Неяркий свет, и ночи нет, Новый придет рассвет. Настанет день, той встречи день, С тобой я буду словно тень. И в страхе враг бежал – такой нас ждет финал. Jackie-O «Ranbu no Melody» Из плей-плиста Любки
Ночное небо тут, действительно, как небо, а не запотевший купол, как над городом. Не тот купол, через которые звезд не видно, только одну медведицу, да спутники, что выдают себя издали за звезды. А настоящее, открытое, дышащее сотнями мерцаний небо: на которое смотришь, и сразу чувствуешь себя мелким ничтожным созданием, смотришь, и кажется, что можешь само время увидеть. Вон оно, наверху. Стоит только вглядеться. И сразу тупая боль чувствуется. Где-то слева от груди. Мнемофобия зарождаться начинает, воспоминания о прошлом усиливают боязнь будущего. Как волной тебя накрывает, а тебе всё не выплыть из этого омута… Потому что небо – зыбуче, тебя в воронку тянет. Сижу на складном стуле перед домиком, кутаюсь в плед, который Люба принесла. Смотрю на небо, а из-под пледа рука моя периодически выбирается и осторожно губ касается. Признаюсь себе, что любопытство все же пересиливает в какой-то момент мои моральные принципы: позволяю себе размышлять над ходом развития событий, согласись я… принять чувства Рыка? Можно так это называть? Слегка устыдившись, снова прячу руку. Что за ерунда. Этот напыщенный индюк просто издевается, а я тут уже нафантазировать успела. Весь день от него как чумная бегала, а он, видимо, просек это. Всё чаще и чаще на пути вырастал, пришлось от него в домике прятаться. Вот же я глупое, наивное создание… Любушки всё нет и нет, и я уже решаю отправляться на её поиски, но тут стул рядом со мной отодвигается и в него устало приземляется Олег. Бинка на месте топчется, всё никак выйти из укрытия не решается. Бросает злые взгляды из-за домика, губу уже всю изгрызла, помаду съела. Ноги тоже замерзли, стоять на одном месте, поэтому Бинка пританцовывает «цок-цок» на своих сапожках. - Ой, всё, - шипит в холодный вечерний воздух облачком пара, как чайник закипевший. Наконец, делает шаг из укрытия, но тут же закатывает глаза и прыгает обратно. - Бля, Олежка, ты чё тут забыл… - снова шипит. Выглядывает снова. Ругается себе под нос, но тихо, чтобы никто не услышал. - Любуемся? - Ага. Какое-то время сидим молча, шаря взглядами по небу, по расступающимся кронам редеющих деревьев. Хочу заговорить первой, но не знаю, с чего начать. Мысли лихорадочно сменяют друг дружку перед моим внутренним взором. А вдруг Рык что-нибудь сболтнуть успел? Приукрасил ещё при этом?! Как отнекиваться? Что говорить ему, Олегу, сейчас если спросит? Не смогу же я сразу выпалить – ты мне нравишься, не он! А Рык твой просто насолить мне хочет, за то, что обыграть меня ему никак не удается… - Ну, ты нам вчера и задала треп, - с горькой усмешкой говорит мне Олежек. - Прости, я не хотела. - Знаю. Рыков уже высказал нам всё, по поводу Бинки. Устыдившись чему-то, качаю головой. - На этот раз она была не виновата… - Ладно тебе. Всё мы прекрасно знаем. Не парься. Закусываю нижнюю губу – опять мне нечем ответить. Всё из-за этого Рыкова… - Скоро игра, - вдруг решает сменить тему разговора Олег. - Вы готовы? - Ты меня спрашиваешь? – Олежек притворно злится, но улыбка его выдает. – С нами же каждый день тренируешься. Это я у тебя должен спрашивать. - Не знаю. Честно. Я же не знаю, как там другая команда. - Тринадцатая школа? – подсказывает Олег. - Разве с ними вы?... – ежусь. - Ну да. Ты разве не в курсе? Нормально, в одной команде, а даже соперников не знаешь. Вот дела! Вытягиваю ногу и придирчиво начинаю рассматривать свой ботинок. Шнурок развязался. Не охота завязывать. - Не мне же играть, - ровным голосом отвечаю я. – Вам. - Я бы тебя с нами взял, - Олежек поддается ко мне, опершись о подлокотник креслица. – Честное пионерское! - Было бы забавно, - открыто улыбаюсь ему, и прямо чувствую, как мышцы лицевые сводит судорогой. Давно я так широко не улыбалась. - А вы играли уже с тринадцатой? – спрашиваю поспешно я. - Было дело, - Олег за мгновенье делается серьезным. - Всё так плохо? – осторожно спрашиваю я, встревоженная его голосом. - Не стану врать, - Олег отводит взгляд, теряется им на небе. – Хотелось бы вовсе с ними на площадке не встречаться. - Так хорошо играют? – с сомнением морщу нос. Два года назад я слышала о 13-ой, игроки из старших классов у них каждый год выбивались в городскую игру, даже были случаи, что доходили и до страны. Школа была со спортивным уклоном, но всё же это была школа. И у нас была – просто школа. И парни наши, как я могу судить, играли вполне достойно. - И да, и нет, - Олег дергает плечом. – Просто… Игра у них имеет странное для них понятие. Что-то вроде… схватки. - Кто кого? – вспоминаю себя, лезущую в драку на девчонок из другой команды. Полтора года назад. - Да. Борьба нанайских мальчиков. Так что тебе повезло, цела останешься, - Олег изображает улыбку, но я вижу, что упоминание о 13-ой заставили его напрячься. - Не говори ерунды. У вас есть Рыков, Гоша, Мосол. Их как выпустите на поле – все в ужасе и разбегутся. Олег не принимает шутки. - В 13-ой и не такие водятся, - устало произносит он. – Год назад мы в этом на собственной шкуре убедились. - Кто-то пострадал?... Олег вдруг просыпается. Смотрит на меня – словно вспоминает, что перед ним сижу, сразу же меняется. - Забудь. Всё в порядке, - он снова отвлекает меня своими ямочками на щеках, но я уже успеваю заметить его беспокойство. Всё-таки что-то было, и, возможно, кто-то из команды серьезно пострадал. Была драка? Кого-то побили? Всё же