Холодные камни Арнора (14) Белые стрелы

Под утро синдары заслышали топот копыт: с востока мчался всадник. В предрассветной чуткой тишине даже росные травы не могли заглушить его. Тем паче – скрыть от эльфийского слуха. Скоро вдали стала видна белая точка. Кархид спустился к дороге, готовясь встречать Глорфиндэля. Тот соскочил с коня, взглядом поискал, кому бы отдать поводить его, – подбежал Аэллим, понятливо взялся за кожаный ремешок на шее красавца-скакуна; ваниар понял, что всё в порядке и тут же перестал думать об обоих. – Лорд Глорфиндэль. Тот отвечал поклоном, но вместо приветствия спросил почти тоном приказа: – Где Келегорм? Где Хэлгон? – Хэлгон там, – кивнул синдар в сторону стен. – А Келегорм… Он замолчал, стиснув губы. Он всего лишь искал подходящие слова. Но ваниар истолковал его молчание иначе. – Нет… – язык вдруг сделался непослушным. – Не может быть… – Нет, нет! – поспешил успокоить его Кархид. – Он жив. То есть… – Ясно, – с облегчением выдохнул Глорфиндэль. – Будем говорить «ранен». Серьезно? – Ты разбираешься в ранах призраков? – Нет. – Я тоже. – Что у вас здесь произошло? С кем вы бились?! В Дольне было слышно! – Мы не бились. Мы бьемся. Слушай. Он замолчал, и ваниар различил тихую песнь вдалеке. А если совсем чутко вслушаться, то и не одну… Звуки скользили, едва касаясь явного мира: так летом пух чертополоха скользит по травам, и если дотронется до твоей щеки, то заметишь ли? было? не было? а он летит уже дальше, светлая мягкая звездочка… – Давно не слышал я звуков такого боя, – медленно проговорил Глорфиндэль. – Келегорм мудро напомнил нам Войну Гнева и войско ваниар. – Мне рассказывали о том. Они замолчали. Первая Эпоха не отпускала, хоть и давно нет Белерианда. Надо было вернуться в настоящее. – И кто же враг? – Не знаю, – отвечал синдар. – Важно ли это? Глорфиндэль удивленно приподнял бровь. Кархид отвечал: – Если в тебя вонзится стрела, что будет заботить тебя: что за орк ее выпустил, откуда он, что у него был за лук… – или ты всё же вытащишь стрелу и перевяжешь рану? – Сначала – да, но… – Очнется Железный лорд, будет «но». К рассвету Хэлгон и Эредин, прежде неподвижнее камней, зашевелились. Эредин почти сразу повалился в траву, ему влили в горло несколько глотков мирувора, укрыли плащами и оставили спать. Следопыт открыл глаза, попытался встать, но не смог, словно был человеком, у которого затекли ноги. «Спать!» – приказал Келегорм, появляясь рядом с ним. Синдары, кто был здесь, стремительно встали ему навстречу, и Кархид спросил за всех: – Как ты? «Как? – Неистовый чуть усмехнулся. – Во всяком случае, жить не буду». Люди бы встретили такой ответ дружным хохотом, синдарам столь бурные чувства были не свойственны, но и они улыбнулись. – Шутишь. Стало быть, хорошо. «Что здесь без меня? Что с тем камнем?» – Уже ничего. И с тремя другими – тоже. «Сами нашли? Сколько?» – Полдюжины. Слышишь? – (Келегорм кивнул) – Это остальные три. Но мы еще не искали всерьез. А сколько их? «Я знаю дюжины полторы. Но я тоже еще не искал всерьез». Он обвел горизонт глазами: «Я не предполагал, что наш главный враг – отнюдь не эти несчастные тва… Глорфиндэль?! Ты как здесь?» При имени друга почти заснувший было Хэлгон поднял голову и спросил непослушным языком: – Что, от нашего эха в Дольне витражи посыпались? – Не посыпались, но эхо было громким. Келегорм, я рад тебя видеть. Тот отвечал поклоном – скорее как друг другу, чем как лорд лорду. «Как видишь, у нас здесь маленькая Война Гнева. Для пропустивших большую. Не хочешь присоединиться?» – Если бы я знал… я бы взял свою арфу. «В арфах здесь нет недостатка. И не думаю, что так уж сильно различается их строй». – Ты прав, но… «Но ты ехал не на такую битву. Я понимаю тебя». – Сила Врага, воплощенная в плоти земли! У вас здесь действительно Война Гнева… Это Саурон? «Нет. Это назгулы». – Уверен? «Совершенно. Мертвые гордецы, не пожелавшие