Похищение

      Воскресенье, 10:11       — Маша!       Опять будит ни свет ни заря, не давая выспаться в мой законный выходной. Что ему сегодня в голову ударило?       — Чего? — протянула я, разлепив глаза.       — Тебя к телефону.       — Кто?       — Кто-кто? Следователь твой. На.       Я взяла у папы трубку, из которой тут же раздался знакомый голос Андрея Павловича.       — Доброе утро, Маша. У меня для тебя очень хорошие новости, — сказал он с приятной интонацией. Хорошие новости? От Шамейко? Все равно не верю, несмотря на его дружелюбный голос. Это запросто может перерасти в очередную издевку.       — И вам того же. Хорошие? Неужели?       — Именно. Пилипенко Виктория обнаружилась, знаешь такую?       Я мигом села, сна больше не было ни в одном глазу.       — Вика?! Что с ней? Где она? Кто похитил? — забыв обо всем, завалила я следователя вопросами. Нашлась-таки! Фух. Как от души отлегло.       — Сама объявилась, вызвала на себя наряд. Может, ты знаешь, как она могла оказаться в лесу возле города Бобруйск?       — Бобруйск? — моя радость резко сменилась ступором. — С… серьезно? А как она там оказалась? Что она говорит об этом, как?       — Она говорит, что просто сбежала из дома вскоре после встречи с тобой, взяла с собой еды и немного денег. После этого твоя подруга вышла из электрички на станции неподалеку от Бобруйска, в деревне у леса, в котором и обитала всю неделю. Судя по ее внешности, так это и было, уж больно грязная попалась она нам.       — А она уже дома? В Минске? Можно ли с ней встретиться?       — Должна быть в Минске. Вчера вечером родители уехали с ней домой. Мы выехали на место сразу, как узнали о поимке, там и допросили ее, после чего отпустили, конечно.       — Все кончено? Дело закрыто, да? — продолжала я заваливать его вопросами.       — Нет, не закрыто. Я не верю, что она сама совершила побег. Есть некоторые факты, говорящие обратное. А значит, нужно все тщательно перепроверить, так что ты, Машенька, не расслабляйся, не отмажешься так легко, — в трубке послышался негромкий смешок. Андрей Павлович опять за свои шуточки? Или на самом деле меня подозревает?       — Послушайте! Сначала предъявите реальные, а не выдуманные доказательства моей вины, это раз. Второе — вам мало того, что о вас теперь весь интернет говорит? Выговор еще не получили? Так получите.       — Вижу, ты смелая девушка. Ну что же, твое дело. Вот только это не будет иметь значения, если ты таки окажешься виноватой, — снова издав негромкий смешок, Шамейко отключился. Аж передергивает! Уже и Вика нашлась, а этот упырь все никак не отцепится. Премию за мой счет срубить хочет, что ли? Ладно, пусть катится к чертям, есть дела и поважнее. Нужно как можно скорее позвонить Вике и узнать, что с ней. Вот только телефона сейчас у меня нет благодаря любимому папочке.       Стоп! А со следователем я как говорила? Отец, конечно, минут через пять опомнится и отберет мобильный, расспросив, чего от меня хотел Шамейко, а Вике позвонить ни за что не даст, узнав, что причина всех проблем — ее самостоятельный побег. Потому медлить нельзя. Я моментально нашла в списке контактов нужный номер и нажала на зеленую кнопку.       «Абонент, которому вы звоните, временно недоступен», — ответил мне монотонный записанный голос.       — Ну бляха-муха, — тут же ругнулась я. Блин, с телефоном-то у нее что? Посеяла в лесу, выбросила, когда психовала, родители отобрали? Попробую позвонить на домашний.       — Да? — послышался мужской голос на том конце. Явно ее отец.       — Здравствуйте. Это Маша. Вику можно к телефону?       — Нельзя.       — Почему?       — Она занята.       — А домашнее разве знает?       — Все она прекрасно знает.       — Ладно, всего хорошего.       — До свидания.       Странно. Родители Вики, конечно, в жизни не поверят, будто я хочу рассказать ей, что задано в школе, но они ведь должны понимать, что нам вдвоем действительно нужно поговорить. И пусть эти придурки всегда любили обложить собственную дочь далеко не культурными словами, а иногда могли и дать ей домашний арест, но в случае чего без проблем подзывали к телефону поговорить, хотя бы со мной, да и в интернет ее выпускали. Неужели так и не одумались, или просто Шамейко наговорил обо мне всякого дерьма?       Ай, да какая разница, ведь есть интернет же! У кого-кого, а у Вики всегда открыта страница в социальной сети, потому на сообщения она отвечает быстро и охотно.       Я быстро открыла браузер и набрала vk.com, после чего перешла через список своих друзей на ее страницу, где увидела надпись «заходила вчера в 22:17». Это странно, но все равно напишу, может, она все-таки сейчас онлайн, а сайт просто глючит.       Маша: Вик, привет! Как ты?       Маша: Расказывай обо всем, ты знаешь, я тебя всегда поддержу       Пять минут тянулись почти бесконечно, но ответ так и не пришел. Значит, нужно будет как-то выудить телефон у отца через час-полтора и прочитать ту простыню текста, что меня ожидает, зная графоманский стиль письма моей подруги. Уж за это время она точно ответит, иначе не бывает.       — Чего этот хер хотел? — громко спросил мой отец на подходе.       — Сказать, что Вика нашлась.       — Неужели. Ну и где она была?       — Сама сбежала. Аж до Бобруйска.       — Да? Ничего себе. Ну вот и с кем ты общаешься? И у тебя еще отец плохой. Водишься с теми, кто сам создает проблемы на свою жопу и другим их создает. Что уж там, сама такая, — фыркнул папа, явно готовясь отчитывать меня,  — своими действиями только и вызываешь подозрения у всяких ментов.       — Я просто провожала ее домой тогда. Откуда мне было знать, что она через пару минут сбежит из дома, а следствие все скинет на меня?       — Вот тебе и наука, почему нехрен с такими водиться. А мне наука, что не зря за тобой слежу, — он самодовольно улыбнулся, будто бы гордясь этим. — Кстати, телефон отдай.       — Блин, какой телефон? Все уже завершилось, может, хватит с этим?! — вспылила я.       — Так привязана к нему, будто живешь в виртуальности! Зависимая. Как знаешь, — после этих слов он ушел по своим делам. Господи, мудачина, вместо того, чтоб меня оскорблять, лучше постоянную работу бы себе нашел! А то в семейный бюджет приносишь сущие копейки, и их вместе с маминой зарплатой просираешь на всякое дерьмо. Сам не вылазишь из трех смартфонов да планшета, а зависимый — кто угодно, но не ты. Высказать бы это все ему в лицо, да продлит домашний арест, говнюк.       В порыве злости я наконец-то встала с кровати, заправила ее и отправилась на кухню, где, успокоившись, сделала себе яичницу с беконом на завтрак. Неплохо вышло, даже вкусно. Как же кайфово, когда в выходной день дома тебе никто не мешает. Хорошо, что Настю мама в «Дримлэнд» забрала. Только папаша дома, но он, похоже, снова с головой погрузился в интернет, игнорируя все вокруг, нет бы хоть свою комнату хоть раз самостоятельно прибрать. Никогда не пойму, что мама нашла в этом самодовольном жирдяе. Обидно, что мы с ним столь близкие родственники.       Поев, я помыла горстку посуды, оставшуюся со вчерашнего дня, после чего вернулась к себе в комнату, решив в абсолютном спокойствии сделать домашнее задание. Появилось необычное желание не бездумно списать, а самостоятельно выполнить все упражнения и хотя бы почитать теорию. В сравнении с поездками в отделение это действительно не худшее занятие. Похоже, впервые за последнее время я смогу сосредоточиться на учебе.       14:25       От алгебры отвлек громкий звонок в домофон. Отец поднял трубку и, похоже, кого-то впустил в подъезд. Меня невольно передернуло. Опять, что ли, придут сотрудники правоохранительных органов донимать нас? Может, и вовсе сам Шамейко решил нанести визит, чтобы подставить меня в ответ на угрозы? Еще и Вика, как назло, до сих пор не вышла на связь, будто родители впервые за всю жизнь лишили ее интернета.       — Какого хрена к нам опять следаки прутся?! — с криком ворвался в мою комнату папа.       Значит, и правда следователь. Они что, издеваются?       — Я откуда знаю? Самой интересно!       — Что ты скрываешь от меня, а?!       — Ничего!       — Вот сейчас и проверим.       Он побежал открывать входную дверь, и уже спустя несколько мгновений в комнату прошел Евгений Иванович. Пусть это и не собеседник мечты, но он хотя бы не пытается переделать факты под себя, в отличие от коллеги, потому цель его визита совершенно не ясна.       — Доброго дня, Маша. Ты и твой отец наверняка не рады тому, что я вас тревожу даже после обнаружения Вики, но такова моя работа. Мне нужно снова с вами поговорить, в особенности с тобой, Маш.       — Здравствуйте. О чем поговорить?       — Не станем тянуть, сразу к делу. Скажи мне честно, есть ли у Вики друзья или хотя бы знакомые из Бобруйска, или, возможно, часто там бывающие, или хотя бы обладающие личным автомобилем?       Даже обидно от того, насколько тупой меня здесь все считают.       — Да если бы я таких знала, я бы из них уже давно всю информацию вытянула, еще до того, как Шамейко, точнее, Андрей Павлович, мне обо всем рассказал. У Вики знакомых в других городах вообще нет, по-моему. Разве что Натан часто в Бобруйске бывал, да и в городе, по его словам, разбирается хорошо.       — Исключено. Мы нарочно постоянно были на связи с ним — у Дановича не было возможности покинуть город на такой промежуток времени, чтобы провезти на общественном транспорте Вику в такие дали, оставить в лесу и вернуться назад, — сразу же отверг это предположение Шевич. Так уверенно говорит, будто Натан круглосуточно под колпаком находился. Что-то я искренне сомневаюсь в этом.       — Ну, может, Натан посадил ее на электричку и объяснил, где выйти и как добраться до леса?       — Так если он ее похитил, то зачем Вике слушаться указаний похитителя, не логичнее ли пройти по электричке в дальний вагон и сбежать домой?       Конечно, так логичнее. И тем не менее, Натан в принципе не обязан был самолично покидать город, он все же общительный человек, так что мог и подрядить кого-нибудь.       — А вдруг он запугал ее настолько, что она просто не решилась?       — Все ее окружение, включая тебя, мне все уши прожужжало про топографический кретинизм и невозможность ориентироваться буквально в соседних дворах. Хочешь сказать, ты мне соврала?       Вот это я вправду зря ляпнула, сейчас еще и он меня подозревать начнет.       — Простите… здесь вы правильно подметили. Но я не знаю, что могло помешать ему взять машину и переправить Вику с кем-то знакомым на ней? На автомобиле провернуть такое можно намного быстрее.       — Это уже вообще какая-то фантастика, к тому же у него в семье нет автомобиля, — следователь издал негромкий смешок, будто его нечто забавляло.       — Ну, а если кто-то предоставил? Друг какой-нибудь?       — Много ты ли знаешь людей, способных соучаствовать в похищении несовершеннолетней, пусть даже за такие деньги, которых у Дановича все равно нет? Не стоят они такой дури.       — Сами знаете, люди бывают разные! Не вы ли говорили, что преступники могут быть как раз самыми неприметными?       — Говорил, но это точно не тот случай.       Да ну? Натан сделал все, чтобы выглядеть невинной овечкой, неужели вы не замечаете?       — Как не тот? Вы можете так сильно поручиться за круг общения Натана?       — Не поверишь, могу.       — Каким образом? Вы не можете контролировать всю его жизнь!       — Могу, причем в рамках закона! В конце концов, чтобы следить за такой операцией, Натан должен был постоянно находиться на связи. А в переписках в социальных сетях нет ничего, что могло бы касаться организации похищения Вики.       — Но ведь есть же телефон!       — Ну так мы его в первую очередь проверили. Владельцы тех номеров, на которые он звонил, никак не могли иметь свой автомобиль. Более того, Минск они тоже не покидали, следствие это проверило уже.       — Вы так уверены, что он не завел отдельную сим-карту перед похищением для такого?       — Уверен. Для ее приобретения нужен паспорт и заключение договора. За последние два с половиной года ни у одного сотового оператора регистраций договоров на фамилию Данович не было.       У меня опустились руки. Желания обвинять Натана не было, все вышло как-то само, ведь если к нему вопросов нет, то дело начинает строиться вокруг меня. Вот только если следствие проверило даже переписки Натана в сети, то как при всей своей дотошности оно может подозревать меня, когда этому нет совершенно никаких обоснований?       — Но… — я замялась.       — Что-то после шумихи в СМИ и разговоров со следователями ты впервые стала спихивать вину на Натана, притом так рьяно, что тебе, может, кто-нибудь бы и поверил, если бы не было четких опровержений твоим теориям. Ты точно ничего не скрываешь? Или решила спихнуть вину на кого-то, потому что не нашла другого выхода, когда узнала, что даже после нахождения Вики мы не закрыли дело?       Именно такой я сейчас себя и выставляю. Ну и дура! На ровном месте решила себя выгородить, и кому сделала лучше? Только себе яму подкопала. Шевич, похоже, очень тщательно все проверил перед тем, как заявиться сюда и решил устроить мне проверку, которую я не просто не прошла, а с треском провалила.       — А по-моему, моя дочь права. Вы могли и упустить какие-то вещи касательно Натана. Он неглупый парень, мог продумать очень даже неплохой план, и как ее похитить, и как нас всех подставить, — вмешался в беседу отец, все это время молча стоявший в стороне. Ну неужели ты наконец-то перестал трусить и решил вступиться? Правда, я что-то сомневаюсь, что это продлится долго.       — А вас я и слышать не хочу. Не вы ли больше всех тут любите давить что на своих детей, что на парня своей дочери, что на ее друзей, в том числе на Натана, а? Надеюсь, вы сейчас не станете отрицать, что унижаете людей, оскорбляете, запугиваете их, открыто угрожаете? Так, может, мне вас привлечь по статье за оскорбление и дать максимальный штраф по ней в миллион белорусских рублей, чтобы научить уважительному отношению к людям? А то такие, как вы, мать их, гордые сильно становятся, считают себя вправе гнобить всех! Хорошо вам, что у нас в стране за такое за решетку не сажают, да что там, обычно на такое поведение в милицию никто не обращается даже! Может, думать бы начали тогда о своем поведении.       — Не выдумывайте, своих детей я всего лишь от глупостей отгораживаю! А Натана я проверял в плане реакции. Вы же сами знаете, что есть пост в сети, где видели в автобусе людей, похожих на Вику и Натана, и второй с ваших же слов был одет так же, как и Натан при вашем визите, — попытался поспорить отец, впрочем, явно без особого рвения. Так и хочется тряпкой обозвать.       — Я так скажу, вы лучше выходите отсюда и не мешайте нам, потому что скоро мое терпение лопнет, и я на самом деле выпишу штраф за воспрепятствование работе следствия. Или мы вообще признаем Машу виновной, используя имеющиеся доводы, и будем разговаривать в другом тоне в суде, если вам так неймется со мной поспорить.       После этого отец молча удалился из комнаты.       — Я прогуляюсь. До свидания, — высказал он из прихожей.       — Ты просто возьмешь и свалишь? — не выдержала я такой подлости. — Просто убежишь, обосрав штанишки?       — Так, это уже слишком. А папа твой пусть и валит, он нам не нужен, хоть вонять не будет, — слегка поморщившись, поддержал мое негодование следователь. — Лучше скажи, неужели ты действительно думала, что сможешь отмазаться? Серьезно считала, что если запугаешь Вику, то этого будет достаточно?       А я только успела хорошо подумать о нем. Похоже, оба старых пердуна до сих пор настроены спихнуть все на меня, лишь бы получить премию за удачно раскрытое дело.       — Сколько можно повторять, что я не причастна? Да, Вика пропала вскоре после моего побега, но события могут совпадать! Что я могу сделать с чертовым совпадением?       — Я бы согласился, если бы не нашлись свидетели диалогов, где ты с приятелями договариваешься о ее перевозке, которые записали все на диктофон.       Это что, шутки? Или они сфабриковали запись? Ничего не понимаю. Ей же неоткуда появиться, и я знаю это.       — Такого просто быть не может, потому что не было никаких договоров ни с кем, — лишь отчаянно заявила я.       — Увы, против доказательств не попрешь. Да, похищение совершила по сути дела не ты, а твои сообщники, которые благодаря твоей наводке перехватили Вику у ее квартиры. Но ты проходишь, как соучастник. Это не так страшно, по сути, но посидишь ты все равно прилично. Неужели думала, что все сойдет с рук?       Все ясно, у них на любые мои аргументы есть собственные. Даже если все они целиком выдуманы, то кому в итоге поверит суд, мне или следователям?       — Я теперь задержана? — только и выдала я, стараясь не трястись и не реветь, едва сдерживаясь.       — Именно! — Евгений Иванович довольно улыбнулся. — Но знаешь, у тебя есть выбор. Если ты мне сейчас подробно расскажешь, кто и зачем похищал твою, кхм, бывшую подругу, что он с ней делал и как ее запугал, то я даже добьюсь административного наказания для тебя вместо уголовной судимости. Поверь, сутки и исправительные работы со штрафом намного лучше пары лет отсидки в тюрьме строгого режима. С последующей невозможностью устроиться на нормальную работу, конечно же, вам это в школе должны были объяснять. Ну, а если будешь молчать, то получишь максимальное наказание за дачу заведомо ложных показаний, клевету следствия в интернете и, разумеется, за соучастие в похищении. Советую принять разумное решение. Я подожду ответа.       Есть ли у меня выбор на самом деле? Нет. Если я прямо сейчас признаю свою вину, тем самым соврав — я однозначно себе подпишу приговор. Если вдруг повезет и вскроется правда, то получу уголовку за лжесвидетельствование. А если продолжу отстаивать правду — есть шанс через правозащитников и шумиху в СМИ отмазаться. И этот шанс важнее!       — Мне не о чем рассказывать, я ничего не совершала и не имею отношения ни к чему. А если имею — я бы очень хотела услышать эту диктофонную запись, вот только ее не может существовать, потому что ничего не было! Я ни за что не возьму на себя вину за то, чего я не делала! Можете давить на меня, сколько угодно, но врать я ради галочек вам не стану, уж поверьте!       Я принялась вытирать выступившие слезы. Следователь в ответ молчал, будто бы что-то обдумывая. Опять прикидывает, как бы посильнее надавить на меня? Лучше бы просто посадил и перестал на пару с Шамейко выжигать мою нервную систему, не могу уже больше.       — Что же, убедительно… я не настолько еще ублюдок, чтобы после этого продолжать. Я вижу, что ты не виновна. Извини, что так давил на тебя, но я должен был в этом убедиться.       Я на это ничего не смогла ответить, лишь разревелась, после чего почувствовала, как он вытирает мои слезы. Боже, как же стыдно! Именно от этого чувства я резко прекратила истерику и аккуратно отошла от следователя к окну, стараясь жестами показать, что успокоилась. Я не до конца понимала, что произошло, за исключением одного — все позади.       — Успокойся, никто тебя задерживать не будет, Маш. Можешь забыть это, с вами все теперь будет закрыто. Подписка о невыезде тоже снята. Мне стыдно за сегодняшний и прошлые допросы, правда, но такова наша работа. Честно признаюсь, я сразу считал, что ты совершенно ни при чем…       — Да? А по вашему поведению так не скажешь, — выдохнула я, после чего, поняв, как это прозвучало, поспешно улыбнулась.       — За тридцать лет на службе и не такому научишься. Бывали у меня преступники вроде тебя, такие милые молодые девчонки. Встретишь на улице — никогда не подумаешь, что она способна человека по кусочкам в ванной разрезать.       Меня передернуло.       — И только после подобных разговоров удавалось их расколоть. Но тебе я сразу поверил, видно, что ты не такая. Хоть по долгу службы я и не мог тебе доверять, но чисто по-человечески было тебя жалко, — вздохнул Евгений Иванович. — Но Андрей Павлович потребовал сделать упор на твою семью, видимо, у него были какие-то основания.       Я чуть было не задохнулась от ненависти.       — Он просто сказал сделать упор на нас? А чем таким мы перед ним провинились, что нас мучили всю неделю?       — Маш, — ласково сказал следователь, — я все понимаю, но и ты пойми. Ты — лучшая подруга Вики, ты — последняя, кто ее видел, при этом ты в упор не заметила того, как ее кто-то в охапку утащил в течение следующих трех минут. Я согласен с тем, что даже это не оправдывает такого давления на вашу семью, и что есть личности куда более подозрительные, как Натан, но это решение Андрея Павловича. Вполне возможно, неправильное, но этот человек — вышестоящий по званию, и я не могу с ним спорить. Точно так же и он не может, когда главным по делу назначают меня. Я ведь тоже не застрахован от ошибок. Порою мы выбираем не тех людей, так случается, но все уже позади.       — Не верится, — еще раз вздохнула я, чуть не расплакавшись снова.       — Ничего, — подбодрил Евгений Иванович, — пройдет.       Я неотрывно смотрела в окно, стараясь успокоить эмоции. Следователь замолчал, будто не знал, что еще сказать.       — Вообще, Маша, я не должен о таком говорить… Но мне кажется, что промолчать после всего этого будет свинством с моей стороны. Во многом Андрею Павловичу ваша семья показалась подозрительной только из-за твоего отца, точнее, того, как он вел себя в его присутствии. Не знаю, как ты должна на это реагировать… но мне кажется, тебе стоит знать.       Меня снова охватила волна ненависти. Ублюдок, мразь… мне срочно нужно выплеснуть эмоции, и теперь очевидно, на кого просто необходимо сорваться.       — Спасибо, — поблагодарила я следователя, — это действительно очень важная для меня информация.       — Да, я тоже так думаю. Даже обидно, что такая приятная девушка живет с таким папашей. Ну, да ладно, не мое это дело, — оборвал себя Шевич. — Напоследок, Маш… знаешь, зря ты подняла эту шумиху в СМИ. В первую очередь с таким стоило обратиться ко мне.       — А вы сами кому бы больше поверили, мне или Андрею Павловичу? — немного дрожащим голосом спросила я.       — Обоим одинаково! Такое ощущение, что если ты следователь, то ты идеально прав и тебя нельзя подозревать. Нет такого! Я уже счет потерял, сколько раз следователи оказывались в сговорах с преступниками и покрывали их, а иногда и сами преступления совершали, они же лучше всего знают работу следствия, а значит и, кхм, налюбить его им проще. А иногда нарочно из мелкого инцидента выкручивают чуть ли не чрезвычайную ситуацию и фабрикуют доказательства, умело играя положением и молчаливостью людей.       — Тогда я же все правильно сделала, что подняла шумиху и не промолчала!       — Я бы рассказал тебе, но уже пора бежать, а чтобы понять здесь все тонкости, надо очень долго разбираться, многое знать, а лучше — отработать следователем лет так десять. Просто не лезь, ладно? Я, конечно, подчиняюсь Шамейко в конкретно этом деле, но посадить тебя уж точно не дал бы, я все-таки не последний человек в отделе. Так что, если, не дай бог, еще свидимся — знай, что бояться нечего. Уж кто как, а я несправедливости не допущу, — слегка надменно договорил Шевич, после чего пошел к выходным дверям, которые я тут же открыла. — Все, Маша, теперь точно прощай. Удачи!       — Всего хорошего вам.       Я закрыла дверь и пошла искать успокоительное. У нас вроде бы осталась валерьянка, да вот на своем законном месте она не обнаружилась. Отец, гад, с собой спер, а дочери, которую все вокруг в хвост и в гриву поимели, ни хрена не надо! Я просто присела прямо там, где стояла и заревела.       — Блять, ну вот за что мне все это? За что меня так таскали всю неделю?! За то, что у меня подруга такая?! — я закричала во все горло, ударив со всей силы кулаками по полу. — За что, блять? У кого есть ответ? У кого? Да ни у кого! Все, все, блять, кто меня обсирал, даже подумать не пытались! Папаша-мудак, Натан, Настя, Шамейко, блять, следопыт века! Да никто из них и не думал! Всем, блять, было удобно все спустить на мне! Всем, нахуй! Хороший я козел отпущения, ничего не скажешь!       — Ты чего, блять, разоралась? — на кухню влетел отец. — С первого этажа слышно! Совсем с катушек сошла?       — Ты меня еще критиковать будешь? Урод жирный, сам обоссался и сбежал, оставив одну! Из-за тебя нас все следователи обошли, потому что ведешь себя, как мудак, мне лично Шевич сказал! Ты всех обсираешь, все тебе должны, а сам от каждого шороха в кусты. На себя посмотри сначала.       — Ты оскорблениями когда сыпешь, то хоть другим людям этот бред не приписывай. Шевич тебе сказал, а как же. Может, и вовсе министр внутренних дел звонил, пока меня не было? Когда в следующий раз такую херню пороть будешь, не забывай, что все то, что мы имеем, получено благодаря моему умению вовремя засунуть язык в жопу и не ввязываться, но ты делаешь наоборот.       — Да, сказал, догони и спроси, если хочешь! А в реальности, а не в твоих розовых мечтах, мы живем почти целиком и полностью за мамин счет как раз благодаря твоему языку в жопе.       — Ой, какие же мы умные! Знаешь, может, я и зря отбирал у тебя телефон — было бы намного веселее наблюдать, как ты за неделю влипаешь в следственное дерьмо гораздо глубже, чем получилось на деле. Так и поумнела бы, может, — он расплылся в наглой улыбке, начав хохотать. Как же я тебе сейчас треснуть могу, ты же хуже какого-нибудь мудотчима!       — Ничего, что и я все разруливала и разрулила, а не ты, клоун чертов?! Строишь из себя хер знает кого, но сам-то ты никто. Знаешь, пошел ты нахуй, недопапаша!       — А ты, истеричная малолетка, будто кем-то являешься, — папа перешел уже на громкий смех, когда как у меня слезы шли ручьем, а всхлипывания уже не позволяли говорить. Я молча ушла в ванную и захлопнула дверь. Тварь ты, а не отец!       Я включила душ на полную, чтобы не слышать его идиотских насмешек, после чего сделала напор попрохладнее и принялась себя обливать в попытках успокоиться. Как же трясет, блин. И ладно, если бы только трясло, но и чувствую себя так, что просто сдохнуть хочется. Спасибо вам всем, мое окружение! Вы доказали, что умеете доводить невинного человека, вешая на него все, что можно! А все ради чего? Вы, менты, вот хоть немного в следствии продвинулись? Да нихера! Вика сама к вам пришла. А я же сразу говорила, что она наверняка сама сбежала, и при том права оказалась! И вы все старше меня, должны быть при этом мудрее, что ли, но что я вижу? Полный маразм и тупость! И такие люди вправе судить меня по возрасту? Они считают, что вправе. А почему? Потому что старше. И только. А на мое мнение можно насрать, мне же всего четырнадцать, а этот вот хер, которого отцом называть противно, уже сорок лет прожил, жену завел, двоих детей растит, и только поэтому он умнее. А то, что за последние годы он вообще разучился адекватно поступать, никого не волнует, семью завел же, сорок лет прожил, значит, состоялся. А ты, Машенька, суй язык в жопу, потому что не доросла, и плевать, что ты сама уже можешь предложить адекватное решение. Нет права у тебя по возрасту, потому что он же твой отец, он же тебя растит, а ты пока еще ребенок, откуда тебе набраться знаний, чтобы стать умнее? А, может, это вас, взрослые, в детстве гнобили такие же самовлюбленные старики, и вы теперь отыгрываетесь?       19:52       Я сижу тут уже несколько часов. Пора вылазить, потому что меня скоро силой вытянут отсюда, да и уроки дописать нужно. Судя по голосам, уже вся семья дома. Надеюсь, ко мне никто не попробует пристать, а то с радостью снова выдам все то, что думаю о событиях последней недели. Вообще, надо проверить, не ответила ли Вика. Блин, куда я в истерике запихнула телефон? Так, Маш, соберись, терять предметы в ванной — это уже что-то из ряда фантастики.       Через пару минут я все же нашла свой мобильный телефон под кучей полотенец, после чего спешно зашла в диалог с Викой, однако там не обнаружилось ни ответа, ни даже следов ее пребывания в сети. Похоже, родители действительно решились отобрать у нее интернет за побег. Вероятно, это обозначает, что домашний арест и ссылка на дачу каждые выходные теперь также гарантированы. И ради этого ты сбежала из дома, подруга?       Просушив голову феном, я вышла из ванной и тут же направилась к себе в комнату.       — Смотрите-ка, кто вылез тут у нас. Ну что, детские капризы закончились? — с насмешкой высказал мой отец. Вот так и знала, что он не сможет не прицепиться!       — Ты вообще рот закрой, ссыкло, блин. На моем месте ты бы еще с понедельника ревел в уголочке.       — Маша, я все понимаю, но ты ведешь себя некрасиво, — вмешалась в разговор моя мама.       — Я-то некрасиво себя веду? А кто мне мозги постоянно моет, что я вся такая-сякая, а сам ничего полезного не делает и за свою дочь в жизни не вступится, а лишь способен гнобить ее?! А не он ли так засел в проблемах, что фамилию себе поменял?!       — Зато из-за меня у семьи проблем нет, ты разницу вообще видишь? — продолжил гнуть свою линию папа.       — Нет? Это ты следователям расскажи, они тебе пояснят, как все на самом деле.       — Еще и перед матерью будешь меня клеветать? Я думал, ты умнее, — лишь фыркнул отец, отвернувшись обратно к телевизору.       — Машенька, ну разве ты не понимаешь, что отец все делает для твоего же блага? — принялась его защищать мама.       — Гнобить и уничтожать морально человека для его блага? Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? — я перешла на крик. — Да даже забудем про меня, кто Настю растил? Только я и ты! И то чаще я, потому что мы учимся в одной гимназии, а ты работаешь по шесть дней в неделю по десять часов и гробишь свое здоровье. А что он делает, знаешь? Из планшета своего да смартфона не вылазит!       — А ты разве нет? Напомнить твою борьбу за телефон сегодня утром? — снова влез в наш разговор отец.       — Но я при этом учусь и всегда, кроме воскресений, сестру выгуливаю, и в учебе ей помогаю! А ты либо не работаешь, либо перебиваешься случайными подработками. Разжирел уже весь! Собой сначала занялся бы, и фигурой, и мозгами.       — Так, а вот оскорблять внешность — это уже край! — подняла голос мама.       — Край? Ты забыла, какими словами он оскорблял внешний вид Вики?! — прикрикнула я в ответ.       — Ты просто все видишь так, как тебе хочется! Выворачиваешь наизнанку все, выставляя нас такими плохими, а сама? — продолжала закипать моя мать.       — А может, это вы привыкли к тому, что вы правы лишь потому, что взрослые, вот и воспринимаете в штыки все мои слова? Да и правда глазки-то режет, не так ли?       — Ой, Маш, иди учи уроки лучше и не дури голову! Может, когда успокоишься, перестанешь ересь нести, — прервал нашу ругань отец.       — Да и пойду! Как же вы все надоели! — не выдержав, прокричала я. Зашла к себе в комнату, громко хлопнув дверью, после чего услышала приглушенные обсуждения того, какая же я плохая, раз про родителей могу гадости говорить. Ну и шушукайтесь дальше, наплевать, я себе уже достаточно нервы истрепала за сегодня.       Конечно же, учить я больше ничего не смогу, лишь допишу алгебру из решебника, а вскоре и спать лягу, потому что после всей этой нервотрепки чувствуется дикая усталость. Лишь бы еще сидящая в комнате Настя не начала трахать мозги. Телефон уже у нее, значит, тут же выпросила его, когда пронюхала, что я свой уже отбила.       — Ну что, опять нашалила? — спросила сестра с довольной улыбкой. Господи, как бы я ей заехала по этому довольному лицу. Так ведь и знала, что какую-нибудь хрень вякнет!       — Бля, вот будет тебе четырнадцать, я посмотрю, что ты скажешь. А сейчас засунь язык свой в жопу и займись своими делами, пока я не повторила с тобой то, что сделала пару дней назад!       То ли выражение моего лица очень ярко пообещало, что я ее придушу, то ли воспоминания в голове Насти о произошедшем в четверг еще слишком свежие, но она вмиг затихла так, будто ее не существует. Хотя бы отучила избалованного ребенка спорить, и то радует.       Вот завидую Насте даже. Отец одинаково относится к нам обеим, только родная мать сестру выгораживает перед ним и всегда выручает, а что я? А на мой счет всегда поддакивает папаше. Такое ощущение, что всем в этой семье в кайф надо мной издеваться. Хорошо хоть, Настю теперь на место поставила, правда, сомневаюсь, что это надолго.       Я легла на кровать, машинально открыв на телефоне «Вконтакте». В потоке событий я совсем забыла о Севе — может, пора ему рассказать, почему я столько времени не была на связи? Небось, распереживался ужасно. Знает же, что следствие меня подозревало, а тут я пропала практически на неделю. Он же мой парень, в конце концов, кто, как не он, должен знать правду. К счастью, этот человек в сети, а значит, ответит мне сразу же. Терпеть не могу, когда нужно ждать, пока соизволят прочитать сообщение и ответить на него.       Маша: Привет, Сева       Маша: Извини за долгое отсутствие, у меня было многр проблем       Маша: Я все раскажу и вообще выговорюсь, ты не против?       Буквально через минуту появилась заветная строчка «Frost набирает сообщение…»       Frost: доброго вечера       Frost: конечно, не против, что ты       Frost: как там вообще, Вика нашлась?       Ожидать иного было трудно. Я принялась расписывать буквально все, что произошло с момента лишения телефона в понедельник. Никогда и близко не замечала за собой графоманства, напротив, писала все зачастую скомканно, да и с огромным количеством ошибок, за что Вика так и грозилась огреть орфографическим словарем по голове. Но сейчас мне нужно было выговориться, просто как следует выговориться, потому я изливала в сообщениях буквально все, что накопилось внутри за прошедшие дни, зная, что этот человек, в отличие от некоторых, всегда поддержит и успокоит.       Понедельник, 08:52       Терпеть не могу учителей, которые задерживают после урока, кичась фразой «звонок для учителя»! Для учителя, да, так принимай это во внимание и завершай урок! Еще и отчитала, что я не смогла воспроизвести аналогичное домашнему задание у доски, обвинив в списывании с решебника. Усатая дура. Да, я списала, ну так у нас весь класс списывает практически, какого черта ты ко мне прицепилась?       Впрочем, на учителей сейчас наплевать, есть дело важнее, и оно вот-вот ускользнет в свой кабинет английского. Больше всех Вика сможет довериться только лучшей подруге, потому правду от нее я точно услышу, а заодно и узнаю, что ждет ее семью и ее саму. Более чем уверена, что раз Шамейко ничего не добился за мой счет, то не упустит шанса прижать родителей сбежавшей. Перед уроками, правда, Вика уже успела поотнекиваться и поуходить от насмешливых вопросов со стороны неадекватной части класса. Но уж мне-то она сможет спокойно выговориться.       — Привет, Вик. Можем поговорить? Я тебе писала, но ты не ответила, — начала я диалог.       — В сети? Уж не скоро отвечу. У меня, блин, и телефон отобрали, и компьютер запаролили, — в привычном монотоне заговорила подруга, — еще и побили, как видишь. Тональник даже не помогает. Теперь домашний арест почти до лета, а потом ссылка на дачу.       