Последняя война

Между влажными, скользкими от подземной сырости камнями юркнула проворная крыса, старожил проклятых недр древнего здания. Зоркие глазки-бусины, жадно и трусливо вглядывались в щель, из которой доносился еле слышный, робкий шорох копошащихся насекомых. Озябшая хищница, уже было сунула когтистую, уродливо костлявую лапку, пытаясь достать долгожданный обед, как вдруг, чуткий звериный слух уловил странный, непривычный для этих заброшенных мест гул. Вдыхая затхлый воздух, в попытке учуять неведомого врага, боязливый грызун бросился в яму, услышав внушающий страх и ненависть любому дикому созданию человеческий голос. Но постепенно бессвязный, едва различимый шум перерастал в беззаботное бормотание Феликса и резкий, агрессивный голос Гилберта. Пруссия небрежно водил лучом фонарика по испещренным, влажным стенам, невпопад отвечая Польше, борясь с неестественным наваждением пещеры. Неожиданно из кармана не в меру раздраженного немца раздался тревожный, прерывистый звон, нарушивший вековой покой бескрайнего подземелья и нарочито приподнятое настроение Феликса. - Кто это? – растерянно прошептал Польша, гоня прочь худшие опасения, встревожившие доселе тихое море души. - Это Артур. - Бросил помрачневший Гилберт, поднося рацию к уху. Феликс, напрягая слух, старался услышать разговор, но до него доносилось лишь шипение работающего устройства и медленные шаги напряженных путников. - У меня для тебя новости. - Неопределенно проговорил Пруссия, отключив рацию, и, взглянув на вконец растерявшегося и напуганного Феликса, недобро улыбнулся. - Т-ты не тяни, - запинался несчастный Польша, заметив как на смену привычной дерзости, граничащей с агрессивностью, пришло зловещее затишье, - Меня тотально напрягают твои паузы!.. Новости хорошие или, типа плохие? - Даже не знаю с чего начать… С Френсисом, Яо и Ёном произошел несчастный случай… - А, я понял! - некстати перебил Польша, устав держать свои растущие страхи в оковах приличия, - Типа, случился обвал или подземное наводнение, а может это тот тотально смертельный вирус… - Нет! – на мгновение выйдя из себя вскрикнул рассерженный Гилберт, - Но твоя последняя догадка была близка к истине, - спокойнее добавил Пруссия с потухшим взором, - Колонна, которую ты увидел у входа была предупреждением. В этом Богом забытом месте мы не одни… Невольно отпрянув в сторону, Феликс бессознательно обернулся назад, освещая непроглядную, неслышно следующую за ними тьму. - Я, т-типа, знал, что это добром не кончится! - чуть ли не плача лепетал мечущийся Феликс, но, услышав требующий внимания голос своего более уверенного и стойкого спутника, притих. - Это подземелье – обитель неизвестных нам… сущностей. «Кто-то», - выразительно подчеркнув, добавил спокойно рассуждающий немец, - разгневан на нас за то, что мы вторглись в его владения. И за это он (а скорее всего «они») вторгается в наше сознание, искажая его и обращая человеческий облик в истинное обличье непрошеного гостя. Спасти от подобной одержимости может только молитва… Но есть еще одна характерная особенность. После ритуала изгнания, на теле жертвы остаются надписи, те самые которые ты видел на той чертовой колонне, названия семи смертных грехов. Эти существа ищут наши слабости, чтобы воспользовавшись ими, полностью завладеть нами. Так Френсис пострадал от своей же любвеобильности, а Яо не смог сдержать свой неуемный аппетит, чуть не сожрав собственного брата… - После минутной паузы, Гилберт, прищурившись, добавил, - Осталось пять «демонов», Феликс. - З-значит мы тоже можем… - отрывочно проговорил Польша, - И почему ты, типа, так тотально спокоен? Что мы будем делать, если один из нас станет одержимым? - Расслабься, - вызывающе хмыкнул Пруссия, неторопливо достав из рюкзака мини-наушники, - Если у кого-то начнет «сносить крышу», другой просто должен выйти на связь с Артуром. Он же в свою очередь, настроится на волну пострадавшего и начнет читать свои псалмы… На этот раз воцарилась напряженная тишина. Все еще не веря, казалось, совершенно фантастическим и неправдоподобным новостям, Польша тщетно подбирал доводы, чтобы опровергнуть чудовищную теорию. Он с растущим ужасом и подозрением оглядывал кривые, покосившиеся сталактиты, замирал от малейшего шороха, порождаемый встревоженными грызунами, избегал наполненных концентрированной темнотой ям, из которых (в бреду воображал Феликс), казалось, вот-вот потянется скрюченная когтистая лапа, дабы затащить