Слишком хорош

Альбус не верил своим ушам. Это было видно по его изумленному взгляду. – Да, а родился я 1803 года. Умер, похоже, в 1841-ом. Точнее – я полагаю, что умер. Иначе причины реинкарнации в это тело не вижу, – холодно парировал Александр. – Гарри… – тихо вздохнул Альбус. – Любезно благодарю, – кивнул Александр Родионович, – за то, что напомнили. Раз вы во всем ведомы – попрошу называть меня Александром Родионовичем, я же не Гарри. Какой же у него был жуткий русский акцент. Все слова он произносил слишком четко и разборчиво. От этого Дамблдору хотелось зажать уши и вообще не видеть этого человека. Теперь он не мог разбирать в нем Гарри Поттера. Перед ним стоял иной юноша. Точнее уже давно не юноша. По подсчетам Альбуса, до смерти Островскому было 38 лет. То есть, с директором сейчас был 38-летний русский помещик и дворянин, метящий на боярина. Далеко не парень, далеко не потерянный, пусть и в чужом теле. Этому человеку стоило отдать дань уважения. Мало того, что он принял новый, 1996 год, но и тот факт, что теперь он 16-летний мальчик. Принял волшебный мир, о котором и не подозревал. Взялся учить и приводить в порядок новое обличие. Эти русские определенно отличаются каким-то невероятным духом. А сам Александр был какой-то удивительной смесью самых сильных людских качеств. Одним своим присутствием внушал, что он сильнее. Но не Дамблдору. Этого он не позволит. Но и враждовать было нельзя. Мало ли что у него в голове. Вдруг он причинит вред телу Гарри? Телу, которое способно победить Темного Лорда. Есть еще, конечно, Невилл Долгопупс, но его Альбус не взращивал с одиннадцати лет. У Гарри и Дамблдора были особые отношения. А теперь… Все это разрушил он. Кто он такой? – Как скажете, Александр, – сказал Альбус. – Позвольте мне называть вас только по имени. Русские отчества выговорить трудно. Я Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор (и это русские отчества выговорить трудно, да?), директор этой школы и очень известный волшебник. Я был близок с Поттером и являлся его наставником. – Директор торжественно представился. А потом медленно переместился к столу, величаво сев за него и достав лист бумаги и магическое перо и чернила. – Думаю, нам нужно заключить договор. Александр поднял бровь. Он уже был сухим, переодетый в белую рубашку, черную жилетку, темные брюки и остроносые туфли. В правом рукаве у него была палочка, которую он всегда был готов достать, не испортив аккуратной прически. От него пахло прекрасным мужским парфюмом, который он смог купить в Косом переулке. Да, августовского времени Александр зря не терял. Он подготовился основательно и хорошо. А сейчас видел, что этот Альбус Дамблдор заходит как-то слишком далеко. Он был другом Гарри Поттеру, но не ему, Родионовичу Островскому. Потому дворянин желал видеть только деловые отношения, не собираясь выслушивать хамские комментарии этого староватого волшебника в свой адрес. – Какой договор? – задал вопрос Островский. Он сидел перед директором на стуле, с высокой спинкой и красной обивкой, прямо против стола хозяина школы. Ему нравилось, когда они вот так сидят, словно на равных. – Вы что, не доверяете мне? Дамблдор покачал головой. – Я всего лишь хочу уточнить некоторые детали. Мы же должны что-то с этим сделать… – Альбус отчаянно пытался сгладить углы разговора, сделать его мягче. Ему очень нужно было, чтобы этот русский не разозлился и не сделал чего лишнего. – Нужно обговорить обязанности. Александр посидел минуту, думая. Он тер подбородок и уставился в стену. Нужно поразмыслить. С одной стороны, этот Альбус был прав. Нужно уточнить, кому что придется делать и так далее. И тогда Островскому смогут помочь. Он вернется к своей Машеньке Ржевской, и все будет как раньше. Но какие этот чародей может выдвинуть правила? Мало ли что взбредет ему в голову. И, как бы Александр Родионович не был в себе уверен, ему определенно не превзойти в бою старого мага, который еще носит какие-то ордена Мерлина, словно из старых сказок для детей. Еще Островскому не нравилось, что не он ставит правила. Ему было плевать, где он, с кем он и как он. Потому что мужчина был воспитан таким образом, что везде должен оставаться тем самым мужчиной, главным. И Александр не мог допустить, чтобы кто-то приказывал ему. Нужно было показать для начала, кто главный. А потом уже определять обязанности. Ведь