Последняя война

Тысячелетний сон седьмого спуска был прерван эхом гулких шагов и тремя нагло смотрящими лучиками фонариков. Два уверенно ступающих путника демонстративно хранили молчание, позабыв про отстающего, вечно незаметного товарища, который неуклюже переступал через узкие ручейки подземных вод, торопливо поправляя очки. Мэтью не пытался окликнуть оживленного Альфреда и вновь задумавшегося Ивана, зная, что они, не услышав тихий, робкий голос Канады, продолжат свое бессловесное противостояние. Почувствовав холодное прикосновение мокрого носа на щеке, Мэтью рассеянно улыбнулся, поглаживая высунувшегося из рюкзака медвежонка. Странным и пугающим было путешествие. Но еще более загадочными и опасными были ловушки, расставленные древними хозяевами подземелья для нерасторопных и нагло продвигающихся вглубь гостей. Канада, потеряв нить времени и перестав замечать окружающий мир, оказался в своем зыбком мире снов и вдохновения. Несмелый и застенчивый Мэтью, видя всеобщее равнодушие, а иногда и пренебрежение (усиливаемое шутками Альфреда), смирился с участью «невидимки», не имея дерзости и сил заявить всему миру о себе. Он бы так и остался забитым, с атрофированным внутренним миром пареньком, если бы не одно «но». Творчество открыло ему неизведанный мир, альтернативу реальности, в которой он так и не смог реализовать себя. Поначалу, Мэтью пробовал писать рассказы, а иногда и новеллы. Он, подобно окрыленному поэту, не раз со злостью и раздражением рвал бумагу с вымученными строчками, стараясь подобрать новый красочный эпитет или многозначительную метафору. Часто, даже после бессонных ночей, проведенных с ветреной музой, перечитывая плоды своего вдохновения, разочарованный Канада видел перед собой лишь искаженное отражение изначальной мысли или замысла, где пестрота пафоса нещадно вытесняла всякий смысл, либо глубокие философские рассуждения обезвоживали цветущую поэтическую красоту произведения. Не находя золотую середину, Мэтью с тяжелым сердцем и возросшей неуверенностью в себе бросил писательские начинания, решив, что судьба, жестоко пошутив над ним, заклеймила Канаду как вечного неудачника, обреченного терпеть в жизни лишь горькие поражения. Но все изменило летнее собрание. Смирившись с участью невидимки, он, не слушая оживленный спор стран, рисовал портреты присутствующих. Канада был настолько поглощен своим новым увлечением, что не заметил внимательный, восхищенный взгляд Френсиса, обращенный на эскиз. Потрепав вздрогнувшего от неожиданности Мэтью по плечу, Франция заметил, что «нынешнее собрание войдет в историю как день, когда мир увидел рождение нового, быть может, гениального художника». Но комплимент не остался без внимания и страны, начинавшие уже клевать носами от неимоверно длинного и скучного доклада Артура, вмиг оживились, желая увидеть творение раскрасневшегося, вконец смутившегося Канады. И снова на Мэтью, как из рога изобилия, посыпались многочисленные слова одобрения и искреннего восхищения, вселив в Канаду надежду на новую, наполненную смыслом (и что немаловажно - признанием) жизнь. С тех пор день ото дня Канада с трепещущим сердцем и приятно тягостным чувством в груди входил в свою мастерскую, оттачивая и преображая талант, ведь кисть оказалась куда послушнее пера. Даже самые незначительные линии и оттенки могли полностью преобразовать картину, наделить ее душой, живой, необъяснимой силой (быть может, поэтому многие художники чувствуют себя подобным Богам?), и Мэтью, черпая вдохновение в тех, кто окружал его, пытался отразить многогранную жизнь на холсте. Каждая страна обладала внешностью, которая была присуща лучшим представителям их народа, поэтому все государства были настолько прекрасными, что художник терялся, видя все разнообразие наследия, оставленное человечеством. Канада тщательно и придирчиво «подбирал» моделей, запоминал даже самую незаметную черточку, пытался сохранить, а затем и перенести нечто неповторимое, подчас скрытое за блеском глаз, улыбкой чувственных губ или неосторожно вымолвленным словом на белую, безликую бумагу. Первым счастливчиком