парни это вам не девчонки – порванным ухом вряд ли ограничатся. Но раз Любкин брат настойчиво не хочет посвящать меня в подробности их прошлого, я не собираюсь настаивать. Всякое бывает в спорте. И за его пределами. - Кстати, - голос Олега выводит меня из задумчивости. – Насчет Рыка. Вы с ним сдружились? С испугу тянусь рукой к губам, но вовремя себя останавливаю. - Что? С чего ты взял? - Просто подумал… - Он по-прежнему действует мне на нервы. Единственный член команды, который меня бесит. А вы, ребятки, просто чудо. Олег с веселостью откидывается в креслице. - Класс… Рад слышать. Вдруг понимаю, что от напряжения я слишком перенервничала. Поспешно встаю, начинаю сматывать плед. - Уже поздно… Олег вздрагивает, удивленно смотрит на меня. - Уходишь?! - Любка… - Она, наверное, у нас в домике… Пойдем, провожу. А то темно. И тебя нам Тюлень сказал больше одну не оставлять. Олег быстро встает с места, подходит ко мне и вдруг присаживается, будто что-то на земле увидел. От удивления делаю шаг назад и чуть не падаю обратно в кресло. - Ты чего? - Шнурок. Развязался… У тебя. Чувствую, как его пальцы оттягивают мои шнурки, начинают переплетать между собой, сплетая бантик… Стою, онемев от прилива чувств, смотрю на его голову. Светлые, коротко стриженые волосы. Так хочется положить на них руку… Почесать за ушком. Кажется, сейчас мозг взорвется от давления! Прижимаю к груди плед, утихомиривая эмоции. - Ну, как-то так… - улавливаю в его голосе какие-то странные нотки. Неужели он тоже нервничает? От этакого открытия теряюсь ещё больше, становится тяжело дышать. Олег резко поднимается, спеша быстрей встать, но делает это так неловко, что, выпрямившись, сталкивается со мной лбом. Я и он одновременно тихонечко вскрикиваем от неожиданности, начинаем смущенно посмеиваться. Сказать, что мне неловко – ну ничего не сказать… Тру свой лбешник, отвожу взгляд. Сейчас, кажется, я лопну от счастья. Доза любви в крови зашкаливает, сейчас начнется любовный диабет… Пока что-то растрогано бормочу, что-то вроде «Не стоило. Я бы сама со шнурками управилась», и не замечаю, когда Олег как-то странно умолкает. Вот знаете, я, конечно, догадываюсь, что я тормоз в таких делах, но… Неужели я настолько безнадежна, что меня остается только брать врасплох? У меня на лице написано – бери и целуй?! У меня там медом на губах намазано?! Поднимаю на Олега взгляд и тут же испуганно зажмуриваюсь. Его губы соприкасаются с моими, и в следующее мгновенье мой мозг отключается. Сколько это всё длится? Секунду, две-три, а может минуту или больше? Увы, никто не засек время. И это уже вовсе не тот детский «чмок», каким наградил меня этот глупый мальчишка Рык, это… Ну, знаете, как в книжках там, как в фильмах. Близко, долго, проникновенно. Стою, не смея вздохнуть. Спугну – вдруг слишком громко задышу? Или начну икать, что ещё хуже. А я ведь не умею, даже на помидорах не тренировалась. Интереса не было, а тут… Даже стыдно стало, что неготовой оказалась. Олежка мою растерянность сразу чувствует, берет инициативу на себя, но у меня всё равно язык во рту не ворочается от волнения. Когда Олег прерывает поцелуй, мне уже требуется маска с кислородом. Сама не могу. Пытаюсь только. Дышу, раскрыв рот, вылупив глаза. Смотрю мимо Олега, не зная, что нужно говорить в такие моменты. Надеюсь, что ничего. И молчание должно на такие случаи срабатывать… Что-то внутри обрывается. Как будто ножничками «чик». Мы устало соприкасаемся лбами, оба пытаемся отдышаться. Потом он тихо шепчет «извини» и осторожно отдаляется. - Извини, - уже громче произносит он. – Не хотел… Пугать. Прости. Трясу головой, сама не зная, зачем. - Н-нет, всё… Нормально. Да. Нормально. Любка… Там. Ждет. - Да. Ждет. Внутри меня две ниточки. Пытаюсь их вновь между собой связать – не выходит. Ножницы концы попортили. Замираю на пороге в комнату. Любка взобралась на место брата, на верхнюю койку, оттуда сидит, ноги свесив, и истошно визжит. Снизу ту за ноги Рыков пытается стянуть. Любка отпинывается от его культяпок, пару раз попадает назойливому Рыку промеж глаз. Мосол рядом гогочет, как гусь, рот раскрыв от неописуемого восторга. Демьян на своей койке внизу сидит, орет на всех, чтобы заткнулись сейчас же. Чиж спит лицом к стене на своем верхнем ярусе. Завидев нас, Любка начинает мне рьяно жестикулировать: - Уберите его! Уберите!!! Братик! Извращенец! Помоги-и! Оборачиваюсь и натыкаюсь носом на Олега. Тот прямо у меня за спиной стоит, сконфуженно затылок чешет. Как и я, всё ещё никак прийти в себя не может после... Крики сестры до него даже не сразу доходят. - Рык, ты чего её трогаешь? Видишь же, что визжит, как резанная. - Да я её выгнать отсюда пытаюсь! Задрала тут вопить!!! - кричит Рыков, не отпуская Любкину ногу. - Получай! – Любка, откуда-то взявшимся наверху тапком, начинает колотить настойчивого «извращенца» по голове. Рык морщится, но не пускает. - А-А-А! – уже Рыков вопит, о помощи просит. - Олег! Рената! Он меня по заднице ударил! - Чё?! – у Олега аж глаза на лоб лезут. У меня глаза на лоб лезут! - Да я же шутя… - пищит Рыков, пытаясь отобрать тапок, грозящийся прихлопнуть его по носу. - Чё за шутки, блин?! – восклицает Олег. – Это моя сестра! Иди других телок по заднице хлопай сколько влезет! - Я не телка! – визжит Любка. Мосол поворачивает к нам свое расплывшееся в глупой улыбке лицо. - Да она уходить начала, а он её напоследок по попе хлопнул, чтоб потарапливалась. А она как давай верещать! - А что она там делает?! – ошалело спрашиваю я. - Сами в шоке! - Как туда вспорхнула?! - Да