Последняя война

За окном уже который час бесновался ветер, в ярости своей гоняя неторопливые тучи, набухшие и готовые разрешиться от бремени дождя. Местный рыжий кот с белым пятном вокруг затекшего больного глаза, недовольно махнув хвостом, скрылся под почерневшей от времени лавкой, шипя на спешно пробегающих мимо собак. Прохожие, достав невзрачные зонты, приготовились к новому плачу стихии. И лишь дети, яркие пятна на серой, бесконечно тоскливой картине, протягивали маленькие, почти игрушечные ладошки к вечернему небу, открывали рты, стараясь поймать и проглотить падающие слезы степенно проплывающих туч. Это был живой, обыденный мир. Место, сотканное из миллионов мелких, едва различимых судеб, которые были неинтересны никому и необходимы для всех. И лишь окно, по которому, размывая очертания улицы, стекали капли дождя, служило ненадежной преградой между озабоченным самим собой миром и брошенным в бездну одиночества Иваном. Тяжело вздохнув, Россия неторопливо потянулся к игриво мерцающему бокалу, но горечь и внутреннее раздражение взяли верх, и Иван, прогнав надоедливые и неуместные мысли об алкоголе, достал по-советски простой граненый стакан и наполнил его ледяной водой (впрочем, бессильной против жара полыхающего в груди). В голове мелькнул образ плачущей Ольги и осуждающе молчаливой Наташи. Брагинский поймал себя на мысли, что Украина для него теперь не «Оля», а отчужденная, боящаяся и, быть может, презирающая его «Ольга»... Но где же Наташа? Вот уже месяц минул с того дня, как маленькие ножки младшей сестренки переступили этот теперь уже одинокий, покрывшийся пылью воспоминаний порог. Напоследок лишь скупые слезы, которые так редко появляются на выразительных глазах, привыкших смотреть на мир с ледяным, жестоким спокойствием. Но сейчас одиночество было небольшой отдушиной для Ивана. Россия чувствовал бы себя чудовищем, позволив сестрам ступить в ловушку, в которой он оказался, и жалость, порожденная любовью, неминуемо бы погубила их. Какая горькая ирония, но Оле и Наташе гораздо безопаснее жить вдали от сильного, могущественного брата, чем быть рядом с ним! Брагинский, заметив, как из рыхлой земли «самобичевания» пробивается блекло-зеленый росток «самосожаления», обедняющий почву «духовных сил», отвернулся от улыбающейся старинной фотографии и вернулся к проблемам, о которых он, поддавшись обаянию воспоминаний, забыл. Вновь перед глазами мелькнул образ стран-участниц Совета, а за ними – тревожащая пасть пещеры. Что делать? Вопрос голодным червем изъедающим душу, наконец, добрался до сердца. Взгляд Ивана неожиданно привлек стенд, на котором, в память о холодной войне, хранились антисоветские плакаты и листовки. Неторопливо разворачивая огрубевшие от времени листы, Россия со смешанным, казалось бы, давно позабытом чувством рассматривал нестерпимо вызывающие и кричащие карикатуры. Промелькнула слабая улыбка, чтобы тут же исчезнуть. Все иллюстрации были разными и яркими, но идея была одна. Алый медведь мощными лапами опирающийся на Евразию, с ненавистью и редкостной яростью рычал на Запад, синего спокойного орла сдерживающего неконтролируемого и крайне опасного зверя. Свирепое чудовище отбрасывало красную тень, покрывавшую Евразию и угрожающе «напирающую» на территорию птицы, крепко сжимающей в когтях Европу. Мысль о противостоянии всегда манила, заставляла кровь кипеть и играть. А ненависть и презрение других стран лишь распаляли охочую до бунтарства и лихости душу… Если бы, если бы сделать шаг, переступить через грань, открыть внутренние врата и освободить таящуюся мощь, чтобы построить величайшую Империю, воплощение могущества и справедливости, способную объединить мир!.. Резко отбросив в сторону плакат, Россия, испугавшись настойчивости старой мечты, отвернулся. Сколько раз, в погоне за неуловимым обманчивым мотыльком, Иван оказывался не в эдеме (или же государстве-утопии) с кружащейся головой от счастья и благоуханья цветов, а в смрадной, тянущей вниз трясине, задыхаясь от запаха крови тех, кто так и не смог проделать весь путь и осуществить мечту. Быть