Пусть возведут собор из наших тел, губы его коснутся моей шеи, и будут уста его небесной сферой, и поцелуи его падут на меня, как звезды. Ричард Сайкен. Все твои имена.
Ночь без Брендона была беспокойной. Наполненной тишиной, от чего становилось не по себе. Не было знакомого тихого звука биения его сердца, не было шороха страниц или его дыхания. Сладкий запах развеялся и казался несколько далеким, неуловимым. И я не думал, что смог так привыкнуть к этому. Ложась спать, я заметил кое-что, забытое Брендоном, на полке в моей комнате. Небольшую книгу в толстом коричневом переплете и с вырезанным золотой фольгой словом «Библия». Удивительно, как он мог ее забыть, потому что он старался не расставаться с ней. Не потому, что верил в Бога. За то время, что он был рядом, я понял - это далеко не так. Она была нужна ему скорее как напоминание. Как для меня тот заброшенный бар в Лоуренсвилле. Она хранила его воспоминания. Мне эта книга тоже напоминала о многом. О том, как по воскресеньям нас с братьями родители водили в церковь и оставляли жуткие побои, если мы не молились усердно перед сном и во время ужина. О том, как отец напивался по вечерам и кричал на весь дом цитаты из этой книги. «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное.»* - кричал он словно проповедник на службе, чтобы мы с братьями сильнее боялись его. Отложив книгу, я забрался в постель, и тишина дома так сильно настигла меня, что я слышал шаги прохожих на улице, мне казалось, я мог бы услышать даже их шёпот за несколько кварталов. Я проворочался в постели несколько часов и все безрезультатно. Я уходил в забвение на несколько минут, где видел Брендона, его смерть, его холодные бледные губы и чувствовал угасающий запах его кожи. Я бредил. Когда я открыл глаза, и повернулся лицом к тумбочке, дурацкая Библия Брендона попала в поле зрения, и я с какой-то яростью схватил ее и отшвырнул в угол комнаты. И именно в тот момент я услышал тихие шаги где-то возле дома. Не такие, какие были раньше до этого. Они были ближе и становились все более отчетливыми, и после них последовал стук в дверь. Мне хватило пары тройки секунд, чтобы оказаться внизу у входной двери, сквозь которую я уже ощущал нечто знакомое и притягивающее. Брендон неловко замер с занесенной над дверью рукой, когда я открыл ее, тут же втаскивая его внутрь. Он первый не удержался и прижался ко мне, заключая в поцелуй. Его губы словно беззвучно говорили мне своими движениями, как он тосковал по мне эти несколько часов. Я прижал его к стене, припадая к знакомому месту на шее, и услышал, как дыхание Брендона участилось. Теперь он меньше зажимался и сам слегка вытягивал ее, словно отдавая себя в мое распоряжение. И я сделал это. Обдавая холодным дыханием, разрывая кожу острыми зубами, я забирал его и то, что он мог мне предложить. Красная дорожка крови стекла на его ключицу, и я провел по ней языком, а после присосался к маленькой ранке. Рука Брендона мягко провела по моим волосам, очертила линию скулы, пока он медленно не приподнял мое лицо за подбородок, вынуждая оторваться от его тела и посмотреть на него. Я дотронулся рукой до его шеи, опускаясь чуть ниже и оттягивая вырез его футболки. — Я не смог уснуть, — улыбнулся он, глядя на то, как я внимательно очерчиваю взглядом открывшуюся мне часть его груди. — Знаю, — прошептал я, не в силах оторвать взгляда от красной полоски, забирающейся ему под ворот. — Спенсер хотел, чтобы я переночевал у него. Боялся, что я вернусь обратно к тебе. — У него паранойя, — я усмехнулся и посмотрел Брендону в глаза. Он выглядел задумчиво и счастливо, как, наверное, выглядят все