Особая операция

— Итак, все наши «подопечные» находятся в этом здании, — подъезжая к серому зданию тюремной больницы, указал Стив. — Напоминаю, что от нас сейчас требуется только представить свои документы дежурному, который знает о поручении и сопроводит к нужным отделениям. Их здесь четверо, все в полуживом состоянии, неопасны. Нужно всего лишь сидеть в коридоре, при любом незначительном изменении в состоянии, — продолжил он лекцию, выходя из машины, — звать врача, а не самим исправлять. Шаман и Лава, вас это особо касается, — при этих словах последняя хмыкнула, глядя на «коллегу», трепетно относившегося к нетрадиционной медицине. Она никак не желала признавать, что Шаман действительно мог и лечил больных с помощью медитации, а также оберегов и заговоров. Профессиональная ревность давала о себе знать. — Стив, а если в то время, когда всё в порядке? — спросил Александр, уже понимая — точнее, предугадывая, что, несмотря на то, что ему сейчас скажут, он всё равно сделает по-своему. В пальцах неожиданно резко началось покалывание, словно организм готовился к предстоящему лечению. — Ну, если никто не будет возражать, то можешь, — кивнул тот. — На этаже помимо тебя будет ещё кто-то, однако ты за главного. Заходи в палату и делай, что угодно, проводи спокойно свои сеансы. Я предполагаю, что Лава отправится к Татьяне, ты, Бес, к Константину Орлову, Шаман — к Николаю Савкину, он один из самых тяжелораненых, а я, соответственно, к Максиму Калинину. — Идя по ступенькам лестницы, он приготовил документы. — Заходим. Тяжёлая дверь тёмно-серого цвета неохотно отворилась, и команда вошла в узкий коридор, где было не развернуться. Строили здание явно с расчётом: планировка оказалась специфичной, судя по всему, на случай побега преступников. Это подтверждали и две видеокамеры, установленные так, чтобы было видно, кто приходит и уходит. Ожидавший команду дежурный вышел из маленькой комнатки, где сидел раньше, от скуки разгадывая судоку. На вид ему было около тридцати. Невысокий, коренастый, с абсолютно, на первый взгляд, невыразительной внешностью, с сидящей кое-как формой, он всё же привлекал к себе внимание выражением лица, мимикой, глазами, в которых очень хорошо виднелось любопытство, и из-за чего поначалу казался моложе своих лет. Дежурный, не скрывая уважение к пришедшим гостям, поздоровался, пожал руки и чуть дольше, чем обычно, задержал взгляд на Лаве, то ли удивляясь, зачем она здесь, где требовалось охранять особо опасных преступников, то ли почувствовав симпатию; а затем кивнул напарнику, чтобы тот занял пост, и, прихватив какую-то папку, пошёл лично показывать места последующей охраны, на ходу рассказывая, кто когда поступил и что где находится. — Здесь вообще мало больных, поэтому «мечей» привезли сюда, чтобы никто не добрался и легче было присматривать, — рассказывал словоохотливый паренёк. — На первом этаже никто из них не лежит, а вот на втором есть два отделения (наша больница длинная), так вот, в разных палатах максимально далеко друг от друга находятся… Сейчас скажу, Николай Савкин и Константин Орлов. — Как договаривались, Шаман налево, Бес направо, — скомандовал Стив, краем уха услышав ошарашенное бормотание дежурного: «Шаман? Бес? А имена?». — А имена знают здесь не все, уж вашим больным они точно необязательны. — Пойдёмте теперь на третий этаж. Там только Дёмина Татьяна лежит, кто остаётся? — теперь вопросов у него не было. — И на четвёртом последний член группы. — На мне, — отрезал Борис. — Какие-то изменения в состоянии были у кого-либо из «мечей»? — Приходил в себя ваш охраняемый вчера, но ненадолго. Врачи делают всё, что могут, обещают, что пойдёт на поправку, состояние стабилизировалось. У