Я только сейчас обратила внимание на фингал под глазом, следы на шее и царапины на щеке. Все это было тщательно замазано толстым слоем косметики, но любой, кто хоть два раза ей пользовался, мог заметить нехарактерные мазки и рельефные шрамы. Похоже, Вику нехило отметелили. Вот это следствию по каким-то причинам уже не интересно, что ли?       — Это за что, за побег?       — Не только. Следователи добились постановки семьи на учет, а также списали с родителей штраф за несоблюдение обязанностей. За это я и получила. При том к нам позавчера вечером, сразу по приезду, наведалась инспекция, которая выписала родителям предупреждение. Не знаю, что оно значит, честно говоря, видимо, в следующий раз будет сразу суд. Отец был просто вне себя.       — И что дальше?       — Ну, как что? Постоянные проверки в любое время, а также посещение психотерапевта. Плюс школьный учет. Если обстановка не улучшится, то через полгода, максимум год меня изымут из семьи.       — Ох, сочувствую. А это правда, что ты сама сбежала? Можешь мне не врать, если что, сама знаешь, что я надежный друг.       — Абсолютно. Спрашиваешь так, будто мне есть смысл врать. Все равно раскрылось бы.       А вот тут ты ужасно ошибаешься.       — Могло и не раскрыться, — вздохнула я. Тебе Шамейко на выходных никаких странных вопросов не задавал касательно меня?       Лицо подруги заметно напряглось.       — Шамейко — это… тот следователь?       — Именно.       — А по поводу чего?       — А, точно, у тебя же нет интернета. Вообще-то Андрей Павлович намеревался всеми способами посадить меня и вообще все на меня повесить, дескать, это я тебя похитила. При том не просто докапывался с целью запугать, а даже подделывал доказательства чисто под посадку. В итоге я не нашла ничего лучше, чем в ответ добиться публикации статьи на «Онлайнере» об этом, которая, наверное, наряду с твоим своевременным возвращением охладила его пыл. А так, может быть, я бы за решеткой уже покоилась ради его премии.       На этот раз Вика молчала чуть дольше обычного, и я забеспокоилась, что чрезмерно разволновала ее своими рассказами.       — А-а, понятно. По телевизору вчера показали. Что же, вовремя я, — Вика проговорила это с несвойственной ей дрожью в голосе, — как знала, что нехер было ехать в этот сраный Бобруйск.       По щеке подруги пошла слеза, которую она тут же вытерла, стараясь это сделать так тихо и незаметно, чтобы я это не заметила. Все, пора заткнуться. Я вчера сама от нервного напряжения чуть не сдохла, а уж Вике было точно не слаще, ни к чему ее теперь лишний раз пугать.       — Как вообще ты попала в Бобруйск? — сменила я тему. — Ни за что не поверю, что ты пешком шла до того леса со своим топографическим кретинизмом.       — Ну, а ты будто не знаешь. Добралась с горем пополам до трассы, взяла попутку и назвала первый город, что был на уме. Вот только водителю надо было не в Бобруйск, а в одну из деревень поблизости, ну он и высадил меня на повороте, а я и свалила в ближайший лес, решив, что здесь перекантуюсь. Правда, назад к дороге потом очень долго не могла выйти, и спать пришлось прямо на траве, — Вика начала свой рассказ сильно дрожащим голосом, но с каждым предложением эта дрожь спадала, в конце практически исчезнув.       — Ну, а следователи, они не мучили тебя?       — Да не сказала бы, — ответила она, тяжело вздохнув. — Разве что очень долго разными способами допытывали, не было ли у меня помощников, но в итоге сдались и успокоились, правда, тут же перешли на семейные проблемы. Пришлось им раскрыть все, как есть, потому что какие-то свидетели выдали следствию, как со мной обращаются. Сама понимаешь, какая реакция потом была у родителей.       Еще как. Если уж даже мой папаша — просто милейший человек на фоне этих мразей.       — Понимаю… Те еще уроды они, я знаю. Я бы на твоем месте тоже сбежала, наверное. Никто же не знал, что так все выйдет.       — Это да…       — Ох, Вика, — не выдержав, вздохнула я, после чего приобняла ее. Та была совсем ослаблена. — Как я рада, что все это закончилось. Надеюсь, твои предки все-таки сжалятся и не будут тебя сильно добивать после всего этого. Но в случае чего я тебя всегда поддержу.       — Спасибо, Маш. Правда…       — Не за что. На то мы и подруги.       Я отпустила Вику, та плакала, уже не скрывая этого. Господи, что пережил и еще переживет этот человек? Мне даже жаловаться стыдно. Воистину, все познается в сравнении.       — Не плачь, Вик, все сложится. Ты хотя бы осталась жива, а это самое главное, — постаралась я подбодрить ее хоть чем-то.       Вика вновь хлюпнула носом еще раз, печально улыбнулась и что-то негромко сказала, но ее слова заглушил звонок на урок. В любом случае, видеть улыбку на ее лице — уже большое счастье. Хочется верить, что отныне оно будет случаться чаще, пусть даже этому нет никаких предпосылок. Чтобы создать хоть одну, больше никогда не буду допытывать ее такими разговорами — ей и без того сильно досталось, раз она, впервые на моей памяти, не сдержала своих эмоций.       Главное, что сама Вика здесь, рядом, жива и почти здорова, все остальное уже не так важно. Самое страшное для всех нас позади.