Лесной хорек – ценный пушной зверь. Хорь и горностай живут в основном в норах, под камнями или в буреломе, часто недалеко от жилья, иногда даже под домом, в амбаре или скирдах соломы. Все о хорях и горностаях
Идет себе по лесу муравей. Вдруг видит - ящерица ему навстречу ползет. - Батюшки! Динозавра! Настоящий! А говорят, вы вымерли… Ящерица шмыгает носом и отвечает понуро: - Врут. Болели мы. Детский анекдот
- Вот скажи мне. Только честно. Ты – идиот? Рыков, и так уже психующий, тянет ко мне свои скрюченные пальцы. - Ещё слово – удавлю! - Кишка тонка. Ты только болтать горазд. Стоим в каком-то непонятном, старом районе города, у черта на куличиках. Рыков понятия не имеет, куда нам идти. - Ты же так пёр к нему! - Заткнись. Дай подумать. - У тебя это занятие вообще не выходит. Обычно. Когда мы вышли из маршрутки, ничего ещё не предвещало беды. Рыков твердо знал, куда ехать, на какой остановке выходить, к каким многоэтажкам держать путь. А номера дома – не помнил. Подъезда – не знал. Ну а что же там говорить об этаже и номере квартиры?! - Давай тебе помогу, - вздыхаю. – Знаешь, у людей в наше время такие штучки есть – телефоном их называют ещё. Рыков устало водит у меня перед носом согнутыми пальцами, словно сейчас скажет: «Нельзя так просто взять и попасть в Мордор»*. - Не возьмет он, понимаешь? - Но ты попробуй. Рыков машет на меня рукой. Вдруг, к нему снисходит озарение. - Точно! Дашка! Надо попробовать дозвониться до Дашки… Достает телефон и начинает шарить в телефонной книжке, ища нужный номер. Поправляю рюкзак на плече. Что это ещё за Дашка? Вот же. Дашка спускается к нам через какое-то время после того, как Рыков во второй раз донимает её своим звонком и сообщает, что мы на месте. Подъездная дверь с пиликаньем открывается, скрипит, и выходит Дашка. Удивленно смотрю на Рыка, но тот обо мне забыл, радостно глядит на Дашку и поднимает той руку в жесте «салют». Не так себе я представляла эту самую Дарью. В моих мыслях я видела её чем-то наподобие Бинки. Даша же реальная – не похожа даже на школьницу.На вид ей двадцать-двадцать с лишним лет, если не ошибаюсь, она среднего роста, худая, по-мальчишечьи угловатая, с коротко стриженными черными волосами. У неё вытянутое лицо, с четко очерченными скулами, голубые глаза и мягкая улыбка. Одета она по-домашнему: стоит перед нами в легкой черной майке на бретельках и домашних серых штанах. Когда она видит Рыкова, то радостно раскрывает рот и, шаловливо подпрыгивая, бежит к нему обниматься. - Какие люди! Рык?! Да ладно! Иди ко мне, дай тёте Даше тебя потискать! Рыков смущенно пытается высвободиться, но тётя Даша оказывается суровее, чем можно было предполагать. Она сгребает растерянного Рыка в охапку, даже будучи ниже его самого, и хрустит тому косточками. - Даш… Пусти, блин. Тётя мне сыскалась. Какая же ты мне тётя? – выдавливает приплюснутый Рыков. Удивленно наблюдаю за ними. - Правильно! Не тётя. Сестра старшая! Молодец, парень. Правильно говоришь. Рано мне ещё тетей называться. А вот ты скоро дядей будешь. В этот момент Дашка уже хлопает Рыкова по спине, гордо так, по-отцовски. Но при фразе про дядю Рык давится воздухом. - Что?! Как дядей?! Вы там с Хорем сдурели?! - Шутка. Шуток не понимаешь. Через год. Подождем еще годок. Рык испуганно шарахается в сторону, словно черта с рогами вместо Дашки увидел. - Совсем сдурели… И тут Даша меня