Спаси меня

Яркие солнечные блики играли на его светло-русых волосах, глаза были закрыты, и длинные густые ресницы легонько дрожали во время сна. Я запоминала каждую черточку его лица, которое в это мгновение было не искажено гримасой злобы, не было выпачкано в каплях крови, заляпано убийствами, оно было спокойным, умиротворенным, словно передо мной лежал ни тысячелетний вампир-риппер, а обычный спящий мальчишка. Я не удержалась и ненавязчивым поцелуем прикоснулась к его теплым губам. Кол тихо пошевелился и мягко улыбнулся сквозь сон, ища рукой мою руку. Переплетя наши пальцы, он наконец открыл заспанные глаза, в эту секунду имеющие яркий янтарный оттенок.  — Доброе утро. — Проговорил он и, чуть приподнявшись, чмокнул меня в полуоткрытые губы. — Это довольно мило, когда с самого утра я вижу перед собой столь очаровательную мордашку. — Я засмеялась под игривым взглядом Майклсона и плюхнулась к нему на его же подушку.  — Еще мило то, что мы греемся под лучами теплого солнышка. — Я слегка улыбнулась, нежась в объятьях любимого. Сейчас было все настолько спокойно, трогательно, что хотелось впитать это воспоминание каждой клеточкой тела. Собственно, я так и сделала.  — Не знаю, будет ли это также мило, но уж сильно хочется так сделать. — И резким движением тела он перевернул меня под себя, зарываясь носом в мои темные волосы. — Как же ты вкусно пахнешь. — Я замерла. Это было так несвойственно для семьи Майклсонов - проявлять нежность, какие-либо чувства, что я просто не ожидала от их младшего брата такой искренности.  — Я люблю тебя, Кейт. — Если он хотел добить меня, то у него получилось. Я буквально растаяла, и улыбнувшись, ответила:  — Иногда, мне кажется, что нам и вечности будет мало.  — Вечность - это довольно короткий срок. Сейчас это фраза казалось мне лишь пылью в обрывках моих воспоминаний, но почему-то именно этот эпизод всплывал в моем сознании, пока я раз за разом тонула в безграничной пучине воды. Вечность. Это слово имело свой привкус, такой терпкий, ни сладкий, ни кислый, скорее неизвестный, как и само это слово. За что он так со мной? Ответов много, но я не знала, какой из них был верным. Как мы докатились до этого…уничтожив все вокруг ради любимого, уничтожили и его самого. Мы так просто перешли грань между любовь и ненавистью. Но считается ли это за любовь, если потом так жутко ненавидишь? И можно ли простить…? Когда что-то чувствуешь — да. Ты можешь искать нелепые и глупые оправдания, пока чувства остались, но потом все равно наступает конец. Ты больше не можешь и не хочешь верить ему, этот человек сам сделал все для того, чтобы пелена ненависти захватила с собой и разум, отодвигая на второй план прошлое, где, возможно, было что-то хорошее. Я не хотела, чтоб наступал этот конец. Пускай, он бы принес эту долгожданную свободу, но слишком многое было, чего не хочется так забывать. Его ненависть приносила мне боль, а такая безэмоциональная месть — уничтожение меня самой. Ведь убив меня изнутри, он почувствует возмездие за то, что я сделала с ним. Он мстил мне за любовь. Как бы фальшиво это не звучало. Казалось, время замедлило свой ход. Я умирала, когда вода охватывала меня всю, я вновь оживала, чувствовав всего на пару минут долгожданный кислород, заполняющий легкие. И с каждой такой смертью ненависть занимала все большее место в моем сердце. Вечность. Такова ли она для меня? Нет. И стоило мне это понять, как неожиданно все вокруг закружилось и в миг исчезло, перенося меня на еще одну ступень моего личного ада. Этот страх я перенесла, и видимо моим якорем, как бы печально не звучало, был Кол. Клавиши издавали приятные звуки под моими пальцами. Все светлое помещение заполняла моя игра на пианино, которую я забросила еще до становления вампиром. Находясь сейчас в гостиной своего родительского дома, я была одета в длинное светлое платье той эпохи. Я чувствовала, что во мне нет ни какой вампирской силы и уж тем более жажды крови. А это значило, что я снова была самой собой, ведьмой.  — Прекрасная игра, моя милая. — Внутрь зашел мой отец, и я невольно дернулась под внимательным и колким взглядом мутно-серых глаз. — Как жаль, что твой возлюбленный больше не услышит этого. Я встала, не переставая изучать его презрительное выражение лица и, подойдя ближе, глядя в упор, спросила:  — Что ты с ним сделал? Папа засмеялся и, повернувшись к входной двери, ответил:  — Ничего, моя милая. Просто вы больше никогда не будете вместе. Он — первородный вампир, а твоя обязанность продолжить наш род. Мне жаль.  — Тебе ни черта не жаль! — Злость бурлила в моих венах. — Только ты не остановишь ни меня, ни Кола! Мы любим друг друга. — Я была уверенна в своих словах, пока отец, уходя, не произнес следующую фразу, заставившую меня замереть и с непониманием отойти назад. — Нет, ты лишь марионетка. Можешь сама у него спросить. Родные светло-карии глаза сейчас холодно смотрели на меня, пока Кол делал шаги навстречу. Теплый, всегда улыбающийся мне, сейчас он казался таким далеким и равнодушным, что я невольно испугалась.  — Скажи, что он снова меня обманывает. — Я молилась, чтобы все, что произнес отец было ложью. Ведь он часто так поступал со мной, но Кол всегда был рядом, он был моей защитой. — На этот раз он прав, Кейтлин. Сегодня я уезжаю навсегда. — Его слова были настолько пусты, как и голос, говоривший их.  — Но как же я?  — Я не люблю тебя. — Вот он. Мой еще один страх — потерять любовь, потерять саму себя, поняв, что чувства больше не взаимны. Ведь он обманывает, это не может быть искренностью, это всего лишь еще одна глупая ступень моих страхов.  — Я не верю тебе, Кол. — Я взяла его лицо в свои ладони, опаляя каждый сантиметр его кожи своими поцелуями. — Ты любишь меня. Любишь. Я верю только тем словам. Ты любишь.  — Прекрати. — Он сбросил мои руки. — Я тебя не люблю. Прими это. Не люблю. И никогда не любил. — Слишком больно. Я так часто представляла это, иногда думая, что вся взаимность на самом деле полная чушь, и что когда-нибудь Кол признается в этом. Но на деле все оказалось куда больнее.  — Повтори.  — Я тебя не люблю. Все, что осталось — пустота. Только вот кто-то стал выдергивать меня из моего же видения. Темно-серая дымка заслонила мои глаза, пока все предметы вокруг меня начали растворяться. Сквозь пелену начал проясняться женский силуэт, который меня, возможно, спас. Жаль, что так поздно. Ведь теперь мне, действительно, все равно. Конец все-таки наступил.