Мафия.

Сначала в доме стояла гробовая, словно нерушимая тишина, не прерываемая ни единым звуком. Остролистая просто стояла на одном месте, в середине гостиной, и никуда не двигалась, казалось, что на ее месте внезапно возникло каменное изваяние. Ночная темнота внезапно отозвалась тихим, но нервным смешком, а потом еще одним. Трясущимися пальцами девушка взяла коробок спичек. Попытка, еще одна, и в камин летит уже зажженная спичка, создавшая на поленьях собственный вариант пожара, медленно поглощая все, до чего докасалось всепоглощающее пламя. Огонь медленно разгорается, весело потрескивая, а девушка будто без сил свалилась в кресло, тихо скрипнувшее от внезапного напора. Рыжие, ало-красные, словно багровая кровь, ярко-желтые языки пламени тенями скакали по комнате, создавая необычный и хаотичный танец, озарявший лицо черного доктора. Тихий смешок, вырвавшийся откуда-то из глотки, был заглушен треском полена, которое почти полностью поглотила всепожирающая стихия, и почти сразу же затих. Плечи Остролистой затряслись, ее губы изогнулись в странной ухмылке. Девушка хрипло, истерически засмеялась, не обращая ни на что внимания. Неприятный, режущий в подобной атмосфере по ушам звук прервался через несколько секунд, когда у черного доктора закончился в легких воздух. Встав с кресла, Остролистая, почти не соображая засунула в карман куртки смятый моток уже знакомых черных бинтов, блестевших в темноте. Собиралась ли она их использовать? Явно нет. Бумажка, взятая из блокнота Голубки, полетела в пламя. На улице было тихо, и девушка заглушила боль, происходящую откуда-то из сердца, нервные мысли и печальные догадки смехом. Сейчас ей было все равно, что произойдет. Даже мафии она сейчас не боялась - даже умирая, она сможет перед смертью дрожащими руками обвязать ногу одного из мафий, заляпывая пока еще черные, и чистые бинты кровью, багровыми отпечатками своих пальцев, а там впрыснется в конечность убийцы яд, который может стать лекарством только для смертельно раненного. Она, обуреваемая подобными мыслями шлялась по всему городу, смеясь, и даже не скрываясь. А медленно сгорающая в камине бумажка могла поведать Остри о новой подозреваемой кривыми буквами "Ив", и смазанной "у"... *** Два коммисара собрались в одном из домов, освещаемом сейчас еле-еле тусклым светильником. Сначала они молчали, но тишина, повисшая в помещении была разбита кашлем одного из них, который был явно выше своего напарника. - Давай проверим... - говорящий замялся, словно хотел дать закончить фразу другому. - ...Остролистую? - предложил комиссар вкрадчивым голосом. - Да. Они встали с мест. Мелькнули в тревожном, сбивчивом свете лампы седые, темно-серые волосы одного из вершителей правосудия, напарники подошли к столу. Там, как и обычно, лежала потертая бумажка, на которой было... Пусто. Ничего там не было, обычный пустой лист. Немного подрагивающей рукой один из присутствующих коряво вывел одно лишь слово: "Остролистая". Помятый пергамент отправляется в... Окно? Почему-бы нет? Ни один из присутствующих не знает, почему в записке было написано сделать именно так. Они не расходятся, сидят за столом, пьют обжигающий черный чай, стараясь не показывать своего волнения, пусть у одного из них и трясутся руки. Дрова в камине тихо потрескивают, гудит холодильник. Неизвестный встает со стула, и уже хочет уйти, как в открытое окно с тихим шуршанием влетает сложенная дважды бумага. Комиссар, замерший на мгновение, поднял ее и положил на стол. Там было троеточие. Не было плюса или минуса, что определит положительную или отрицательную стороны. Один из присутствующий быстрым шагом уходит из дома, оставив напарника в одиночестве. Правая рука рефлекторно удерживается на рукоятке пистолета, который является единственной надеждой на спасение в этой деревушке. "Нейтральная сторона?..." - запоздало понимает