может Оля права? Мировые кровопролитные войны остались лишь на страницах энциклопедий и учебников; прошло лихое время гонений, небывалых, по своему размаху, репрессий и лишений. Пора подумать о людях, его плоти и крови, о сестрах, что делили с ним горькую чашу безрадостной жизни… Иван хмуро посмотрел на впечатляющую стопку документов, которые он получил от своего правительства, и снова погрузился в теплое и воздушное облако размышлений. Его народ, уровень благополучия которого был гораздо ниже, чем у европейцев или американцев, все же стал жить лучше. Тридцать с лишним лет пронеслись, канув в историю, оставив после себя малые политические потрясения (которые в целом не могли сказаться на здоровье Брагинского) и, вселив надежду и веру в собственные силы повлиять на правящую элиту. Яростные бури истории сменились штилем обыденной и размеренной жизни. Материальная сытость и упования на реформы, способные удовлетворить потребительский аппетит людей… Что может быть лучше?.. Но почему Ивана и его народ терзала смутная тоска, что в погоне за желанным покоем они потеряли или же забыли что-то очень важное, нечто помогающее им выстоять под губительным натиском капризной и беспощадной Истории? Почему он видел в каждом скрытую необъяснимую, смешную вину и растерянность? Может, это усталость того, кто, добившись потом и кровью желанного, разочарованно смотрит на результат своих ненужных деяний?.. Или же… В смутной дымке внезапного воспоминания всплыл день зловредного Саммита и лик недоверчиво смотрящего Англии: Пойми, ты не создан для мирной жизни! Наступит время, когда ты сам, по собственному желанию развяжешь войну! - Будь ты проклят, Артур! – с неожиданной яростью крикнул Россия, разбив пустой стакан об стену. – Черт, да что со мной происходит?! – прорычал он не в силах удержать смущенную душу на поводке сознания. Опять этот дьявольский лабиринт человеческих блужданий и обманчивых воспоминаний! Каждый поворот мысли мог завести в тупик. Путь, состоящий из цепких звеньев рассуждений, распадался на дороги предположений и ветки домыслов. Иван, не один год, блуждающий в этом зловеще причудливом, игриво завлекающем и не отпускающем месте, знал, что во всяком лабиринте живет чудовищный минотавр-вопрос, одолев которого победитель получал желанный ответ... И сейчас, столкнувшись со своим монстром, Россия проявил непростительную трусость. - Остаться или пойти на Собрание? – кто-то слабо прошипел заветный вопрос в голове изморенного Ивана. До боли (и ужаса) знакомый голос, заставивший Россию заглянуть в иную пропасть своей души, потух, словно догорающая свеча… или же призрак, бессильный напугать слишком любопытного и уставшего бояться ребенка. - Пытаешься отомстить мне, играясь с моим разумом? – Удивившись своему неожиданному спокойствию с жестоким хладнокровием, вслух проговорил Иван. Брагинский, очутившись в измерении загадочного и противоречивого «Я», на время позабыл о «новом госте», который попытавшись завладеть его сущностью, был сам поглощён голодной душой России. От былого леденящего гласа могучего духа остался лишь хрип увядающего невольника. - Забавно наблюдать за тобой со стороны. – Прозвучал ответ, - Мне больше ничего не остается, как наблюдать за твоим телом, залечивающим свои раны и отнимающим мои собственные силы… Я слабею… – с редким спокойствием добавило плененное существо. - И очень скоро ты исчезнешь совсем. – Недобро улыбнулся Иван, с внезапным грешным восторгом рассматривая блеклые шрамы на руках. Новое чувство мелькнуло в одном из узких переулков сознания, чтобы тут же скрыться в толпе напирающих друг на друга эмоций, не дающих России разглядеть лик таинственного беглеца. - Власть. – Вдруг раздалось гадкое хихиканье. - Что? – предчувствуя лукавый ответ, который ядом сомнений вновь отравит душу, Иван нахмурил брови. - Я нашел то, чего ты жаждешь больше всего. – Смеясь, проговорило существо, - Это власть. И я знаю, что ты мне на это ответишь и, конечно, ты солжешь самому себе. Каждое живое существо на Земле таит в себе это желание. Лев, доказывая свое право