Тьма есть в моём сердце. От прошлого осталась, никуда не деться. Всё так, будто нет меня. Есть дым, но больше нет огня. Вся жизнь — постоянный мрак. Нет слёз, от них лишь горечь на губах. Нет слов. Нет сил. Весь мир не мил. Не пойму, как в этой тьме я жил. Не отражаюсь в зеркалах, На фото только тень осталась, И этот бесконечный страх в глазах…
Jackie-O «In My World » Из плей-листа Любки
С Любкой распрощались еще на остановке. Она усадила меня на трамвай, сама же отправилась домой. Напоследок уж больно усердно мне махала… Почему она так судорожно мне жестикулировала, я поняла только когда стало уже поздно. Сижу у самого окна. Рядом со мной кто-то тяжело плюхается на соседнее пустующее место. Знакомое пыхтение… Поворачиваюсь и сталкиваюсь нос к носу с Рыком. — Не ори. — Не ору, — качаю головой. — Правильно, не ори. Подходит кондукторша и просит деньги за проезд. Рык тычет меня локтем в бок. — Заплати, потом верну. Не, ну нормально? — Глумишься? — борю в себе желание его стукнуть и облаять на людях. — Быстрее, молодые люди… — вякает тетка. — Да верну потом, плати, говорю! — шипит Рык. Чертыхаясь, лезу в сумку и отсчитываю кассирше пригоршню монет… — Долг растет, ты в курсе? Рык удивленно глядит на меня. — Какой долг? — Очки. Теперь еще проезд. Может, мне начать проценты насчитывать… Надо посчитать. Пускай, пять процентов… Достаю из школьного пенала калькулятор и начинаю деловито вести подсчет… Рык поспешно вырывает у меня из рук машинку и сует мне обратно в сумку. — Да остынь ты… — бурчит он. Ага, испугался! Чует, что не блейфую. — Ты лучше глянь, что ты наделала!.. Вычитай сумму проезда… Сразу же после этих слов он легким движением руки расстегивает куртку, и я чуть не слепну. — Что ты делаешь, идиот?! Нудист гребаный… застегнись… Меня ж с тобой выгонят! Рык обиженно запахивает куртку, под которой красуется голое тело. — Твоих рук дело… Кто ж так поступает! Я сегодня без рубашки… В одной майке. Ненормальная… Всплескиваю руками и нечаянно залепляю Рыку в глаз. Поспешно делаю вид, что так и было задумано. — Ты блин тут нормальный?! Ты?! Что ты ко мне пристал? Зачем прилепился?! Пшел отсюда! Отсел! Отсел быстро, Баран несчастный! — колочу его в надежде выжить с места. Рык скручивает меня, заставляя заткнуться. — Тише ты, дура… Чего орешь? — Ах тыж хамло безмозглое… Дождавшись, пока я немного остыну, он достает из своей спортивной сумки баскетбольный мяч. — Ты задрал… — цежу я. — Сыграем и я от тебя отстану. Забуду. Ок? — Не окай мне тут… Слушай, зачем ты майку снял? — Липкая, вот зачем, — трындит мне в лицо Рык. — Так высохла бы и перестала быть липкой, — замечаю я. Рык растеряно что-то бормочет себе под нос — это ему в голову не пришло… Отворачиваюсь. Вот же… Его для полного счастья не хватало. И так паршиво, что еду туда, куда бы я предпочитала не соваться никогда в жизни, так еще и с ним… Нужно избавиться от него. Хотя… Не пойдет же он со мной… Долгое время молчим. Рык, нахохлившись, наблюдает за остальными пассажирами… Наконец, тихо тычет меня в бок, от чего я невольно вздрагиваю. — Мы твой дом проехали… Куда едем? — Не «едем», а «еду»… Тебе там нечего делать, — огрызаюсь я. Ишь ты, еще помнит, где я живу… Точно маньяк помешанный. — Ну куда? Тяжело сказать? «Тяжело…» — думаю я, но вслух помалкиваю. Не хочу больше с ним говорить. — Ну и не надо, — по-детски закатив обиду, он показывает мне язык. — Приедем, сам увижу… Едем долго. Молчим. Трамвай постепенно наполняется кучей народу. На одной из остановок Рыку приходится встать, чтобы усадить какую-то бабушку. Затем встаю и я, чтобы усадить женщину с ребенком. Стоим с Рыком, держимся о поручни. Трамвай трясет из стороны в сторону. Главное — не проморгать, когда нужно выходить. — Так куда