женщины два ранения в грудную клетку, одно задело лёгкое; потеряно много крови, неизвестно, что будет. У тех, кто на втором этаже — одно только скажу: там ещё хуже, особенно у Савкина. — Жена к нему приходила? — Да, но пока её не пускают, — подтвердил дежурный. — Хорошо. — Стив оглядел коридор, заметил ещё двоих в тёмно-синей форме: те явно ждали его; потом повернулся к сопровождающему и задал каверзный и логичный вопрос: — Ты так подробно рассказал всё обо всех, хотя больных здесь хватает. Они заинтересовали? Точнее, их дела? — А… ну да, необычные заключенные в этот раз, не думал, что… они сюда попадут, — неожиданно смутился дежурный. — К тому же… удивительно, что они попались всё же. — Почему так получилось, ты хотел сказать? — приподнял брови Борис, он не ожидал такой сильной реакции. — Да. Честно говоря, — тот невольно понизил голос, не желая быть услышанным, — до конца не верил. Они же столько всего сделали, а в итоге всё закончилось, — сорвалось с языка прежде, чем он подумал. — Я понял. Можешь идти. После того, как дежурный ушёл, Стив подошёл к небольшому диванчику тёмно-бордового цвета и присел, решив не заглядывать в палату, чтобы проверить, на месте ли Калинин. Потом ещё увидит; тот, он уверен, на месте, раз другие охранники ещё живы-здоровы. А вот сейчас ему хотелось немного подумать, проанализировать не только ситуацию, но и всё, что он успел сегодня рассмотреть. Итак, больница выглядит относительно хорошо укреплённой. Спецназ бы взял за две минуты без потерь, однако пока со стороны «мечей» ничего не намечается, а Стив сам из особых подразделений — на данный момент всё под контролем. Преступники... хм, даже в мыслях трудно что-то стало их так называть. Охраняемые (так лучше) казались абсолютно зависимыми людьми. Их точно никто не осмелится спасти. Да и кому это надо? К тому же находятся в разных помещениях, не знают о судьбе других, на окнах решётки — похоже, здесь, и вправду, не намечалось ничего опасного. Наверху просто решили перестраховаться. Интересно, а как отдых и еда планировались? Наверное, да, на какое-то время их сменят. Про ночь ничего не говорили, однако здесь Стив ждал звонок от Куликова: тот должен был его предупредить. «Кстати, а что за тип такой этот дежурный? Молодой, по-видимому, пришёл на смену недавно. Отнёсся хорошо, даже не ожидалось встретить такой приём. Но то, что знал всё, настораживает, конечно. И… уважение в его голосе было явно слышно, оно усилилось, когда он рассказывал о раненых, или мне показалось? А последняя фраза? Ладно, это не преступление, — он встал и прошёлся по коридору, обращая внимание на прочие двери. Подёргал одну, потом другую: закрыты. — Что ж, предсказуемо. Теперь надо бы проверить своих». — Бес, Шаман, Лава, как у вас? – приложил он к уху радиосвязь. — Всё нормально, — раздался голос Беса. — У меня тихо, — ответила вслед Лава. — Приступаю к лечению, — помедлив, спокойно сказал Шаман. По рации с трудом, но можно было уловить то, что целитель уже явно был готов к медитации, если бы его не отвлекли. — Тогда удачи всем. Ждём смены караула. *** — Вы ничего не хотите больше рассказать? Может, пора? — открыто давил следователь на Лену. Женщина за последнее время слишком устала и была измучена ожиданием, мыслями, терзаниями. Одно осознание за другим приводило в ужас. Антон погиб, как сказали ещё на первом допросе. Дети... С мамой, по-видимому. Она искренне надеялась, что они мало что знают, что не ненавидят её, что несильно скучают, в конце концов, что им не плохо — её самым близким людям: детям и родителям. Как же всё сложно, как навалилось в один момент... Тогда, ошеломлённая свалившейся новостью о разгроме группы, она была вызвана на место