и власть над жизнью, пожирает антилопу. Смирившись и отказавшись от власти, он умрет с голоду. Часто, человек неосознанно стремиться завладеть если не «всем» ближним, то, хотя бы его частью. Поверь, даже святые старцы, скрываясь в пустыне или в пещере от мирских страстей и грехов, более других стремятся к Власти! Желанное освобождение от скверны приведет к торжеству истинных заветов не только Того, ради которого они терпят жестокие мучения и пытки стихии, но и их идей о мире и справедливости, их желаний над порочными и недостойными людьми… Это ли не страсть, а? – не утихал насмешливый хрипящий голос. – Но я не ошибся, предположив, что ты интересное сплетенье загадок… Либо ты полностью отрицаешь свое жизненное право на Власть (и заметь, во всех смыслах!), либо твоя страсть достигает поистине космических масштабов… Но что бы то ни было, исход для тебя один. - Мне интересно, - немного помолчав, Иван вновь заговорил со своим «ментальным паразитом», - ты отвлек мое внимание лишь для того, чтобы кратко и по-своему истолковать Ницше?.. Но в любом случае, - добавил он, впервые за этот день, озарившись игривой и немного лукавой улыбкой, - Забавно наблюдать за тобой со стороны. - Ты смеешься надо мной, - раздался в ответ совсем ослабленный голос, - Я вижу в тебе снисхождение, удивление, угасшую ненависть и интерес… Быть может, мы станем терпимыми соседями… - задумчиво проговорила сущность, - Я буду ждать тебя в одном из уголков твоего подсознания, - слабо прохрипел пленник, собираясь раствориться в океане покорившего его сознания. - Постой. - Вдруг резко спросил Россия, насильно удерживая в голове образ усталого существа. - Я знаю о чем ты сейчас думаешь, - послышался уставший голос, - Но нет, я не умру, хоть ты и забрал у меня все силы… Покуда у меня есть воля к власти – я не исчезну. На губах Ивана мелькнула легкая улыбка. В голосе существа не было обиды или ненависти. Месть, слишком бессмысленная и бесполезная, оказавшись бессильной против этих двух столь разных существ, испарилась, так и не успев поглотить обглоданные тоской души. - Ты хочешь ответить на свой вопрос, - вновь заговорил плененный дух, - Но ты должен решить, чего ты хочешь от мира… - Может, - в ответ пронеслась Иванова мысль, - миру нужно решить, что он хочет от меня? - Это философия жертвы или же того, кто привык считать себя ею… Ты можешь выбрать иную дорогу, стать хищником, охотником, господином, - размышляло существо, - Называй, как тебе нравится, но для этого ты должен… - Не пойти на собрание, - договорил Россия, вновь задумчиво посмотрев в окно, - Оставить все как есть, остаться в нейтралитете и позволить другим сцепиться в смертельной схватке, а затем заключить мир, но уже на моих условиях, или же, в случае отказа, воспользоваться силой… - Если же ты решишься прийти на встречу, исход будет иным. И ты прекрасно знаешь, что может произойти… - Нет! – Резко вскочив с места, Иван гневно начал говорить вслух, - Я не знаю, так как ты, даже будучи пленником, отказался рассказать мне о тайне моей раны… о том кто я такой, в конце концов! Но ярость, облизнув своим обжигающим пламенем лед внезапного и необъяснимого страха, быстро потухла под вьюгой сомнений. Стало ясно, что в доме они были не одни. Голос существа, заглушаемый потоком мыслей Ивана, скоро исчез совсем. В это же мгновение Россия медленно встал, не делая резких и беспокойных движений, так, будто за порогом его ждал старый друг, о котором он так непростительно позабыл. Сосредоточенность и самообладание усмирили разбухающий, словно дрожжи, страх. Мысль, что это был ненавистный и столь же долгожданный знакомый гость, искрой мелькнула в мириадах огоньков тлеющего и уставшего сознания. В глубине змеей пролегающего коридора раздались тихие, но настойчивые и уверенные шаги. Лунный свет, серебристым мечом пронзал отступающую ночную тень, освещая силуэт гостя, посмевшего вторгнуться в опустевший дом. Высокий юноша с надменной и немного игривой улыбкой на тонких, чувственных губах, мраморной кожей и ониксовыми, каскадом спадающими на плечи волосами