умереть. Я посмотрелся в это как в зеркало». – Если ты считаешь, что сходства много, – это было вражье зеркало, Келегорм. Тот молча нахмурился. Потом спросил: «Ты видел назгулов?» – Как тебя. «Я о расстоянии». – И я о расстоянии. Они не были призраками, хоть их так и звали. «Тогда, – он вспомнил самый учтивый из поклонов еще валинорских времен, – я прошу моего славного родича разделить со мною долгую прогулку». Он отбросил игру в этикет и закончил обычным тоном: «Нам надо найти их все. До одного. Осмотреть все окрестности. Я – в незримом мире, ты – в явном». Глорфиндэль молча кивнул. На исходе следующей ночи они втроем (проспавший дотемна Хэлгон догнал их) стояли на берегу Берендуина. Цепь холодных камней увела их на юго-запад от Холмов Мертвых. Вдоль Зеленопутья, ни одного на вершинах, а потом сюда, к реке. Зачем? Этим вопросом задавались все трое, и не знали ответа. Хорошо синдарам: попала в тебя стрела – не задавай вопросов, перевяжи рану. Нолдор, попади в него, тоже спрашивать ни о чем не станет: так, со стрелой в ране, и помчится на врага… знать бы, на кого мчаться. – Их тут не было, – мрачно сказал Хэлгон. – Когда мы сражались здесь, их не было. Я не мог бы их не заметить. «Никто и не обвиняет тебя в этом. Итак, пока всё, что мы о них знаем, – назгулы создали их после падения Артедайна». Глорфиндэль покачал головой. «Почему?» – обернулся к нему Неистовый. – Они бы просто не успели. Войско Кирдана тогда отбросило их, именно здесь и отбросило. А дальше их гнали до Ангмара. И там их разбили, а Король-Чародей бежал. «И потом?» – Через пять лет все назгулы объявились в Мордоре. «Что значит ‘объявились’? Они что-то захватили? Уничтожили? Что?» – Нет, – ответил ваниар. – Просто их видел Гондор, их почувствовали в Лориэне. «Та-ак. И дальше?» Глорфиндэль не без удивления взглянул на него: неужели нужно рассказывать о событиях, которые известны каждому эльфу? «В те годы я держался так далеко от явного мира, как только мог». – А я был с дунаданами, – добавил Хэлгон. – Мы учились жить в пещерах, нам было не до Гондора. «Итак, это известно не каждому. Даже не каждому эльфу. Рассказывай. Они объявились – и что?» – И через двадцать лет… «Сколько?!» – Двадцать. Постой. Ты думаешь..? «Я пока слушаю. Внимательно слушаю». – Через двадцать лет назгулы начали осаду Минас-Итиля. Тебе известно, где эта крепость? «Известно. Дальше». – Спустя два года взяли. «И Кирдан не пришел им на помощь? Ни по Реке, ни по суше? Даже не попытался?» – Нет. При чем он здесь? «Не-при-чем… В том и дело, что Кирдан совершенно не при чем, – медленно произнес Келегорм. – А скажите мне, отважные воины, с той поры, с той битвы, что кипела здесь, Кирдан хоть раз вывел войска? Морем, сушей?» – Нет, – ответили в два голоса. «Интересно, он знал или догадывался?» – О чем ты, Аранг? «О наших камнях. Об этих замечательных камнях, которым наши добрые синдары поют сейчас прекрасные песни». – Где камни и где Кирдан! Келегорм, я не понимаю тебя. «Зато река – вот, перед нами. И ущелье… не теснина Сириона, конечно, маловато… но должно было хватить». – Для чего?! «Для еще одной Войны Гнева, полагаю. Только гнев был бы – Саурона». – Объясняй! «Глорфиндэль, ты приехал узнать, что у нас произошло. От чего у Элронда чуть не посыпались витражи. Так смотри». Он открыл сознание, и ваниар увидел, как едва не схлестнулись сила камня и сила эльдар… «А теперь представь себе, что было бы, если бы камни выплеснули такое в мир. Вы бы догадались спеть им колыбельную – или ответили бы ударом на удар?» – Ты полагаешь, что Саурон… «Я очень мало знаю о происходившем в явном мире за эти века. Но что в победах Саурона есть один затопленный остров – даже мне известно». – С Нуменором было иначе. «Да. Но сталкивать силы он умеет». – И как ты всё это видишь? «Довольно просто. Разгромив Артедайн (прости, Хэлгон), Саурон рассчитывает уничтожить и Гондор. Но