Посмеюсь в лицо судьбе И смело волю дам себе. Да, да, да, один всегда, Но это не беда. В иное завтра Уйду внезапно, Это мой мир на долгие года. Там любим и счастлив я Просто это жизнь моя.
Jackie-O «In My World» Из плей-листа Любки
Всё началось, когда я вышибла какому-то пацаненку мозги мячиком. Над городом плыл жаркий летний день. По детской площадке носилась куча детворы, и я, радостно и бездумно, как это и полагается ребенку пяти лет, резвилась в этом стаде. Тут на нас легла чья-то громадная тень, закрывая от нас солнце, и откуда ни возьмись, появился мерзопакостный детина со своим мячиком. Радостно гогоча, карапуз-переросток принялся отстреливать нас своим орудием, как кроликов. Пупсы валились на песок, как подстреленные, не успевая спасаться бегством. Мячик отскакивал от их голов и летел обратно в руки злостному чаду, который на детской площадке был самым крупным и самым старшим. На его жирных, опухших от сладостей и родительской любви щечках краснели от натуги пятна. Вот он сделал очередной бросок, и мячик прямой наводкой полетел в голову какой-то девочке, которую я тогда считала лучшей подружкой (хотя сейчас я даже имени её не помню…). Девочка с жалобным писком упала на коленки и тихо захныкала, протягивая ко мне расцарапанные ладошки… Не долго думая, я подняла валяющийся рядом мячик, тот самый, и от всей души запульнула тому злостному жиробасу в харю. Раздался истошный визг придавленного в пятак поросенка, и мальчишка с горестными воплями побежал жаловаться мамочке. Я же подняла с земли мячик и… поняла, что мне понравилось метать его в людей. Когда сбежались родители, у меня еще долгое время не могли вырвать из рук мяч… …через пару дней папа сдался. Я не переставала ныть ни на секунду. Просыпалась и засыпала, канюча свой большой мяч. Мне купили мяч. Но потом поспешно осознали, что купить мне мяч и позволить мне кидать им в людей — было не самой удачной затеей… Папе предложили записать меня в секцию по волейболу. Но когда мы пришли в клуб, я случайно увидела, как старшие парни играют в баскетбол, и… Закатила новую истерику. Измученный папа записал меня на баскетбол, правда, для девочек. Но все равно, мама была в ужасе. Её еще в начале успокаивала мысль, что скоро дочка наиграется, поймет, что не женское это дело — носы мячом ломать… Чем бы дитя не тешилось. Но вскоре и она поняла, что тут вообще бесполезно себя чем-то успокаивать. …когда я пришла на самую первую тренировку, я не просто была самой младшей в группе, но и самой мелкой. Самой старшей девочке в команде было 9, мне, то есть самой младшей — 5. Завидев меня, все девчонки тут же принялись хвататься за животики, хотя и сами все тогда были лилипутами… Я так разозлилась на них, что закидала их мячиками, да так метко, что все тут же притихли и поняли — с чем черт не шутит… У этой сопли есть потенциал. …Анна-Мария присоединилась к нам три года спустя. Мне и ей было по 8 лет. Остальные девчонки были чуть постарше. В свой первый день она опоздала на занятие. Когда новенькая девочка появилась в дверях спортзала, мы уже успели закончить разминку и проводили дружеский матч. Тренер специально приостановил игру, чтобы мы могли познакомиться с ней поближе. Но на все наши вопросы новенькая отвечала только зажатой улыбкой. Мы сочли её за дурочку. Карина начала задирать её, и Мария вдруг предложила ей сыграть один на один… Карина, естественно, согласилась. В первый же день мы убедились, что играет Анна-Мария превосходно. На сколько может играть девочка в своем столь юном возрасте. …еще несколько лет спустя мы были уже единой слаженной командой. Лучшей из лучших, не побоюсь этих слов. Мы участвовали во всех юношеских соревнованиях, до которых могли добраться, и везде занимали призовые места. Как-то нас даже умудрились заснять для какого-то телеканала. …Спустя еще несколько лет, я стала капитаном. Мария уступила мне место, когда нашему бывшему капитану пришлось уйти из команды. …Это выглядело забавно — наша общая фотка команды… Команда девчонок в бело-синей форме нашего баскетбольного клуба. Я стою по центру — самая мелкая среди всех. Мария стоит рядом, руки