говорю же – в шоке мы! - Олежка! Ты мне брат?! Разберись с этим извращенцем! А-а-а!!! Рыку, наконец, удается выхватить у Любки тапок и ухватить визжащую девчонку за руку. Пока Люба орет, он стаскивает её с верхней койки, подхватывает, как капризного ребенка, сам при этом, чуть не падая, и ставит её на пол. Любка с кулаками лезет, Рыку приходится комочком сжиматься, уж больно яростно Любаха настроена из него все извращенские мысли выбить, все до последней. - Убери! Убери её!!! – вопит Рыков. Тут уже Демьян вылезает, сзади к Любке подходит, скручивает, начинает от Рыка оттаскивать. Любушка успокаивается, только когда её ко мне подводят. Последний раз топнув ножкой, она поправляет волосы, затягивает резинку в хвосте и кивком показывает мне на дверь. - Пойдем? - А? Да… Растеряно кошусь на Олега. Скажет что на прощанье? Олег перехватывает мой просящий взгляд, улыбается. Ерошит мне, вместо Любки, волосы, и шепчет на ухо, пригнувшись так, чтобы никто другой не слышал. - Спокойной ночи… Когда мы с Любкой выходим на крыльцо, то она с раскрытым ртом встает у меня на пути и, делая бровями «волну», смотрит прямо на меня. Ждет объяснений, хотя это я должна сейчас в позу вставать - что она там за цирк устроила?! - Ну-ка… Что это сейчас было такое? Колитесь, мадама! Растеряно смотрю на Любку и тупо улыбаюсь. А ниточки всё не хотят в узелочек завязываться. Когда девчонки закрывают за собой дверь, Мосол соскальзывает с места и скачет вприпрыжку к Олегу. Виснет на нем, скрутив за шею – так просто не выбраться! - Ну-ка… И чё это сейчас такое было? Колись, брателло! Сеструху перепутал? Так твоя справа была. Олег только растеряно улыбается по привычке, вежливо так, сконфуженно, а Мосол всё что-то балаболит и балаболит без умолку. Рык смотрит на друга, громко шмыгает носом, после того, как его тапком приплюснули, остервенело трет ладонью лицо. По его выражению неясно, какие мысли у него там сейчас переплетаются в голове. Потом он просто плюхается на свою койку, заложив руки под голову, и молчит. Делает вид, что уснул. Когда последний экран телефона в темноте гаснет, понимаю – все, наконец, сейчас начнут пузыри пускать. Одна я без сна в глазу, как идиотка. Любушка внизу сопит, во сне что-то уже бормочет. А я лежу на верхней койке, и потолок пытаюсь разглядеть. Из маленького оконца месяц вперемешку с фонарным светом протискивается, и я могу различать трещины на потолке. Трещины здоровые, но выглядят как на скорлупе куриного яйца. Пытаюсь сосчитать ответвления на трещинах, но не выходит. Сердце, кажется, сломалось. Неполадки какие-то, помехи в душе. Ниточки – проводами оказываются, пытаюсь их спаять – не выходит. Почему?! Почему я себя так отвратительно чувствую? Опять же – мне любовь противопоказана? Это из-за неё хвораю? Что же это… Продолжая лежать на спине, вынимаю из-под одеяла руку. Касаюсь робко кончиками пальцев своих сухих губ. Ведь должен был Олегов поцелуй сработать, должен был избавиться от чувств Рыка. Стереть, уничтожить. Чтобы даже вспомнить я не могла этот жалкий «чмок», и тот «недопоцелуй». Всё, наконец, должно было стать – правильным. Ведь я этого ждала, да? Всё должно было сработать. Жар поцелуя Олега должен был выжечь эту заразу на моих губах… Так почему же я сейчас лежу в темноте, а губы мои зудят, словно зараза эта выжила и только разрастаться начала? Ведь так и до сердца добраться может… - Так! Тыхо всем! Заткнулся, Близоруков! Ты же не глухой, ты же близорукий, хе-хе… - Не смешно, Андрей Петрович… - мычит обиженно Демьян. Тюлень издает зычно «ха-ха». - А вот мне смешно… Вон Скворцовой тоже смешно! Те смешно, Скворцова?! Смешно, спрашиваю?! Вот и сиди мне тихо. Так. Сейчас по списку пробежимся. Вначале по моим ребятам – они нужнее… - А вот сейчас обидно было, Андрей Петрович, - гудит Люба. Тюлень косится на Любку. Тюлень сегодня нарядный, его девушка должна по прибытию встретить, он сам парням взял, и похвастался. Поэтому на нем сегодня белая майка с микки-маусом, кожная куртка, потертые джинсы, кеды. Под мальчика всё косит. Хотя, сколько ему самому, раз внук он нашему физруку? Двадцать? Двадцать три? Всё-таки мальчик ещё, хоть школу и закончил. - Так, Любовь Чекмарева, тьфу ты, здесь… - начинает отмечать себе под нос Тюлень, щурясь, и пытаясь попасть ручкой в окошечко, чтобы сделать ровную галочку в записях. - Близоруков тут… Картохин?! - Я! – отзывается Серега. - Котов?! - Тута, - поднимает руку Жека. - Малашенко? – Тюлень вопросительно поднимает на меня встревоженный взгляд, проверяя, на месте ли я. – Не сдриснула? Тут? - Тут я, Андрей Петрович, - устало вздыхаю, зарываясь носом в воротник куртки. - Прекрасно. Василий?! – кричит Тюлень. - Василий Степанович здесь! – отрапортовал Мосол. - Петренко?! Петрэ-энко!!! - Здесь! – кричит испуганно Гоша с задних рядов. - Чё молчишь, придурок?! Уши прочисть, блин. Рыков?! - Здесь я, - голос с задних рядов. У меня шея чешется повернуться, глянуть, но… Лишь шмыгаю носом. Мне думалось, что Рыков усядется позади меня, начнет всю дорогу приставать. А он взял, да и свалил с пацанами в самый конец автобуса. - Это хорошо, что ты здесь… Тэк, галочка, значит… Чекмарев?! Тот, который Олег. - Я! – весело отзывается сбоку Олег. Поворачиваю голову и смотрю на Олежку. Он чувствует на себе мой взгляд и улыбается мне в ответ. Пока пребываю в неком трансе, Любка лезет через меня к брату, тянется через проход и начинает требовать у него печенье, так как сумки и рюкзаки с вещами у него в ногах сложены. - Чекмарева, блин, успеешь пожрать! Тихо мне! – ругается на