вмешивается Кирдан. И сводит партию Саурона вничью – Ангмар за Артедайн. Не знаю, насколько Саурон и Король-Чародей дорожили своим королевством, но вряд ли они были благодарны Корабелу. А Минас-Итиль стоит у Реки. Хорошо, не ‘у’, а ‘недалеко от’. Это неважно. Важно, что Кирдан может привести флот на помощь. Или, что менее вероятно, привести войско сушей. Осада длилась два года, Корабел всяко мог бы успеть помочь. Если бы пожелал. И Саурон делает то, что могло бы показаться глупостью… он сообщает всем, что назгулы – в Мордоре. Зачем?! Напугать? Он на этом теряет внезапность атаки на Минас-Итиль. А именно ему хорошо известно, что такое – внезапная атака. Я про Минас-Тирит. Не про нынешний. Итак, он жертвует неожиданной атакой и двадцатью годами. Пустяк для майара? Согласен. Но ради чего? Что делают назгулы эти двадцать лет? Где они эти двадцать лет? Все уверены, что в Мордоре, а где они на самом деле?» – Подожди, – перебил Глорфиндэль. – Ты забываешь одну вещь. Назгулов выдает ужас, катящийся впереди них. Я видел их, я знаю это. Если бы они пробрались сюда… «Кто? Кто бы заметил их, захоти они приехать скрытно и по одному? Следопытов тогда еще не было, Ривенделл далеко. А люди… полагаю, после войны хватало ужаса и без назгулов. Нет, я уверен, именно в эти двадцать лет они и закляли камни здесь. И оставили как оружие против Кирдана. Реши он выйти на помощь Минас-Итилю – Саурон нашел бы способ заставить эти камни заговорить во всю мощь. Вы бы ответили ударом на удар. И земля бы не выдержала. Вот по этой самой реке и пошел бы разлом. Я слишком хорошо помню, как это было в Войну Гнева. Полагаю, Саурон внимательно смотрел и на первый раскол тверди – по Сириону и на второй – по Гэлиону…» – И ты думаешь, что Гавани Кирдана ушли бы на дно? ¬– недоверчиво нахмурился Хэлгон. «Я не знаю. Может быть и нет… Но если бы земля затрещала, Кирдану стало бы не до участия в чужой войне. А может быть, мы недооцениваем Саурона. Может быть, эти камни были оружием не только против Кирдана. Но и против Элронда». – Разлом по двум рекам, как в Белерианде… – задумчиво проговорил Глорфиндэль. Келегорм медленно кивнул. – Всё это звучит как в древней песни, – продолжал хмуриться Хэлгон, – но почему тогда Саурон за тысячу с лишним лет не воспользовался таким оружием? – Это я как раз понимаю, – отвечал Глорфиндэль. – Ему это было ненужно. Мы не угрожали ему… по крайней мере, прямо. И вздумай он повторить то, что произошло с Нуменором… тогда он лишился облика, но смог создать новый. Что бы ждало его сейчас? Нет, одно дело – война с людьми, война руками орков, и другое дело – уничтожение земель. Кто знает, какие силы ответили бы ударом ему? «А камни тщетно ждали своего часа, и на их силу собрались твари…» – … как мухи на падаль, – закончил Хэлгон. «И ни Митрандир, ни я не поняли, что главный враг здесь – камни, а не нежить». – Вы поняли достаточно, – возразил Глорфиндэль. – Пусть вы не знали своего врага, но ты собрал отряд, а Гэндальф помог тебе в этом, именно против того, что нужно уничтожать силами перворожденных. Перестрелять нежить мы могли бы и втроем. Впятером – с Элладаном и Элрохиром. «Я был твердо уверен, что тварей надо убивать только всех разом… Теперь я понимаю, почему». В предрассветной тишине эльфийский слух мог различить тихое пение. Еще день. Камням, стоявшим вдоль Зеленопутья, не проснуться уже никогда. Стоявшим. Забавно, что говоришь о них так, будто они больше не стоят. А ведь их не выкапывали из земли, не разбивали молотами, они не рассыпались прахом, как плоть умертвий в курганах… они высятся, как высились. И все же вдоль Зеленопутья холодные камни больше не стоят. Осталась лишь цепь, идущая к Берендуину. На пару дней песен еще – осталась. Нолдоры старались держаться от поющих синдар подальше, а Глорфиндэль наоборот – жадно вслушивался, подолгу стоял, прикрыв глаза, и по его лицу пробегали