влюбленные люди. Слегка прикусив нижнюю губу, он склонил голову вниз и неотрывно смотрел на меня. Его взгляд медленно блуждал от моих губ до груди, и я медленно потянулся к нему за поцелуем. — Все в порядке? — обеспокоился я. — Да, — выдохнул он и прикоснулся к моим губам. Он пах холодной Питтсбургской ночью, которая осела на его куртке, и кровью из открытой раны. Его страх и возбуждение, заставляли меня целовать чуть жестче и резче чем обычно, но, похоже, Брендону это только нравилось. Его рука легла на мой живот, забираясь под футболку и прикасаясь к моей коже. Он никогда еще не позволял себе ничего подобного, рано или поздно он начинал зажиматься, прикосновения обжигали его как огонь и он одергивал и меня и себя. Но сейчас он был увереннее, чем обычно, в его движениях не было скованности, лишь легкая неопытность. Я разорвал наш поцелуй, чтобы не дать ему зайти дальше и Брендон казался разочарованным. — Что? — спросил он, когда я, прокусив свой палец, приложил его к ранке на шее. — Ничего, — место укуса постепенно затягивалось, оставляя лишь красные кровавые пятна. Наблюдая за этим, я медленно слизал языком остатки крови на его коже, и теперь там не осталось и следа. Брендон тяжело сглотнул, когда я позволил себе медленно целовать его шею. — Брендон, — тихо позвал его я, отодвигаясь и заглядывая в его глаза. — Что ты будешь делать, если я не найду твою сестру? Брендон выдохнул, склоняя голову набок. Его рука коснулась моей щеки, а после спустилась к шее и притянула меня обратно к нему. — Я не хочу заставлять тебя делать это. Я просто хочу знать, что с ней случилось, какой бы не была правда. Но если ты не сможешь мне помочь, это не изменит моего отношения к тебе… — его голос звучал тихо и искренне, хотя я не думал, что он мог звучать у него по-другому. Брендон стоял здесь передо мной как воплощение преданности и настоящих чувств, а я напротив как его уродливое зеркальное отражение, в котором лишь ложь и игра. И мне ничего не хотелось с этим делать, все это так, как и должно быть. Все это являлось тем, чем и должно было являться. Он влюбленный живой человек, я – мертвое существо без морали и всех этих прекрасных человеческих чувств. Любовь, преданность, нежность, забота – все это я был научен испытывать лишь к системе «культа». К его законам, порядку, власти. К своим «братьям» и «сестрам», а не к нему. Кончик моего носа коснулся его и Брендон улыбнулся. — Я попытаюсь узнать о ней в «культе», но это может вызвать у них подозрения ко мне. — Тогда… может, я сам это сделаю? — я удивленно взглянул на него. — Отведи меня туда, и я… — Нет, — твердо оборвал я. — Почему нет? — Потому что нельзя прийти туда просто так, — его наивность заставила меня усмехнуться. — Либо ты приходишь с кем-то, либо тебя «приглашают». Это, черт. Это как закрытая тусовка, понимаешь? Кто попало туда не попадает. — Ну, так приди со мной. В чем проблема? — В том, что там опасно, черт возьми. Как только ты переступишь порог, я не смогу защитить тебя, не прикидывайся идиотом, ты же следил за ними, ты в курсе. Брендон поджал губы, обдумывая мои слова и что ему на них ответить. — Тогда в парке… — вдруг начал он. — Та женщина, что подошла ко мне. Ты сказал, что я с тобой, и она отстала, верно? Тогда я спросил, если ли у вас правила на этот счет, и ты сказал «да». Так значит… — произнес он, и его глаза сочились самодовольством. Я прикусил нижнюю губу, и устало выдохнул, опираясь рукой на стену, возле его головы. — Ты что запоминаешь все, что я говорю? — Почти, — усмехнулся он. — Тебе это не понравится, — улыбнувшись, предупредил я, но решимость в его глазах уже не было возможности погасить.***