стал Людвиг, обладавший нордической статью и завидной, покорившей многие сердца мужественной красотой. Не раз Мэтью, смущаясь, разглядывал мускулистое, идеальное тело и строго очерченный профиль Германии, чтобы затем, ставшая вторым домом мастерская пополнилась новыми набросками и готовыми шедеврами. После, новой «музой» стал изящный Френсис, а затем и пышущая здоровьем и красотой Ольга, но они уже не вызывали в душе Канады ту страсть и одержимость, причиной которой в свое время был сумрачный, притягательный Людвиг. Творческая сила без нового источника вдохновения истощалась, обращаясь в пугающую для всякого художника пустоту и череду тщетных поисков. Но слишком часто новое и неизведанное удивляет и захватывает нас тогда, когда мы меньше всего ожидаем его. Так случилось и с Мэтью, увидевшего Ивана в резиденции Альфреда. Что-то было в дикой и гордой красоте России, в его таинственной полуулыбке, в легкой, небрежной и одновременно уверенной походке, и, конечно, в стройном, подобном греческой статуе теле, таившем в себе недюжинную силу. Канада, упиваясь новым, до боли знакомым и сладостным чувством, внимательным и проницательным взглядом художника рассматривал копну серебристых, густых волос, игру солнечного света на белоснежной коже, длинные, артистичные пальцы на руках. Но больше всего Мэтью поразили ледяные, лиловые глаза, полные мистицизма и пугающей, но манящей тайны загадочной русской души. «Синий цвет, - думал Канада, вспоминая давние, но не угасшие чувства, - дыхание зимней ночи, мечтательность и тайна. Красный – обжигающая сила и страсть, сгорающая дотла. Если смешать два столь различных и противоречивых оттенка, то получим еще более двойственный цвет – сиреневый. – Мэтью рассеянно взглянул на спину идущего впереди Брагинского, - Цвет, заключающий в себе мощь красного и магию синего… Иван, твои глаза многое говорят о тебе…». Канада мысленно перенесся в свою мастерскую, где он торопливо делал наброски стройного, светловолосого юноши с могучими, широкими плечами. Окрыленный мечтой, Мэтью все меньше замечал мир, находящийся за гранью вдохновения, мир, в котором остались жизнерадостный до инфантилизма Альфред и непредсказуемый Иван. Канада представлял, как он, бережно водя кистью по измазанной палитре, получал новые, разнообразные оттенки, которые затем извилистой лентой, хрупкой сетью или же аккуратными мазками ложились на ослепительно белое полотно. Насладившись долгой работой, которая ждала пылкого художника в будущем, Мэтью сначала закрыл глаза, чтобы затем покинуть свое внутреннее пристанище и увидеть серое и тусклое настоящее. Но открыв очи, утомленные от подземной, непривычной для жителя солнечного мира тьмы, Канада увидел… мастерскую, ставшая плодом его живого воображения. Стопки бумаг, грязная палитра, кисти, стоявшие в стакане с помутневшей от обилия красок водой, становились все более отчетливыми, как будто они были материальными, а не частью заоблачных фантазий. Страх невидимыми путами окутывал застывшего и оставшегося в потустороннем мире Мэтью. Обернувшись, он кинулся к входной двери, а затем начал лихорадочно трясти ручку, которая став злым роком для Канады, отказывалась повиноваться своему хозяину. Но неожиданно Мэтью застыл, услышав шорох, доносящийся из шкафа. Повинуясь инстинкту, и отрицая все доводы ослабевшего и помутненного рассудка, Канада медленно повернулся в сторону странных, но настойчивых звуков. В тусклом, мерцающем свете износившейся настольной лампы, Мэтью увидел, как один из ящиков, повинуясь неведомой силе, поддался вперед. Из него показались длинные землистого цвета пальцы с длинными и загнутыми ногтями. Крепко уцепившись за край, рука, приподняла темное, похожее на тень от скудного света тело. Раздался приглушенный шепот, переходящий в шипение, и жуткий нежданный гость приподнял голову. На Мэтью пустыми, похожими на темный и мертвый океан глазами смотрел его двойник. Осклабившись и обнажив заострившиеся зубы, «второй Канада», неторопливо вылез из ящика. На человекоподобном существе была та же одежда, что и у Мэтью, только износившаяся и в