происшествия, потому что, кроме неё, некому было ехать в больницу. Лена приехала, не успела узнать о других, с холодными, недрожащими руками и каким-то туманом в голове. В таком состоянии она давно не была и растерялась. Нет, в перевязке не было допущено ни малейшей ошибки, однако... Ещё до поездки в голове появилась одна-единственная мысль, ирреальная, неоправданная, за которую она ухватилась, забыв о себе, обо всём на свете. Если её вызвали на место, значит, на небе или просто кто-то решил, что она может спасти хотя бы Максима? Глупо. Безрассудно. Бессмысленно. Но под руку так некстати попался баллон с усыпляющим газом, который был перетащен со склада и поставлен в угол комнаты. А затем использован в той самой машине скорой помощи. Дальнейшее Елена просто забыла, точнее, сознание отказывалось вспоминать ту странную, лихую поездку по городу в попытке оторваться от преследования; автомобили, окружившие «белую карету», люди, выволокшие из-за руля и арестовавшие. Всё то время перед глазами стояло лицо Максима и его ободряющие, как показалось, глаза… Сидение в чёрной Волге, незнакомое здание, этаж… кажется, третий. Ругань, комментарии, чьи-то голоса, обращение — к ней или кому-то другому. Решётка и брошенное обещание: «Завтра допросят». И сумбурные мысли, как бы она ни пыталась взять себя в руки. Старалась, опыта раньше хватало. Однако сил не было. На первом допросе Лена молчала. На втором — тоже. Сейчас третий. Монолог следователя, его попытки то войти в доверие, то надавить, да побольнее. Зачем? Надо немного потерпеть: потом они поймут, что вовсе незачем связываться, и отстанут. Так? — Хоть поясните, вы просто хотели помочь или в команде тоже были! — это было сказано слишком громко, но вздрогнула она не от голоса, а от сказанного. Может, это шанс? Кажется, следователь понял так же. Он положил в папку чистый лист протокола, обернулся, осматриваясь, а затем чуть наклонился вперед и начал говорить: — Мне до вас и дела нет, даже если бы вы были в команде, то уж точно как врач. Пособничество — это наказуемо, однако здесь есть ещё свидетели и подозреваемые. «В качестве врача? Если бы… Смерть Дадашева до сих пор на моей совести. Антон помогал мне, как мог, но теперь его нет в живых. А груз — остался». — И есть также те, кто хочет, чтобы вы освободились. Не знаю, как и кому могла помочь простая медсестра со «скорой». Говорю, как факт. Всё то, что вы успели натворить, сойдёт за условный срок. Вы можете дать показания и освободиться. А можете продолжать молчать, — каждое слово било набатом по ушам. — Что скажете? Шанс снова был дан. Как только появилась возможность, внезапно захотелось домой, к детям, в её маленькую, родную квартирку. Даже мысль о том, что за покровитель обнаружился у неё, отошла куда-то в сторону. Потом узнает. — Пишите. *** — В общем, Дима, такая ситуация. Лену я смогла спасти от реального срока, причём заручилась поддержкой одного действительно хорошего знакомого, которому наш врач как-то помогла, спасибо отдельно заведующему больницы: подсказал, что нужно было. Но что сделать с остальными, ума не приложу... Боюсь, здесь я бессильна. — Побег мы с тобой им не устроим, — мрачно откликнулся с дивана Чиж. Он повернулся набок, заметно поморщившись. — Там теперь охрана, как у президента. Поднимать друзей тоже не вариант: у Макса, кроме Костяна, больше из бывших военных не знаю, да и кто согласится? — Ты прав. Я тоже не знаю, что делать, — Ольга отвела взгляд в сторону, сглатывая ком в горле, пытаясь успокоиться. Только сейчас они, наконец, заговорили обо всём и всех, настолько болезненна была тема. Прежний мир рушился, и чувствовал себя каждый так же, как и Лена. Они все были подготовлены ещё со