не падать. Пальцами Даллон вцепился мне в бока и продолжал толкаться с безумной силой. Мне не было плевать на боль, проходящую сквозь все тело, — я упивался ею. Его стоны мешались с моими, его запах имел схожесть с моим. Мы были связаны всегда, мы были неразрывны. Он наклонился, почти навалившись на меня, и снова я почувствовал хватку на своей шее. Уикс притянул меня ближе к себе и, вцепившись зубами в мое горло, надорвал тонкую кожу, позволяя крови стекать вниз и марать простыни под нами. Он больно высасывал мою кровь, продолжая движения внутри меня. Мне казалось, я терял сознание от подобного всякий раз, но я вампир, мой болевой порог выше, чем у людей, и держусь я при подобном дольше. Я чувствовал, что теряю последние силы держаться, и поэтому, резко дернувшись, я оттолкнул от себя Даллона. Он неуверенно посмотрел на меня затуманенным взглядом, не понимая, зачем я остановился. Я положил руки на его плечи, заставляя лечь на спину, и забираясь сверху. Пришла моя очередь. Его руки крепким кольцом объятий прижали меня к себе, и он снова вошел в меня. Боль не была уже столь сильной из-за быстрой регенерации, что только разозлило меня. Она была нужна мне. Я совершил движение и услышал очередной его вздох. Мы вернулись к прежнему ритму, двигаясь быстро, непрестанно. Я снова вцепился в его волосы, заставляя его склонить голову вбок, открывая мне шею. Мой язык сначала медленно касался его кожи, очерчивая место будущего укуса. Мои клыки давно вышли, поэтому я не тянул слишком долго. Я с какой-то неведомой мне ранее жестокостью разрывал его кожу, кусал так сильно, что Даллон недовольно вскрикивал и больно стискивал меня в объятиях. Но он не отпускал. Он привык. Бывало гораздо хуже, когда я был новообращенным и желал убить его всякий раз, когда он просто был рядом. Сейчас я был очень близок к этому. Его кровь по-прежнему была со смешанным горьковато-сладким вкусом, отдавала стальным, но это был лучший вкус вампирской крови, что я знал. Так же, как и он — вкус моей. В былые времена я предпочитал эту кровь любой человеческой. Он пытался оторвать меня от своей шеи, на которой я оставил несколько глубоких следов, но все его попытки проваливались. Тогда он просто сдался, прижимаясь ко мне еще ближе, и под чуть ускоренное биение наших сердец и рваные неритмичные толчки вцепился в мою шею ответным укусом.