у неё сцеплены за спиной, черные длинные волосы собраны в высокий хвост. На светлом лице скромная улыбка. За нашими спинами возвышается наш тренер, бойкая старушенция Ольга Викторовна. Все улыбаются. Я улыбаюсь. Я стою по центру — ведь я капитан. Вот же Любка! Вот же удумала! Нашла время в школу не ходить. Знает же, чем мне это чревато. Наедине с безмозглыми остолопами оставить меня вздумала? Когда Любка не появилась на первом уроке химии, я еще не придала этому особого значения. Но когда та и на историю не явилась, то поняла, что пора бить тревогу. Первым делом, естественно же, я обратилась за помощью к телефону. SMS от Любки я не получала. Начала её судорожно набирать… не берет. Спит, поди. Последним выходом был Олежик. Признаться, вот у меня совершенно не было какого-либо желания соваться к нему в класс, заговаривать с ним… Но в коридор он почему-то все не выходил, и каждую перемену я просто тупо стояла у входа в его кабинет, каждый раз у нового, ожидая, пока он, наконец, соизволит оттуда выйти. На меня уже начинали посматривать, как на сумасшедшую. Еще меня удивил тот факт, что Рыка… нигде не было. Вот же свезло! Неужто он забился у себя в квартире от отчаянья? Вполне. Проиграть дважды какой-то девчонке… Хотя, может, он просто прогуливает. Кто его знает. Тем лучше. И вот, Олежка все же решил совершить выход в люди (в туалет). Вива ля естественная нужда! Завидев меня, он ничуть не удивился. — Она приболела, — просто пожал плечами он. — Звук на телефоне наверняка выключила, чтобы никто не будил. Стоило и самой догадаться… Кусаю губы от раздражения. Олежик хлопает меня по плечу. — Пойдем после уроков к нам, — непринужденно говорит он. — Любка будет знать, как отлынивать, да? Не дожидаясь ответа, он улыбается мне и уходит, оставив стыдливо смотреть ему вслед поверх очков.***
Я еще ни разу не была у Любки в гостях. Как-то не выпадало возможности. Встречались мы с ней где угодно, только не у неё. Может быть потому, что у них дома всегда было очень людно. Ведь помимо Любки и её родителей, в их квартире ютились Олежка и его мама. Но сегодня никого из взрослых дома не было, все разошлись по работам. Мне выпал редкостный случай. Последнее время они мне только и делают, эти случаи, что падают мне на голову… Можно уже начать с того, что идти всю дорогу мне пришлось с Любкиным братцем. И это нервировало. Всю дорогу до их дома я вышагивала, как восковая кукла, боясь сморозить какую-нибудь глупость. — Ты ведь еще не была у нас дома? — Н-нет. — …вот видишь, как свезло… Олежка продолжает мне радостно что-то втолковывать, но от натуги и смущения я не улавливаю и половины сказанного… Наконец, мы доплетаемся до их дома. Выдыхаю с облегчением. Живет Любка на четвертом этаже, поэтому в завершение моего похождения мне приходится ехать в тесном лифте… не одной. Любка выглядит как заспанный сурок. В пижаме на пуговках, с взрывом волос на голове, она встречает меня громким сморканием в носовой платок. Олежка проходит в свою комнату, и мы с Любкой плетемся в зал. Любка на самом деле выглядит не наилучшим образом. Остается только гадать, что с ней могло это сотворить в такую теплую погоду. Не успел учебный год начаться, а она уже сопли до колен нарастила. Любка заваливается на диван, и я любезно накидываю на неё плед с кресла. — Чаю будешь? — сопит Любка. — А ты? — спрашиваю я. — Буду. Иди, сделай. Устало вздыхаю. — Сумку оставь здесь. Чашку возьми синюю, с цветочком… — хрипит мне вслед болезная «хозяюшка». На чужой кухне теряюсь, но с угрюмой решимостью продолжаю разыскивать чашку и чай… На помощь поспевает Олег. Он уже успел переодеться в домашнюю одежду, и когда он проходит на кухню, я ошеломленно гляжу на него поверх очков. В домашней обстановке, стоя рядом со мной на кухне, он выглядит таким… другим. Он спокойно проходит к кухонному гарнитуру, достает чашку, наливает себе воды, делает глоток. С полным ртом улыбается мне. Волосы взъерошенные — первый раз вижу его таким! Так мило… Трясу головой, прогоняя наваждение. — Любка… чай попросила, — мямлю я. Мысленно проклинаю себя за идиотский голос, но ничего не могу с этим