Любушку Тюлень. Люба обиженно фыркает и отворачивается к окну. - На чем я остановился… - Тюлень озадаченно чешет затылок, нечаянно колет себя стержнем ручки, начинает пыхтеть. - Витька! Витька тут? Эй, тыркните его кто-нибудь! Он опять, поди, в наушниках дрыхнет… - Тут он!!! – кричит Мосол, тряся за плечи рядом сидящего Чижа. Чиж от изумления просыпается, наушники с головы у него слетают от слишком сильной тряски, набекрень скатываются. Сижу, слушаю вот, как всех зовут, и у кого какие фамилии, и непривычно так становится. Мосол – не мосол вовсе, а Васька, Гоша – Петренко, а Чиж – Витя. А Рык – Марат Рыков. Марат. - Всё! – машет Мослу Тюлень. – Вижу, оставь его! Что ж ты его бедного… Прости, Витюх! - Да нормально… - бормочет Чиж, оробело поправляя наушники. - Так, значит Чижов тоже тут... Хорь?! Никто не отзывается. Никто не тянет руку над головой. Только всё продолжают о своем щебетать между собой: девчонки над картинками в телефонах хихикать, парни в приставки рубиться. И только ребята из команды как-то странно реагируют. Те при словах тренера разом умолкают, пристально на Тюленя смотрят со своих мест. Во взглядах вопрос у всех, как один, читается. Тюлень корчится, понимает, что сморозил какую-то глупость, извинительно чешет затылок. - А-а… - протягивает он. – Да, точно. Он с нами не ездил. Пардон. Сконфуженно кашляет в кулак, рассеивая внимание. - Так, а теперь просто по порядку… Аббатов? Хорь. Смакую это слово на языке, пытаясь вспомнить вкус. Я столько раз слышала похожую фамилию – «Хорев», но никаких хорьков так и не видела. И даже припомнить такого человека хотя бы на одной из тренировок у меня не получается. Трогаю Любку за рукав, чтобы та отлепила нос от стекла. - Кто такой Хорь? – шепотом, чтобы рядом стоящий Тюлень не расслышал, спрашиваю. Любка задумывается, лицо её забавно показывает, как грузятся у неё мысли. Наконец, лампочка над головой вспыхивает. Вспомнила! - Хорь! Так это ж капитан ваш, не? Она с какой-то веселостью смотрит на меня, а я вовсе не понимаю, что она такое вообще говорит. Какой капитан? У нас разве есть капитан?! Разве не Олег его заменяет? - Что? – роняю. - Разве уже нет? В том же году капитаном был, - изумленно моргает Любка, словно сама делает для себя какое-то шокирующее открытие. - Ни разу не видела, - честно качаю головой. - Он вроде болеет, не? – спрашивает меня Люба, будто я могу это как-то знать. Но тут же её лицо вспыхивает озарением. Уже готовлю уши, чтобы слушать, но Любка настойчиво перелезает через меня и тянет просящую руку Олежке. - Оле-ег, не будь какашкой, дай печенку! Смотрю на затылок Любки, которая лежит у меня на ногах животом, тянется к брату через проход, и снова ухожу в себя. Голоса вокруг вновь убавляют громкость. - Скворцова, можешь помолчать минутку?! – разъяренно вопит Тюлень, но выходит это у него из ряда вон плохо. Выглядит он забавно, даже когда злиться. Сам как старшеклассник, а не учитель вовсе… - Ну Андре-ей Петро-ович, - канючит Ирка Скворцова. - Олежка, не будь какашкой… Угости сестренку! - Мы едем-едем-еде-ем в далекие края-я! – горланит Мосол Чижову прямо в ухо, приподняв тому наушники. - Ещё никуда не едем, стоим ещё! – машет в усмирительном жесте руками Гоша. - (Свист), эй, иди сюда… - Рыков кого-то подзывает, как гопник во дворе вечером. – Семки неси. У тебя семки? Не у тебя? Кто спёр семки?! - Ты их сожрал утром, блин, - пытается докричаться до него Демьян. - Да я немножко поклевал! – Рык вскакивает с места, словно сейчас базарить попрет. – Серега, ты сожрал? Ти сажраль?! - Олег, всё. Ты – какашка. Капитан. Разве кто-то способен быть капитаном во всем этом бедламе? Что же там за монстр такой. Хорек-оборотень, не иначе. Автобус трогается с места, и Тюлень, не успевший сесть, летит в проход. - Эй, пасаны, айда Тюленя поднимать! - Кто такой Хорь, - спрашиваю я у своего рюкзака. Высаживают нас всех у школы. Как бы – ничейная земля, пункт отбытия и прибытия. А уже дальше вы добирайтесь сами. Высыпаемся на школьный двор, как горох из банки. Усталые, грязные, шумные, обвешанные рюкзаками и сумками. Скоро уже темнеть начнет, нужно скорее разбредаться по домам. - Всё, жду всех завтра в школе, андерстенд? – пытается перекричать нас Тюлень, вылезающий из автобуса самым последним. Джинсы у него на коленях грязные – не отряхнул после падения. - Чё?! Завтра?! – возмущению Мосла нет предела. – Издеваетесь?! Завтра пятница, ну нах! - У вас завтра две физкультуры последние, дебил, - замахивается на Мосла Тюлень. Мосол в напущенной панике прячет голову за руками – «Не бе-ейте!». - У нас завтра история первым, так что нах! - Историю знать надо, бестолочи! - А вы сами-то знаете?... - Ты ещё спрашиваешь?! Я – учитель! - Ну и кто такой Пипин Короткий?* - Чё? Ты надо мной прикалываешься?! Ах ты гаденыш… Как ты меня назвал?! - Да я не… (!) - Гаденыш! Стою, жду пока Любка с рюкзаком своим закончит возиться, и смотрю на Рыкова. А тот словно в одночасье обо мне позабыть вздумал. Это я всё себя зря накручиваю, а он вон, нормально. С пацанами резвится. Меня кто-то трогает по плечу, и я невольно вздрагиваю. - Тебя проводить? – Олег заботливо берет меня за руку, и от этого меня словно током бьет – прямо через его ладонь… Зарядом таким нехилым, что аж зубы во рту звенят. Любка перестает возиться, с негодованием смотрит на брата. - Ага, а все эти сумки я одна на себе потащу?!***