некоторых местах оборванная. Сквозь дыры с потертыми краями Канада увидел уродливо выступающие ребра и сероватые пятна на истощенном теле. - Ты… - охнул Мэтью, почувствовав слабость и противоестественную ни на что не похожую тяжесть, - Ты один из них! - Какой ты негостеприимный! – фыркнуло существо, протягивая костлявую, с заостренными пальцами руку к эскизам, - Но это теперь неважно… - бескровные губы «Лжемэтью» растянулись в отвратительной нечеловеческой улыбке. - Н-но как, Альфред, Иван должны были уже заметить тебя и вызвать на связь Артура! Почему ты все еще здесь? – на одном дыхании выпалил Канада, с трудом подавляя растущий, затмевающий разум страх. Гость, прищурив мутные, будто покрытые туманной пеленой глаза, неслышно приблизился к трясущемуся Мэтью: - Ты имеешь в виду моих братьев, которые уже «погостили» у вас? – презрительно переспросил новоявленный Канада, - Почему другая «еда» не заметила моего присутствия?.. Мэтью, теряя последние капли силы и выдержки, неуклюже рухнул на пол. Ему казалось, что его связывают невидимые нити, ведущие к телу смертельно опасного гостя, по которым неспешно и безвозвратно перетекали кровинки воспоминаний, души и разума. - Просто я не хочу, - равнодушно продолжало существо, с едва заметной ухмылкой поглядывая на муки Канады, - пока «преображать» твое тело. Я подожду… - Чего?.. Зачем?.. – прохрипел несчастный, - Что ты от меня хочешь? - Я ничего от тебя не хочу, - отвечал второй Канада, бесцеремонно хватая готовые работы и эскизы, а затем с пренебрежением кидая их в воздух, - Ты, слизняк, мне ничем не поможешь, а твое тело, пожалуй, мне пригодится. О, неужели ты боишься? – вдруг просюсюкал наглец, поглаживая трепещущего Мэтью по щеке, - Не бойся, ты не умрешь, хотя, - демонстративно закатив глаза, протянул демон, - Твоей участи не позавидуют и мертвые… Снова став на ноги, существо, принявшее облик Канады, отвернулось от своей жертвы и грузно плюхнулось на диван. Мэтью, с ненавистью и страхом вглядываясь в незнакомца, заметил, что тот стал немного выше. - Ну, подумай, - заговорил гость, - зачем тебе это прекрасное, молодое тело? Зачем тебе это сердце, которое за твою жалкую жизнь билось лишь, чтобы перегонять застывшую кровь по покрывшимся мхом и пылью сосудам?.. Ты, ничтожество, не подозревая или же пренебрегая своим сокровищем, потратил жизнь на бездарную мазню и зависть… Тебе не нравится, – вдруг гневно рыкнул гость, пнув ухнувшего Мэтью в живот, - что я обозвал твои так называемые опусы завистью?.. Ты, десятилетиями оставаясь в тени брата, лишь сетовал на свою судьбу, трясясь, как забившийся в угол грызун в страхе изменить свою заплесневелую жизнь! Твои рисунки – смехотворная попытка показать Альфреду, что ты хоть в чем-то превосходишь его! Вместо того чтобы поднять свой народ, взрастить свою собственную мощь, а затем начать войну, пролить горячую кровь и насладиться всеми гранями дарованной тебе жизни, ты выбрал самый легкий путь и заперся в своей чахлой каморке, жалея себя и питая слезливыми жалобами свою зависть… - Замолчи! – шатаясь, встал Мэтью и грозно взглянул на жутко скалящегося незнакомца, - Тебе, выродку, который провел столетия в сырой темноте, лишенной Солнца и человеческого тепла, не понять, что такое вдохновение!.. Да, я запирался в своей мастерской и отрекался от внешнего мира, но для того, чтобы произвести на свет детище своей души и показать миру силу, способную дарить жизнь, а не отнимать ее! - Забавно слушать того, – самодовольно проговорил двойник, - Кто пафосно восклицает о силе, не имея ее… Но довольно! – раздался изменившийся голос злополучного гостя, и Мэтью, попытавшись возразить, вдруг почувствовал, что он не может раскрыть уста. Будто подчиняясь немому приказанию, губы начали высыхать и розоватыми, сморщенными хлопьями сыпаться на пол, оставив вместо рта узкую, слипающуюся щель. В ужасе мыча, Канада ощущал как кожа, меняя таящие очертания губ, срасталась в гладкую поверхность. - Теперь я могу спокойно поговорить с тобой, - даже не моргнув, проговорил молодеющий и набирающийся сил двойник, игнорируя душераздирающие