Проклятье

Он сидел в полумраке комнаты продрогший, освещаемый лишь неверным дрожащим светом. Белый, радужно переливающийся магический огонек больше слепил глаза, нежели отгонял ледяную тьму и ни капельки не согревал. Впрочем, его вполне хватало, чтобы осветить заваленный книгами письменный стол, за которым, опираясь на него локтями и обхватив руками голову, сидел маг. В его голове беспокойно роились мысли, сталкиваясь друг с другом будто причудливые насекомые. Маг не мог ухватиться ни за одну из них, поэтому, смирившись, позволил рою захватить сознание, лишь морщась, когда его жалила очередная особо неприятная мысль. «Я поспешил… Глаза ледяные смотрят испуганно… План работы теперь под срывом… Чёртов город Её волосы… Слишком рано. Я напугал её. Меня ищут. Красивая. Боже, какая же она красивая» Маг неуверенно, слегка мечтательно улыбаясь, потёр виски. Перед глазами стоял образ прелестной девушки, который так сильно взволновал его, что он, рискуя всем, поддался необдуманному порыву и наложил заклинание, которое сохранит её навечно неизменной. Прекрасной. Подобно тому, как капелька смолы сохраняет в себе насекомых. Конечно же девушка умрет. Ну, по крайней мере, не будет жить в том понимании, которое привычно многим. Лишенная чувств и эмоций, каких-либо желаний она превратится в самую искусную куклу. Но взамен-то, взамен! Она не будет стареть и не умрет от старости, не будет чувствовать ни боли , ни голода, ни страха. Эту маленькую хрупкую девушку он оградил от всего этого ужаса. А её красотой будут наслаждаться и после его смерти, множество поколений людей восхитятся совершенством. Молодой мужчина тихо счастливо засмеялся, глядя в никуда блестящими глазами. В таком состоянии он не мог просто сидеть на месте. Стремительно вскочив со стула, он направился в темноту, где в глубине комнаты стояло массивное кресло, в котором кто-то сидел. Маг упал на колени перед креслом и взял в свои руки тонкую ладонь сидящего. Холодную, неестественно гладкую и твёрдую ладонь. Магический шарик света, приплывший вслед за хозяином, осветил тёмно рыжие длинные кудри, свободно рассыпанные по плечам, сверкнул мертвым отблеском в будто стеклянных медовых глазах. Девушка, сидевшая в кресле, безусловно была красивой, облаченная в тяжелое тёмно-синее платье. Вот только равнодушный застывший взгляд вселял почти суеверный ужас. Впрочем, вглядывающийся в её лицо затуманенным от нежности взглядом маг, словно не замечал этого. В этот момент он был абсолютно, безумно счастлив. - Моя красавица, – он поднес её ладошку к губам, легко целуя пальцы, - Скоро у тебя появится подружка. Да. Уже скоро. Уже совсем скоро. *** - О, милая Катрин! Мне в душу вы запали так глубоко, что ни клещами, ни другими пыточными инструментами не вынуть образ ваш прекрасный, что стоит перед глазами так часто, что скоро оскомину набьёт. Ах, но разве может такая красота хоть сколько надоесть! Скажите мне Катрин, вы станете моей? - О, милый Генри! Была бы рада вам я принадлежать и душой, и, как бы ни было грешно моё желание, телом. Но я обещана была Грозному Барону, что наши земли выкупил и спас наш дом от разорения. Ему должны мы много денег и мне оплатой долга быть. И хоть в отцы мне он годится, и сердце мое принадлежит лишь вам, мой милый Генри, вместе нам, увы, не быть. - Какое горе, о, прелестная Катрин! Ужель нам вместе быть не суждено! О как же больно! Я утоплюсь, нет-нет, постойте, я повешусь! Иль может выпить яду мне? - О, милый Генри, вы разбиваете мне сердце! Не нужно яду, это ведь совсем другой рассказ! Возьмите хоть кинжал… -… Ну как тебе? – Грех похоти ещё секунду назад искрившийся эмоциями, резко вышел из образа несчастной Катрин и, повернувшись к безучастно стоявшей у стены принцессе, стал ожидать её реакции. - Очень хорошо, - безликим эхом откликнулась Элизабет и, выдержав паузу, поделилась собственными наблюдениями: - В моём нынешнем состоянии я могу беспристрастно оценить эту сцену, но раньше, боюсь, не смогла бы воспринимать серьезно Катрин в мужской одежде. Грех козла понимающе склонил голову, принимая к сведению. Тем временем Хорк, недавно заглянувший в комнату, от увиденного осел на задние лапы и переводил взгляд с Гаутера на принцессу, глубоко удивленный происходящим. Но, оправившись от смятения, поросёнок решительно вскочил. - Гаутер! Ты что, заставляешь Элизабет смотреть твои выступления? Ты хоть её мнения спросил? Грех похоти принял свой обычный отстранено-удивленный вид. - Да, только что. Хорк возмущенно замотал головой так, что только уши замелькали. - Нет! Я имел ввиду спросил ли ты, хочет ли она смотреть. Ожившая марионетка и заколдованная принцесса равнодушно переглянулись. - Спросил. Она согласилась. - Да. Я согласилась. Смутившись под взглядами двух безэмоциональных, поросёнок пробормотал что-то вроде «ну вот и хорошо, а то Элизабет не вещь». Решив его приободрить, Элизабет попыталась ободряюще улыбнуться. Это оказалось неожиданно сложно, мышцы лица словно одеревенели. Хорк, увидев её «улыбку», как-то сразу ещё больше поник, а Гаутер со свойственной уже не только ему одному простотой и нетактичностью просто сказал: - Не улыбайся. Это выглядит жутко. Улыбка сползла с лица девушки так быстро, что могло показаться будто она обиделась, что конечно же было не так. Она отделилась от стены и села на стоящую неподалеку табуретку в своей излюбленной позе: неестественно ровная спина и руки на коленях. Хорк, заволновавшись, начал что-то говорить, сглаживая слова Гаутера, но быстро смущенно затих. Да и что тут скажешь? Он и сам почувствовал невольное облегчение, когда принцесса перестала улыбаться. Кто же знал сколько значат искренние живые эмоции в простой улыбке. Девушка же рассеяно опустила взгляд на сложенные на коленях руки. Пальцы у неё были все как на подбор ровные аккуратные, только указательный на правой выбивался из общего ряда – ноготь на нем рос слегка в сторону. Элизабет вспомнила, как раньше волновалась из-за этого маленького дефекта, одного из многих мелких недостатков, которые все вместе делали её идеал недосягаемым. Девушка помнила своё раздражение – иногда ей хотелось просто взять и повернуть ноготок, чтобы тот рос в нужном направлении. Сейчас же она взирала на руки с должным равнодушием, присущем человеку, лишенному эмоций. Ни зудящего желания поправить, ни глупых переживаний, как к этому отнесется её будущий муж, который конечно же будет идеальным. Иногда в её детских кошмарах его неясный образ отказывался брать её в жены, ведь она далеко не идеальна и, в отличие от своих сестер, не имеет ни каких качеств способных компенсировать её несовершенство. Элизабет была доброй, но её сестра Маргарет была добрее. Элизабет пыталась быть храброй и сильной, но Вероника была и сильнее, и храбрее. Со временем кошмары ушли, а туманный образ обрел четкость, приняв облик лорда Мелиодаса. Но отголоски тех страхов и сомнений остались. Иногда девушка ловила себя на мысли, что не хочет назад. Не хочет, чтобы огромный страшный кислотный океан прорвал стену и добрался до неё. - Хорошо. Я не буду улыбаться.