После тренировки выхожу в большой коридор, к гардеробу. Парни ещё переодеваются, шумят там у себя за стеночкой. Любка в коридоре на пуфике сидит, книжку читает. Больше тут никого. Седьмой урок уже закончился, все по домам разбрелись, а кто ещё в школе, так те по кружкам попрятались. Гардеробщицы и те свалили втихомолку. Одна только осталась – древняя тётя Соня, которая в своем уголке где-то в раздевалках сидит, носом клюет - спит. Оглядываюсь и понимаю – хорошо в такое время в школе (если ты, конечно, не сидишь запертым в раздевалке). Никого, эхо шагов только по коридорам. И свет из окон льется, никакого электричества не нужно: теплый такой, уже какой-то вечерний, уютный. Осенний свет. Любка встает мне навстречу, хочет что-то мне восторженно поведать, но не успевает. Дверь за моей стеной с грохотом отлетает, школа сотрясается. Парни переоделись, выходят дружным стадом. Не успеваю даже оглянуться на них, как меня под белые ручки и в гардероб тащат. Любке с Чижом задание дают наверх сбегать, на третий этаж, журнал в ординаторскую отнести, а сами меня словно на убой тащат. Любка хочет остаться, посмотреть, куда меня ведут, но уж больно с Чижиком хочется пройтись – пускай и до третьего этажа… Я, естественно, пребываю в шоке. Пытаюсь выбраться, но меня не пускают, только ржут над ухом. - Вы чё творите, ироды?! – кричу, стараясь разбудить бабу Соню. Но та спит в уголке, головку на грудь сложила, ручки на коленках сложила, и дрыхнет, бабенция… Ну не насиловать же они меня все дружно собрались?! Замечаю Олега, успокаиваюсь. Немного совсем. А вот Рыкова не видно. А потом смотрю – да тут и не вся команда-то. Только Олег, Мосол, Гоша и Котов. Ну и Чиж с Любкой сейчас придут. - Чё вам надо, блин?! А Мосол тем временем судорожно что-то ищет на вешалках, грохочет железяками. Находит. Срывает чью-то черную куртку с крючка и накидывает ту мне на плечи. Узнаю куртку Рыкова. - Большая, давай другую, - велит Кот. - Чё творите?! Мосол куртку Рыка чуть ли не на пол бросает, за ненадобностью, лезет снова в чужую одежду. Придирчиво изучает небогатый ассортимент. - Вась, давай свою, - предлагает Гоша. - А чё эт мою?! - Ты самый мелкий из нас. - Самый мелкий – Тюлень, - огрызается Мосол, но всё же снимает свою куртку. Меня заставляют её надеть. Ну, надеваю. И что? - Малашенко, косу намотай на голову, - Мосол берется за мои волосы, словно сам собравшись, но я шарахаюсь в сторону. - Да что вы делаете-то?! - Собирай, увидишь… А может и нет, - загадочно бормочет Гоша. Устало обматываю косичку на голове, так, что выходит не голова у меня – а пирожок. - Вась, давай, вон, Чижова… Мосол привстает, берет с верхнего крючка чью-то мальчишечью кепку. Узнаю в ней кепку Чижа – черно-красную, с эмблемой LAMBORGHINI**. Не успеваю рта открыть, как мне этой кепкой по голове фигачат. - Чего стоишь? Заправляй, давай… - топчется рядом Мосол. Хочу выглянуть из-под кепки, но вижу, как ко мне Олег подходит, и пугливо прячусь под козырьком. Кепка у Чижа огромная, мне она не по размеру, сползает до носа – удобно тем самым. - Дай я, - слышу над собой голос Олега. Не успеваю рук поднять, чтобы оградиться, как он начинает мне осторожно волосы под кепку заправлять. Теряю… Не сознание, слава богу, просто дар речи на время. Стою, мну пальцы под широкими рукавами куртки с чужого плеча. Олег осторожно мне волосы поправляет, на Любке, видимо, натренировался, хвосты ей с детства заплетать… - Готово, - слышу. - Уши ей выправь! Уши! – горячо просит Мосол. Чувствую, как меня Олежка за уши нежно трогает, и вовсе задыхаться начинаю. - Во! Класс! Тащи к зеркалу… Пока пытаюсь остудить свои уши силой мысли, меня снова хватают и со мной же семенят в коридор, к зеркалу. - Башку подними, былин! Поднимаю. Тут же опускаю. Хочу сдернуть с себя кепку, но меня хватают за руки, не дают этого сделать. - Да чё ты сразу?! – возмущается Гоша. Олег сзади кладет мне на плечи свои ладони. - Мне, кажется, совсем неплохо… - задумчиво мнет он. Осмеливаюсь ещё разок взглянуть на себя в зеркало. Господи-ты-боже! Какой я уродец… Как Мосол-2! Не в обиду Мослу. Хотя нет, пускай, он же это всё затеял! Смотрю в зеркало, и мне хочется… чисто так психануть. На меня из зеркала смотрят довольные рожи, по кругу – Гоша, Мосол, Олег, Кот. По-центру – какой-то пацаненок круглолицый, с испуганными вытаращенными глазенками. Нос как картошка, сразу стал, щеки – как хлебный мякиш, когда с него по краю корочку сняли (волосы забрали). Кепка нелепая, как на ребенке, но держится, не сползает, потому что волосы под ней держат. И шкодливые уши по бокам пунцовеют. - Сережку сними, - тычет мне в зеркало пальцем Мосол. – Одну оставь. Типо по-крутому. Ну? Снимаю. Супер просто. Как будто от этого все сразу изменилось! Я стала огромным загорелым качком! Да, супер, Вась. - А мне кажется – не прокатит… - воротит нос Кот. - Слушай, ты, - лезет на друга Мосол. – Следует понимать разницу между лучшим и оптимальным, понял? - Да какой дурак на это купится?! – возмущается Кот. И «дураки» находятся. Пока стоим у зеркала, всё в том же коридоре, парни бурно обсуждают, сойду я или нет за штрафного игрока, когда слышим чей-то громкий, душевный свист. Ребята перестают бодаться. Все дружно обращаемся на свист – в конец коридора. А свист уже заглох – его чьи-то верещащие быдло-голоса сожрали. Сразу понимаю – не наши. Сразу чужое чувствуется. Потом они подходят ближе, и я уже не сомневаюсь – не из нашей школы. Чужие тараканы приползли. Кажется, что на нас целая свора несется – все как один в кожных куртках, в джинсах, обрывками цепей обвешаны, словно с них и вырвались на волю. И шуму с этой своры – как с целого батальона, а на деле – пять парней всего лишь. Несутся к нам, и в окна