стоны Мэтью, - Наземный мир наделил тебя даром живой плоти, которого лишен я и мои братья… Мы гнили, но не умирали, ожидая случайно заблудшую жертву, чтобы затем насладиться муками ее истощающегося разума и обезобразить сочное тело, впитавшее в себя свет, которого мы никогда не видели… Но я вторгся в твой мирок не затем, чтобы помучив тебя, быть изгнанным странными, дрянными словами, которые Артур обрушил на головы моих братьев. – Задумчивые, оледенелые глаза на миг гневно вспыхнули, - Я хочу забрать то сокровище, которым ты так и не смог воспользоваться! – Жуткий, горящий огнем древнего хтонического мира взор впился в слабеющего и тающего Мэтью, - И мне почти удалось овладеть им!.. Я, вбирая в себя твои воспоминания, мысли и даже часть духовных сил, получаю большую власть над твоим телом. Ты уже не можешь видеть то, что происходит за гранью твоего подсознания, - Канада, тщетно пытаясь раскрыть исчезающий рот, хрипло стонал, роняя слезы и с отчаянием впиваясь пальцами в новую, неподатливую плоть. – Тело, - со зловещим торжеством проговорил гость, - это сосуд вмещающий лишь одну духовную сущность… Поэтому, кто-то из нас должен покинуть эту обитель... Глубинный страх взывал к Мэтью, ведь под угрозой была не физическая, а духовная жизнь, существование того, что и после могилы продолжает торжествовать на небесах и в сердцах людей. Но попытавшись встать, Канада с парализующим ужасом увидел свои трясущиеся, по-старчески сморщенные руки. - А-а-а… - с пресытившимся видом протянул мучитель, - Ты уже сам понимаешь, что ты больше не можешь содержать и контролировать свое тело. Но убив тебя, я лишусь его, поэтому, высосав из тебя все, что мне нужно, я выкину твою истощенную, деградированную душонку прочь. Я уже усвоил все знания о тебе и твоем характере… точнее вобрал в себя, - мерзко улыбнулся он, с нескрываемым удовольствием рассматривая свою гладкую, здоровеющую кожу, - Твои спутники и не заметят подмены, с ними я выберусь наружу и, наконец, воспользуюсь даром, которым ты так опрометчиво пренебрег!.. Хотя, признаться, мне, как и моим братьям не терпится порезвиться с этой новой шкурой и развлечься с твоим заносчивым, могущественным братцем и с сопровождающим его чудовищем в человеческом обличии… -Не-е-е-е-ет!!! – вдруг с силой взревел сорвавшийся с места Мэтью, прорываясь сквозь сгущающийся туман забвения и небытия, - Я хочу жить!!! На мгновение лицо незнакомца исказилось в гримасе растерянности и ненависти. - Ах ты ничтожество! – гневно прошипело существо, принимая свой истинный облик, - Ты не понимаешь, что ты наделал! – с застилающей разум яростью взвыл гость, вытаращив круглые, мерцающие желтым огнем глаза, - Теперь мне придется избавиться от твоих дружков… А ты, - с ядовитой злобой прошипело существо, обнажая кривые, акульи зубы, - Пока насладись игрой своего подсознания! Комната, ставшая для Канады камерой пыток, начала мерцать, черной дырой засасывая ненавистный и леденящий душу силуэт гостя, скрюченные неведомой силой мебель и даже свет, змеей уползший в темную расщелину. Щель, поглотив пространство, словно живое существо, выплюнуло необычно голубое небо и песчаные барханы, на которых оказался Мэтью, невольный пленник сюрреалистических видений и больных галлюцинаций. Резко вскочив, Канада, криком выпуская рвущиеся прочь страдания, со всех ног помчался к одинокой тени. Но приблизившись, он увидел, что видением была маленькая, совершенно голая девочка, крепко сжимающая потрепанную шкатулку. Равнодушно оглядев Мэтью, она приоткрыла ее. Из шкатулки, с поразительной быстротой вылезли гигантские клещи с головами кукольных младенцев. С неподвижным, пуговичным взглядом, насекомые, суетливо перебирая лапками, расползались по призрачной пустыне. Вслед за фантастическими клещами, по песку на шестиколесном велосипеде проехал крот, за которым поспешно прыгали телевизоры с заячьими лапами. Проскочив через толпу крылатых осьминогов, огромный человеческий глаз, чьи тонкие ноги несли прочь, вдруг остановился и, держа в ручках канцелярский нож, начал резать вопящее невыносимым голосом