Последняя война

(Середина XIII века) Ночь, убаюкав день, укрыла степь темно-синим, звездным полотном. В этот час все было ей подвластно. Даже буйный ветер, не смея нарушить ее закон, лишь тихо шуршал меж диких степных трав. Ночные хищники, почувствовав, как Солнце в очередной раз покорилось силам тьмы, начали покидать свои норы. Из соседнего, черного от покрова ночи леса доносилось зловещее уханье филина, будто бы приветствовавшего хозяйку мрака и Луны. И лишь хлипкое мерцание огня и громкое ржание коней из людского лагеря нарушали ее покой. Монголы располагались на ночлег. Завтра их ждала битва с русичами из местного поселения. Воины были бодры и веселы, ведь они знали, что в селении почти не осталось боеспособных мужчин, которые пали еще неделю назад, когда объединившись с соседями, они вступили в битву с четырехкратно превосходящим противником. Из богатого, расписного шатра медленно, озираясь по сторонам, вышел Монголия. В черных, по-змеиному узких глазах застыла тоска и жажда новых битв. Ему не хотелось, чтобы сейчас его кто-нибудь заметил. Тихой походкой ночного хищника, Бату подошел к своему вороному, статному жеребцу и начал заботливо гладить шелковистую гриву. Конь, чуть слышно заржал, узнав своего хозяина. Монголия, всматриваясь вдаль, откуда робкими огоньками мерцали факелы и костры селения, задумчиво проговорил: «Завтра мои воины разрушат жилища этих презренных рабов. Старики умрут первыми, — на лице Бату мелькнула зловещая ухмылка, — Лучших женщин мы подарим нашим вельможам. А детей уведем в рабство… Непокорные же падут от наших клинков!». При этих словах Монголия крепко сжал рукоять сабли, представляя, как будет струиться кровь по лезвию его смертоносного друга… Но неожиданно конь встрепенулся и протяжно заржал. Бату схватил его за повод, но жеребец, так внезапно обезумевший, настойчиво рвался в лес. «Ты что-то почувствовал? – обеспокоенно спросил Монголия, едва сдерживая коня, — Да что на тебя нашло?.. Может поблизости враг?». Бату, удерживая одной рукой повод, а другой, вытащив из ножен сверкающую саблю, резко обернулся, чтобы отрубить голову дерзнувшему прокрасться в лагерь. Но вокруг никого не было. Лишь дозорные лениво всматривающиеся вдаль. «Но если это не враг, – стиснув зубы, продолжал спрашивать Бату, — То кто или что нарушило твой покой? Быть может, это голодный до людских кошмаров Дух Луны сыграл с тобой злую шутку?». Вдали раздался протяжный волчий вой и свирепый рык. Монголия с тревогой посмотрел в сторону леса, понимая, что именно туда рвется его вороной друг. «Ну что ж, — обреченно проговорил Бату, — Если уж это знамение самой хозяйки Судьбы, то, видимо, мне ничего не остается, как подчиниться твоей воле». С этими словами он ловко взобрался на своего резвого скакуна и помчался туда, откуда доносились странные звуки. Миновав колючие кустарники, перепрыгнув через уродливые кривые коряги, Бату начал различать смутные, метающиеся среди деревьев, звериные тени. Монголия, остановив коня, слез с него и стал осторожно приближаться к лесным зверям. Луна – виновница необъяснимой тревоги бледным, серебристым светом озаряла свирепых хищников. Кочевник остановился на достаточно безопасном расстоянии от ревущих созданий. Бату, предусмотрительно достав саблю, сжимая поводья, начал различать виновников его беспокойства. Это была свора собак, напавших на стаю диких волков. После долгой и яростной борьбы от хранителей леса в живых остались лишь старый, потрепанный волк и неподвижный волчонок, который не отходил от растерзанный тел. Бату, всматриваясь в собак, признал в них сбежавших питомцев его придворного вельможи, Харумбея. Это были сильные, натренированные, свирепые псы, которые сходили с ума от одного лишь запаха крови. Им не стоило труда перегрызть горло опытному воину, чего уж говорить о малочисленной, заранее не имеющей шансов на победу дикой стае. Монголия, решив рискнуть, подкрался ближе. Псы окружали выживших. Звериные морды искривились в хищном оскале. Эти собаки были страшны не тем, что ими двигал инстинкт выживания или преследования желанной жертвы. Их изначальная природа была обезображена и искажена жестокостью человека. Перед волками предстали беспощадные убийцы, истребляющие все живое не для утоления мучительного голода, а чтобы наполнить звериные сердца радостью пролитой крови врага. Крепкий, немного коренастый пес начал осторожно приближаться к волчонку, чтобы разорвать горло непокорному детенышу. Ослепленный торжеством и властью, он на мгновение потерял бдительность, за что тут же поплатился. Старый волк, собрав остатки сил, резко метнулся к наступающему противнику. Собаки, до этого момента лишь наблюдавшие за расправой над выжившими, стремглав бросились навстречу дерзкому врагу. Они начали рвать несчастного на куски, но было уже поздно. «Жертва», все же успела разорвать горло «палачу». Расправившись со старым волком, раззадорившиеся псы начали окружать волчонка. Но тот, вместо того, чтобы заскулить и броситься наутек, лишь еле слышно зарычал и встал в стойку, позволяющей ему броситься на осмелившегося приблизиться к нему. С ненавистью взирал он на тех, кто так жестоко обошелся с его семьей… Но вдруг конь, стоявший за Монголией, испуганно заржал, метнувшись в сторону, и помчался в лагерь. Псы, застывшие в удивлении и растерянности, начали всматриваться в укрытие, за которым таился кочевник. «Вот до чего доводят глупость и безрассудство!» — не шевелясь, думал Бату, — Надо уходить отсюда!» Пока свора пребывала в замешательстве, Монголия схватил камень и метнул его в кустарник, растущий возле опушки, где происходила бойня. Собаки «клюнули» на приманку и тут же окружили кусты, вынюхивая неведомого противника. Монголия, понимая какой ему выпал шанс, развернулся и с лисьей ловкостью помчался в сторону лагеря. Ему было нелегко преодолевать препятствия в виде пней, завалившихся деревьев, глубоких нор и других лесных ловушек. Но страх придавал ему сил. Он легкой ланью мчался к кострам лагеря. В черных глазах уже отражался свет приближающихся огней. Дозорные, немало удивившись тому, что их господин весь потрепанный и грязный выходил из леса, пропустили его, не сказав ни слова. Бату был ужасно зол на себя. Зачем, спрашивается, он, как неопытный юнец стремглав помчался в опасный лес? «Или же это было знамение?» — вздрогнул он, вспомнив, как пытаясь отвлечь насторожившихся псов, он случайно (или нет?) встретился с взглядом стойкого волчонка, в глазах которого мелькнул не свойственный животным лиловый огонек…