поделать. — Вот же, — усмехается Олежка. — Самой в ломы… Иди, я принесу. Он подходит ко мне, берет за плечи и ведет меня к выходу с кухни. Чувствую на своих плечах его прикосновение. От этого башка у меня начинает нагреваться, как чайник на плите, чувствую, как пунцовеют уши, и в очередной раз обругиваю себя за то, что сделала косичку, и уши мои при этом торчат в разные стороны, как два красных флажка… Не оборачиваясь, семеню обратно в зал, к Любке… — Как Рыков? — интересуется болезная Любка, глядя на меня усталыми глазками из-под пледа. — Никак, — ворчу я. — Тоже заболел. Так что ты не одна сопливишь, радуйся. — Чему же тут радоваться… Олежка приносит нам чай. Любка тяжело привстает на диване и медленно начинает вливать в себя лечебную водицу. Я жду, пока чай остынет, и попутно посматриваю на Любкиного брата, который ходит по залу, разыскивая шнур для телефона… — Он в тумбочке, — отнимает нос от чая Любка. — Вчера сам же туда сунул. Олег находит шнур и уходит к себе в комнату. Мысленно ругаюсь на Любку. Так он еще минут десять посеменил бы перед глазами… — Объяснишь мне новую тему по химии? — вдруг спрашивает Любка. — Какая тебе сейчас химия? — искренне возмущаюсь я. — Лечись давай. — Нет, — упрямо качает головой сонная Любка. — Сейчас. Надо! Потом не пойму сама… Мы устраиваемся на ковре перед диваном. Раскладываем тетрадки на полу, и я начинаю объяснять. Любка вначале сидит, качая головой. — Ясно? — Ясно. Потом потихоньку Любка укладывается на бочок. — Ясно? — Да, конечно… Потом берет с дивана плед и кутается в него. — А это ясно? — Да-а… И наконец, Любка кладет ручки под голову. — Ясно? — …. Смотрю на Любушку. Спит. Вначале хочу стукнуть её тетрадкой, чтобы та вскочила и продолжила слушать, но вдруг передумываю. Пускай спит. Сон — лучшее лекарство. Не на полу, конечно, но все же… Начинаю складывать тетрадки. — Дрыхнет? Запрокидываю голову и встречаюсь с любопытствующим взглядом Олега. Стоит прямо надо мной и смотрит прямо в глаза… Испуганно вскакиваю и чуть не отдавливаю ему ноги. Он делает поспешный шаг назад. — Уходишь? Смотрю на часы. Все же у Любки я просидела целый час. Киваю. — Пойдем, провожу, — Олежка без моего разрешения берет с пола мою сумку и идет в сторону коридора. Зачем-то Олег спускается со мной на лифте и выходит из подъезда… — П-пока… — изображаю прощальную улыбку и собираюсь уже повернуться и уйти, как Олег вдруг окрикивает меня. — Постой! — он хватает меня за руку. Сколько же можно меня хватать вот таким бестактным образом! Могу поклясться, что косичка моя на затылке в этот момент, встала дыбом. — Хотел спросить… — он отпускает меня, и внутри меня тоже отпускает… — Ты не знаешь, почему Рык не пришел сегодня? Меня словно водой из шланга. Что?! И это все, что он хочет у меня спросить? Чертов Рык, даже так может мне все настроение испортить. Одним своим напоминанием! — Почему я должна знать? — ничего не могу с собой поделать, вопрос звучит как-то злобно… повисает в воздухе и бьет меня по лбу. Олег сует руки в карманы домашних трико. — Вы с ним в последнее время стали так часто общаться. «Да твою ж дивизию, Рык!» — мысленно ерепенюсь я. — Ничего подобного, — отрицательно качаю головой, да так усердно, что косичка бьет меня по щекам… Дурацкие волосы. Олежка как-то странно на меня смотрит — не верит, что ли? Ишь ты! Какие мы все подозрительные… Было бы что подозревать. Спешу добавить: — Вообще с ним не общаюсь. Он меня нервирует. Олег будто только и хотел это услышать: лица его тут же коснулась растерянная улыбка. — Да? Ясно… ну ладно, буду знать. До встречи, Рената, — он кивает мне и скрывается в подъезде… Стою, как вкопанная. Рената… только что меня подстрелили. В самое сердчишко подстрелили. По имени назвал… Ой, мамочки… Знаете, вот ведь не думала, что в один прекрасный день стану жертвой дешевого чувства… Мне всегда казалось, что влюбленный человек должен в моменты вот таких вот фееричных случаев испытывать небывалую сказочную окрыленность. Прилив сил, взрыв эмоций, скачок температуры… Может, конечно, у каждого это проявляется по-разному, но в моем случае, я вдруг почувствовала, как меня давит к земле от зверской усталости. Эмоциональное опустошение, тяжесть в голове и ногах. А вдруг это и есть — «сердце в пятки ушло?». Нет, это ведь от страха, не от влюбленности. Тогда вдруг это на меня влюбленность эта так негативно влияет? Может, мне это противопоказано? Или просто влюбленность левая попалась? Или это я просто не привитая? Что ж из этого всего?! Плетусь по дороге к дому, оттягиваю себе косичку. Очки на носу сползли до самого кончика, но мне не хочется их поправлять — рука не поднимается.