Похищение

      Пятница, 14:26       Не успела утихнуть трель звонка с последнего урока, как телефон у меня в кармане завибрировал, оповещая о входящем вызове.       — Черт побери, — я как можно быстрее швырнул учебник русской литературы в портфель, подхватил его и на ходу достал не прекращающий гудеть смартфон, после чего, не глядя на имя звонящего, поднял трубку. — Але?       — Здравствуй, Натан! — поприветствовал меня явно Шамейко. — Узнаешь меня? Это я, следователь…       — Да-да, говорите, — перебил его я, стараясь, держа телефон, одновременно застегивать молнию рюкзака. — Что-то случилось?       — Нет, ничего не случилось, я лишь хотел попросить тебя зайти ко мне в отделение поговорить. Когда тебе удобно, но лучше всего сейчас. Ты свободен?       — В принципе, да, могу и хоть сейчас приехать. Ну, сесть в транспорт, вернее.       — Вот и отлично. Тогда я жду тебя в РУВД Первомайского района, знаешь, где это?       — А как же!       — Молодец, обычно мне подросткам приходится каждый поворот расписывать. В общем, поднимешься на второй этаж, там кабинет 26, дежурному скажешь, что ко мне.       — Хорошо, запомнил.       — Ну все, жду. Давай.       — До свидания.       Спрятав телефон в карман, я смог наконец справиться с чертовой застежкой, после чего, выдохнув, поспешил в гардероб за своей курткой — ледяной ливень за окном не располагал к прогулкам налегке.       Покинув школу, я решил не заходить домой, а сразу направиться к Шамейко. Вот только что с распространением объявлений в Зеленом Лугу? После вчерашнего нет желания, конечно, туда возвращаться, но иначе я рискую не получить денег. А чем это чревато, не хочется даже думать. Нет, все-таки придется сделать крюк и сходить за объявлениями, да и портфель тяжелый скину тогда.       Мерзкий дождь капал будто не на куртку, а сразу в душу. Настроение, и без того дурное в последнее время, стало совершенно отвратительным. Еще и к следователю прись по этому холоду. Какого черта он сам не приедет? Ему за такую работу деньги платят, а я лишь время трачу, не имея возможности его потом вернуть. Раньше же ему ничего не мешало ко мне в квартиру как к себе домой ходить.       Мама встретила меня с широкой улыбкой.       — Пришел, красавец! А чего надутый такой?       — Настроения нет.       — Ой, бедненький, это я опять повредила твою хрупкую нервную систему? Ну ты прости старую дуру.       — Мам, ты ни при чем, просто… Я вообще на минуту, меня следователь к себе вызвал.       — Следователь? Зачем? — с маминого лица мигом исчезло дурацкое веселье.       — Не знаю, поговорить хочет. А мне все равно в Зеленом Лугу объявления надо клеить, вот возьму их сразу.       — А ты что, вчера их еще не расклеил?       — Нет, лишь часть.       — Ну смотри там, не вымокни под дождем.       — Постараюсь.       — Зато, нюня, ты сможешь прямо на улице поплакать о своей трагической судьбе и этого никто не увидит.       — Очень смешно, мам… — я наконец разулся и сбежал от подколов в комнату.       Мама, явно издеваясь, пришла следом за мной и продолжила развлекаться.       — Нет, ну, а что, я не права? Поплачешь немножко, выпустишь все свои страдания, которые тебе причиняет ужасная мать, пожалеешь бедную Вику, которая сейчас в чьей-то квартире бухает и со своими друзьями ебется, пока ты тут сопли размазываешь. Ой, вру, прости, к этому ебалу никто даже на километр не подойдет. Значит, просто бухает.       — Что ты несешь, мама? — устало спросил я, забирая со стола сумку с объявлениями. — У тебя сегодня день смеха, или другой праздник?       — Конечно, у меня праздник — я уже ровно неделю не вижу мрачной мумии с обгрызенными ногтями в своей квартире! — расхохоталась та. — Когда вернешься, присоединяйся ко мне, будем отмечать.       — Ха-ха, — нахмурившись, я вновь надел мокрую куртку и застегнулся. — Буду поздно.       — Не хочешь — как хочешь, мне же больше достанется, — посмеиваясь, мама ушла на кухню. Я же вышел из квартиры абсолютно без эмоций, к ее подобным представлениям мне не привыкать. В данный момент ничего, кроме вызова Шамейко, меня не волнует.       Закрыв дверь, я побежал вниз по лестнице. В голову лезли навязчивые мысли о том, что на улице за эти пять минут стало только холоднее, а дождь усилился.       По закону подлости, так и оказалось. Поежившись, я поспешил на остановку, но все равно не успел — уехавший из-под носа автобус окончательно добил все настроение.       — Да пошло все нахуй, — не в силах сдерживаться, пробормотал себе под нос я, после чего быстро пошагал в направлении следующей остановки. К черту и автобус 74с, и троллейбус 53. Не хватало еще до смерти замучиться воспоминаниями о такой же поездке недельной давности. Подъеду до метро, а потом пересяду на трамвай, хоть погреюсь заодно.       16:10       «Прыпынак: Бялінскага».       Двери трамвая неторопливо разъехались. Я выскочил на тротуар, дождавшись зеленого, пересек проезжую часть и пошагал вглубь района, застроенного мрачными хрущевками.       РУВД явно выбивалось из общей мрачной картины, разбавляя унылую серость вокруг своей веселой желто-синей окраской. Зданию можно было простить сомнительную архитектурную ценность только за яркий цвет, делавший район светлее и жизнерадостнее.       Я поднялся по ступенькам на крыльцо, прошел сквозь синие двери. Дежурный справа вопросительно на меня уставился.       — Я к Шамейко. Андрею Павловичу, на допрос.       — Имя, фамилия, — дежурный потянулся за ручкой.       — Данович Натан Александрович.       Тот нечто записал в своей тетради.       — По повестке?       — Нет, он мне позвонил и устно пригласил.       — Понятно, можешь идти.       Получив разрешение, я миновал турникет и оказался в месте пересечения трех длинных коридоров с желтыми стенами. Я было остановился, чтобы найти лестницу, но почти сразу же заметил вход на нее в нескольких метрах правее, куда и направился.       Напротив лестницы этажом выше находился кабинет 24. Кажется, Шамейко работает в двадцать шестом, нумерация же возрастает слева направо. Все понятно, ничего сложного, заблудиться тут трудно. Удивительно, что, если верить словам следователя, многие не могут самостоятельно обнаружить необходимую дверь. Хорошо не знать таких проблем.       Подойдя к кабинету, я несколько раз постучал, после чего заглянул в проем.       — Заходи, заходи! — позвал меня Андрей Павлович, откладывая в сторону какую-то папку. — У меня как раз сейчас перерыв. — Поднявшись со стула, следователь взял электрический чайник и понес его к раковине, чтобы набрать воды. — Заходи, говорю!       Повинуясь, я вошел в кабинет, сразу же как-то стыдливо прикрыв за собой дверь. Несмотря на то, что следователь явно был весел, а нахождение в тепле и уюте не могло не радовать меня, внутри все сразу заколотилось, как будто в ожидании каких-то страшных новостей.       — Присаживайся. — Шамейко поставил чайник на подставку и включил его, сам вернулся за стол и одним движением руки сдвинул все бумажки в сторону. — Я тебя надолго не задержу, поговорим в неформальной обстановке. К сожалению, у меня сейчас нет времени, чтобы ездить к кому-либо на дом, поэтому позвал тебя сюда. Чай будешь?       — Спасибо, не откажусь.       — Ну и хорошо. А пока чайник греется, я хочу тебя кое-о-чем попросить.       Я напрягся.       Шамейко усмехнулся, несколько секунд поводил компьютерной мышкой, периодически кликая, после чего улыбнулся еще шире и повернул монитор ко мне.       — Натан, разве это красиво?       Ничего не понимая, я принялся читать текст на изображении. Это была переписка из Вконтакте. На секундочку, моя переписка. С Машиным отцом!       Наверное, в этот момент я заметно покраснел, потому что Андрей Павлович не сдержал смешка.       — А вы разве имеете доступ к чужим аккаунтам? — сгорая от стыда, спросил я.       — К чужим — нет. К аккаунту отца Маши — да. Он сам предоставил свои логин и пароль. А ты молодец, на самом деле, отметелил его хорошо! За то, что показал знание законов — хвалю. Только ты и сам при этом на штраф себе наболтал! Неужели не знаешь, что за оскорбления у нас административная ответственность предусмотрена?       — Извините…       — Да ладно тебе, — следователь еще раз хохотнул и поставил монитор в исходное положение. — Просто соблюдай культуру общения, на будущее прошу. Тебе нет даже восемнадцати, а ты такое пишешь.       — Но ведь он первый начал, нет? — запротестовал я. — К тому же и я его напрямую не оскорблял, лишь сказал, что мы увидим, кто здесь отброс, конкретно его я не называл!       После этих слов Шамейко резко разразился явно сдерживавшимся хохотом, так громко, что я от неожиданности чуть не подпрыгнул.       — Ну хитрец, а! Вот я сразу, как тебя увидел, так и понял — совершенный хитрюга!       Сначала мама, теперь следователь, и все, как один, ржут неадекватно. Что сегодня происходит?       