отсветы той музыки, что возникала в его душе. «Чего ты ждешь? – спросил его Келегорм. – Ты знаешь, как запеть камень, ты хочешь это сделать. Отчего же ты робеешь, как юнец перед битвой?» – Оттого и робею, что я не юнец. Здесь не время и не место для неудач. Ты сам это говорил. «Я говорил лишь о схватке с тварями в Явном мире. В Незримом было иначе: я всадил в мою три стрелы, пытаясь ее прикончить». – Получилось? Железный лорд покачал головой: «Рининд добил с первой». – Тогда ты понимаешь, почему я не хочу рисковать. Нахмурился: «Тоже боишься его?» – Келегорм, о чем ты? О ком?! «Я полагал – ты знаешь». Лицо Глорфиндэля напряглось, застыло, и он спросил холодно: – Что еще? Неистовый, напротив, расслабился и ответил с усмешкой: «Я не знаю. Нас здесь не было два с лишним месяца. Я не могу собирать отряд у Лориэна и следить за здешними землями в одно и то же время. Отсутствие тела дает преимущества, согласен, но быть в двух местах разом я не умею». – Прости. Ты хочешь сказать, что за эти два месяца сюда… «Я хочу сказать, что почувствовал это раньше, чем перешел Тарбад. И до безумия боялся, что нас заметят на мосту». – Вас не заметили. Это не было вопросом, но Келегорм ответил ледяной усмешкой. «У вас на юге никто из врагов не сбегал из битвы?» – Меня не было на юге. «А по рассказам, стало быть, – никто…» – Расскажи, что знаешь, – попросил Глорфиндэль. «Я знаю, что я редко боюсь. А здесь – боялся дважды. Первый мой страх подтвердился полностью. А значит – верен и второй. Здесь есть кто-то. Пришел, когда нас не было. Случайность? Не уверен. Зачем он здесь – я догадываюсь. Наши замечательные холодные камни. Он надеется восстановить свои силы с их помощью. Или, вернее, надо сказать ‘надеялся’. Осталось не больше двух дней, он вряд ли успеет. Ну а если попытается…» – нолдор жестко усмехнулся. – Недобитый слуга Врага? Кто это может быть? «Откуда мне знать? Пока нам не до него. Уничтожим камни – потом можно попытаться узнать, кто хотел воспользоваться ими. Только осторожно, не спугнуть». Это было в третий день ноября. День, который эльфы всех трех народов, волею судьбы собранные в Тирн-Гортаде, назвали бы обычным. Почти обычным: сегодня всё закончится. Остались последние камни. Последние песни. Но даже если назвать песни перворожденных, уничтожавшие силу холодных камней, привычными, – этому дню суждено было стать особенным. – Вы слышите, – обернулся Хэлгон к Келегорму и Глорфиндэлю, – за рекой рог? Он вслушался. – И снова… но этот другой. Лорды переглянулись. – Битва? С ним? Келегорм пожал плечами. – И ночью я слышал рога, – добавил следопыт. «Пока цел хотя бы один холодный камень, – жестко сказал Келегорм, – я не пойду выяснять, что творится за рекой. И никого не пущу». Хэлгон отвел взгляд. – Мы подождем, – сказал Глорфиндэль. – Ждать нам недолго. Ждать им пришлось гораздо меньше, чем они полагали. …это ощутили все: словно незримый удар, порыв ветра, хотя день был тихим. Келегорм с Глорфиндэлем разом ринулись в Незримый мир, хотя и было понятно, что ваниару вряд ли удастся увидеть многое, когда его тело – на этом берегу Берендуина. Хэлгон опустился на землю, прислонился спиной к камню. К самому обычному валуну, который никогда не был ни холодным, ни горячим, ни каким-нибудь еще, не был и уже не будет, потому что вот сейчас, кажется, война действительно закончилась, кого-то уничтожили, кого-то последнего, и какая разница, кто это был, если его теперь нет. Лорды вернулись, о чем-то взахлеб говорят с теми из перворожденных, кто сейчас не поет. Что ж, обсуждать судьбы мира – это занятие лордов. Особенно когда уже никуда не надо идти, ничего не надо выяснять… самое время завести возвышенные речи о пути добра и зла. Всё уже позади. А вот и не всё. У трех камней пока еще поют. И последний стоит. То есть по ту сторону реки эти миролюбивые мохноногие малыши уже закончили Войну. А по эту – древние эльфы