замечает. - Ой! А это кто у нас? Невеста?! Батеньки! Подплывает ко мне, оценивающе пробегает взглядом снизу-вверх, сканируя, кивает одобрительно. - Не думала, что тебе такие нравятся. Я думала тебе во подавай! – Дашка на себе показывает огромные буфера. – А тебе, оказывается, и яблочки по вкусу. Мы с Рыковым одновременно чуть не падаем. - Бля, Даш, ты чего несешь?! - А шо? – Дашка удивленно переводит взгляд с Рыка на меня. - Знаете, даже если его яблочки и устраивают, то меня его огурец не устраивает, - сухо отзываюсь я. Дашка изумленно глядит на меня, а потом начинает смеяться. Рыков как громом пораженный стоит. На нас как на чертей смотрит. Едем в лифте. Рыков обиделся, надулся. Знает – рот откроет, только хуже ещё будет. Дашка меня под ручку держит и заговорщицки нашептывает: - … ещё он собак боится. - Сталкивались, - киваю. - Но кошек любит. Только те его не любят. Он к ним всякий раз «уси-пуси», а они его ам! - Блин, Даш, харэ, - Рыков к нам лицом повернуться пытается, но слишком уж лифт тесный. Застревает. Входим по одному в тесную прихожую. Оглядываюсь: квартира старая, без ремонта. В такой у меня бабушка живет. Тут, наверняка, в соседних комнатах ковры войлочные, потресканный ламинат, мебель скрипучая. Встречать нас выбегает небольшой ушастый кокер-спаниель. Такая черно-серая печальная игрушка на четырех лапах. За ним тянется рыжий кот. - Это Чак и Роджер, - горделиво представляет своих четвероногих приятелей Дашка. Рыков видит Чака, каменеет. Пытается за мной спрятаться. - Блин, Рык, ты чего всё как маленький?! – бьет его по плечу Дашка. – Кто же за девочек прячется?! - Пса. Убери. Блин. Я сажусь на корточки, чтобы разуться, а Чак начинает мне свой мокрый нос в лицо совать, языком до глаза добраться пробует. Смеюсь, начинаю пса по шее чесать. - Не бойся, принц, твоя принцесса уже разобралась с чудовищем. Можешь разуваться, - фыркает Даша. - Где. Хорь, - не сводя настороженного взгляда с пса, который занят мной, чеканит Рык. Дашка вздыхает. - Спит твой Хорь. Идите на кухню, сейчас разбужу. Сидим на маленькой кухоньке, за столиком, ждем. Кухня тоже давно без ремонта: плитка на стенках старая, потускневшая, с узором незатейливым, люстра допотопного вида, стол и стулья тоже. Одна кофеварка тут всю картину портит. Чак умудряется мне на руки запрыгнуть, хотя он на вид тяжелый. Лезет мне своим шершавым языком в ухо, я смеюсь, тяну нерадивого ухажера за длинные кудрявые уши. Рыков сидит с неподвижным лицом, буравит пса взглядом, полным отчаянья. - Зачем. Сюда. Притащила. Это. Отодвигаю голову пса, чтобы лучше видеть Рыка. - Это моя новая любовь. Знакомься, - показываю ему язык. - У него. Глисты. Могут. Быть. Зачем. Целуешь. Это. - Потому что он лучше тебя целуется. Умеет, в отличие от некоторых. Правда, любовь моя? Чак радостно качает головой. Правда, говорит. - Дура. - Неуч. И тут к нам на кухню заходит Хорь. Вначале мне хочется тут же встать. Словно незнакомый дяденька зашел, нужно поздороваться. Но дяденька этот в трусах одних и майке-алкоголичке, зевает на ходу, и чешет затылок. Ему фиолетово на правила приличия с моей стороны. Он проходит мимо нас, не замечая, трет глаза. Лезет в холодильник, долго смотрит на полупустые полки. Потом кричит на всю квартиру: - ДАШ, ЖРАТЬ ПРИГОТОВЬ. - ИДИ В ЖОПУ, ДОРОГОЙ, - ответ из соседней комнаты. Дяденька растерянно чешет маковку, закрывает