Wrist of the Sun

Все внятней Времени смертельные угрозы: О горе! впившись в грудь, вливая в сердце мрак, Высасывая кровь, растет и крепнет Враг. Шарль Бодлер — Враг

      Я вернулся домой около четырех, после того как мы с Джоном удостоверились, что тела подростков уничтожены и не осталось никаких следов.       Мягкое утреннее солнце попало на мою неестественно-бледную кожу на открытом участке шеи, лица и ладонях. Я не чувствовал, что оно было теплым, но приятно осознавать, что я не сгораю от этого, как в дурацких книжках. Хотя тепла все равно не хватало.       Когда я подошел к дому и потянулся к ручке двери, то резко остановился. Ну конечно. Я повернул голову направо и на полу заметил Брендона. Он прислонился спиной к стене дома и укрылся от холода своей курткой. Это делало его похожим на брошенного бездомного котенка. Почему он был здесь? Какой ненормальный человек будет сидеть под дверью до самого утра и ждать? Он мог бы вернуться к себе или пойти к своему другу. Да, в конце концов, я по-прежнему не закрываю входную дверь, он мог бы без проблем войти в дом.       Я подошел к нему ближе и присел напротив. Он стал морщиться во сне, и я осторожно толкнул его в плечо. Парень тут же открыл заспанные глаза и быстро потер их пальцами, сдвинув свои очки.       — Вставай, ты весь промерз, — тихо сказал ему я и подал руку, чтобы помочь встать.       — Я ждал Вас здесь, потому что Вы просили… — сонно пробормотал он, медленно шагая к двери.       — Да, я понял это, — легко усмехнулся я.       — Где Вы были, сейчас ведь уже утро?       — Задержался на работе, — солгал я, заходя в дом следом за ним.       Я стянул с себя пальто и повесил его на крючок. Брендон пристальным взглядом проследил за моим движением, и я на мгновение почувствовал, будто что-то не так. Будто он понял, что я лгу, но он лишь повесил свою куртку рядом и прошел в гостиную, не говоря ни слова. Я за мгновение осмотрел свою одежду и тут же успокоился, потому что мы с Джоном никак не участвовали в расправе над теми детьми, а значит, Брендон ничего не сможет заметить. Нет ни пятен крови, ни следов борьбы. Я чист, но только в прямом смысле этого слова.       — Ты не собираешься ложиться? Или выспался у двери? — спросил я парня, пока направлялся в свою спальню. Я остановился в дверях гостиной, наблюдая, как он устроился на диване (снова залез на него с ногами). Он пожал плечами, словно хотел просто отделаться от меня, и я понял намек, поэтому просто развернулся, но тут же услышал его голос, окликающий меня:       — Мы можем поговорить? — донеслось до меня сзади, и это заставило развернуться лицом к источнику звука.       — О чем мы можем говорить в такую рань? — я приподнял бровь, задавая вопрос.       — О чем хотите, — неуверенно проговорил он, съеживаясь на диване. Я прошел в комнату и сел рядом с ним. Парень выглядел не то чтобы взволнованно, он был отстраненным и в глазах его был страх, но причиной ему был не я.       — Почему ты не пошел домой, когда увидел, что меня нет дома? — спросил я, заглядывая ему в глаза.       — Я хотел поговорить, а не отвечать на ваши вопросы, — ощетинился он.       — Почему ты не пошел к своему другу или не зашел в дом, ты ведь знал, что он открыт?       — Знаете что! — выспылил он, но я не дал ему договорить:       — Почему нельзя было просто вернуться в общежитие? В голову не пришло? Или ты поссорился с соседом? — Брендон лишь кинул на меня озлобленный взгляд и сжал губы. Что с ним не так? Но я знал, что двигался в нужном направлении. Я нашел какую-то точку.       — Я просто не хотел идти домой… — спокойно ответил он мне, когда спустя секунду его яростная реакция прошла. — Я не обязан Вам говорить об этом. Это Вы должны отвечать на мои вопросы.       — Точно, мистер детектив, — с усмешкой ответил я. — Тогда спрашивай.       Брендон как-то неловко поерзал на своем месте и обнял руками свои колени, прижимая их ближе к себе.       — Я не… я не знаю, может, расскажете о своем детстве? — я поморщился от его вопроса. У него явно не было никаких идей сейчас.       — Это не относится к нашей… «сделке». Мое детство не связанно с вампирами или «культом».       — Да… да. Верно. Ну, тогда...       — Брендон, — оборвал его я. И искреннее удивление отразилось на его лице. Я впервые назвал его по имени. До этого я обращался к нему… никак не обращался, просто на «ты». И теперь это обращение немного смутило его. Но мне нравилось, как звучало его имя. В моей голове оно было другим… каким-то не таким. Но, когда я произнес его, оно приобрело некий цвет, даже запах. Боже, о чем я думаю? Имя не может иметь запах, но было именно так. Брендон пах сладко, с оттенком какой-то жженой карамели. Его кожа пахла так от реакции на пигментацию на солнце, она буквально впитывала в себя его тепло, как не могла это делать моя. И его имя переняло на себя этот оттенок. — Я не думаю, что ты хочешь сейчас слушать обо всем этом. Ты слишком переживаешь. Почему?       — Вы видите меня насквозь, да? Иногда я замечаю это в Ваших глазах, — произнес он, устанавливая со мной твердый зрительный контакт.       — Это не так. Просто я хорошо знаю людей, — ответил я. — Ну так расскажешь? Я сохраню твою тайну.       Мой саркастичный тон вызвал у него улыбку.       — Это сложно… Долгая история. Я живу сейчас один, но мои родители проживают не так далеко и приезжают иногда. И вот сегодня как раз был такой день. Мы давно не виделись и все такое, просто… — он нервно закусил губу, выдавая мне свои больные места. — Мы не в лучших отношениях, — продолжил он, — поэтому после разговора с ними у меня гадкое настроение. И мне нужно было отвлечься. В комнате сосед, и он раздражает меня...или я его. У нас это взаимно. А Спенсер хоть и мой друг, но он полицейский, и поэтому любит задавать много вопросов, на которые мне не хочется отвечать.       Я склонил голову вбок, рассматривая его лицо и пытаясь догадаться обо всех тайнах, что он скрывает. Брендон усмехнулся, заметив это, и почему-то сразу же ощутимо расслабился.       — После Вашего укуса у меня была слабость весь день, — с притворной обидой произнес он.       — Я предупреждал тебя, — в тон ему ответил я.       — Не предупреждали, — с улыбкой возмутился парень. На пару секунд между нами установилось какое-то неловкое молчание, во время которого мы просто смотрели друг на друга.       Мне хотелось сделать что-нибудь, потому что у Брендона был пронзительный взгляд, который я не часто встречал у людей, и я не любил, когда таким взглядом смотрели на меня. Поэтому я хотел как-то избежать этого, но он не отпускал меня, продолжая очаровывать. И тогда я решил разорвать эту странную связь и приблизился к нему, сокращая расстояние между нами. Его дыхание сбилось на мгновение, когда я оказался слишком близко. Мне удалось произвести нужный эффект, и надо было не упускать момент, пока лев снова не забрал власть у дрессировщика.       Я почти дотронулся до его губ своими, почти почувствовал их, потому что моя кожа ощущала это живое тепло, потому что я чувствовал на ней это легкое покалывание. Но он все разрушил. Брендон отодвинулся от меня всего на пару сантиметров, но этого хватило, чтобы дать понять: он отказал мне в поцелуе. Но этого не хватило, чтобы перестать ощущать его горячее дыхание.       — Я… — часто дыша, произнес он. — Могли бы Вы… ты… укусить меня в шею? — я поднял взгляд с его полураскрытых губ и посмотрел ему в глаза. Он сделал то же самое. Брендон смотрел на меня уверенно, говоря мне взглядом, что он полностью осознает смысл только что произнесенных им слов.       — Зачем? — только и смог спросить я. Он отказался от поцелуя, но захотел быть укушенным? Что не так с этим смертным?       — Я хочу, — ответил мне он.       — Я не могу, я же говорил.       — Но это глупо, все равно ведь заживет. Никто не увидит следов.       — Но, если узнают…       — Вы все равно нарушили ваши законы или что там, — перебил меня он, и мне действительно было нечем ответить ему на это. Потому что да, я могу сделать это, и да, закон действительно бессмысленный, но вампиры выполняли его не потому, что он якобы важен, а потому, что так проверяется преданность. Безграничная и безусловная, даже в таких глупых законах. Но Брендон прав: я все равно их нарушил.       — А ты латентный мазохист, да? Любишь боль? — усмехнулся я ему в ответ. Но Брендон шутку не оценил, продолжая смотреть на меня так, будто я должен ему этот укус. — Мне это не нужно, — спокойно сказал я, чем выбил его из колеи. Да, он ожидал, что я наброшусь на него по всем правилам дешевого хоррора. Но нет: как я уже говорил, я умею играть.       — То есть как не нужно? Вы же сами говорили…       — Да, но теперь все в порядке. Донорская кровь идет без перебоев, и я не голоден, — солгал я. У меня не было донорской крови, а если бы и была, то это бы не помогало. Голод вампира не утолить, он есть всегда. Он не проходит. Он постоянен, как смерть. И я понял это даже не тогда, когда стал вампиром, я понял это тогда, когда впервые увидел их. Этот голод читался на их лицах, отражался в их блестящих мертвых глазах.       Брендон был каким-то оскорбленным, после моих слов, и это было именно то, чего я добивался. Он приблизился ко мне, и наши губы слегка коснулись друг друга. На мгновение я подумал, что он поцелует меня, но он лишь дразнил.       — Но Вы все равно хотите этого. Я вижу, — прошептал он. И его голос в эту секунду был глубже, чем обычно. Я чувствовал, как его запах стал ярче, он стал еще более сладким от возбуждения, которое он испытывал. И я не мог не поддаться всем его манипуляциям.       Я приоткрыл губы, задевая кожу Брендона, и резко наклонился к его шее. Но я не спешил, я оттягивал момент, который был таким редким для меня. Момент, дающий мне насладиться запахом тонкой кожи и чувством того, что совершаешь что-то, чего не должен. Я дождался, пока мои клыки выйдут полностью, и за мгновение преодолел барьер между мной и кровью.       Тело парня напряглось в крепкой хватке моих рук, и он не мог вырваться. У него не было дороги назад. Я сильнее укусил его, делая рану больше и чувствуя, как из нее вытекает кровь. Она снова не отдавала и каплей солености. Красная жидкость стекала по его шее, и я слизывал капли, а после снова присасывался к ране и выпивал оттуда его жизнь, его вкус, все его сопротивление мне. Брендон расслабился и получал какое-то странное удовольствие, и он не сможет отрицать это после. Ему нравилось, когда я делал это с ним. Ему понравилось еще в первый раз.       Я остановился, когда почувствовал, что он стал слабее, и оторвался от его приятной теплой кожи, которая покраснела и засаднила вокруг укуса. Я снова, как и тогда, стал осторожно облизывать его. И, пока я делал это, руки Брендона обернулись вокруг моей талии, и он прижался ближе, позволяя мне устроиться между его ног. Со стороны мы выглядели как любовники, предающиеся ласкам, но один из нас мертв, а второй со страстью тянется к этой смерти.       Я слизал почти всю кровь, и она перестала идти, а укус постепенно затягивался, но я не останавливался. Прикосновения моего языка были уже не для заживления раны, а для удовольствия. Я стал касаться его кожи не только им, но и губами. Целовал шею Брендона, иногда спускаясь к ключицам или поднимаясь к подбородку. Я не видел его лица, но я чувствовал, как он все сильнее возбуждался, и мне для этого не нужно было прикасаться к его стояку в штанах. Он стал выделять сильный запах, который до жжения бил мне по носу и вызывал не меньшее желание.       Когда я сильно засосал его кожу над укусом, Брендон застонал, прижимаясь ко мне сильнее и пальцами сжимая мои бока. Я оторвался от его шеи и приподнял голову, чтобы наши глаза были на одном уровне. Его глаза были полуприкрыты, а взгляд затуманен. И в этом взгляде я видел уже полную, абсолютную самоотдачу. Я видел, что он встал на путь, с которого ему уже не сойти.       Мои окровавленные губы жестко прижались к его, и нас поглотил жадный поцелуй, полный чего-то обжигающего и опьяняющего.