беспомощного путника в колыбель древних кошмаров. - А знаешь, - выведя из оцепенения Польшу, проговорил Гилберт, - Я самого начала думал, что нам скучно не будет. - Ты, типа, что имеешь в виду? – спросил Феликс, выдавив натужную и неубедительную улыбку. Наблюдая за немыми страданиями Польши, Пруссия, хищно улыбнувшись, медленно проговорил: - Помнишь последнее собрание, на котором Артур объявил о кристалле? – увидев легкий кивок, Гилберт продолжил, - Тогда Артур поведал нам историю о пропавших ученых, что пытались исследовать туннели и спуски уникального исторического памятника… А теперь давай вспомним количество участников провалившихся экспедиций. – Проговорил Пруссия, не щадя истощающихся нервов Феликса, смело глядя в непредсказуемую, неестественно тихую даль, - Первая группа ученых пропала без вести. После, спасатели нашли исследователя, объявившем о своем новом открытии, а затем скончавшегося от «неизвестной болезни». Организаторы, видимо, забыв или проигнорировав смерть ученого, послали новую группу из десяти человек на дальнейшее исследование подземелья… После, археологи нашли три изуродованных тела, а остальные участники спуска были объявлены пропавшими без вести… Но жадность как и глупость не имеет предела, и те же организаторы собрали девять добровольцев, чтобы, наконец, достать чертов кристалл. На этот раз у входа подземелья было найдено два тела неудачливых искателей кристалла… А теперь, - сказал Гилберт с тем торжественным и трепещущим голосом, с которым безумные изобретатели объявляют о своем зловещем открытии, - Путем несложных арифметических вычислений подведем итог. В первой экспедиции из десяти человек пропало «семеро», во второй двое из девяти – мертвы, и, опять же, «семеро» исчезли без следа.… Тебе не кажется, что в этом чертовски захватывающем деле слишком много подозрительных совпадений? - Значит, - перебил Феликс, поймав важную для него мысль, - Те ученые, типа, будучи одержимыми, убили оставшихся? - Феликс, а ты, если захочешь, можешь «тотально» верно соображать, - иронично похвалил Пруссия вспыхнувшего Польшу. - Эй, это тота… типа не круто! - осекся Феликс, - И вообще, что случилось с оставшимися одержимыми? - Об этом история умалчивает, но я думаю, что они, окончательно спятив, заблудились и где-то скончались от голода… а может быть в своем безумии истребили самих себя… Ладно, - вдруг бодро проговорил Гилберт, - «Страшилки» мы и на поверхности можем рассказать друг другу, а теперь нам надо найти кристалл. Дальше, если я не ошибаюсь, следуют две небольших ветки… Пожалуй, я исследую ближайшую, а ты… - Почему ты мне указываешь, что делать? – на мгновение, забыв о страхах, возмутился Польша, - Типа, согласно карте, до той ветки топать триста метров! - А ты что, - свысока глянув на рассерженного блондина, презрительно хмыкнул альбинос, - боишься остаться в полном одиночестве?.. После непродолжительного спора, Феликс, задетый за живое, следовал по назначенному маршруту. Храбрость с каждым новым шагом таяла, уступая место непрекращающемуся смятению. Снова преследующие страхи, сковывающие каждое движение и перерастающие в паранойю. Обогнув каменный, не тронутый древними художниками выступ, Польша освещал путь, осторожно переступая через лужи подземных вод. В свете фонарика, тени сталактитов устрашающе вытягивались, становясь похожими на копья, острые концы которых упирались в тело неохотно отступающей тьмы. Приблизившись к очередному повороту, Феликс резко остановился, услышав шорох, раздающийся за очередным выступом. Сдерживая, как казалось Польше, громкое дыхание, Феликс, напрягая слух, старался понять, что или кто был нарушителем тишины. Увещевая самого себя в том, что неизвестное существо лишь голодная крыса, Польша все же неспешно подкрадывался к камню. Несчастный, держа вспотевшими, трясущимися руками фонарик, вплотную приблизившись к источнику душевных мук, неслышно отступил в сторону и медленно, отсчитывая каждый стук бешено бьющегося сердца, облизывая пересохшие губы, заглянул за камень. В непробудной темноте мелькнула тень и… - БУУУ!!! - ААААААА!!! – подпрыгнув от неожиданности, нечеловеческим голосом завопил Феликс, увидев внезапно выскочившего из-за угла Пруссию, который, в свою очередь, заметив реакцию разыгранного Польши, громко и искренне хохотал, - Ах ты #@&*!!! #@$%% на @#$*^!!! это тотально $#@%#$ и не %#@&^@ и иди ты на @#$, $#%@!!! – извергал ругательства пришедший в себя Феликс, - И