— Ты действительно хочешь этого? Ее нельзя будет снять? Брендон задумчиво прикусил свою нижнюю губу и пару секунд еще обдумывал свое решение, пока не кивнул головой в знак согласия. Я поднес его запястье ближе к своему лицу и замер на мгновение. Я никогда и никому не ставил метки на левой руке, впрочем, как и на правой. Мне это было не нужно. Кровь я мог получить у любого смертного культа, а особых чувств я не испытывал ни к одному человеку. Хотя эти метки не имели особого значения для вампиров, кроме как простой гарант безопасности выбранного ими человека, так что и для меня это должно значить не больше. Но что это значило для Брендона? Считал ли он этот жест чем-то, что делало нас ближе, связывало? На самом деле это был просто еще один шаг, приближающий его к смерти, но он не имел об этом ни малейшего понятия. Я поднес его руку еще ближе и коснулся губами горячей кожи. Мысли хаотично сбились в одну единственную – мысль о голоде. И по обыкновению зуд в деснах дал знать о том, что я готов преодолеть барьер в виде смуглой кожи Брендона между мной и кровью. Мои клыки сами вонзились в него, попадая точно так, что бы прокусить вену. Я сделал еще укус, более сильный, разрывающий тонкую плоть. Брендон зашипел и постоянно вырывал руку, но я уже сильно вцепился в нее, так что он не мог ничего с этим поделать. Соленый вкус крови становился все слаще и слаще и я и не думал останавливать себя. Я вгрызался еще сильнее, причиняя ему больше боли, и Брендон начал вскрикивать и пихать меня рукой, чтобы я прекратил, но я не прекращал. Я облизывал, высасывал, и мое сознание охватил белый шум и голос Брендона стал все тише и тише, пока я не почувствовал как похолодело его тело, не слишком сильно, но достаточно, чтобы стать для меня сигналом. Преодолевая в себе ужасную силу притяжения к его запястью, я оторвал губы от руки. Брендон выглядел потрепанно и испуганно. Я слишком увлекся и выпил у него крови больше, чем должен был, и ему это не особенно понравилось. Он оскалился на меня и прошипел, когда я снова дотронулся языком до его похолодевшей руки, слизывая с кровоточащей ранки кровь. Достав из кармана брюк маленькую пробирку с черной краской, я капнул чернилами в те места, где были следы от моих зубов. —Ты разве не дашь мне своей крови или еще чего, что бы она затянулась? — спросил Брендон, осматривая мое творчество на его руке. —Да ладно, это всего лишь обычный укус, не драматизируй. К тому же должен остаться шрам. Обработай все сам, только чернила не смой, — закрыв пробирку, я сунул ее обратно в карман. —Ты не очень-то заботлив, — криво хмыкнул он и приложил к руке прозрачную пленку и бинт, пропитанный хлоргексидином. — Позволь мне, — легко и мягко я подцепил края белой марли и завязал аккуратный узелок. — Придется подождать пару недель, пока не заживет. — Долго, — задумчиво протянул Брендон, наблюдая за медленными аккуратными поглаживаниями моих пальцев его руки. Я обводил места на его коже вокруг бинта, словно пытаясь успокоить раздражение. — Некуда спешить, — я мягко провел кончиками пальцев по сгибу локтя левой руки Брендона и он улыбнулся, как улыбались мои братья от такой щекотки, своими искренними детскими улыбками, воспоминания о которых как мне казались уже давно превратились в пыль. И я впервые за долгое время тоже улыбнулся, вспоминая о своей прошлой жизни. Брендон обратил на это внимание, и я услышал его приглушенный смех. — Самая жуткая улыбка, что я видел, прости, — объяснил он усмехаясь. — У тебя просто кровь… — его пальцы провели по коже вокруг моих губ, и это, возможно, было самым странным и