он, заворачивая в очередной проулок. *** Тихие шаги мафии тревожат деревню, четко раздаваясь в тишине. Лица убийц были окрашены в золотистые тона рассвета, тонко очерчивая их силуэты. В этот раз они вышли на охоту на несколько часов позже... А почему? Собственно, сейчас это непонятно. Не запертая дверь с тихим щелчком открывается, и убийцы входят в дом. Его жительница успевает лишь тихо всхлипнуть - она уже не спала, и кинжал мафии настиг ее в стоячем положении, с чашкой горячего чая в руке. Она медленно поворачивается, чтобы лицезреть своего убийцу. Глаза несчастной остекленели, а на губах застыли так и не сказанные слова: "Никогда не подумала-бы, что бы вы сработались." Девушка подает на пол, прямо под ноги мафии. На груди, промочив рубашку расползается ало-багровое пятно крови, а разлитый черный чай с тихим шипением расплескивается по брусчатке пола, немного задев убийцу. Он отпрыгивает подальше, тихо выругавшись и рассматривая будущий ожог, но сильной проблемой это быть не должно. Мафии тихо уходят с места преступления, закрыв дверь. Они расползаются по домам, планируя хоть немного доспать... Насколько же они стали бесчеловечны. *** Утром на площади было чрезвычайно тихо. Почти все держались особняком, и лишь Ежевика и Белка держались вместе. Остри цеплялась за локоть Воробья - этой ночью, когда она хоть чуть заснула, ее мучали кошмары. Практически левые люди - это одно, но когда умирает твой близкой друг - становится многим хуже. Воробей тоже не отличался здоровым цветом лица, с которого разом исчезли яркие краски. Белохвост вроде как спокоен, но стоит в сторонке, и только наблюдательный заметить, что пальцы побелели от напряжения, а губа чуть ли не прокушена до крови, что явно выдает волнение парня. Немного вдалеке стоит Пеплогривка, тихо переговаривающаяся с... Ветерком. Их беседа была далека от спора, что уже удивляло... Но, если подумать, эта игра меняет. После того, как осознаешь, что среди давно знакомых тебе людей есть убийца, оставаться по прежнему беззаботным очень и очень трудно. Уголек сидит на скамейке, читая какую-то книгу, рядом с темно-серым мужчиной рядом умостился Дым, с ледяным спокойствие глядя на других. Ивушка обнимала Искру, плакалась своей подруге. Захлебывалась слезами, пользуясь, что самых маленьких дразнить из-за подобного поведения не будут. Львиносвет закрылся от всего мира за газетой неизвестного года выпуска, словно забыв обо всем остальном, а Листвичка ходила взад-вперед перед виселицей, ожидая письма. Надо заметить, что под глазами женщины пролегли глубокие круги, а в покрасневших глазах уже не было слез - только горечь утраты. Наконец лист появился, и, как обычно, из ничего. Спокойно спланировавший вниз, он был резко схвачен Листви, будто ожидающей это. Хриплым голосом, будто сорванным она говорит: - Голубка и Лика мертвы. - будто констатирует она факт, негромко прочитав текст, на удивление короткий сегодня. Белохвост, перекрестивший руки на груди, до боли впился ногтями в руку, пытаясь привести себя в адекватное состояние. Всегда закрытый, этот парень старался не показывать свои мысли, но, в отличии от Дыма, бесчувственным не был, и сейчас Белохвосту было очень трудно не изменить выражение лица. Голос Искры раздался в тишине не тише громкого выстрела. - Ой, Ивушка, а почему у тебя штанина мокрая? Ой, это ожог? Словно в замедленной съемке жители повернулись к девушке, на что та тихо, но внятно ответила, совершенно не пугаясь: - Я вчера чай пролила. - Чай, значит? - тихо спросил Белохвост, у которого в голосе начали проскальзывать стальные нотки. Он обращается к Дыму, которого негласно выбрали главой по неизвестным причинам. - Дым, можно мы проверим дом Лики? Мне кое-что посмотреть надо. Мужчина понимающе кивнул, и Белохвост быстрым шагом удаляется с поляны, в дом своей ныне мертвой девушки. Напряжение растет.