Особая операция

К приезду Стива Максим снова пришёл в себя. Он не знал толком ничего: ни кто выжил, ни где он находился, ни где остальные, ни даже какое сегодня число и сколько пришлось пролежать в бессознательном состоянии. Оставалось надеяться только на сострадательного врача, который мог бы подсказать «лишние» сведения. Или ему что-нибудь объяснят, когда начнут допрос. Всё тело затекло, хотелось пошевелиться, но проводов было столько, что можно было запросто при одном движении выдернуть какой-то нужный. Хорошо хоть, кислородную маску убрали. Кстати, когда собираются к нему прийти? Наверное, тут установили камеру, чтобы следить за ним, так что, возможно, гости скоро пожалуют. Пока к допросу он вряд ли пригоден, так что ожидал только врача — естественно, в сопровождении охраны. Можно не напрягаться, прийти в себя окончательно и подумать о многом. Кто выжил? Интуиция подсказывала, что Антона Карева, первого бросившегося прикрывать отход остальных, стоило считать мёртвым. Когда Макс обернулся в последний раз, тот уже падал на спину, роняя автомат на землю. Погиб первым, как герой, несмотря на все ошибки. Что же будет с Леной, даже страшно думать. Да и всем он был не чужим, эту утрату Калинин воспринимал так же тяжело, как смерть своих знакомых ребят в Чечне. К подобному не привыкнуть. Никогда. Вторым отправившимся на тот свет мог оказаться Коля. Он в одиночку задерживал «альфовцев», а те могли спокойно добить раненого: для них главное — остановить, задержать любой ценой. И это часто оказывалось гибелью, тем более тогда всё складывалось в их пользу. То есть семья Савкиных могла не ждать мужа и отца. Калинин прикрыл глаза и стиснул зубы, пытаясь успокоиться. Вот ведь как: был человек — не стало его, а в памяти он ещё живой, смотрит на тебя и улыбается, просит, чтобы об его родных позаботились. Ты же привязался так, что не хочешь верить произошедшему. «Всё будет сделано, Оля и Чиж — если смог скрыться — помогут», — прошептал Макс, скорее успокаивая себя. Мертвые — тяжёлый груз, и ему теперь придётся нести его до конца жизни. С возрастом становится тяжелее, однако другого выхода нет. Насчёт Костяна в груди теплились сильная и спокойная надежда и уверенность: уж он-то должен был выжить. У такого человека, как говаривал иногда инструктор, по три ангела сидят за плечами и оберегают от самых страшных и опасных последствий после всяких приключений и авантюр. Шансов маловато, однако их должно было хватить сполна. Ранен — выкарабкается, осложнения могли быть, но организм молодой и крепкий, так что здесь, как и с другими, была одна беда: ожидавшее их будущее в тюрьме. Конечно, надо попытаться убраться из этой больницы до переезда в казённый дом, вот только кто им поможет? Правильно, никто. Если не обнаружатся сочувствующие и готовые освободить, но это настолько смешно и нереально, что даже думать об этом не стоит. Лена… Если бы она сообразила сказать нужные слова, мол, оказалась той самой сочувствующей и непричастной стороной, однако тут были большие сомнения. Вряд ли получится. Тут только Оля могла бы вмешаться, причём так постараться, чтобы её саму никто не обвинил бы. Хороший вариант, главное — грамотное осуществление. Большую беду представляла судьба последнего, тоже близкого и дорогого ему человека. Все они участвовали в убийствах и других преступлениях, были готовы умереть или попасться при очередном карательстве. А Таня просто оказалась в той самой машине, за рулём, пытаясь помочь, хотя могла и имела полное право отстраниться от дела. Говорила же: «Долг превыше всего!». Он, честно говоря, не ожидал, что она так изменила свои взгляды. Ради него. Как, когда всё пошло не так? И о чём он вообще думал, когда начал встречаться с ней? На работе многие знали об их романе, Егоров уж точно подтвердит, что они встречались. Факт того, что «Меч» так долго ускользал, теперь был подозрителен. Кто ответственен, с кого спросят? Не с него, а с неё. Хотя