Не переставая смеяться, Андрей Павлович встал со стула и выключил закипевший чайник, расставив на столе чашки и разлив в них горячую воду.       — Достань из шкафчика там коробку с чаем и сахарницу, две ложки возьми. Но вообще, парень, ты меня удивляешь! Чтобы еще и собственные сообщения анализировать — это сильно! Хорошим следователем будешь.       Когда чай был заварен, Шамейко наконец успокоился, вновь сев за стол напротив меня и принявшись потихоньку отхлебывать горячий напиток.       — У меня ничего к чаю нет, уж извини.       — Ничего, все хорошо, — заверил его я, размешивая сахар в своей чашке. — Так а зачем вы меня сегодня позвали?       — Хочу с тобой поделиться последними новостями и задать пару вопросов по теме исчезновения Вики.       Это уже интереснее.       — Последние новости? — изображая воодушевленность, спросил я. — А хорошие или плохие?       — Ох, не знаю даже, как и сказать, — следователь явно напрягся, подбирая слова получше. — Здесь сразу и то, и другое.       — Вику не нашли?       — Нет. Но, думаю, это дело времени. Потому что, я думаю, мы нашли кое-кого другого — ее похитителя.       Я подавился чаем и закашлялся.       — Тише, тише, аккуратнее, — испугался и Шамейко, мигом протянув мне несколько салфеток и похлопав по спине. — Не волнуйся так, пожалуйста, иначе я тебя до медиков в одиночку не доволоку.       Шутка здесь явно была не к месту.       — Похитителя? Так ее все-таки похитили? Кто это был? — прокашлявшись, мигом завалил следователя вопросами я, мысленно оценивая расстояние до двери и свои возможности удрать из РУВД при попытке меня арестовать.       — Похитителя. Точнее, даже похитительницы, — вздохнул Шамейко, а у меня все внутри сделало резкое сальто, однако сильнейшее волнение не отступило.       — Похитительницы? Кто она?       — Ты ее знаешь, — все не желал отвечать напрямую следователь. Выдержав паузу и вздохнув еще раз, он все-таки проговорил: — Это ваша общая подруга Маша. И она, скорее всего, была не одна.       — Маша? — с неподдельным ужасом спросил я, одновременно чувствуя, как голова начинает кружиться.       — Да, Мария Балакирева. Твои подозрения были не напрасны, все-таки это ее рук дело. Она еще на свободе, я ее отпустил, но она уже у нас под колпаком. Я дал ей несколько дней на раздумья, и надеюсь, что она все-таки признается в содеянном и расскажет нам, где Вика.       — А как вы это выяснили? — вопросы я задавал на автомате, уже не скрывая, что меня трясет.       — Расследовали, как же еще. Опрашивали свидетелей, составляли фоторобот. Все показания сошлись на Маше. Я еще не утверждаю, что это она, но с вероятностью девяносто девять целых и девять десятых процентов все так и есть.       Свидетели? У меня разболелась голова. Но ведь они бы дружно указали на меня, а не на Машу, это невозможно!       — Понимаю, это трудно принять, ведь человек тебе наверняка близкий, я знаю, что вы общались. Но увы, в жизни бывают и такие ситуации. Уж поверь моему опыту.       — Но как это возможно? Зачем это Маше? — глухо спросил я.       — Это мы и собираемся выяснить, у нее еще много допросов впереди. К тому же у меня вызывает немало подозрений ее отец. Вчера я обоих позвал сюда, по отдельности с ними побеседовал. Маша явно испугалась того, что ее раскрыли, поэтому, надеюсь, она одумается. А вот ее отец — отвратительный человек, во-первых, только и умеет, что отговорками верещать, а во-вторых, еще и собственной дочери жизни не дает. Насколько помню, ты или твоя мама говорили, что Вика могла сбежать от родителей — не удивлюсь, если на деле она хотела это сделать, а Маша, как сочувствующая, организовала похищение. Если все так, то чисто по-человечески я их понимаю, но как работник милиции, лишь сожалею о том, что они себе на ближайшие несколько лет жизнь поломают.       — Как поломают?       — Ну как… Машу, если она с повинной не явится, наверняка посадят. А Вику, скорее всего, изымут из семьи, даже если она этого уже не желает. Но загадывать не буду, тут возможны разные варианты.       Я был настолько всем ошарашен, что даже чай не лез в глотку. Хотелось просто исчезнуть, умереть, не знать, что случится дальше. Вику уже собираются отправить в детский дом, а что будет с Машей, вообще никому неизвестно. И неужели я при этом выйду сухим из воды? Да лучше убиться.       — Но неужели действительно все свидетели указали на Машу?       — Ну да. Вот, смотри, — следователь выудил из стопки хлама на краю стола серую папку и извлек из нее помятый фоторобот. — Это тот человек, на которого указали опрошенные. Мы по их описанию составляли.       Я взял бумажку и присмотрелся к ней. Изображенный на листе человек явно не был похож на Машу, лишь очень отдаленно — будто кто-то пытался нарисовать ее по памяти с первого взгляда. Но на меня этот «подозреваемый» не был похож тем более. Что, черт дери, вообще происходит?       — А теперь, если позволишь, я хотел бы задать тебе пару вопросов. Ты разрешаешь?       — Да, конечно, — я отложил лист с недоМашей в сторону, а на душе стало так паршиво, что хоть пулю себе в голову пускай. Но неужели следствие действительно могло выйти на несчастную девушку? Ну каким образом свидетели могли переиначить мою внешность так, чтобы получилась Балакирева?!       — Ну, для начала, ты ведь согласен, что на изображении получилась Маша?       Я лихорадочно соображал. Сдать себя — это конец. Сказать про Машу — тоже конец, но в отдаленной перспективе. У меня будет хотя бы несколько дней на решение проблемы.       — Да, похожа. — Хочется просто убить себя.       — Понятно. Эх, вот видишь, и сам это подтвердил, — Шамейко, похоже, не особо мне сочувствуя, положил фоторобот обратно, достав вместо него какой-то другой лист с записями. — Я ведь правильно понимаю, что ты разделяешь позицию следствия по этому вопросу?       — По какому?       — Ну, что преступление совершила Маша.       Сейчас нужно несколькими предложениями всех спасти.       — Ну… эмм… Знаете, я бы все-таки не стал арестовывать Машу.       — Это почему это? — аж поперхнулся Шамейко, допивая чай.       — Ну, понимаете… Не могу я поверить, что она это. Да, может быть, не спорю, к тому же их последняя встреча с Викой и ее поведение очень подозрительны, я и сам вам говорил, но зачем ей это? — я на ходу подбирал слова, пытаясь как можно аккуратнее выгородить Балакиреву, которую сам же и подставил.       — Натан, — устало вздохнул следователь, — мы ведь уже об этом говорили. Да, поверить трудно, но надо. Придется этот факт принять. Все в расследовании указывает на Машу, а наши работы, могу заверить, проведены на высшем уровне, вероятность ошибки минимальна.       — Но если эта вероятность есть, не стоит ли подождать, а не, как вы сказали, ломать жизнь человеку?       Андрей Павлович в очередной раз вздохнул, видимо, устав от моих сомнений.       — Я все понимаю, Натан. Думаю, тебе стоит вернуться домой и немного отойти от шока, подумать, порассуждать над всем в одиночку. Сейчас, на эмоциях, ты просто не понимаешь до конца, что говоришь. Не обижайся, это частое явление, так многие себя ведут, но время все лечит. Я позову тебя еще раз через несколько дней, и мы на трезвую голову все подробно обсудим. Ты согласен?       — А Машу вы арестовывать пока не будете? — отстраненно спросил я, не обратив внимания на неприятные слова в свой адрес.       — Пока с тобой не поговорю — не будем, — твердо заявил Шамейко. — К тому же, как я и сказал, у нее есть несколько дней одуматься. В понедельник тебе будет удобно встретиться?       — Может, лучше во вторник или в среду? — поинтересовался я в надежде выиграть лишний день.       — В среду у меня выходной, а во вторник свободное время есть лишь с утра. Впрочем, если тебе так удобнее, то во вторник и приходи, я напишу записку, чтобы тебя отпустили из школы, — следователь достал из ящика чистый лист бумаги и начал на нем что-то быстро строчить. — Только, прошу, без лишнего промедления, ведь возможно, что с Викой что-нибудь случится. Мы следим за Машей, но не знаем, есть ли у нее подельники.       — Хорошо, я… постараюсь.       — Вот, бери. И если нужна помощь психолога — не стесняйся, звони, я могу порекомендовать хороших специалистов из знакомых, по моей просьбе они позанимаются с тобой бесплатно. Не нужно бояться, в такой стрессовой ситуации к ним только на благо обратиться.       — Я подумаю, спасибо вам за предложение.       — Не за что. До встречи.       — До свидания.       Взяв с собой лист с запиской, я, не читая ее, покинул кабинет, так и не допив чай. Внутри все колотилось, трещала голова.       На улице продолжал лить дождь. Я напрочь забыл про объявления, дошел до остановки и сел в подкативший вскоре трамвай шестого маршрута. Уставившись в окно, я в очередной раз за последние дни будто выключился, провалившись куда-то вглубь своих несвязных мыслей.       