вообще это тотально НЕ СМЕШНО!!! - Ахахахаха!!! – вытирал слезы Гилберт, не в силах прекратить смех, - Ты бы видел выражение своего лица, когда я сказал, что тебе придется исследовать все одному!.. Я не удержался и решил следовать за тобой… Ахаха!.. Но это было нечто! - Да, я согласен с тобой, это было нечто! – злился Польша, нахмурив изогнутые, светлые брови, - Ты вообще не изменился, - добавил он, услышав как ненавистный и раздражающий хохот сменился привычным, мерным дыханием, - Ты как и был злобным существом так им и остался… Как и твой любимый братец, как и этот психованный русский… На этот раз глаза вмиг изменившегося альбиноса яростно вспыхнули, а бледная, аристократическая кожа побелела, заставив незадачливого собеседника тут же замолчать. Но безрассудство самонадеянного поляка не знало границ и Феликс, стыдясь секундной слабости, с деланным безразличием проговорил: - Если бы я только мог пойти с тем, кто как две капли похож на меня… Кто понимал бы меня и не пытался «поделить» меня на сферы влияния… - Ты бы не выдержал и часа, - с уничижающей насмешкой бросил Гилберт, - Более того, никто бы не выдержал. – Добавил он, приметив маленькое серое пятнышко на указательном пальце, - Поверь, легче жить со своим антиподом, нежели с клоном. - Поймав вопрошающую зелень глаз, Пруссия, подавив в себе внезапную дрожь, продолжил, - Каждый человек стремится отличаться от других, даже такие социально-зависимые люди как ты или Альфред. У каждого в самой сути скрыто собственное «Я», и даже самое ничтожное, не признающее собственной значимости и индивидуальности «Я» стремится отличаться (хоть ничтожно мизерной клеточкой!) от остальных… - Но почему? - Хмм… Если одно «Я» найдет полностью идентичное ему другое «Я», то оно пропадет, сгинет, растворится… Оно не будет более считаться «Я», так как потеряет свою неповторимость, и это, поверь мне, хуже смерти. «Оно», которое когда-то было «Я» не имеет право на жизнь и погибель. «Оно» - вечно и бессмысленно. – Пруссия, все глубже окунаясь в пучину подземного мрака и неясных мыслей, перестал замечать насторожившегося Польшу, - Именно это страшно. Каждое человеческое «Я» - это не наше сознание и даже не подсознание. Оно гораздо глубже даже изначального инстинкта, пробуждающегося вместе с первым криком младенца… Сила «Я» в его неповторимости! Почему животные одного класса, но разного вида не скрещиваются меж собой? Почему даже ничтожная инфузория туфелька не поглощает амёбу?.. Потому, что во всем живом, заключен первоинстинкт «Я», гласящий, что разнообразие – основа жизни!.. Давай переведем стрелки на наш мир! Взгляни, сколько стран, народов, этносов, национальностей! Даже ваша пресловутая глобализация не в силах смешать эту пестрящую жизнь в серую, безликую массу! Каждая страна имеет свой язык, менталитет, культуру и каждое «Я» той или иной страны стремится обособиться, подчинить или же подчиниться. А войны, конфликты и страдания – лишь результат борьбы «Я»… - Я так и знал, - резко, грубо перебил Феликс Гилберта, - Что ты не изменил свои взгляды… ТЫ – на… - Называй меня как хочешь, - так же задумчиво и отрешенно отвечал Пруссия, - Я – далеко не тот каким я был в 1939 или в 1942… Но есть законы, которые ты или я не в силах отрицать... Хорошо, предположим, что все движутся к тому идеалу, где весь мир – одно целое (заветная мечта Америки и большинства стран!), содержащее счастье без войн, страданий, всяческих лишений и даже смерти… Но в этом сером объединенном мире без истории не будет самосознания, индивидуальности и неповторимости! Все страны (территориальные границы и их воплощения, т.е. мы), потеряв свое «Я» исчезнут, объединив население в послушное безликое, но безмерно счастливое стадо… Ваша мечта, - повысив дрогнувший голос, произнес Гилберт, пряча посеревшую руку в карман, - антиутопия, а не моя! Скажи мне, есть ли большее страдание, чем вечно существовать во времени, как бы не живя, но и в то же время и не умирая? - Когда же, - испуганно промямлил Польша, пошатнувшийся от потока смелых и яростных мыслей, бушевавших в голове альбиноса, - Этот коммунист успел так, типа, повлиять на тебя? Когда ты был ГДР?.. И с чего это вдруг ты начал философствовать? - Этот коммунист, - в задумчивости, приглушенно повторил ослабленный Пруссия, смакуя воспоминания прошлого, - Я не знаю, но он так не похож на других… Еще во времена СССР он, возвращаясь домой, приказывал конвою выпустить меня из