дверцу. Вздыхает огорченно. Поворачивается. Смотрит на меня. На Чака у меня на руках, виляющего хвостом. Потом на Рыка. - Бляха-муха! – роняет. Если бы мне не сообщили заранее, то я бы не долго думая, решила, что Хорю лет этак двадцать пять, если не больше. Это уже вполне выросший из школьной униформы дяденька, с бородкой, щетиной недельной. Лицо сухое, вытянутое, нос с горбинкой. Глаза печальные, как у Чака, темные. Брови лохматые. И волосы длинные, до плеч, и такие же волнистые, как у пса. Иисус, ты ли это? Видит Рыкова, плывет в печальной улыбке. - Ры-ык! - Хо-орь! Ловлю себя на мысли – что у нас за чертов зоопарк вообще вместо команды?! Парни жмут руки, хлопают друг друга по плечам, кто кого перехлопает, сконфуженно бубнят себе под нос. Сижу, скрестив ноги под табуреткой. Наблюдаю. Тут к нам Дашка с котом под мышкой присоединяется. - Ну что у вас тут? - Офигеть, Даш, что ж ты мне сразу-то не сказала… - Да тебе бесполезно. Ренат, ты чай будешь? - Нет, спасибо. Мы поговорить. Тут Хорь меня принимается разглядывать. - Это кто? - Это та, что Цыгану по яйцам дала, - шмыгает носом Рык. Чак спрыгивает с меня и протискивается под ногами к своей миске. Сменяем обстановку. С кухни перекочевываем в зал. Просторную комнату с войлочным ковром в ногах, большим старым телевизором толщиной с холодильник, кактусами на окнах. В углу пальма в горшке растет – Дашка похвасталась, что это её заслуга. Иногда пальма даже финики полезные выдает из себя. Мы с Рыком садимся на диван, Хорь напротив в кресло. Даша ходит ещё туда-сюда, прибирается. - Ну и? – спрашивает Хорь. По нему не видно, что ему натерпится начать разговаривать о школе. Ещё бы – зажил ведь как человек, а его обратно тянут, за парту и учебники. - Когда ты вернешься? – переходит сразу к делу Рык. - Ой, и не говорите, вечная тема, - причитает Дашка, открывая форточку. Трогаю Рыка за локоть, тот вопросительно глядит на меня, будто я его вилкой ткнула. - Ему сколько лет-то? Ты уверен, что ему в школу надо? Не на работу? Хорь с Дашкой смеются. - Мне девятнадцать, - утихая, отвечает мне за растерянного Рыка Хорь. – Меня оставляли в девятом классе на второй год. Сейчас я в одиннадцатом. Должен быть. - Ну, так ведь, - Рык взволнованно вострит уши. – Почему не ходишь? У нас игра через две недели. Три. Хорь грустно водит влажным взглядом по нам с Рыком. - Я должен работать. - Что? Кем? Ты же не доучился! И в колледж не пошел. Кем работаешь? – нервничает Рык. - Курьер. Бутылки с водой в офисы доставляю, - усмехается Хорь. – Платят копейки, думаю наняться еще сторожем в ночную смену. - Вас… Думаешь, тебя возьмут? – поправив саму себя, встреваю я. Хорь не злится, что я встряла. Так же тепло отзывается: - Нет. Почему же? Гляньте на меня, мне как раз работа. - Упрямый осел, его не переубедить. Уже всю жизнь себе распланировал. Уже на памятник себе откладывает, - Дашка крутит пальцем у виска. Рыков в отчаянье сжимает кулаки. - Рехнулся?! А мы?! - Что мы? - Баскетбол! Команда! Тебе год в школе остался, почему бы не доиграть?! Хотели же… Вместе. Потом праздновать. А ты. Закрылся тут. В норе своей. Как дурак. Капитан же… Хорь качает головой. Смотрю на них и поражаюсь. Рыкову поражаюсь. Какой этому мужику баскетбол? Ему семью кормить нужно! А Рык всё продолжает. - Вместе же. Столько лет. Ты ведь. Мяч мне в руки дал. А теперь? Сыкло. Испугался уродов этих. За