17:56       — Как-то ты быстро, — послышался голос мамы, не успел я открыть дверь.       Не желая отвечать, я молча разулся и повесил куртку, после чего направился в свою комнату.       — Ты решил устроить мне бойкот? — донеслось с кухни.       Продолжая игнорировать вопросы, я положил сумку на стол, снял теплые вещи и прилег на кровать, чтобы немного прийти в себя.       — Нет, ну я, конечно, понимаю, что я сволочь, которая не заслуживает права разговаривать со своим сыном, но, может, ты мне хотя бы скажешь, что следователь сообщил? — мама неведомым образом стояла уже в дверях комнаты, сердито глядя мне в глаза.       — Ничего хорошего он не сообщил, — буркнул я, отводя взгляд.       — А конкретнее? Что, права я была, нашли Вику на какой-нибудь вечеринке?       — Тебе лишь бы ржать! А вот то, что Машу собираются посадить за похищение, тоже смешно или как?! — не стал сдерживаться я на сей раз.       — Кого посадить?       — Машу Балакиреву! Ту, которую ты мне тут каждый раз расхваливаешь, сравнивая с уебищной мумией Викой!       — Машу? А ее-то за что? — мама, похоже, оторопела, совершенно не ожидая таких новостей.       — За похищение! Следствие считает, что это Маша выкрала Вику и теперь не сознается в этом! На нее даже фоторобот составили по показаниям свидетелей!       — Какая Маша, как она могла организовать похищение? На кой хер ей это сдалось?       — Мне тоже интересно знать!       — Слушай, ну она же действительно красивая и умная девочка, какое похищение, кто вообще додумался до такого? Понятно, что она не виновата.       — Сами наговорили следователю, что она могла помочь Вике сбежать, вот он и послушал. Не удивлюсь, если с наших слов дело и пошили.       — Кто говорил, я говорила? Я ничего не…       — Ты, ты! Мы вместе с тобой в воскресенье сказали, что это возможно. И ты даже увереннее, чем я, это предлагала.       — Слушай, ну кому ты пиздишь?! Я помню, что я такого не говорила! — маме явно стало не по себе от мысли, что Машу могут посадить по ее вине.       — Да сто лет надо, — отмахнулся я. — Вот только факт в том, что если до вторника ничего не изменится, Маша поедет на нары. А Вику заберут в детдом.       И это все благодаря мне. Моей дурацкой затее с похищением. Равно как и до вторника все может измениться только благодаря мне. И я использую свой шанс, черт побери, а если нет…       — Да Вику пусть хоть в бордель забирают, может, ее там чему-то и научат. Я не могу понять, причем тут Маша.       — Вот и спроси у следователя.       — Так ты у него был, я у тебя и спрашиваю.       — Я тебе все сказал, что слышал.       — Нет, ну это вообще какой-то пиздец, — ругалась в воздух мама. — Просто так оклеветать невинного человека! Кому это нужно, зачем? Когда у тебя там следующий допрос?       — Во вторник.       — Я с тобой пойду. Сука, я этому улыбчивому все зубы повыбиваю. Совсем страх потеряли уже, девятиклассниц арестовывать. Еще и свидетели — тупые ебланы, которые девочку от похитителя отличить не могут…       Мама загремела на кухне какой-то посудой, продолжая материть всех подряд себе под нос, а я просто закрыл глаза. Что мне теперь делать дальше? Что? Как вернуть ситуацию под контроль? Ответа нет…       Я лежал на кровати минут тридцать, а может, и час, пока бока не затекли. Поняв, что надо хоть чем-то заняться, я все же встал, первым делом присев за компьютер.       Так все-таки, что же делать? Однозначно необходимо лично встретиться с Машей, или хотя бы позвонить ей, пока она не арестована, вот только что сказать? Помимо этого, срочно нужно связаться с Ваней, чтобы обдумать с ним дальнейшие действия. И к этому же стоит привлечь Витю — вряд ли он сможет помочь в данной ситуации, но даже моральная поддержка мне не помешает.       Первым делом я включил монитор компьютера и зашел на несколько крупных новостных порталов, чтобы хоть на пятнадцать минут отвлечься от постоянных мыслей о следствии. Впрочем, новости оказались обыденными и скучными, не представляющими для меня никакого интереса.       В поисках хоть какой-нибудь оригинальной статьи я зашел на Онлайнер, собираясь по привычке прокрутить его главную страницу к автомобильному разделу, как остановился, пробежав глазами по заголовку самой крупной плашки сверху.       «„Меня просто назначили главным злодеем“. История девушки, которой „шьют“ уголовное дело».       Не веря в то, что вижу, я открыл ссылку и окунулся в чтение с головой.       «Маша на первый взгляд — обычный подросток с весьма симпатичной внешностью. Девушке всего четырнадцать лет, скоро будет пятнадцать, но свой день рождения Мария рискует встретить в тюрьме.       Лучшие подруги       — С Викой мы дружим очень давно, еще с детского сада. Мы разные, она более серьезная, замкнутая, я скорее непоседливая тусовщица, у нас отличаются вкусы в одежде, взгляды на мир, но это не мешало нам общаться и сближаться в течение последних десяти лет.       Когда Маша рассказывает о Вике, видно — она переживает за свою подругу, волнуется за ее судьбу. Ровно неделю назад, 24 апреля, девушка пропала, не вернувшись из школы. Маша была последней из знакомых, кто ее видел — подруги распрощались у входа в подъезд Вики. Позже следствие установит, что она так и не дошла до своей квартиры, справедливо поинтересовавшись у Маши: а куда же исчезла Вика?       — Когда меня вызвали на опрос в первый раз, я восприняла это спокойно — да, немного нервничала перед следователем, но понимала, что внимание ко мне будет повышенным. Вот только я не могла почти ничего рассказать. Да, по их просьбе описала характер Вики, наше общение, весь тот злополучный день с утра до вечера. Но ничего более — в момент, когда она исчезла, я просто шла домой и слушала музыку.       Девушку, казалось бы, можно только похвалить — мало кто способен сохранять самообладание, зная, что лучшая подруга пропала без вести через минуту после того, как сказала „прощай“. Но следствие поощрять стойкость Маши не спешило.       Повторение — мать учения?       — Они начали вызывать меня чуть ли не каждый день, задавать одни и те же вопросы. Слушали одни и те же ответы, каждый раз конспектировали. Я не понимала, зачем им это нужно, но ничего не говорила — думала, помогу в расследовании.       Марии становится тяжело говорить, она утирает подступающие слезы. Ее эмоции сдержанны, но весьма красноречивы — дальнейшие заключения следователей повергли ее в полный шок.       — Я раз за разом повторяла им все, что делала в этот день. Каждую минуту нашей встречи с Викой и все, что было после нее. Мы возвращались из школы, как и обычно, разговаривали сначала про домашнее задание по истории (учитель задал нам сделать проект по определенному событию), потом перешли на оценки. Я до сих пор помню, как Вика жаловалась, что получила семерку по математике — ее родители бы такого не стерпели.       Отношения между Викой и ее родителями были напряженными. По словам Маши, частые ссоры из-за оценок и завышенных требований отца Вика с каждым годом замыкалась все больше, накапливала гнев в себе.       — Мне кажется, она могла просто сбежать от своих родителей, от их вечных упреков, ссор. Я ее прекрасно понимаю, у меня, как и у многих подростков, тоже бывают такие желания. Любой другой на месте Вики убежал бы еще несколько лет назад, но она не привыкла нарушать установленные правила.       С учетом характера Вики произошедшее, конечно, воспринимается совершенно в другом свете. Вполне возможно, что девушку могли похитить недоброжелатели. Но кто именно? У следствия нашелся свой ответ.       „Его улыбка снилась мне сегодня ночью“       — После того, как мы распрощались, я включила в наушниках музыку и просто ушла домой. Я никого не видела, никого не слышала, для меня день завершился абсолютно спокойно. Я узнала о происшествии лишь через несколько дней.       Глядя на то, как трудно дается Маше рассказ, начинаешь потихоньку ей верить. Неужели эта девушка способна кого-то похитить? Что могло побудить ее к совершению такого серьезного преступления?       — Но я быстро начала подозревать, что следователь мне не верит. Один следователь, … — главный по этому делу. Его помощник слушал меня внимательно, соглашался, был корректен. Главный же следователь хоть и старался высказываться максимально спокойно, по выражению его лица, по задаваемым вопросам я понимала, что где-то кроется подвох.       Вчера он допрашивал меня улыбаясь. Его улыбка снилась мне сегодня ночью. В последний раз он даже не пытался воспринимать меня всерьез — для вида задал несколько вопросов, а потом, когда у меня началась истерика, стал рассказывать, как ему весело наблюдать за слезами преступников. Преступников, понимаете? Меня просто назначили главным злодеем. Конечно, я спрашивала, на каких основаниях, что за доказательства, какие свидетельства. Единственное, что я услышала по теме — где-то в папке дела лежит якобы мой фоторобот. А все остальное было лишь демагогией на тему того, как плохо нарушать законы.       