неторопливо, словно палач, поднимающийся на эшафот, приближался к застывшему Ивану. Демоническая красота пришедшего, казалось, была создана лишь для того, чтобы быть источником вдохновения художника-эстета, тайным порочным желанием изнемогающей в любовной истоме смертной и… наказанием и проклятием всех живущих на Земле. Да! Взгляд гостя рассеял все сомнения России о личности того, кто стоял перед ним. - Браво! – Вместо приветствия проговорил гость, аплодируя побледневшему Ивану, - Я знал, что не ошибся в тебе. – Продолжил он, будто бы не замечая испепеляющего, полного черной ненависти взгляда России, - Это было артистично и поистине великолепно! Поглотить чужую душу! Браво! – разразился он детским, и оттого пугающим своей неестественностью смехом, - Жаль, но Артур утратил былую хватку. Экзорцизм – это нонсенс и вопиющее безвкусие достойное фанатичного средневекового инквизитора, но никак не моего любимого англичанина-кудесника, когда-то подававшего великие надежды… Вижу, что гостям ты сейчас не рад, - насмешливо проговорил юноша, оглядываясь на стены стремительно покрывавшиеся белоснежным и колючим инеем. Аквариум, в котором застыли огненно-золотые рыбки, словно сувенирный кораблик в бутылке оказался в плену растущего прозрачного льда. Яростно перелистывая листы упавших фолиантов, нещадно дергая занавески, выл и бесновался появившийся из ниоткуда северный, обжигающий нестерпимым холодом ветер. Ледяным языком облизывая стены, зимний дух ручным барсом льнул к телу хозяина. - Прости, мой друг, - примирительно проговорил настойчивый гость, не отводя взгляда от изменившегося в своей тоске Ивана, - Но позволь мне усмирить наши сердца теплым огнем дружбы! Лишь только лукавые слова сорвались с губ, как вьюга, подавленная немым, могучим гласом исчезла, оставив после себя чахнущие льдинки, обильно истекающие талой водой. На длинные, белесые ресницы упала капля, заставив Россию невольно моргнуть и отвернуться от слишком проницательного изъедающего душу взгляда. - Зачем ты пришел? - нарушив настигшую тишину, чуть прохрипев, проговорил Иван, садясь в кресло и указывая гостю место на диван, - Может быть, ты всего лишь игра моего уставшего и, скорее всего, больного сознания… В этом случае тебя сможет изгнать лишь доза успокаивающего препарата и тщательная опека врачей… Может, ты действительно тот, кто явился ко мне в проклятое подземелье, в этот чудовищный день, который невозможно бросить в бездну забвения. Но и здесь я бессилен бороться с Духом Безумия и Тьмы. Едва касаясь земли, незнакомец, хищным притягательным зверем присел на диван, сохранив на губах улыбку, которой Россия когда-то одаривал Европу и Америку: - Ну конечно, ты помнишь тот знаменательный день, - будто бы не замечая тяжелого и угрюмого взгляда блондина, непринужденно заметил гость, - Прости мое обхождение с тобой, мои «дары», которые ты отверг. Но ты должен понимать, что это заурядная часть этикета, - махнув рукой, незнакомец ухмыльнулся, - Это было лишь наше знакомство. «Он играет со мной, - пронеслась тревожная мысль в голове России, - Что бы я ни делал, любая моя уловка окажется неуклюжим притворством ребенка». - Ты, видимо тоже хочешь знать мое окончательное решение? – Измученно выдавив пустую улыбку, проговорил Иван. - Мне нравится твоя прямота! – Воскликнул Дух, - Человек – могучее существо, оно способно достичь желаемого без помощи «потусторонних сил». Высшие могут преподнести дар слабым… В тот день ты доказал, что унизительная слабость и рабство – временная участь! Выбор за тобой – тут же уклончиво, отводя взгляд, проговорил гость, - Но позволь мне дать тебе совет. Услышав в ответ молчание, юноша продолжил: - Взгляни на этот мир, сотворенный людьми! Вы потеряли Эдем, вы были с позором изгнаны из небесной обители, но потомки Адама и Евы, презрев того, кто оставил вас гнить в смертной плоти, вскоре построят новый Рай! Да, ваш мир все еще болен, но если вы одолеете в себе слабость и не совершите ошибки прошлого, вы войдете в новую эпоху процветания!.. Не иди на Собрание, заключи мир, которого так желает твое