тот год? С того года испугался? Хорь перестает улыбаться. Мрачнеет. - А ты забыл, видимо, да? – спрашивает у Рыка. - Нет. Не забыл. А ты хочешь забыть. Сбежать удумал. Трус. - Да, - Хорь согласно кивает, соглашаясь с упреком. Подается вперед, сцепляет пальцы длинные замком. Смотрю на его руки, понимаю – баскетболист. Рука баскетболиста. Широкая лохань. - Да, я трус. Трус. Мне есть, что терять. Я ни хрена не тот школьник, которому родители учебу всю наперед оплатили. Я уже сам почти родитель. У меня семья уже своя есть. Мне о ней заботиться надо. Тянуть её, понимаешь? Платить за квартиру, за свет, за газ, электричество. На операцию сколько денег ушло. Мы с Дашкой по уши в долгах. Хорь переводит взгляд на меня, всё тем же ровным голосом объясняет, уже мне: - Операция. Да. Знаешь что за операция? В том году мне те мрази ногу сломали. Сами. Арматурой. Хуярили только так. Пол года потом в специальной хуйне ходил, чтобы срослось всё. Колченогий теперь на всю жизнь. Супер, да? А всё из-за игры этой гребанной. Из-за малолеток этих. - Ты нормально ходишь, - цедит сквозь стиснутые зубы Рыков. - Да? Ты если не вглядывался, молчи уж. Я за операцию только в том месяце расплатился. Теперь долги на шее висят по квартире, пока деньги на лечение выкидывал. А ты мне в школу предлагаешь вернуться? Что я там забыл? Невыученный параграф по истории? Формулы по химии? Синус на косинус дает тангенс? Как мне это сейчас пригодится?! Ещё учеба Дашкина. Ей хоть бабка деньгами помогает, а родители срать хотели. Потому что она ко мне ушла. А каждый семестр знаешь, сколько стоит? Дохуя! И кольцо купить не могу, потому что денег ни шиша. Дашка как-то странно смотрит на Хоря, но молчит. - А Дашка? – Рыков хватается за соломинку. – Она же вроде стажирует в поликлинике детской? Разве нет? - Да, ей там просто золотыми слитками выплачивают! – всплескивает руками Хорь, откидываясь в кресло. - Год. Отучиться, - упрямо повторяет Рык. – Отыграть. - Ты скажи, мне сейчас надо, чтобы мне те гандоны и вторую ногу сломали? Или руку? Чтоб я в конец инвалидом стал, чтоб мне пособие выплачивали?! - Предатель. - Ребенок. Устало вздыхаю. - Ну вот, опять, - тру виски. – Знаете, у меня сейчас какое-то дежавю просто. Все молча глядят на меня. - Я этому барану говорю – мне нельзя играть. А он мне – сыграй со мной. Я ему говорю – из-за меня человек в реанимации лежит, потому что его машина сбила перед игрой. Из-за меня. Потому что я капитаном была, я это всё начала. Опять же из-за денег этих чертовых… Я его в реанимацию привожу, палату показываю. А он мне – не грусти, съешь сникерс-сни и поскакали играть! А теперь вот с вами ситуация со всеми… Рыков, вот скажи честно, тебе заняться больше нечем, как людей донимать? Рыков молчит, зло сжимает кулаки. Сейчас психанет. Хорь задумчиво обшивку кресла колупает. Дашка кота на стуле гладит. - Да потому что вы заплесневели тут все, - вдруг подает голос Рык, глядя в пол. – И ты, и он, как два таракана, забились в угол. Одному лапку отдавили, у другого таракана-друга прихлопнули. И сидите, дрожите. А вы ведь люди. Не тараканы. Вы ведь любите баскетбол. Вы ведь им живете, как кислородом. Он из вас людей делает. А без него, как растения без воды. Тухнете. Мечты. Гробите. Без этого даже просто общаться не можете. Ты в книги, ты в работу. А друзья - как же? Мы все. Олег, Гоха, Серый, Демьян, Васька. Я. Дашка