везде и кругом виноват он сам. Надеялся на авось, точнее, откладывал столь неприятную мысль, не хотел терять Таню, слишком дорожил отношениями, позволял себе расслабляться. Зачем? Этого можно было избежать. Надо будет сказать следователю. Продумать, что именно, какие обстоятельства скрыть. Лишь бы с ней всё было хорошо. Она ни в чём не виновна. Если, конечно, девушка тоже выжила. В противном случае, он понимал, ему проще будет наложить на себя руки. Столько на его совести вины — не выдержать. В коридоре кто-то встал, раздалось шуршание, шаги, послышались чьи-то мужские голоса, а затем зашёл врач в белом халате, тот самый, которого Максим видел ещё в прошлый раз, в сопровождении какого-то человека. Незнакомец был не в форме, что с удивлением отметил Калинин, но весь облик выдавал в нём даже не просто подготовленного охранника, нет, он явно был из спецназа или какого-то другого подразделения. Об этом говорили все жесты, мимика, поведение. Макс встретился глазами со Стивом и окончательно уверился в предположении. Стальной, уверенный, настороженный, выжидающий взгляд: редко можно было увидеть подобное даже у служащих. И, похоже, этот человек сделал такой же вывод, признав в участнике преступной группы военного. Врач возился с приборами, менял капельницу, просматривал провода, не запутались ли те. Потом взглянул на повязки, проверил тугость, раны и заметил вслух, что через несколько часов придёт поменять бинты. А Максим всё молчал, сомневаясь, ответят ли ему, но потом не выдержал и спросил: — Кто выжил? Доктор замер, затем обернулся и неуверенно посмотрел на сопровождавшего, словно ожидая указаний. Тот, помедлив, ответил сам: — Константин Орлов, Николай Савкин, Татьяна Дёмина, — услышав имена, Макс почувствовал неожиданно неслыханное облегчение, а потом — дикую радость. Даже Коля был жив, что уж говорить об остальных! — Антон Карев, так получилось, нет. Эмоции схлынули, но впечатление осталось, будучи не в силах уйти после такой новости. Антона было жалко, несомненно, однако жертв могло быть намного больше. И пока не следовало себя выдавать. — А… женщина, которая была в машине скорой помощи? Кто она и что с ней? — Она сейчас в следственном изоляторе. Новостей про неё пока нет, — Стив выдержал паузу и задал свой вопрос: — Эта женщина вам знакома? — Нет. Просто… она, помню, пыталась помочь мне, зачем только?.. — Ну, не знаю, — он слегка усмехнулся. — Думал, вы нам расскажете. Да, кстати, услуга за услугу: кто в вашей группе был лидером? — Я, — Максим сглотнул, чувствуя жажду, но просить перед этим человеком не хотелось. — Когда придёт следователь? — О как, уже готовы давать показания? — удивился Стив. — Думаю, завтра. Пока вы находитесь под охраной. — Военный? — прямо спросил Макс с едва скрытым любопытством. — Можно сказать и так, — неопределённо ответил Борис. — Но где и кем служил — секрет фирмы, — шутку собеседник оценил, судя по выражению глаз. — Буду в коридоре, — уведомил он напоследок и вышел за доктором, видя, что охраняемый уже устал и плохо себя чувствовал. На того хватило сегодня всего, что произошло. Да и для Стива тоже появилась новая информация, которую следовало бы донести до остальных. Для размышлений. *** Лава сидела на жёстком стуле, уже порядком устав и скучая. Всё же пребывание на одном месте хоть и полезно для тренировки выдержки, однако вряд ли пригодилось бы в ближайшее время, тем более когда подопечная лежит пластом на кровати и не собирается даже сесть: сил бы не хватило. Конечно, Татьяна не была виновата в плохом настроении Лаванды, просто сиденье без дела в одиночной палате, похожей на камеру, в жаркий летний день постепенно приводило к накоплению раздражения. С собой у девушки была только папка с копиями документов, а не очередная интересная книга или помещение для тренировки под боком, поэтому пришлось довольствоваться малым. Хотя охраняемая, кажется, должна была прийти в себя, раз операцию провели, и