коридора грохот из-под их сапог ударяет, что стекла дрожат. Не бегут, быстро идут, но стремительно, не сбавляя напора. - Эй! (Свист) Спортсмены тутошние? Э? – с пьяной веселостью орет впереди идущий. Бросаю взгляд на пуфик – на нем лежат спортивные сумки наши, тут и дураку понятно. Перевожу взгляд на ребят – мальчишки уже не улыбаются, на лицах немое недоброе изумление написано. Один только Олег пытается ещё как-то себя вежливо держать, но и он выглядит подавленно. Не успеваю ничего спросить, как вначале Олег, а потом и Мосол, Гоша, Кот – вперед меня встают. Закрывают… А тем временем свора уже совсем близко подобралась, застыла в паре шагов. Чувствую какой-то сухой, приторный запах. Выглядываю из-за плеча Олега, вижу, что гости как-то странно повставали. Словно команды «фас» ждут… От кого ждут – сразу ясно. Впереди какой-то верзила стоит, скалится. Вроде есть в нем что-то сходне с Рыковым: высоченный, поджарый, лицо недоброе. Но Рык, если всё же сравнивать до конца, породистей будет. Помните, мне уже приходилось объяснять на собачках: Рык – добер, если такой огромный, а этот парень – как вожак дворовых собак. Тоже черный, как дьявол, волосы взъерошены, но только ещё смуглый при этом. Бровь бритая. На жилистых смуглых пальцах перстни железные, чтобы вернее было по зубам бить. В левом ухе - серьга серебряная. Ещё сапоги высокие, армейские, в засохшей грязи. А куртка черная, кожная, не как у всех надета – а просто небрежно накинута на плечи, как у босса мафии, ёлки. И взгляд этот жуткий. Глаза пучеглазые, но вовсе не забавные. Безумные глаза, темные. Смотрят с насмешкой, с грязной ухмылкой. По правую руку от него какой-то барбос: брыластый увалень с лишним весом, под армию стриженный. Достает из кармана маленькую пачку сухариков со вкусом бекона и начинает нагло жрать. Воняет сухариками с беконом – очень сильно воняет. Ещё это его чавканье, словно собака из миски жрет. В остальных гостях мне тоже ничего фейкового разглядеть не удается. Толпа гоблинов. - Ну чё? – с какой-то неуемной радостью громко спрашивает Вожак. – Эт вы тип тут баскетболом балуетесь? Чё молчите? Не ссыте, мы из тринадцатой. Это… Ну, я – Цыганов, Цыган, хе. Вспоминаю, что сегодня пятница, тринадцатое. Цыган протягивает Олегу руку для рукопожатия. - Помню, - кривится в улыбке Олег и как-то скованно принимает «дружеский» жест. Стоит Цыгану ухватить Олега, как этот бес рывком притягивает его к себе, второй рукой, за грудки, словно бить собрался. - Да ла-ан? Олежка что ли? Хе! Олег одаривает того уксуснокислой улыбкой. Цыган начинает ржать и хлопать Олежку по плечу, по-братски, грубо. - Ох, ты вымахал, спортсмен! Ну чё? Как житуха? Ой, мы ж это… - Цыган растрогано вытирает нос рукавом, шмыгает. – Глянуть на вас пришли. А вы уже, это, оттеребонькали, хе… Вижу, как Мосол вдруг делает шаг на Цыгана, но Гоша того успевает перехватить. А Цыган, в свою очередь, успевает перехватить постороннее движение. Взгляд его хищно переметывается на Ваську. - О, этот… Недорослик, хе… Как житуха, брат? - Да пошел ты, - цедит сквозь стиснутые зубы Мосол. Цыган цокает языком и грозит Мослу указательным пальцем. - Ты, это, брат, фильтруй базар. Я не злой, конечно, но память уж больно цепкая. Запоминаю, говорю, я хорошо, браток. - Мы тоже запоминаем, - рычит Мосол, и я впервые вижу, чтобы Васька так свирепо на кого-то огрызался. – Чё приперлись, уроды?! Явно не чайку попить! Цыган снова грозит ему пальцем, но на этот раз это выглядит уже как угроза. - А вот за уродов. Получишь. На площадке. Усёк? - Да пошел ты… - Заткнись, а? – вдруг одергивает друга Олег. Мосол удивленно косится на Олежку, словно ушам не верит. - Олег, ты чё… Да этот пидор гнойный… Он же… Забыл, Олег?! - Да ты прям нарываешься, недокормыш… - вздыхает Цыган с напыщенной обиженностью. - Нам вот, скажи, это сейчас надо затевать? – уже громче, жестче давит Олег. Мосол скалится, но больше не лезет. Давится желчью, глаза таращит на Цыгана, но держит язык за зубами. - У нас уже кончилась тренировка, - ровным, бесцветным голосом обращается уже к Цыгану Олег. – Мы уходим. Цыган проводит большим пальцем по брови, словно приглаживая её. - Не, брат, ты чёт, видимо, не догоняешь… Мы тут к вам перлись зазря? Давай хоть сыграем чуток… - Мы уходим. - Ссыклите? - Сам сыкун, слыш?! – вдруг восклицает Гоша. – Играешь ни хрена не честно. Шуршит упаковка от сухариков. Парень-бульдог отнимает нос от пустой упаковки, трясет на пол крошки. - Эт ты сейчас кого сыкуном назвал, гныш? – ворчит толстяк. - Тих, Добрынь, тих. Дай пацаненку высказаться. Ну и? Гоша молчит, понимает, что и так лишнего ляпнуть успел. - Бля, Добрыня, он из-за тебя обоссался от страха. Чё молчишь? Ну? Олег делает шаг вперед, закрывая собой обозленного Гошу. Выставляет руку, словно собаке барьер – нельзя. - Парни, всё, хватит. Давайте в этом году без этого? Цыган надвигается на Олега, плавно, медленно, грозно. Руки у него в карманах. - Без чего? - Без потасовок, ок? - Хе… Цыган с Олегом какое-то время испытывают друг друга на бдительность, как кошка с собакой. - А чё, - вдруг произносит Цыган. – Ты у нас в этом году за кэпа? Тот сдулся? Чё-то ты какой-то уж шибко дерзкий, явно кэпа занял. Или это ты у нас просто добренький? - Блин, Цыган, ну давай без этого. - Мне твоя фейковая доброта уже чёт надоедать стала. - Я просто говорю, что нам пора. - А ты чё? Боитесь нас?! – Цыган вдруг как-то беззаботно, радостно отступает назад, словно Олег ему какую-то шутку рассказал, и он её обмозговывает. - Просто пока по-хорошему прошу. - Чё?! - А