ненормальным из всего, что можно увидеть, но глаза Брендона блестели, и даже сквозь стекло его очков я видел, как зачарованно он смотрел на меня. А я все то же кривое и холодное отражение его чувств, испорченное и сгнившее. С пустым, как сама пустота, взглядом, отвечающим ему. Его губы без просьб и подсказок сами коснулись моих, не смущаясь ни вкуса собственной крови, ни мертвого поцелуя. Его страсти, тепла, его любви хватало на нас обоих, поэтому я просто, как на зов инкуба, шел ведомый своим и его желаниями, стремясь утонуть в этом незнакомом чувстве. — Ты отведешь меня туда? — прошептал он, когда мои губы уже касались знакомых мест на его шее. Я словно стал слышать хуже, потому что его слова с таким трудом пробивались сквозь стену в голове. — Да… черт, да. — Спасибо, — произнес он, встречаясь своим взглядом с моим. Его лёгкий испуг отдавал горечью на губах, когда я поцеловал его. — Я не могу заставить тебя передумать, да? Ты не остановишься? — моя улыбка была то ли обреченной, то ли печальной, когда я подумал о том, что ему все равно уже поздно сходить с дистанции. Сам того не зная, он уже ввязался в незримую войну с «культом» и они не намеренны проигрывать. И даже если я захочу, я не смогу спасти его. — Я хочу покончить с этим и перестать видеть ее лицо во сне, понимаешь? Я бы пошел туда и без тебя… не знаю как… Но я рад, что ты будешь со мной. — Я пойду за тобой, даже если ты никогда не остановишься. И его губ снова коснулась улыбка, до краев наполненная сладкой надеждой. И его глаза тронул блеск звезд на небе сегодняшней ночи. Я постараюсь выполнить обещание, пока клятва, данная мною много лет назад, не разрушит эту. Притянув к себе, я в очередной раз поцеловал его, чувствуя как Брендон легко сдается. — Ты на вкус как солнце, — прошептал я, вызывая улыбку на его лице. —А ты соленый как кровь, — усмехнулся он. — У меня голова кружится. — Извини. Я немного увлекся. Дойдешь сам до постели? — Да. Брендон уснул так быстро, что это даже пугало, но виной тому было его полуобморочное состояние. Он выглядел измученно и так по-детски беззащитно. Всего три недели назад он боялся оставаться со мной в одном доме, а теперь даже не вздрагивал во сне из-за моего присутствия. Так нельзя. Он не должен быть таким доверчивым ко мне. Но он так быстро позволил себе утонуть в этой бездне, что мне его жаль. И мне жаль себя, потому что я снова тошнотворно близко к тому, чтобы убить его. Этот соблазн был так силен, что я не мог заставить себя выйти из комнаты, хотя это спасло бы нас обоих на какое-то время. Но я просто остался там, с ним, прижимаясь к нему ближе и проводя рукой по темно-каштановым волосам. Он мой ночной кошмар, но с этим кошмаром намного спокойнее.***
Брендон проснулся рано. Раньше меня. Но я не стал его останавливать, когда он встал с постели и принялся одеваться. Я был уверен, что он никуда не уйдет. Это необъяснимое чувство, когда ты просто знаешь, что так оно и будет. И я знал. Теперь меня постоянно не покидало ощущение, что Брендон где-то рядом. Где-то слишком близко даже тогда, когда его нет в поле моего зрения. И я решил, что во всем виноват психологический эффект поставленной вчера метки. Теперь мне вовсе никогда не избавиться от этой тошнотворной эйфории нашей близости. Я нашел его на заднем дворе дома посреди белой пелены. — Первый снег! — счастливо объявил он, как маленький ребенок. Его инфантильность и пугала и завораживала одновременно. Я смотрел на него и пытался понять, как изменился мир. Внутри меня как будто кто-то чиркнул спичкой, и все больше и больше разрасталось ощущение, что Брендон моя единственная связь с реальным