ты? — снова спрашивает Рык. — Увидишь, сам же сказал, — гляжу на него снизу вверх. Рык пожимает плечами. Трамвай тормозит, всех заносит вперед. Лечу на Рыка и больно бьюсь носом ему о плечо. — Держись крепче! — ворчит Рык, кладет мне ладонь на плечо и ставит обратно. — Остановка… — бурчу я, потирая ушибленный пятак. Протискиваюсь к выходу. Рык следует за мной. Выпрыгиваю из трамвая и останавливаюсь. Этот же баран вываливается следом. Деловито встает рядом, ковыряя мизинцем в ухе. — Ну и? Куда теперь? — как бы без особого интереса спрашивает Рык, глядя куда-то на тучки над головой. — В больницу. — Очки менять? — усмехается Рык. Делаю нетвердый шаг по направлению железных ворот… Черные, тяжелые ворота… Больше всего на свете я не хочу ступать за их предел… Хотела бы я сейчас оказаться у окулиста… — Нет, — лишь бросаю я. Мы молча следуем на территорию учреждения. Как по моему заказу, погода начинает менять свой репертуар: из-за высоток показываются темные края туч, солнце уходит на задний план… Наплывает духота. Вот-вот заиграет дождь. Минуем корпус за корпусом… Мимо нас идут тихие редкие люди. Врачи в традиционных халатах, спешащие из корпуса в корпус. У какого-то крыльца спит дворняжка… — Эй, а ты не далеко ли бредешь? — недовольствует Рык. — Сейчас заведу тебя вглубь и оставлю, — говорю я. — Будешь знать. — Да что ж такое-то… Знаешь, я не очень-то люблю подобные местечки. — Ты про больницы? — Ну да… мы ведь не долго? Пропускаю его последний вопрос мимо ушей. Наконец, останавливаемся. Пришли. — В этом отделении нет окулистов, — мрачно говорю я и начинаю подниматься по крыльцу. Рык сидит на лавочке в коридоре. Коридор сам по себе пуст и мрачен. Пахнет хлоркой и чем-то ещё непонятным для него. Над головой кряхтит лампа дневного света. Рык сидит не менее мрачный, как довершение интерьера. Сидит, сгорбившись, локтями упершись о колени, и пристально водит глазами по табличке на двери с краю: «Палата№5». Ноги подкашиваются. Не могу произнести ни слова… Мне кажется, что передо мной лежит труп. Грудь вздымается под покрывалом… Нет, она спит. Просто не хочет никак проснуться. Уже как полтора года не хочет. Уже как чертовы полгода терзает мне душу… играет в призрака. Подхожу к койке. Да, она действительно спит… Боюсь сделать что-то не так, боюсь разбудить её, боюсь, что она сейчас проснется и посмотрит на меня с ненавистью. Знаю, что этого не произойдет, но всё равно боюсь. Еще боюсь, что она так и не очнется. Что за глупость… Палата двухместная, вторая койка пустует. В окно проникает слабый синий свет с улицы, от этого радостней не становится. Свет в палате включить так и не решаюсь. А стоило бы. Пододвигаю табуретку к её койке, та скрипит по полу… Замираю. Нет, всё еще спит… Какие глупости. Присаживаюсь на табуретку и какое-то время сижу, пытаясь привести в порядок мысли и чувства. Мария рядышком спит. Спит с этой жуткой маской на лице… Она сильно похудела за это время. Волосы выросли… Мария, как же ты можешь так долго дрыхнуть? Это же невыносимо… Смотрю туда, где под покрывалом укрыты её ноги. Одна из них была в тот вечер сломана… Сейчас кость уже срослась, но… Этого Марии мало, вот она и не просыпается. Хочу взять её за руку, но не решаюсь… Если бы она не спала, она бы одернула её, я знаю. Со слезами на глазах смотрю на Марию. У неё черные, густые волосы… Они всегда мне очень нравились. А глаза… Черт, я не помню, какого цвета у неё глаза… — Я снова пришла сказать «прости». Пустое прости, — еле-еле молвлю я. — Прости… Анна-Мария. Ну что за глупое имя… То ли Анна… То ли Мария… Не хочешь мне за это врезать? Ну? Нет? Как хочешь… И все же, жду не дождусь, пока ты проснешься. Хочу, чтобы ты высказала мне все в лицо… Тебе ведь этого хочется, да? Ну