времён разгрома склада: тогда была невероятная моральная встряска. Но… Жить с грузом на душе, знать, что твои самые близкие люди в тюрьме, а ты по счастливой случайности избежал их участи, вынужденно ходить на работу каждый день с острым, разрывающим ощущением вины и говорящей, мать её, совестью — это было намного сложнее. Радоваться невозможно, желание помочь, пусть и во вред себе, говорило со дня на день так, что казалось: либо пойти признаться, либо… Как-то сбросить этот груз, но как? — Дима, они все сейчас в одной тюремной больнице. Сейчас мы никак не сможем им помочь. Давай… просто подождём, придём в себя. А там посмотрим. Может, найдётся выход. Не говори ничего против, — она помотала головой. — Мы, правда, не сможем ничего сделать. Я начну проверку по всем каналам, найду, за что ухватиться. Раздобуду максимум информации. А ты отдыхай. Возьми отпуск на неделю, у тебя точно есть право, воспользуйся. Начальник наорёт — не обращай внимания. Только придумай что-нибудь убедительное. — Да не, не наорёт, наоборот, он всё понимает. Ладно, — он посопел немного, лёг снова на спину и пробормотал: — Я пока посплю, хорошо? — Да-да, ты отдыхай, если что, я в соседней комнате, буду завалы бумаг разбирать. Хоть чем-то себя займу, — на последней фразе Оля понизила голос и поспешно вышла в коридор. Сейчас можно будет и ей расслабиться, пока никто не видит. Особенно Чиж. Ему надо поправляться и поменьше нервничать. А она справится. Со всем. «Как же больно…» *** Шаману без проблем удалось найти общий язык с напарниками, и те, заверенные обещанием, что он присмотрит за ситуацией, ушли в столовую. А он тихо зашёл в палату и остановился у постели Савкина, изучая его лицо. Читая все заслуги этого офицера, он чувствовал уважение, которое особенно усилилось после изучения материалов по самому последнему делу — освобождению детей-заложников. Было абсолютно понятно, почему именно этот человек оказался в группе: слишком честный, борец за справедливость; наверное, был главой «Мечей», «мозгом», в крайнем случае — правой рукой. Если последнее, то, как он понимал, Максима Калинина. Антон Карев не подходил: слишком вспыльчив. Остальные были моложе и не имели столько опыта. Шаман всегда пытался выявить связи между людьми, а данных психопортретов преступников по этому заданию хватило с лихвой. Сейчас же он ощущал только какую-то жалость к измождённому человеку, стоящему между жизнью и смертью. Трудно было даже узнать по фотографии, настолько тот изменился. Чёрные слипшиеся волосы, лезшие в глаза настолько, что хотелось их убрать; проступающие вены на худых руках; множество ран, гематом, просто царапин; тонкие, бледные, сжатые губы; осунувшееся лицо. Не мертвец, но близко к такому состоянию. В помещении не было душно, а скорее прохладно, однако Шаман пока решил не зажигать аромамасло. Он и так войдёт в транс, без всякой посторонней помощи. Покалывание в пальцах усилилось. Не самый хороший признак. Ему надо поскорее успокоиться, сосредоточиться, а не отвлекаться на переполнявшую энергию. До него донёсся голос Стива, уточнявшего, всё ли в порядке у каждого, он что-то ответил, а затем снял радиосвязь, отложил на тумбочку. Пора. Камень, взятый в руку, уже нагрелся. Шаман сел прямо на пол, не заботясь о коврике, боком к постели, чтобы не отвлекаться; сосредоточился. Он не призывал богов, как думали многие, а пока пытался увидеть, в каком состоянии находился больной. Вскоре он полностью отрешился от всего. У Николая не дрогнул ни единый мускул, однако через какое-то время в выражении лица что-то неуловимо поменялось. Александр, встав с пола и встряхивая напрягшиеся руки, удовлетворенно кивнул: процесс пошёл. Теперь будет намного легче.