врачи сказали, что состояние теперь намного лучше, чем у остальных. Что ж, ей повезло, после двух-то пуль. Кем же на самом деле была Татьяна? Как могла одновременно ловить преступников и работать на эту же группу? По-видимому, «сливала» информацию своим, раз так повезло. Рисковала положением, работой, в конце концов, карьерой. А то, что она пыталась помочь скрыться, лишь подтверждало всё. Наверное, её не заставляли, она действительно любила того Калинина. Зря. Если бы не сглупила, то не попалась бы. Теперь будет дожидаться суда, а там вся жизнь — в пропасть. Лава не понимала этого: как так можно было любить, чтобы рисковать? Хотя, конечно, если подумать, то Майк тоже так же поступал. И не факт, что у него были подобные чувства к ней. Просто она сначала понравилась ему, а дальше беззастенчиво (ну, не совсем, конечно) пользовалась его положением. Так бывает. Вину она чувствовала, но старалась не вспоминать лишний раз о случившемся. Что было, то было. Приходилось спасать не только себя, но и других. К документам относились лишь сухие данные, статистика, отчёты, встречались комментарии экспертов, а вот каких-то заметок, свидетельствующих о чём-то, связанном с деятельностью группы, и уж тем более о людях, кроме предположений о количестве человек, не было. Пара вырезок из статей тоже не несли особо полезной информации. Это всё не то, однако возможность узнать что-то новое появится только с пробуждением подопечной, не раньше. Вряд ли та захочет поговорить по душам, понимая своё положение, но даже по задаваемым вопросам Лава поймёт, о чём именно думает девушка. Мысли были прерваны негромким покашливанием и изменившимся, затруднённым дыханием той. Лаванда вскочила, отмечая, что как-то глубоко она задумалась, раз не заметила изменения в состоянии Татьяны, и решила, что пока не будет звать врача. Её хватит, всё же дипломированный специалист. А контакт нужно было установить с самого начала. — Я в больнице? — спросила та, щурясь от яркого света. На этаже вдалеке послышался шум, по-видимому, охрана услышала доносившиеся звуки из палаты, но никто не решился зайти. Лаву признали главной с самого начала и свалили всю ответственность на неё. — Да. Как вы себя чувствуете? — Не самым лучшим образом, — отозвалась Татьяна, пристально уставившись на нежданного собеседника. Следователь: уж точно видно по поведению, словно ощупывавшему и оценивавшему взгляду. — Вы врач? — И он тоже. На лице появилось выражение удивления, которое быстро пропало. Она всё поняла мгновенно. Лава, конечно, казалась на первый взгляд хрупкой, однако, видно, было в ней что-то, что выдавало человека, умевшего постоять за себя. Таня отвела взгляд в сторону, а затем, словно решившись, подняла глаза и задала последний вопрос за день: — Вы... знаете, что с Максом? — Максимом Калининым? — уточнила Лаванда. — Он приходил в себя пару раз. Состояние его очень тяжёлое, но жить будет, — она не планировала это говорить, последняя фраза неожиданно вырвалась, наверное, под влиянием интонации вопроса. Они обе как-то смутились, и Лава, почувствовав, что лучше пока ей уйти, пробормотав дежурные слова, вышла из помещения, закрыв дверь и ощущая какое-то облегчение. Быть рядом с обречённым человеком, охранять его и одновременно жалеть — это внезапно стало тяжело и неприятно. Татьяна не вызывала отрицательных эмоций, следователя трудно было назвать преступницей, несмотря ни на что, даже наоборот. Лава не подозревала, что мысли у неё по поводу охраняемых совпали с мыслями Стива и Шамана. Зато она поняла, что хочет как можно больше узнать о деле «мечей». Что ж, тогда надо будет просмотреть не только документы, но и статьи, а также заметки в прессе, пока есть время. Надо же, теперь стоило радоваться наличию «лишних» часов. Подействовало личное, пусть и краткое общение с тем, к кому раньше не испытывала ничего другого, кроме недоумения и непонимания? Неожиданное открытие. Но как к этому относиться?