потом уже и по-плохому будет, - спокойно говорит Олег, выдерживая его взгляд. - По-хорошему значит… - Так что давайте-ка лучше без этого. Проваливайте. Последнюю фразу Олег произносит с такой ледяной ненавистью, что даже Мосол на него с каким-то немым восхищением глядеть начинает. - Ты, кэп, давай, сбавь обороты… - Цыган ходит из стороны сторону, как пес на цепи, потирает челюсть задумчиво. - Просто уже, действительно, задрал тут выделываться перед нами. - Да вы тут все сыкло потому что, - Цыган останавливается, взгляд его вгрызается в Олега. А рот всё хищную улыбку тянет. - Да пошел ты, - плюет в него Олег. Тут же псы стартуют с места. Цыган с размаху Олега по лицу кулаком бьет, и тот летит на Кота. Мосол рвется, но его уже Добрыня оглушает. Олег с Кота скатывается, оба на полу лежат, на грязной плитке. Олег встать пытается, Кот сидит, снизу злобно на Цыгана смотрит. Гоша Мосла поднимает. В атаку никто не прет – ясное дело, эти твари сюда за этим и пришли, чтобы драться. Цыган ржет как сумасшедший. Кровь почуял, инстинкты взыграли. Олег бросает попытки встать. Сидит, кровь по лицу размазывает. - Ну? Чё? Всё ещё дерзкий?! – ржет Цыган. – Злишься, Олежка?! Давай, покажи мне, как ты злишься… Олег берет и… улыбается. - Мы всё поняли. Теперь дай нам просто уйти. Я – кэп, капитан, как хочешь. Помял кэпа, доволен? Или ещё раз хочешь? Давай, с ноги хуярь! Давай!!! А Цыган уже коршуном бродит. Рукава закатывает. - Чё? Мало тебе? Докрошить зубы тебе?! А я смотрю на всё это, и собственным глазам не верю. Олежек, что же ты такое говоришь, миленький? Он же пнет всенепременно! Смотрю, понимаю, однако, что не каждый ведь стерпит «пощечину», да ещё и ответ не вернет, а продолжит говорить и улыбаться. Олег вот смог… А я не смогла. Цыган, это вам, конечно, не девчонка из средних классов, но тут принцип тот же. Сережка есть – почему бы не дернуть? Делаю шаг, но тут… Меня Олежка за ногу хватает. За штаны школьные. Держит, и пальцы его застывают на мне. А я всё на Цыгана смотрю. И тот, внезапно, меня засекает. Взгляд свой хищный на меня переводит. - А это чё за школота тут отирается? Те че, пацан? Какой класс? Пятый? – обращается ко мне с усмешкой. – Эй, ты, вам так народу не хватает? Уже детей к себе берете? А я всё смотрю на эту рожу страшную, и ничего кроме этой рожи и не вижу. Кулаки сами сжаться успели, поняли, что пора. Цыган это мое намеренье пресекает, делает ленный шаг навстречу, хватает меня за ворот куртки Васькиной. - Ты слышь, я детей не бью, - скалится он. – Но могу по жопе надавать. Зло смотрю на него исподлобья, из-под съехавшей набок кепки. - Ути-пути какие мы злые, - кряхтит бандидос. – Ну, давай. Чё можешь? Свора за его спиной гавкать начинает от радости. - Ренат, только попробуй… - хрипит Олег. - Да, Ренатик, давай, - дышит своей протухшей от курева пастью Цыган мне прямо в лицо. - Пусти мальчишку, а то еще в штаны наложит. Резким движением перехватываю удерживающую меня руку, зло сжимаю пальцы на ней, словно переломать к чертям намереваюсь. Но у Цыгана лапа отменная, мощная, мои пальцы на его запястье как детские. - Слушай ты, огуречек пересоленный, - рычу я. – Тебе тут уже все сказали мандюхать отсюда по-хорошему, а ты тут всё из себя царька горохового строить вздумал. Слушай сюда, я тебе сейчас твою корону в задницу засуну и скипетром подопру, если не пустишь меня и не уберешься… Тишина. Молчание ягнят. У Цыгана даже глаза, и без того пучеглазые, вылезли. Олег на полу в ужасе издает протяжный стон. Мосол на Гошу смотрит и пальцев в меня тычет, мол – а это что сейчас было? И тут Цыган как давай ржать. Ржет он долго, и в гордом одиночестве, потому что никто другой на такую волну не настроен. Мои ребятки – у них от страха рассудок помутнел, а свора – никак не поймет, начинать бить мальчишку или он вожаку приглянулся? Цыган захлебывается своим смехом, глотает его живьем, как кусок сырого мяса, и с каким-то лютым голодом смотрит на меня. - Да ты, фазан, как я погляжу, парниша не сыкло - мне такое в лицо, да в глаза… - Считаю до трех. Два уже было, - столь же тихо, хрипло произношу я. - И чё тогда? - А тогда скажи гудбай бубенчикам. Никто вообще среагировать не успевает. У всех пока только осознание приходит, моя нога уже вперед летит. Тут, знаете, наука для каждого одна. Кто строение человека на уроках слушал, запоминал, как я, тому всё просто. Это любой дурак над пестиками и тычинками смеется, а умный человек берет себе на заметку. Может, Цыган бы и сумел среагировать, сумел меня по маковке тюкнуть, но тут просто всё настолько неожиданно и «дерзко» произошло, как он всё любит выражаться, что даже я не сразу понимаю, что же я всё-таки творю. Да, у меня маленький рост. Но я всё-таки спортсменка, мышцы у меня и на ногах разработанные. А если учесть скорость, силу и расстояние, ну и «площадь», то всё элементарно. И хоббит с таким делом справится. Время как в монтаже, замедленно: лицо Цыгана кукожится, потом он сгибается. Пока он сгибается, свора дружно рты раскрывает. Пока свора рты раскрывает, Добрыня орет: «Чё-ё за-а на-а…». И тут реалия возвращается. Я отскакиваю, спотыкаюсь об Олега, падаю рядом с ним. Олег меня тут же сгребает в объятья, закрывает собой, знает, что сейчас последует. А Цыган тем временем в агонии мучительной корчится, оседает на четвереньки, свои поломанные «бубенчики» оплакивает. От боли даже высказать свое возмущение не может. А свора в ступоре. Двое к Цыгану бросились, но его не поднять – приступ боли всё еще не прошел. Добрыня красноязычно описывает состояние