небо. Из образовавшейся раны хлынула алая кровь, смывая суетящихся детей безумия… «Я больше не могу, - судорожно дышал Мэтью, сдерживая растущую тошноту, - Я… хочу вернуться… к Альфреду…Ивану… Кто-нибудь, вытащите меня из этого ада!!!» - Мэтью! – крикнула голосом Америки девочка, - Мэтью! Что с тобой?.. Мэтью очнись! - в тревоге прокричала она, превращаясь в Альфреда. Сделав, глубокий глоток пещерного, затхлого воздуха, Канада открыл глаза. - Ты жив!!! – радостно со слезами счастья проверещал Альфред, бросившись к очнувшемуся Мэтью, - Заставил же ты нас поволноваться! Но герой всегда рядом в трудную минуту! – тараторил он, сооружая из подручных средств носилки. - Что… что со мной было, что здесь произошло?.. – тихо, облизывая потрескавшиеся губы, прошептал Канада, чувствуя, как жар и слабость растекались по вновь обретенному телу, - Вы в порядке? – заботливо добавил он, заметив ссадины на лицах стран. - Тебе надо отдохнуть, - не ответив, мрачно проговорил Альфред, - Было бы прекрасно, если бы ты заснул… - Не… могу, - прокашлял Канада, - Не думаю, что мне снова захочется видеть сны, - Мэтью, краем глаза поглядывая на молчаливо сидящего в стороне Ивана, заметил на лице России едва заметную ухмылку, - Все же… Мне нужно знать, что здесь произошло… - Что ж… Только коротко и самое главное, - вздохнул Альфред так, будто он разговаривал с капризным ребенком, - Ты шел позади нас и мы с Россией, - холодно заметил Америка, - разговорились и не заметили, как ты отстал от нас. Но затем, ты крикнул, что все в порядке и что были проблемы с Кумаичи (Кумаджиро?). Ты спрашивал нас о поступающих сообщениях от остальных… Ты замолчал, но затем истерично прокричал, что ты хочешь жить… Видел бы ты свое выражение лица, Мэт, - вздрогнув, добавил Альфред. – Мы бросились к тебе, и ты… превратился и атаковал нас. Я пытался связаться с Артуром, но ты сломал наши рации… - Как же я… - Иван достал свой нательный крест, и мы, схватив тебя, повесили его на твою шею… Так ты и вернул свой прежний облик… - Это непростой крест, - раздался спокойный голос России, - Он всего лишь на несколько веков младше меня. Рассеянно уставившись в пустоту, Мэтью продолжил свою неоконченную битву, войну с самим собой. Подобно иллюзорным клещам из кошмара, вопросы одолевали его, расползаясь по бескрайней пустыне души. Несомненно, что двойник был одним из семи воплощений греха, и главной целью демона было тело Канады... Но, как известно, где мелькнет хвост черта, там и забрезжит небесным огнем нимб. Быть может, в словах зловещего незнакомца было не только проклятие преисподней, но и провидение небес? -Иван… - с усилием выдавил из себя Канада, оказавшись на носилках. Обернувшись и обеспокоенно взглянув на Мэтью, Россия наклонился над ним. Альфред, поймав молящий взгляд изнуренного брата, презрительно хмыкнув, отвернулся от них. - Ты знаешь, что я… художник, - совсем тихо проговорил Мэтью, трепещущий от раскаляющего тело жара, - Но… я всегда боялся… - запинался он, чувствуя как бред лихорадки, поглощает уставший и ослабевший разум, - Я всегда рисовал только… по памяти… Я хочу, - придав голосу уверенность, проговорил Канада, - Чтобы ты приехал ко мне… и стал моей первой моделью… Что ты на это скажешь?.. Иван расплылся в теплой, по-детски искренней улыбке и, сняв с руки перчатку, приложил ладонь к пылающему лбу: -Конечно, я приеду к тебе… Как ты мог подумать, что я откажу тебе? – игриво рассмеялся Россия, - Но Альфред прав, сейчас тебе нужен сон и его исцеляющая сила… - Нет, после такого я уже не усну!.. Тем более этот жар... – Не договорил Канада, чувствуя, как из тонких пальцев Ивана исходит желанный холод зимы, волной растекающийся по таящему от неги телу. - Я обещаю, тебя не будут мучить кошмары, - убаюкивающим голосом проговорил Россия, - И запомни, поистине талантливый художник не завидует. Надеюсь, что это станет твоим утешением… Канада, подчинившись властной, но умиротворяющей силе, уснул, забыв о злоключениях и несчастьях, выпавших на его долю, чтобы затем проснуться новым человеком, победившим не только демона, но и самого себя.