же, выскажи… Мари…я. Ну вот, кажется, ты заставила меня проронить… слезу. Дура… Вдох… выдох… Она спит. Вдох… выдох… Она никогда меня не простит. Рык слышит чьи-то поспешные шаги по коридору. Какая-то незнакомая девчонка. Они встречаются взглядами, но тут же теряют интерес друг к другу… пока эта девчонка не берется за ручку палаты №5. Рык вскакивает: — Там занято!.. Идиот, это же не туалет. Тяну ручку двери вниз… Голос Рыка. В нос ударяет приторный сладкий запах женских духов… Поднимаю взгляд на девушку, стоящую у меня на пути. Теряюсь… Она тоже. Предпринимаю большие усилия, чтобы сделать шаг вперед, закрывая за собой дверь в палату… В палатах шуметь нельзя. — Что ты тут делаешь? — тихим, полным ненависти голосом спрашивает Карина. Я смотрю на неё и не узнаю… Передо мной стоит незнакомый мне человек. Куда-то делись длинные роскошные волосы, сейчас это мальчишечья прическа с торчащими шкодливыми ушами по бокам… Темные миндалевидные глаза смотрят ядовито… Её взгляд отравляет меня изнутри. Прожигает во мне дыру… Голоса её я тоже не помню — разве он всегда был таким сипловатым, таким злым? Пальто новое, не помню его на ней… Правильно, прошло ведь столько времени… Ерунда какая. Упрямо молчу. Мне нечем оправдываться… Карина делает шаг на меня и, грубо ухватив за грудки, притягивает меня к себе… Сквозь стиснутые зубы горячо шепчет, смотря мне прямо в глаза… У неё они темные, цвета черного кофе… А вот какие у Марии — так и не могу вспомнить. Что за ерунда… — Как ты посмела сюда вообще прийти… Совести совсем нет… Как ты можешь так спокойно приходить сюда?! — Эй-эй-эй, тих-хо, — рядом вырастает Рык… Разнимает нас. Не смотрим даже в его сторону. — Мне правда жаль, — голос мой звучит тоже не знакомо. Может, всё дело в эхе коридора… В этот момент мне кажется, что я здесь и сейчас некий сторонний наблюдатель. Уже вижу, как стою я, пришибленная, с этими дурацкими сломанными очками, с лицом обиженного ребенка. Карина, полная решимости и желания придушить меня прямо на месте… И да, этот идиот, маячащий на заднем плане совсем не к месту. — Тебе жаль? — понимаю, что Карина еле сдерживает себя от лишних действий. — Что ж, я рада… И она рада. А теперь проваливай. Проваливай отсюда, катись! Не приходи больше, поняла? — Я приду. Карина зло сжимает кулаки. — Это из-за тебя! Из-за тебя она… и теперь она не просыпается тоже из-за тебя! Ты ведь не первый раз сюда припераешься? Ты что-то ей там говоришь? Что ты ей там говоришь?! Как ты можешь… А о близких её ты хоть подумала?! Знаешь, что происходит сейчас у неё в семье?! Ответь мне, что ты там ей говоришь! Зачем приходишь?! — Я не обязана отчитываться перед тобой, — в этот момент я хочу отвернуться, но не могу… — Ты просто ничтожна… «Знаю»… Карина толкает меня, и я вижу, как в её глазах блестят слезы. — Уходи… Ну же… Уходи… — повторяет она. Мне больно. И от её ударов, и от её слов… Эта боль отупляет. — Хватит, эй! — опять этот чертов Рык… — Пусти меня! — рычит Карина. — Ты еще кто? Хахаль этой?! Великолепно! Из-за тебя Мария в коме лежит, а ты тут романы крутишь… Замечательно просто. Великолепно! Стерва… Убирайся вон! Делаю шаг, чтобы в самом деле убраться, но ноги подкашиваются, и я придерживаюсь за стену. Меня сейчас стошнит… Главное не зарыдать. Тогда я в самом деле буду ничтожней некуда. Мне не дозволено плакать в этом месте. Отмахиваюсь от Рыка. Иду по пустому коридору. Над головой жужжит лампа дневного света. Мне в спину летит голос Карины. И каждое её слово эхом разносится по коридору…. Мне мерещится, что в этот момент её слышит вся больница. Весь мир. — Из-за тебя она больше никогда не сможет играть в баскетбол… Не замечаю, как Рык в этот момент останавливается и смотрит назад… Вообще в этот момент