миром. Мой проводник к свету. — Ты собираешься выйти из дома? Я не куплюсь на то, что вампиры боятся снега. Если бы это было так, вы бы не жили в Питтсбурге, — усмехнулся он, прежде чем наклониться, собирая в ладони новую порцию снега. — Это смешно Брендон. — Но первый снег! — притворно возмутился он, попадая снежком мне в голову. Его куртка была слишком легкой для этой внезапно наставшей зимы, поэтому его тело бил легкий озноб, пока он отогревался на кухне. Повязка на его руке сползла, пока он потягивал горячий чай из кружки, и я заметил покраснения вокруг укуса. — Тебе надо сменить повязку чуть позже. — Да, наверное. — Мягко улыбнулся он и посмотрел на свою руку. Улыбка исчезла, и странная гримаса на мгновение прошлась по его лицу. — Все нормально? — Да. Просто немного чешется. Вернее…очень чешется. Это нормально? — Не знаю, — честно ответил я. — Ты не занес туда инфекцию? — Нет, я проверял сегодня. Она будет довольно уродливой, да? — спросил он, не отрывая заинтересованного взгляда от перебинтованного места. — Да, скорее всего. Что-то вроде пятен и следов укуса. — я хмыкнул, наблюдая за тем, каким задумчивым он стал. — Не нравится? — Нет… то есть, нравится…не уверен… Мне на самом деле плевать как она будет выглядеть. — Потому что она позволит тебе пройти к вампирам? — Боже, нет. Не из-за этого.… Из-за тебя? — улыбнувшись, я заметил, как он смутился, но в тоже время его язык, быстро облизавший верхнюю губу, говорил мне о том, что его это заводило. — Не знаю, просто чувствую, что это что-то вроде связи, знаешь. Возможно…чувствую себя особенным. — Ты итак особенный. Я никому ее не ставил. — Это хорошо? — Не знаю. Может быть. Хотя, скорее всего, нет. Когда мы придем в «культ» многие не оставят это без внимания. Некоторые проявят к тебе излишний интерес. — Ничего, я переживу. — он зашипел и его рука дернулась вместе с кружкой чая. — Иди сюда, — я подошел к нему и Брендон растерянно наблюдал за тем как я развязываю и без того слабую повязку на руке. По его лицу было видно, что зуд причинял слишком сильный дискомфорт, но на ум мне приходил лишь один способ помочь унять этот недуг. Нож, лежащий на кухонном столе, дал мне последний толчок, и я схватил его. Брендон настороженно смотрел на меня, но даже не подумал отойти. Острый кончик прошелся по тонкой коже, и пара капель упала на кухонный кафель. Расточительство. Я поднес свой окровавленный палец к его губам и Брендон лишь секунду пробыл в раздумьях. Языком он собрал выступившие капли и посмотрел на меня, словно ожидая одобрения его действиям. — Зачем это? — спросил он, когда порез исчез на моем пальце, а в его глаза уже заблестели как от действия наркотика. — Снимет зуд, — улыбнулся я. — Странно себя чувствую. —Подожди пару минут. Многим, знаешь, даже нравится этот эффект. — Эффект чего? — Вампирской крови. На вкус она ужасна, но зато действует как легкий наркотик. — Не так уж ужасна на вкус, вообще-то, — хитро улыбнулся он. — Голова кружится…как вчера. Я усмехнулся, наблюдая за тем, как моя кровь действует на Брендона. Он часто моргал, постоянно смотрел на свои пальцы, словно ожидал, что у него на них вырастет дерево или еще чего похуже. Он был очарователен под этим легким кайфом. — Почему она раньше так на меня не действовала? — спросил он, немного заторможено глядя в мои глаза. — Потому, что ты никогда не пил ее. Раньше я применял ее местно, а теперь она действует на твой мозг. — Это…неплохо, — он снял очки, и они остались лежать рядом с окровавленным ножом. — Ты чувствуешь себя так же, когда пьешь мою кровь? — его улыбка стала немного напоминать оскал, когда он медленно