измученное сердце. Медленно ты воздвигнешь новое царство, свергнешь с престола того, кто когда-то изгнал ваших прародителей, и займешь его трон, мудро правя этим обновленным миром! Ха! – вдруг гость залился сладким и довольным смехом, - Да, ты как никто другой достоин Этого! Дитя, вскормленное кровью, воспитанное смертью и страданием, тот, кого окружающие считали порождением Зла, тот, кто подобен мне… - Неожиданно проговорил он, приблизившись к России и касаясь когтистыми неестественно прекрасными пальцами мраморной щеки едва дышащего Ивана. - Ты уже должен был понять кто ты такой, поглотив моего слугу и забрав его силы… Мы похожи друг на друга больше, чем твой встревоженный разум может представить. – Уже шептал он, порочным движением проведя рукой по груди России, который не мог шевельнуться, будучи заставленным врасплох странным и повелевающим чувством. - … Если я воздвигну новое царство, вся власть останется у тебя в руках – с трудом выдавил из себя Иван. - Ты ошибаешься. Ни Он, ни даже я не правим этим миром. Поверь мы просто созерцатели. - Я не верю тебе… - Что ж, - вдруг с легким раздражением в голосе заговорил незнакомец, ты готов во имя этого эгоистичного старика со стайкой херувимчиков, пролить свою кровь?.. Ради чего? Ты добьешься лишь одного – Снова на губах взыграла грешная улыбка, - Хочешь, чтобы ты страдал вместе с этим миром? - Да… - простонал Иван, ужаснувшись голосу, идущему из темного сокрытого уголка души. - Превосходно! Как непредсказуемо! – в экстазе щелкнув пальцами, проговорил гость, - Может тогда ты и узнаешь кто ты есть и в чем твоя истинная мечта… Хочешь увидеть темного мессию, тварь, что мучает тебя в твоих кошмарах? -Да… Этот мир не достанется тебе… Проговорив это, Россия глубоко вздохнул и отвернулся от греховного существа. Иван, чувствуя новую угрозу, опасность, которую невозможно избежать с разъедающей и фатальной для человеческой души тоской, посмотрел в окно на беспечно сияющие звезды. - Я же говорил, что мы очень похожи, - тихо и как будто печально проговорил мятежный Дух, - Я могу раскрыть тебе тайну звезд, - шептал он, но уже без сладкого и опьяняющего яда в голосе.- Говорят что звезды – это далекие космические объекты, что по своей мощи несравнимы с жалкой Землей… Но это ложь, - встретив недоверчивый и настороженный взгляд России, незнакомец прислонился к окну, оставляя на нем запотевший след от теплого дыхания, - Все ученые – бессовестные лгуны, не знающие ничего об этом мире, но пытающиеся навязать людям свое жалкое видение и мнение… Я знаю, что ты мне вновь не поверишь и все же расскажу тебе то, что происходит на самом деле… Вот! – восторженно вскрикнул он, указывая на падающую звезду, - Это не космический мусор и не астероид… Это душа ангела, возненавидевшего нестерпимый свет небес… Думаешь это моя уловка обрамленная метафорой? Нет, это действительно дитя света, которое возжелало жить в моем царстве, покинув прежнюю обитель. Знаешь, - прошептав, добавил он, - Еще никто не видел «восходящую» или летящую ввысь звезду. Сонмы ангелов порвали свои крылья, променяв чистоту на порок, но еще ни один демон не обратился к свету, презрев себя и свой огонь! Как бы я хотел увидеть это, Иван! – страстно проговорил он, взглянув на Россию, - Я бы самого себя отдал, лишь чтобы запомнить это мгновение! Наступила тишина. Слишком, слишком много человеческого было в словах незнакомца. Оттого Ивану стало по-настоящему страшно. Мир, который он знал, явил ему новую грань непонятную, гротескную, сюрреалистическую, порочную… и в то же время человеческую. Опять коварная уловка за нестерпимо приветливой маской? Может быть, но Брагинский устал от неопределенности и дипломатии, властвующей над каждым человеком. - Прости, - неслышно прошептал Россия, боясь нарушить миг, который бывает лишь раз в смертной жизни меж Богом и человеком, - Но мне нужно идти, - И слабо улыбнувшись, Россия проговорил, - Я пообещал Мэтью прийти и побыть для него моделью… Неспешно пройдя длинный коридор, Иван легонько закрыл за собой парадную дверь, ни разу не обернувшись.