ничего не замечаю. — Из-за тебя, Рената… — по щекам Карины бегут слезы. Рык следует за мной. Снимаю очки. На улице дождь. Я спускаюсь по ступенькам… схожу с крыльца. Макушка чувствует первые капли. Так холодно. Меня бьет озноб… Стремительно темнеет. Уже наступают сумерки. — Ты как? — голос Рыка, где-то совсем рядом. Не вижу его из-за капель дождя на глазах. — Как обычно, — пожимаю плечами. Рык пристально смотрит на меня, чувствую на себе его тяжелый взгляд. Стараюсь смотреть куда-то в сторону. Хочется пить… — Что та девка имела в виду? Почему это ты виновата? Изображаю подобие улыбки. — Не важно. Пошли… Сыграть сегодня нам не получится, видишь, дождь… Рык останавливает меня, ухватив под локоть. — Да постой же ты! Идем под козырек, переждем… — торопливо талдычит он. — На остановке подождем, — упрямлюсь я. Не хочу уходить из-под дождя: кажется, я все-таки плачу. Пройдусь пару шагов и очухаюсь. — Послушай, если не скажешь, я вовек от тебя не отстану… — Валяй, — вяло высвобождаю свою руку. Хочется глотка спокойствия. Медленно ступаем под дождем. Рык отстает, и я не сразу его замечаю. На какое-то время он отстает с расспросами. И на том спасибо. На остановке сажусь на лавку. Смотрю в никуда. Рык встает надо мной, заслоняя от меня шумную дорогу. Или меня от этого шума… Не знаю, как правильней выразиться. Смотрю на свои руки, и те кажутся мне какими-то неправдоподобными… Шевелю пальцами и тут же ловлю себя на мысли, что делаю это несознательно. Мои руки живут отдельной жизнью. Моя жизнь вообще живет от меня отдельно… Я вдруг вновь оказалась той Ренатой, которая была два года назад капитаном, и которая натворила столько бед за время своего существования. Воспоминания, которые долгое время казались мне чужими, оказались вдруг всё же моими собственными… Мне как будто поменяли карту памяти в голове. Я не я, и вина-то не моя… — Ты не виновата, — вдруг произносит чей-то тихий голос, и я не сразу узнаю, что это голос, принадлежащий Рыку. — В таком никто не может быть виноват. Удивленно поднимаю на него плывущий от слез взгляд. Он не смотрит на меня. Глядит куда-то в сторону… и продолжает говорить. — А уж на счет баскетбола и подавно. Если любишь играть, будешь играть при любых обстоятельствах. Издаю нервный смешок. Забавно… меня успокаивает сам Рык. Эка я скатилась… — Молчи. Ты ничего не знаешь. — Может, и не знаю… Подъезжает нужный трамвай. Поднимаясь по ступенькам, чуть не падаю, успеваю ухватиться за дверь. Садимся с Рыком назад, там меньше всего народу. Как шизофреничка, гляжу в окно. Вечерний город. Дождь. Фары машин и огоньки фонарей, полоски витрин и силуэты людей… Все это и так не стоит на месте, так еще и плывет в моих слезах. В какой-то момент я перестаю вообще что-либо видеть, и в моих глазах пляшут цветные блики света. А вот и первая слезинка… Глаза наполнены до краев. Не хочу вытирать её, еще Рык увидит. Так хоть не смотрит… Нос тоже уже забит. Нечем дышать… Приходится разок шмыгнуть носом. Черт… Вторая слезинка поползла. Слеза, а ну назад! Вот же и впрямь я ничтожество… Чья-то большая рука загребает мою голову, и в следующую секунду я уже чувствую под щекой мягкий воротник чьей-то куртки. Широкая ладонь с длинными пальцами кладется мне на голову, и я чувствую, как эти пальцы осторожно начинают перебирать мои волосы… Чувствую запах знакомого человека. — Харэ уже хныкать, большая ведь девочка… — ворчит Рык, кося взгляд куда-то в окно. Тупо смотрю перед собой и вижу размывчатый проход между сиденьями… Трамвай мчится по рельсам, унося меня прочь от Марии… Под боком у Рыка вдруг становится тепло и… уютно. Еще и куртка у него мягкая. Губы дрожат. Сейчас разрыдаюсь. — Не реви. — Не реву. — Вот и не реви. Рык ласково хлопает меня по голове.