Цыгана словами, озвучивая момент его отчаянья сочным матом. - Убью… - наконец тужит из себя Цыган. И тут уже Добрыня на меня кидается. Ногу заносит надо мной, словно богатырский молот, сейчас как наступит своей слоновьей лапой… Мне уже не успеть отползти. А тут Олег меня крепче к себе как прижмет, как крутанется! Падаю на спину, чуть головой об пол не ударяюсь, успеваю её зафиксировать. А надо мной Олег нависает. Ботинок Добрыни ему на спину и приходится: воздух у Олежки из легких одним ударом вышибает. Не успеваю пикнуть, как Олег на меня падает, всем весом и с силой от удара. Тут уже у самой весь воздух вышибает – тяжело! - Олег… Олежка, ты как? – хриплю, Олега по волосам треплю, а он не шевелиться, воздуха в грудь набрать пытается. Но лишь свист из груди. Добрыня уже вторую ногу заносит, для завершающего выпада, но так и не удается ему выполнить предначертанное. Над головой нашей тень чья-то стремительно проносится, даже порывом горячего воздуха обдает. Слышится смачный удар – Добрыне нос вмяли. Стаскиваю с себя Олега, тот на спину ложиться, тяжело дыша. Живой. Поворачиваюсь – кто-то прямо над нами с Олегом стоит: руку вытянуть и до его кроссовок дотронуться можно. Вспоминаю, чьи кроссовки. Я в этих кроссовках до дома шла. - Ну чё, суки, кто на меня!? – орет Рык. Добрыня, откинутый, с грозным рычанием вновь вперед прется. - ЭТО 21-АЯ-Я!!!***, - рвет глотку Рык, горланя номер нашей школы и, высоко задрав ногу, отпинывает от себя Добрыню. Добрыня эпично всплескивает руками и падает на задницу. Свора бросается, было, но тут уже из-за угла охранники спешат, руками машут. - Прекрати-ить!! Цыган сам на ноги поднимается (крепкий орешек), испепеляет меня разгорающимся взглядом. - Доберусь, мразотина… Показываю ему язык. Пока свору под конвоем в роли двух пожилых охранников ведут к выходу, мы с ребятами устало рассаживаемся кто на полу, кто на пуфики. Один Рыков стоит, зубы точит. - Я их сейчас там, на улице, достану… - рычит. - Ой, всё, - бьется головой об подоконник Мосол. - Угомонись, прошу тебя, дитё природы… - Вот же шизофреники. Чиж подходит ко мне, на полу сидящей, колени обнявшей, и снимает с меня свою кепку. Коса освобождается, падает за спину. Рыков оборачивается, на меня смотрит. - Эй ты, креветка, что это сейчас такое было? Что ему Олег сказал? Смотрю в пол, угрюмо молчу. - Олег его тоже, что ли?! – не верит Рыков. – Это Олег его так?! Молодец! - Это не Олег, - осторожно вставляет Кот. – Это Рената. - Чё?! - Чё слышал. Она Цыгана уложила. По яйцам ему дала. Он её за мальчишку принял. Мы её нарядили. А она – раз ему! Играючи. Блин, Ренатка, мне же теперь с тобой жутко будет в одном помещении находиться, - мямлит Мосол. Рыков напротив меня присаживается, в лицо заглядывает. - Да ладно?! Она?! - Ты тихо, вдруг и тебе залепит… - Блин, Малашенко, так не круто вовсе. По яйцам-то, - вдруг расстроено чешет затылок Рыков. - Да ты что такое говоришь?! Это было НЕРЕАЛЬНО КРУТО. - Ну, раз вы её мальчишкой нарядили, то не круто. Пацан пацана по яйцам – не круто. Любка брата по голове гладит, платочком кровь вытереть пытается. Олег сидит, о чем-то своем думает. Или после удара не очухался еще. Рыков немного раскачивается на носочках, а потом и вовсе на пол садится, в позу лотоса. - Чего хотели-то? - Прикинь, эти уроды заявили, что мы - сыкло! – запальчиво продолжает Мосол. – А Рената ему – как ты там сказала? Какой огурец? - Соленый огурчик… - роняю. - Да! Так! Эй, ты, соленый огурчик, вали отсюда! Тебе здесь не место! Королем тут себя возомнил! Сейчас тебе как вставлю корону, куда следует, жезлом подопру! Но как ярко она это говорила! Рыков с опаской косится на меня. - Да я не про неё спрашиваю, - обрывает он Мосла. - У них, видимо, состав новый в этом году. Правильно, одиннадцатый класс ушел же. Цыган теперь капитан, судя по всему, - отплевывается Кот. - Обрадовались они, что капитан у нас новый. В этом году, - вдруг подает голос Олег. Рыков вскакивает, нависает надо мной. - Как это - новый?! - А разве нет?! - Тот же у нас будет капитан, чё ты несешь!? Олег отмахивается от Любки. - Тот же? Да, славно. Иди, поищи этого своего «того же»! - Зачем искать?! - Да потому что реально сдулся твой капитан! – злится Олег. Рыков молчит, свирепо буравит покалеченного друга взглядом, словно тому недостаточно. - Он даже документы подавать не собирался, если б не Дашка, то его бы уже отчислили! - Так не отчислили же. Не ушел же. - Ага, только с сентября в школе не появляется, а так не ушел. Всё в норме! - Да зашибись! - Да вообще! На этом разговор обрывается. Рыков возводит указательный палец, как Цыган, и трясет им нам перед носами. - Я сейчас, черт возьми, возьму. И пойду к нему. Вытащу. За шкиряк. Поняли?! - Валяй. - Раз вы, болваны, не смогли. - Ага, рассказывай. - Брось ты, Марат… - Да пошли вы все. И тут встаю я. Снимаю с плеч Васькину куртку, кладу на пуфик. - Пошли. - А ты куда?! – срывается на мне Рыков. Олег встает с подоконника, делает неверный шаг ко мне. - Ренат, ты-то, действительно, куда… Рыков смеряет меня разъяренным взглядом, отворачивается, рычит себе под нос. Потом уходит в гардероб. Иду за ним следом. Все остальные молчат. Выходим. В руках куртки. - Кто пойдет? – мрачно спрашивает Рык напоследок. Все молчат. В гардеробе, под куртками, мирно спит баба Соня. Выходим с Рыковым на крыльцо. Одни. Больше никто не пошел. - Кто такой Хорь? – внезапно спрашиваю я у Рыкова. Тот стоит, сунув руки в карманы, ртом выдыхает пар, смотрит куда-то в небо. - Наш капитан, - не глядя на меня, отвечает он.