Трудно не верить словам девушки. С другой стороны, есть ли основания не верить следствию? Onliner, получив у Маши необходимую информацию, обратился в РУВД Первомайского района с запросом о предоставлении официальной версии произошедшего. Но правоохранительные органы комментировать что-либо на время следствия отказались.       Комментарий юриста       Onliner обратился к юристу Анне Харисевич, чтобы узнать, что девушка может сделать в такой ситуации.       — В данном случае есть три возможных варианта — либо неправду говорит девушка, либо следствие, либо кто-то еще, его дезинформировавший. И если с первым все понятно, то во втором случае могу посоветовать девушке заручиться надежным алиби, найти свидетелей, которые подтвердят ее версию. Если же это невозможно, ей придется предоставить следствию неопровержимые доказательства, подтверждающие, что она не могла быть причастна к исчезновению своей подруги. Здесь подойдут любые способы, вплоть до отправки школьных тетрадей на графологическую экспертизу, которая сможет доказать, что во время похищения Мария находилась дома и делала уроки.       Рекомендую также хорошо подумать, нет ли у девушки или у ее подруги недоброжелателей, которые могли похитить Вику и запутать следствие. Любого человека, которому, потенциально, было бы это выгодно, следует тщательно проверить, о чем можно попросить следствие в соответствующем ходатайстве. До того, как проверка завершится, арестовать Марию не смогут, но это не отменяет возможности задержаний на срок до нескольких суток. Но следует также учесть, что за клевету предусмотрена административная ответственность — обращаться с ходатайством к следствию стоит лишь при серьезной необходимости.       Дни сочтены       А пока что Маше ничего не остается, кроме как ждать собственного ареста.       — Следователь предлагал мне явиться с повинной, признаться в преступлении, чтобы скостить срок или даже избежать тюрьмы. Но с какой, извините, радости? Сознаться в том, чего я не совершала, чтобы потом точно испортить себе всю дальнейшую жизнь? Ни за что. Я знаю, справедливость все равно восторжествует.       Onliner будет следить за развитием ситуации.       

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by».

      — Маша… — на абсолютном автомате сказал вслух я. Тряхнув головой, я еще раз пробежал текст по диагонали — нет, все правильно, все сходится. Это она. Статья написана про нее.       Я схватился за телефон, собираясь позвонить Маше и назначить ей встречу. Уже открыв список контактов, я, правда, остановился, поняв, что сказать ей мне нечего. В другом случае я посоветовал бы ей сдаться, чтобы не загреметь в тюрьму, но в статье ведь ясно написано, что она этого не сделает.       Зато я знаю, что у нас обоих есть время до вторника. А конкретнее, оно есть у меня. И мне срочно нужно что-нибудь придумать.       Сменив симку, я дождался включения телефона, вновь открыл список, прокрутил его ниже, нашел Ваню и нажал трубку напротив его имени. Промыть ему мозги за пьянку не помешает, равно как и получить от него помощь. А если снова надрался — завтра же выеду в Бобруйск, и плевать, что будет дальше.       В ожидании ответа я на всякий случай прикрыл дверь, чтобы меня никто не услышал. Спустя три гудка трубку подняли.       — Але? — немного испуганный голос. Видимо, стыдно за вчерашнее.       — Ваня? Я буду сейчас предельно краток: Вика не должна приближаться к компьютеру на километр. Ты меня понял, я надеюсь?       — Э… да, а что случилось?       — На Онлайнере вышла статья, посвященная Маше. Следователь прижал ее по полной программе и хочет посадить за похищение, а она, пытаясь спастись, дала интервью их журналисту. Этот материал теперь на главной. Ни в коем случае Вика не должна увидеть его, или нам всем будет плохо.       — Понял.       — Я надеюсь. Но ситуация действительно серьезная, даже без учета Вики, нам нужно что-то делать. Андрей Павлович пообещал, что до вторника Машу не посадят, необходимо что-то срочно придумать, я не могу этого допустить. У тебя есть идеи? Может, что-нибудь в голову придет.       — Ее что, действительно хотят посадить? Пизда! За что?       — Хотел бы я знать. Но сейчас меня больше интересует, как этого не допустить.       — Но ведь пока Вика не обнаружится, Машу никто не отпустит. Ловишь намек?       — Ловлю. Что предлагаешь?       — Я хотел еще вчера тебе сказать, но, кхм… — Иван закашлялся. — В общем, у меня с моим другом…       — Другом?       — Ты же еще вчера узнал.       — Я узнал лишь о его существовании. А кто это вообще?       — Поверь, человек надежный. Быстро схватывает все, смышленый. Мы разработали с ним свой план и хотели с тобой поделиться.       — Какой план?       — Мы знали, что все это дело ничем хорошим не закончится, и тянуть не хотели. Мы собирались Вику прямо, не скрываясь, отвести в ментовку — там бы я сказал, что обнаружил ее зареванной на улице, а Макс бы подтвердил.       — Макс — это тот друг?       — Да.       — Вообще, знаешь, Вань… — Я серьезно задумался. — Еще вчера я послал бы тебя куда подальше с подобными идеями. Но после этой статьи трудно не согласиться с тем, что с похищением пора заканчивать. Вот только не повяжут ли тебя?       — Я тоже о том думаю, — вздохнул Волк. — Но иного выхода не вижу.       — Но тебе подставляться нельзя! Вам нужна прочная легенда. Вот, например, где и когда ты ее нашел?       — Хотел сказать, что у своего дома. Потому и Макс в свидетелях, он живет в подъезде на первом этаже.       — Это плохая версия, вам никто не поверит. Секундочку, — я лихорадочно соображал, — как насчет того, что вы шли от автовокзала и заметили возле вокзала железнодорожного девушку, похожую на Вику? Подошли — а это она и есть.       — Но тогда с нас спросят, почему мы держали ее столько времени у себя. А это тоже статья, нахуй.       — Так ведь найти могли и сегодня.       — А где тогда была сама Вика?       — Скрывалась от поисков. По лесам, например, как и в реальности. Потом, когда несколько раз чуть не нарвалась на патруль, решила убегать, попросила кого-нибудь купить билет, да и поехала.       — А почему пассажиры в электричке на нее внимания не обратили?       — Могла в тамбуре стоять или лицо закрыть шарфом каким-нибудь. Эти детали можно хоть на ходу выдумать, вы с Максом согласуйте тогда, хоть сегодня. Кто-нибудь, кроме него, знает о похищении?       — Нет.       — И на том спасибо. Так что за история с бухлом?       Иван замолчал. Я терпеливо выждал две минуты.       — Ну?       — Понимаешь, Натан… Зависимость — это ужасно.       — Но и ты ведь должен понимать, как подставил нас всех и себя в том числе.       — Прекрасно понимаю. Я полнейший еблан. Но пойми, Макс не тот человек, которому нельзя доверять секреты. Я раскрылся ему, будучи трезвым, а пива мы взяли лишь через несколько часов после. Взяли две бутылки, и я их почти все выпил — что поделать, зависимый придурок.       — Вань, без шуток, тебе надо закодироваться.       — Все понимаю… Только нету то денег, то времени.       — Бухая, ты теряешь гораздо больше. Не хочу учить тебя жизни, но ты обязан задуматься над этим. Иначе рано или поздно нарвешься на какие-нибудь неприятности.       — Знаю, — вздохнул Ваня. — Вот как только разберемся с этим дерьмом — постараюсь завязать.       — Обязательно. Итак, план ты понял?       — Да, прекрасно. Думаю, я сейчас позову Макса, и мы с ним обсудим план подробно, а завтра часам к десяти повезем Вику в опорку на вокзал, чтобы никаких подозрений.       — Отлично, одобряю! И еще вопрос… А что ты вчера говорил про еду с пола? Это был пьяный бред, я надеюсь?       Волк еще раз вздохнул, гораздо тяжелее.       — Увы, нет… Вика обиделась на нас, потому что мы не делимся с ней своими планами. И закрылась в своей комнате, отказываясь оттуда выходить даже для того, чтобы поесть.       — А ты пробовал поговорить с ней?       — Вчера хотел, но сам понимаешь… Как придет Макс, мы вместе постараемся с ней помириться. Надеюсь, все выйдет.       — Эх, я тоже. И раз такое дело, Вань, не стоит ли ей рассказать про наши планы на субботу?       — Стоит. Расскажу.       — Спасибо, Вань. Не подведи.       — Ни за что.       — Давай, удачи.       — Тебе удачи.       Я нажал красную иконку, прервав тем самым разговор. За окном уже почти стемнело, а дождь не прекращал стучать по стеклу. На нервы он уже не действовал — после сегодняшнего трудно было остаться сколь-либо восприимчивым к погоде.       В голове было лишь два чувства — страх и надежда, которые будто боролись друг с другом. Вся моя жизнь, если задуматься, представляет собой сплошную борьбу в течение последней недели — с Викой, с Ваней, с Машей, со следствием…       И я обязан выиграть.