видно прекрасно: этот Поттер дорог Дамблдору, и, как бы грязно не было – Александр мог пользоваться этим, как в обед салфеткой. – Впрочем, вы правы, Альбус, – послушно кивнул Островский. – Вы сможете положиться на меня, а я на вас. Без погрешности на мужскую честь, я надеюсь. – Конечно, – согласился Дамблдор. – Я выполню все, что пообещаю, и это будет взаимным. – Но не хочу вверяться вам слепо, – осторожно, но строго сказал Александр. – Я не готов расставаться с собой из 19 века; верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные. А потому вовсе не желаю обмана. – Его и не будет! – наконец, пылко возразил Альбус. – Хватит недоверия! Александр поправил воротник рубашки, прикрыл изумрудные глаза, глубоко вздохнув. Ему нужно было перевести дух с этим невыносимым британцем. Он снова открыл зеницы, и, кашлянув, твердо заявил: – Я хочу распоряжаться правилами. Старик сощурил глаза сквозь очки. – Правилами? – Списком обязательств, что вы готовы исполнить. Я владею телом юного волшебника, не мне ли решать? Альбус Дамблдор подумал с секунду времени. Он резко выровнялся, поглаживая бороду. – Вам палец в рот не клади, – ухмыльнулся он. – У вас ведь тоже большой интерес к скорой развязке истории. В моих руках тоже есть то, что вам безумно нужно. Стоит сотрудничать вместе, а не в одиночку. Островский сложил руки ровно на стуле, поджав губы. Глаза загорелись, а голос стал мертвенно холодным, грозным, строгим. – Я составляю основу, вы дополняете. Не соглашаетесь – тело мальчика будет отправлено к противоположной стороне. Это будет коллаборационизм, – заявил Александр Родионович. – Прошу извинить, но я привык, кабы ставил условия я, а не мне, кто бы подле ни был. Директор замер. В руке у него лежала кусающаяся конфетка, которая тоже замерла. – Если я не соглашусь,… Вы отправитесь к Волан-де-Морту? – спросил Альбус, стараясь не выдать разъедающей голову тревоги. Дворянин кивнул, сложив ногу на ногу. Кажется, ему было все равно, куда идти. Он же не знаком ни с историей магии, ни с тем, за что и против чего выступает Темный Лорд. Дамблдор нахмурился, подавшись вперед. В его голосе отчетливо звучало волнение. – Но так нельзя, Александр! Вы знаете, на чьей стороне окажетесь? Понимаете, что случится с нашим миром? Дамблдор почти взмолился. – Я не вполне уверен, но слышал, что Волан-де-Морт выступает за чистоту крови. Что же – и мне может полюбиться такая установка. Поэтому просите себя понять, а не меня. Стоит лишь принять условия… Директор вздохнул, глядя в окно. Солнце уже садилось, дело шло к вечеру. Примерно в данный момент было уже шесть-семь вечера, а полного договора между двумя волшебниками составлено не было. Альбус боялся отдавать все права Островскому; это слишком опрометчиво. Но он не мог слишком перечить ему – ничего нельзя было сказать точно насчет предугадывания действий. Этот мужчина мог сделать что угодно! Самое страшное, что он правда может приспособиться к жизни под крылом Волан-де-Морта. Потому что он смог прижиться к миру Гарри Поттера. Так чем же Том Реддл отличается? Том Реддл… не отличается ничем. В этом и кроется ответ на сотни вопросов Альбуса Дамблдора. Если посмотреть на этого «нового» Поттера – то становится даже страшно. Такой же холодный, такой же отстраненный. Не понимающий своей магии, не находящий отклика в мире. А что, если Александр не найдет выхода из тела никогда? Он может счесть идею о смене стороны легко. И перейдет к Лорду. Они ведь похожи, очень похожи! А тот будет очень рад. Нет главной преграды – нет проблем. А если эта преграда играет за тебя – силы удваиваются. И уже ничего не спасется от безбожного суда чистокровных. Перешедший Гарри Поттер на сторону зла – это конец всему. Однажды он победил Тома, а теперь может помочь побеждать ему. Сколько же опасности представляет этот мужчина! Кажется, Альбусу придется сделать все, чтобы он не делал ничего лишнего. И главное не злить его… Великий Мерлин. – Так что же? Решительно отказываетесь? – окликнул его Александр. – Я бы не советовал. Дамблдор отвлекся от уныло плывущих серых облаков, тяжело навалившихся на все небо. Природа могла красноречиво описать ситуацию. Почти безвыходная. Все планы Альбуса на Гарри коту под хвост! – Постойте, не нужно. Я согласен, – через силу ответил директор. Это так тяжело. Дворянин довольно улыбнулся и потер