… Будто это действие отнимет у меня оставшиеся силы. Смотрю на свои медленно чередующиеся ноги — левая, а вот правая… Неплохие у меня ботинки. У дома останавливаюсь, не входя во двор. Оборачиваюсь и смотрю назад. Отсюда довольно хороший вид, а уж немного подкорректированный моим воспаленным влюбленностью мозгом, так вообще неописуемый. Вдалеке высятся скалы многоэтажек, в свете заходящего солнца цвета на них тускнеют и затухают. Только тут я вдруг понимаю, что ход времени неостановим, и ночь уже начала заглатывать собой день. Лето уже успело стать воспоминанием. Очередным воспоминанием. Наступила осень, и скоро наступит зима… Небо над головой пестреет тучами: серыми, сизыми, персиковыми, гранатовыми, лимонными… Глядя на эти цвета, мне трудно представить, что в любой момент может начаться дождь. Тихо шуршат прореженные ветром и осенью кроны деревьев. Внизу шумит дорога. Смотрю на солнце, которое катится по холодному склону, и вдруг чувствую неприятное щемление в груди при этом… Вот и подкралась грусть-хандра. Дует вечерний остывший ветер, забираясь под легкую курточку. — Вот и ты! От внезапного голоса вздрагиваю, по всему телу пробегают мурашки. Поворачиваюсь и вижу Рыка. Тот стоит от меня на расстоянии броска, и по нему видно, что он не собирается подходить ближе и сокращать дистанцию. Выглядит он немного, самую малость, как не от мира сего: черные волосы взъерошены, торчат в разные стороны как у бабайки, расстёгнутая серая ветровка нервно подергивается на ветру, развязанный шнурок на кроссовках так и бросается в глаза. В руках у него баскетбольный мяч, в закатном свете кажущийся мне каким-то божественным артефактом: косые лучи создают вокруг мяча мерцающий ареол. Тру глаза — не мерещится ли? Нет, мяч продолжает тускло светиться, отражая последние лучи заходящего солнца. В глазах у Рыка тоже отражается гаснущее небо. Устало вздыхаю. Его только мне не хватало. Стоит ли так тщиться выиграть в какую-то игру… у девчонки, вроде меня. — Что ты здесь делаешь? — устало спрашиваю я. Мне кажется, что я начну сейчас испытывать какую-то неловкость перед ним из-за того, что как-то позволила себе дать слабину у него на глазах, от того, что он узнал про мои ошибки прошлых лет… Но ничего подобного почему-то так и не происходит. В какой-то неуловимый момент мне становится всё равно. Внутри меня гаснут воспоминания. И даже те теплые чувства, которые я еще какое-то время назад испытывала по отношению к Олегу, вдруг остыли во мне, и вечерний ветер уже успел забрать их с собой, унося прочь как последние крохи тепла. Как же глупо, что только сейчас я смогла осознать, насколько бесполезными и неосязаемыми были мои девичьи переживания. Я уже давно решила, что впредь я не стану плакать. Но рана в сердце по-прежнему продолжает болеть, и я по-прежнему не могу простить себя. И вот я стою перед этим глупым мальчишкой, пускай, он и рослее меня, и сильнее, и в отличие от меня еще не утратил желание мечтать и бороться за свою никчёмную правоту, но я вдруг вижу, как же далеки мы друг от друга. Вдруг я осознаю себя дряхлой старушенцией, которая устало смотрит на мальчишку, и у которой уже нет сил доносить до него, что-то, чего он так яростно желает достичь, не имеет на самом деле никакого значения ни для него самого, ни для меня, ни для мира в целом, и никогда не будет иметь. Стоит ли тратить остатки сил на бесполезное рвение, если можно насладиться тишиной и безмолвием вечера? Он снова и снова приходит ко мне с мячом, хочет выиграть в какую-то игру, которую придумали какие-то люди в какое-то время. Он видит в этом цель своей