вон. Вас если же не тыркать – загниете совсем. А я не могу так. Не могу смотреть на вас таких. Потому что ты, Вадь, мне как батя, как старший брат. А ты… - Рык косится на меня, проглатывает слова. Отворачивается. Снова взгляд в пол. - Я вас вытащить пытаюсь. А вам и в пыли своей хорошо живется. Тут Дашка со своего места, со стула в углу, встает. - В чем-то он прав, черт возьми. Сидите, как сычи. Что ты, что ты. Мы с Хорем удивленно переглядываемся. Нет, ну ладно Хорь, но я-то тут при чем?! - Я-то свои годы отучилась, а ты, Вадя, еще сам ребенок. Год остался. Документы на тебя я летом подала с твоим дедом, приняли. Месяц всего лишь прошел. Дуй-ка в школу. - Даш, ты сдурела?! – Хорь вскакивает с места. Замечаю, как он припадает на левую ногу. - Пока не отучишься, говорю, «во» тебе, а не секс! Дашка показывает ему кукиш. Мы с Рыком ошарашено переглядываемся. Хорь в ужасе глядит на Дашку, видно, что сбит с панталыку. - ЕГЭ сдашь, куда-нибудь да поступишь. Денег наскребем, я через год, вон, уже на полную ставку устроюсь в госпиталь. Кредит возьмем. Квартиру бабкину продадим, либо новую купим, либо в этой ремонт сделаем! Нормально всё будет. А калекой боишься стать – так не шляйся ты по ночам!!! Дашка выходит, хлопнув дверью. Хорь повержено садится в кресло. - Чё за фигня. - А потому что шевелиться надо, - бросает Рыков, встает и уходит следом за Дашкой. Сидим с Хорем, глазеем друг на друга. - Тебя как зовут-то? – вдруг спрашивает Хорь. - Рената. - Меня Вадим. Приятно познакомиться. - Взаимно. - А где Даша? – спрашиваю у Рыка. Тот уже в прихожей возится, обувается. - На балконе. Курит. Я попрощался. Снимаю с крючка куртку, накидываю. Тут Хорь из зала выползает. - Ну, ты там это. Не болей, - кидает. - Ага. Тебе того же, - игнорирует Рык. Идем к остановке. Почти стемнело. Тепло на улице, людей много. - И давно они с Дашей живут? – пытаюсь поспеть за Рыковым. Тот прет, как на войну. Или с войны. - Два года. - Родители их против? - У неё – да. А у него нет. Нет родителей. - Прости. Не знала. - За что извиняешься? Давно это ещё было. Мать их с отцом и дедом кинула, когда ему два года было. Уехала за границу с каким-то уродом. А отец на фуре работал, разбился ночью. Такие дела. С дедом жил. Дед еще жив, только старый очень. - Мне жаль. - Мне тоже. - Ты его братом назвал. Давно его знаешь? - С трех лет. В одном дворе жили. Потом школа. - Здорово. - Ага. Доходим до остановки. Ждем. Маршрутка никак не подходит. Теперь становится холодно. А тут ещё и дождик начинает накрапывать. Осторожно смотрю на Рыка. Тот в каком-то оцепенении прибывает: смотрит на дорогу, не моргает даже. Волосы уже на челке и висках слиплись от дождя. По щеке капелька стекает, дождинка. Хочется вытереть, но не могу себе позволить. Отворачиваюсь. - Мне кажется, ты своего добился, - говорю. - Ты о чем? - Придет он. Как же он без секса-то. - Яблочки, блин. - Огурец. Начинаем нервно посмеиваться. А дождь уже во всю рядит. Как под душем стоим, друг в друга пальцами тыкаем. Стоим, никак не можем осмыслить услышанное. Тюлень сидит на лавке, мы вокруг него толпимся. Переглядываемся. По центру Рыков стоит, как отверженный. - Что это значит, Андрей Петрович? – роняет Рык. Тюлень устало ерошит волосы пятерней, прячет лицо в ладонях. Сквозь пальцы говорит, как рыцарь через забрало. - А то и значит, Рыков, что ты отстранен от игры.