встал со своего места и подошел ко мне вплотную. — Не совсем. Намного…лучше. — Да? — глаза Брендона стали ярче, но я не знал, было ли тому причиной то, что я видел их теперь не сквозь стекло очков или это моя кровь так действовала на него. — Да. Это как…наваждение, как…оргазм, только сильнее в десятки раз. — Ну, тогда я не смогу понять, потому что я, ну знаешь, девственник, — я уперся в кухонную тумбу, потому что Брендон напирал все сильнее. От моего невинного мальчика не осталось почти ничего, осталось только то, что я выпустил из него благодаря моей вампирской сущности. Кажется, его поглотила эта волна эйфории. Улыбка на его губах стала какой-то небрежной, развязной и он не стеснялся прижиматься ко мне ближе, цепляясь руками за мои запястья. — Тебя неплохо так накрыло, да? — улыбнулся я, когда наши лица разделяли уже всего пары сантиметров. Это странное желание в глазах Брендона казалось каким-то диким, как у убийцы перед жертвой, но почему-то это лишь больше сводило меня с ума. — Поцелуешь меня? — Брендон… — Поцелуй, — взмолился он и его губы почти касались моих, но он просил, чтобы это сделал я, а я не делал. Я пытался изо всех сил, но он решил сломить меня воспользовавшись тем, против чего я бессилен. Он потянулся за ножом и я не успел его остановить, как острый предмет уже был в его руках, а в глазах Брендона горела целая вселенная. Лезвие блеснуло, прежде чем он легко провел им по своему горлу. Всего лишь маленькая царапина, и все мое тело пробрала дрожь. Он ухмыльнулся. Он был охотником в тот момент. Я поймал его губы в поцелуе и слишком быстро пропустил момент, когда Брендон стал с остервенением целовать меня, впуская в наш поцелуй что-то пошлое и развязное. Каждое его движение словно по новому открывало его для меня и я никогда до этого не чувствовал так отчетливо биение его сердца, циркуляцию крови в его теле и такого сильного запаха его возбуждения. Какая - то часть меня была по-прежнему всего лишь человеком с обостренными чувствами, поэтому ждать сопротивления с моей стороны было бы абсолютно бесполезно. Я иду за своим проводником. Он ведет меня. Брендон резко и сильно прикусил мою губу, я почувствовал холодную волну возбуждения и такой болезненный зуд в деснах, что я и не мог припомнить, когда мои клыки проявлялись так быстро. Горячий язык слизнул выступившую кровь и когда Брендон поднял на меня свои затуманенные глаза, я заметил размазанный красный след на его губах. — Что за… — протянул я, глядя на то, как безумно он улыбается. — Подражаю вампирам, у меня выходит? — Очень. Из тебя бы вышел прекрасный вампир, — попытался усмехнуться я, но одурманивающий запах и тепло его тела, его укус, его безумный взгляд играли со мной злую шутку, заставляя задыхаться этим смехом и выпустить вместо него хриплый стон. Но Брендон был всего лишь ребенком, который входил в кураж странной игры, дразня меня. — Как думаешь, если я укушу тебя еще разок, то стану вампиром? — улыбнулся он, обводя языком уже почти зажившую ранку на моей губе. Его руки медленно забирались под мою футболку, как раскалённым железом касаясь кожи, и оставляя на ней невидимые ожоги, заставляя меня дергаться от каждого из них. — Не станешь, — придушенно выдохнул я. — А если на шее? — скользнув губами по подбородку и опустившись к моей шее, он принялся оставлять несколько легких поцелуев, чередуя их с едва ощутимыми укусами. — Тоже мимо детка. Для начала тебе нужно умереть. —Тогда я умру. — Я бы не позволил тебе умереть таким молодым, — и Брендон ухмыльнувшись, стянул с меня футболку, позволяя нашим кожам соприкоснуться. Он был еще горячее, чем я мог предположить, а