жизни. Я же вижу в этом лишь дурость. Я вижу в нем себя. Я вижу в нем Марию, я вижу за ним все свои ошибки, которые я стараюсь забыть, но не хочу забывать никогда на свете! Я вижу в его глазах свою мечту, свое желание, свое стремление, которые я так старательно закапывала в глубине своей души. Все то, что я так долго хоронила одна! Начинаю чувствовать себя сумасшедшей. Хочется расхохотаться, глядя ему в лицо, глядя в лицо своим устарелым кошмарам. «Преследуете меня?! Что ж! Валяйте! Делайте, что хотите! Воспоминания так и останутся всего лишь воспоминаниями! Чего с них взять!». Пока внутри меня ревет вихрь мыслей, лицо мое так и остается каменным. Между нами с Рыком пролегают длинные тени деревьев. — Давай сыграем, — серьезным тоном говорит мне Рык. — Как в прошлый раз. — Я не буду с тобой играть, — дергаю уголком губ, силясь изобразить подобие улыбки. — Почему? — Я не хочу. — Не хочешь или не можешь? Молчу. Устала говорить. Устала говорить с ним… Внезапно Рык набирает полную грудь воздуха. Вначале думаю, что он придуряется, но на самом деле в этот момент он оказывается серьезней некуда. Ему действительно необходимо побольше воздуха… — Я не знаю, что произошло с тобой и с теми девчонками на самом деле, я и в самом деле бестолочь и, возможно, думаю только о себе, мне неважно, правда это или нет, но я так больше не могу!!! Это невыносимо! Я считаю, ты полная дура! Вот ты кто! Если ты так любишь людей, люби себе на здоровье, но зачем жертвовать ради всего света своей собственной жизнью?! Та девчонка еще проснуться не успела, а ты уже мяч в руки взять боишься! Откуда тебе вообще взбрело в голову, что тебе нельзя играть? Кто тебе сказал такую глупость? Та истеричка? Больше слушай баб! И вообще, ты сама — баба! А бабы вообще должны меньше расстраиваться! Вот! И вообще я сам запутался, что я вообще несу! Так что давай сыграем! Давай сыграем, и давай ты вообще будешь играть! Вот! Рык, полностью растерявшись и смутившись, топчется на месте. Не придумав заранее пути отступления, он совершает первое, что приходит ему в голову. Кидает со всей дури в меня мяч. Но я в этот момент настолько шокирована, что даже не удосуживаюсь отшатнуться… Мяч врезается мне в голову, жалобно хрустят очки, и облака над головой вдруг кажутся мне такими прекрасными. — Давай дружить всегда-всегда! До старости! — Мария хватает меня за руку и во все глаза смотрит прямо на меня. Осенний вечер успел уже сделать мои ладошки ледяными, но от прикосновения Марии по моим пальцам начинает расползаться покалывающее тепло. — А в старости? — растерянно лепечу я. Мария какое-то время всматривается мне в глаза, будто высматривая в них что-то потаенное, но потом вдруг звонко смеется. — Само собой! Нам десять лет. Над головой пестреет алое небо. Длинные тени деревьев пролегают по дороге, по которой мы возвращаемся с тренировки. Сзади за нами шагают наши родители. — Смотри, какое красиво небо! — кричит мне Мария. Я поднимаю взгляд к небу, и облака в этот момент кажутся мне такими прекрасными. Сижу попой на асфальте. Рык сидит передо мной на корточках и на его лице читается такая мука, что мне становится его жалко. Он протягивает мне разбитые очки. — Прости… думал, ты поймаешь. Как ты? — Чуть не убил, а так норм, — не спешу вставать. Голова гудит. Сижу, схватившись за нос. — Крови нет? — бормочу я. Отнимаю от носа руку. Рык внимательно глядит мне под нос, как будто высматривает там усы. — Просто красный нос, — сообщает он. — Прекрасно… Начинаю вставать с земли, но, увы, слишком рано. Сама того не чувствуя, понимаю, что меня кренит в бок. Уже мысленно бьюсь башкой об асфальт, но Рык поспешно подставляет мне свое плечо. Перед глазами все тухнет. Какое-то время сижу, уткнувшись носом Рыку в плечо и вцепившись с испугу ему в руку. Рык что-то тихо бормочет мне на ухо, но я в это время не могу разобрать ни слова. Крепче хватаюсь за него. Пальцами ощущаю грубую ткань его ветровки. Нужно перетерпеть, иначе провалюсь в безсознанку… Наконец, слышу: — Не умирай. — Да не умираю я, придурок… — Вот и не умирай. Он хватает меня, и я позволяю себе ненадолго отключиться.