тюрьмы… После, снимая военную парадную форму, Иван приглашал к столу свою встревоженную семью и до смерти напуганных Ториса, Эдуарда и Райвиса. Он объявлял, что в дружной, большой семье нужно устраивать праздники… - Гилберт, помедлив, ухмыляясь, проговорил, - И тогда накрывали стол, которому позавидовал бы сам Людовик IV, доставали выпивку. Иван нежно и любяще обнимал каждого из прибалтийской семьи, те же, фальшиво улыбались в ответ, не в силах вынести боль ноющих ран… В такие секунды мы видели не беспощадного, могущественного палача, а невинного ребенка, чье простодушие и невыносимая для нас любовь искрилась в его лиловых, блестящих глазах… Мне было трудно ненавидеть его в тот момент, я лишь содрогался от ужаса, видя, с каким состраданием и трепетом он перевязывал раны Ториса и Райвиса, которые Иван, незадолго до гуляния, сам нанес им!.. После, отослав их, он оставался наедине со мной, выпивая и спаивая меня. Иван глядел на меня своими ангельскими глазами цвета майской сирени, которыми, как казалось, могут обладать лишь ангелы… Но с уст срывались слова мученика, и я был единственным, кто видел как дьявол, сбрасывая окровавленную шкуру, обращался в непорочное, любящее дитя! - Т-ты, - снова запинаясь, торжественно проговорил Польша, с широким, ошалевшим взором уставившись во все больше дрожащего Гилберта, - Т-ты говорил, что ненавидишь его!.. Может это и правда, но ты также его и л… - Феликс!!! – неожиданно взревел Пруссия, сжав руку в кулак, по которой струились неторопливые ручейки крови, - Я… больше не… могу…Срочно, - раздался меняющийся, хрипящий голос, - Вызывай Артура! Бросившись к рации, Польша внезапно остановился и с глупой, перекосившейся улыбкой проговорил: - Я больше не куплюсь на это! Это тотально понятно, что ты притворяешься!... - Идиот! – оскалившись, прорычал Прус, - Не медли, иначе будет поздно! Феликс, трясущимися руками достав рацию, вдруг заметил, как Гилберт, пытаясь встать на ноги, сверкнул недобрым желтоватым огоньком. Забыв про предупреждения альбиноса, Феликс потянулся к неподвижно сидящему Гилберту: - Эй, чувак, что с тобой? Голова Прусса медленно повернулась в сторону парализованного Польши, увидевшего роковые изменения во внешности Гилберта: - …Маленький ублюдок… - раскрылся рот, обнажая кривые, заострившиеся зубы, - Я и мой брат когда-то не завершили одно маленькое дельце… Осознав весь ужас и опасность происходящего, Феликс рванулся с места, пытаясь скрыться от жуткого видения, ставшего угрожающей реальностью. Но существо, в которое обратился Пруссия, схватило за ногу вопящего беглеца и через мгновение оно уже пялилось в исказившееся от страха и безысходности лицо жертвы: - Сколько раз мы хотели окончательно поделить тебя… Ты не представляешь, как мне ненавистно твое тело, выражение лица, глаза… - на этих словах, все еще крепко держа добычу, Пруссия маниакально улыбнулся, проведя когтем по бровям и векам задыхающегося Феликса, - впрочем, от последнего можно тут же избавиться… Польша, предугадав цель озверевшего существа, схватил его за когтистые лапы. Расстояние между расширенными зрачками и вытянутыми пальцами катастрофически уменьшалось и Феликс, из последних сил сопротивлялся яростно фыркающему чудовищу. Но неожиданно неистовое ликование существа сменилось гримасой разрывающей боли и Польша, почувствовав, как предельно напряженные мускулы напавшего ослабли, воспользовался выпавшим ему шансом и скинул Гилберта себя. Прусс, в безумной ярости кусая себя, катался по земле, выкрикивая грязные проклятия. Через мгновение раздался человеческий, душераздирающий крик, и Пруссия, окинув невидящим взором Феликса, перестал двигаться. - Успокойся, Феликс, - Прохрипели наушники вздрогнувшего от неожиданности Польши, - Рация Гилберта была включена, и я услышал, что он подвергся нападению… демона. Поэтому я сразу же начал читать молитву и, как слышу, с тобой все в порядке. - Д-да, - мямлил Феликс, бездумно глядя на неподвижное тело Пруссии, - С ним, типа, все будет в порядке? - Не переживай, - спокойно проговорил Артур, - Где-то через час он должен прийти в себя… - Да, кстати, - перебил Польша, прищурившись, рассматривая лоб Гилберта, - Здесь, что-то написано… «i», «r», «a»… Что это значит? - Гнев, - коротко ответил Англия, - Извини, но я не могу долго задерживаться… - Но почему? – негодовал Феликс, - У меня еще, типа, куча вопросов! - Поступило еще сообщение, - торопливо бросил Артур, - На этот раз от Америки…