моя сила сопротивления оказалась слабее, чем я ожидал. Кровь действовала на него странно, она сводила его с ума. Делала кем-то другим. Эффект был слишком сильным. Но в тот момент, все, о чем я мог думать, это маленькие тающие снежинки на его коже, когда он играл на заднем дворе полчаса назад. Его тихое дыхание, пока он спал, и его взгляд, когда он сосредоточенно писал, а после, отрываясь от своего занятия, смотрел на меня. Все, о чем я мог думать, это сладкое шипение его крови на моем языке. Он наткнулся на диван, пока вел меня за руку в гостиную и, упав на него, потянул меня за собой. Его кожа была слишком горячей для меня, тело слишком живым и поцелуи слишком настоящими, что я чувствовал, что-то горечью вставшее мне поперек горла. Но еще сильнее я чувствовал, что если остановлюсь, то погибну. Брендон не знал, что ему следовало делать, казалось, он просто подчинялся инстинктам. Ему нравилось бесконечно касаться меня, моей шеи, спины, живота, пока я несдержанно оставлял россыпь поцелуев на его теле. — Райан, — позвал он, и я наклонился над его лицом, заключая в глубокий поцелуй. На наших губах все еще был привкус крови, и это казалось мне самым естественным для нашего поцелуя. Я точно болен. Я, похоже, создаю из него себя. Забираю часть старого и отдаю часть нового. И он делает со мной тоже самое. Это катастрофа. — Я хочу. — осторожно выдохнул он. Я знал, чего он хотел, но он еще не был готов это получить. — Ты не готов Брендон. Это больше, чем царапина на шее. — Я знаю… Мне плевать, Райан, — простонал он, цепляясь руками за мои плечи, как утопающий и призывая скорее уйти на дно. — Расслабься, — прошептал я ему на ухо и оставил усыпляющий внимание поцелуй там же. Он расслабился. Мой голос действовал на него как приказ и он безоговорочно подчинялся. Я прикоснулся рукой к его промежности и Брендон задушил в себе стон, тогда я поцеловал его, и он торопливо отвечал мне, пока я возился с молнией на его джинсах. Когда я дотронулся до его члена, Брендон зашипел. Его тело дрожало от каждого моего прикосновения, и я абсолютно точно разделял его ощущения. Я медленно двигал рукой, гладил его член, но когда начал дрочить Брендон всхлипнул и прижал меня еще ближе к себе. Его хватка была такой сильной, будто ему казалось, что если он расслабит ее хоть немного, то упадет. Я встретился с ним взглядом, и он казался растерянным, потому что я знаю, он хотел иного. Настоящего секса, но это все к чему он готов пока. К чему мы оба готовы. Я спустил его джинсы с бельем до колен, и моя рука свободно блуждала по его бедрам, давая секундную передышку, прежде чем я стал касаться его снова. И его дыхание опять сбилось, а стоны тонули, где-то глубоко в его груди. В воздухе витало наше возбуждение, и впервые мой голод был слабее, чем что-либо еще. Сильнее крови в тот момент я желал лишь Брендона. Его пальцы зарылись мне в волосы, и он притянул меня для очередного поцелуя, прежде чем кончить с приоткрытым ртом, застывшим в немом крике. Все его тело пробило тысячей импульсов, и я ощущал это так ясно, словно этот оргазм накрыл меня самого. В моей руке была его теплая сперма, и я поднес ее к своему лицу, прежде чем слизать все что было. Еще одно смертельно приятное удовольствие для меня: у спермы и крови схожий химический состав. И когда я наклонился к животу Брендона, собрать языком те капли, что я упустил, мне хватило пары прикосновений к себе сквозь штаны, чтобы добраться до того края эйфории, которого он уже достиг. Этот вкус, вкус медленной дикой смерти и семени, плавился у меня во рту, когда я поднял глаза, встречаясь с ошеломленным взглядом Брендона.