и великие герои всё еще никак? Но это же неправильно… «Саруман теперь точно не сможет воспользоваться силой камня. Теперь тебе нечего бояться. Попробуй! Как раз один камень остался. Он твой», – улыбнулся Келегорм. – Не сейчас. Только когда они допоют. Теперь, когда мы ничем не рискуем, я попробую. Но мне не встроить голос в их песнь. Железный лорд кивнул, понимая. Тихое пение синдар, казавшееся едва слышным, даже когда они пели рядом, растворялось в мягкой серости этого осеннего дня. Небо в тучах, но они высоки и светлы, и по ним не понять – давно был полдень? недавно? Ни света, ни тени. Ни прошлого, ни будущего. Тихая песнь… … одна умолкла. … вторая. …третья. Слабый ветер с реки. Не порыв, знаменующий кончину того, кто мнил себя бессмертным, а просто – ветерок этого мира. Легкое дуновение с запада. Глорфиндэль смотрит на синдар, улыбается – одними глазами – и по этой безмолвной просьбе несколько протягивают ему арфы. Он берет арфу Фаэнхифа, даже и не пробует струны – зачем? он знает, каков ее строй. Он чувствует это, как птица чувствует солнце, не видя его. Ваниар садится у камня, кладет пальцы на струны… Немногим даже из древнейших эльдар Средиземья доводилось слышать музыку Благого Края. Звон. Тихий перезвон колокольцев. Звон серебряных колоколов. Долгий звон плывет в чистейшем морозном воздухе, то густея, то истоньшаясь, то врывается россыпь колоколов поменьше, а волны звона накатывают одна за другой, и дух твой словно пловец в мерной стихии звуков, того голоса. которому не нужны слова и смыслы, того голоса, что говорит не с разумом, но с сердцем, того голоса, в котором слышны отзвуки Предвечной Музыки. Ясна и проста речь твоя, многозвонный Валмар. Как ясен и прост был Замысел, пока Искажение не замутило его. Ни ветерка, ни дыхания. Эльдар стоят, не смея пошелохнуться. Перворожденные синдар, сменившие туманы чар на путь в сияние Валмара, – что видится вам сейчас? Возможно ли сердцу увидеть то, чего никогда не видели глаза? Смех. Легкий и звонкий. Так могут смеяться лишь дети – Дети Единого во дни, когда беды еще не коснулись их. Звуки арфы, флейты… танец. Смех танцовщицы. Золото волос, взвившихся словно крыло. Эленвэ. Сестра. Два крыла в танце – золотое и черное. Но не несет черное беды, лишь оттеняет сияние золота. В четыре руки сплетается танец, в два голоса звенит счастье смехом. «Он напрасно запел о сестре. Ему придется петь и о ее гибели». Небо разъяснивается. Скоро пора сереть сумеркам, но становится всё светлее – словно время повернулось вспять и наступает полдень. Чистый и спокойный, как небо над Ойлоссэ, когда Древа стояли в цвету. Сурова доля сменивших алмазную пыль Валмара на смертельный блеск Льда. Вдвойне суровее доля тех, кто покрыт пылью дорог Эндорэ. Но в свете Солнца и Луны жив свет Древ, и всей горечи мира не заглушить в сердце ту радость и чистоту, что вынес ты из Валмара как самое драгоценное из сокровищ. То сокровище, которое не отнимет у тебя ни Моргот, ни Саурон, ни война, ни смерть. Тучи истаяли, и солнце сияет на западе, его отблески словно золотым мостом соединили берега Берендуина. Нолдорам, родившимся в Свете Древ, легко смотреть на солнце не щурясь, но и синдары сейчас не смежают ресниц, глядя, как золотая полоса на реке и лучи солнца – вверх и вниз – словно сливаются в неимоверной высоты сияющий шпиль, и словно размыкается связь миров и связь времен, и здесь, перед ними высится Таниквэтиль. Легко пройти через смерть тому, в чьем сердце – звоны твои, Валмар. Вновь ступить на широкие твои лестницы, и мириадами искр взовьется алмазная пыль, и ярче алмазов засияют глаза сестры, и мудрость в глазах ее супруга не обернется горечью, ибо подлинная мудрость всегда идет рука об руку со счастьем, ибо кто счастлив – тот и истинно мудр. Солнце стояло точно на западе, золотой мост на реке сиял нестерпимо, и камень, возле которого пел Глорфиндэль, оказался ровно напротив. На несколько мгновений золотое сияние окутало его… …солнце заходило за холмы Шира. Река погрузилась в тень. Златокудрый эльф, сидящий у высокого камня – самого обыкновенного камня – снял с колена умолкшую арфу. В сумерках бродили по одному, по двое. Молчали. Ослепительно сияющая Таниквэтиль стояла перед глазами каждого. И надо было как-то вернуться от ее подножия назад, в Эндорэ, на Тирн-Гортад… вспомнить бы еще, что это за название и где эти холмы… Под утро Глорфиндэль подозвал коня (тот вольно бегал по Южному Всхолмью), стал седлать. «Уже уезжаешь?» – подошел к нему Келегорм. – Здесь всё закончено, – качнул головой ваниар. – Пора привезти эти новости в Дольн и узнать другие. «Понимаю, но…» Глорфиндэль посмотрел ему в глаза: – Послушай меня. Сейчас я не прощаюсь, мы еще увидимся и не раз, но всё же я скоро уплыву. Мы скоро уплывем. Да, понимаю, вы с Хэлгоном остаётесь, даже и не спрашиваю. И всё же подумай вот о чем. Он смотрел вдаль, как давеча, когда пел. – Мы сейчас – словно осенние листья, сорванные ветром. Золотые, багряные… наш полет прекрасен, но это – последний полет, Келегорм. Нас этот ветер унесет на Запад. Что будет с вами? Пожухлый лист, рассыпающийся серым прахом в руках? Нет, не перебивай. Дослушай. Когда-нибудь… понимаю, что не скоро, но – когда-нибудь: возвращайся. И я буду в числе тех, кто придет к вратам Мандоса встречать тебя. «Ты полагаешь, их будет много?» – Их будет больше, чем ты ожидаешь. Не говори ничего. Просто подумай над моими словами. «Я подумаю». Глорфиндэль взлетел в седло. – До встречи. Келегорм кивнул ему и, чуть поразмыслив, крикнул вслед: «Передавай Элронду поклон от меня!» Ваниар развернул коня, подъехал к нолдору. Напряженно спросил: – Что это: учтивость или тонкое оскорбление? Келегорм прищурился – не зло, скорее весело: «А вот как владыка Элронд решит – так оно и будет». Эльфы отдыхали и не считали дни. Слишком тяжел оказался этот бой для многих, и было бы легче, выйди против них орки и варги. Они шли биться против всего лишь нежити… не против мощи назгулов. Иные поддерживали силы песнями, иные бродили в одиночестве, некоторые – Рининд, Фаэнхиф, Нимдин и еще несколько, не щадивших себя, уничтожая камни, ¬– спали уже который день подряд. Хэлгон привычно гонял молодежь за сушняком глубоко в лес (опушку он вымел еще весной), Келегорм, чувствуя себя помолодевшим после разговора с Глорфиндэлем, присматривал за всеми, не мешая никому. Преимущество быть призраком: тебя не видят, когда ты не хочешь этого. Длина гряды Тирн-Гортада, совсем недавно бывшая таким суровым препятствием, сейчас стала подарком: ты и не ушел никуда, и всё же за несколько лиг от остальных. Как-то незадолго до рассвета мертвый нолдор глядел, как над Южным Всхолмьем восходит серп поздней луны – тонкий лук Тилиона, друга валинорской юности. Вместе когда-то мчались по лесам Оромэ, веселые, дерзкие мечтатели. Сияя взорами, говорили, что однажды оставят Аман, придут в Срединные Земли… оставили. Только не так, как мечтали. Оба. Тебе никогда не вернуться в Валинор, сребролукий охотник. Тебе – никогда. А мне? «Не скоро, но – когда-нибудь…» Уходили, твердя в гордости: не Валар отреклись от нас, но мы от них. Повторяли дерзко: не Валинор закрыт для нас, но мы навсегда покинули его. Ни живыми, ни мертвыми не вернемся… …еще раз взойти на Туну. Пройтись по залам Тириона. Снова сесть на Террасе Фонтанов, слушать пение вод и забыть обо всем. Вернуться в леса Оромэ, увидеть Владыку, склониться перед ним, сказать «Прости, если можешь!» Хуана снова увидеть… … еще раз! Ради этого можно снова вытерпеть все мучения, что были и до смерти, и после нее, и сейчас. … еще раз. Еще только раз. Один раз. Вечный. Светает. Небо над Южным Всхолмьем бледнеет, желтеет. Тилион ведет ладью за холмы. До новолуния отдыхаем, а с молодой луной надо идти назад. Еще дней пять на отдых им, пожалуй, хватит.