ладони. – Прекрасно, – сказал он. – Думаю, вы знаете главные мои условия. Гарантия на выход из тела, возврат в мое старое обличие без последствий и побочных эффектов. Взамен даю слово, что не перейду на сторону вашего врага, не покалечу тело волшебника и постараюсь сохранить роль, которую играю. «И очень плохо играешь, – подумалось Альбусу. – Вся школа в курсе, вы припоздали». Но Александр, казалось, был непоколебим. Он вскочил с кресла, приглаживая волосы. – Еще желательно, чтобы вы, как это говорится, покрывали меня. Многие сомневаются в подлинности Гарри Поттера в моем исполнении. А я стараюсь. Поэтому попрошу вас заверить, что со мной все в порядке. Эти расспросы мне надоели. «Что с тобой случилось», «Почему ты так себя ведешь». Тьфу! Дамблдор все холодел и холодел. Он был в ужасе. Какой-то мужчина пришел в его кабинет и загнал в угол, заставив выполнять свои условия. Когда такое было у Альбуса в последний раз? Ах, да, точно. Никогда! Такого еще не было никогда. Даже старый черт-Гриндевальд получил по голове за свой Круциатус, примененный к бедному Аберфорту. Никто не мог принуждать старого мага к действиям, которые ему не импонируют. Хватка русского дворянина пугала и вводила в отчаяние. Но Дамблдор не мог жертвовать целым миром ради своей гордости… – Да, – подал голос подавленный Альбус. – Я это учту. В конечном счете, вам нужно: отправление домой, покрывательство. Взамен я получу гарантии, что вы не убьете Гарри, не перейдете к Темному Лорду. Так? Александр кивнул. Он стоял у стола директора. Если вычеркнуть из этого пейзажа Альбуса, то выглядит очень хорошо. Знатный Гарри Поттер на фоне директоровских апартаментов. Может, предложить однажды Гарри стать директором после Макгонагалл вместо того, чтобы быть аврором? Дамблдор помотал головой и постарался обдумать вышесказанное. В целом, условия русского нравились директору. Ему только не нравилось, как он их преподнес. Как хозяин жизни, вот как. – Согласен. Только добавлю еще, что вам придется посещать этот кабинет часто. Чтобы поговорить со специалистами, и прочими. И никому не распространяться о вашем переселении. Никому, повторяю. Островский лишь отмахнулся. Дамблдор встал, медленно направляясь к чему-то. Снаружи казалось, что он спокоен. Очки-половинки поблескивали на его длинном носу, седые волосы лежали ровно, как обычно. Руки в замок, взгляд спокоен. Но внутри он был обеспокоен, зол. Александр пользовался своим положением, манипулировал, и выглядел при этом абсолютно спокойно. Ему дорога в Слизерин или Когтевран. Что этот мужчина забыл на Гриффиндоре. – Постойте, – спохватился Островский. Альбус закатил глаза. – А что же делать с квиддичем? Эта дама не уймется. Дамблдор, выкатывая какую-то чашку размером со стол, нехитро ответил: – Ничего не делать. Я скажу, что на вас наложили чары соперники команд. Чтобы вы не могли играть. Капитаном будет Джинни Уизли, как и задумывалось после вашего ухода из школы. Скажем, что чары долго снимаются. Это неважно. Островский хотел было начать причитать о том, что это важно, как и покой, и послеобеденный сон в медицинских целях. Он мог много беседовать. В светском обществе того только и требовалось. Но сразу замолк, увидев, где стоит Альбус. Он стоял у какого-то, повторюсь, кубка размером со стол, или стул. Вода в нем светилась. – Это омут памяти, – пояснил Дамблдор. – Чтобы разобраться в том, что случилось, мы заглянем в ваши воспоминания. Тело у вас чужое, а вот сознание свое. Мы сможем посмотреть, что вы делали в последний день, который помните. Достаньте палочку. Александр, пораженный тем, что только не придумают в мире волшебников, стал медленно возиться с рукавом и палочкой, попутно слабо отпираясь: – Что такое, да я и сам могу сказать, я… Его очень волновало, что в его голове будут копаться. Это унизительно и совсем не достойно такого мужчины, как он. Но это может помочь в составлении какого-нибудь зелья, которое ему поможет. На самом деле, Александр Родионович и сам не помнил уж, что делал в последний день. Это его и волновало. Вдруг там будет что-нибудь постыдное? Плохое или неприятное? Когда мужчина очнулся от своих страхов и мыслей, он уже вытягивал белоснежную нить из своего виска. Эта маленькая тонкая белая паутинка медленно опускалась в омут, окрашиваясь в черный и превращаясь в чернила, заполняющие весь чан. Альбус жестом пригласил к омуту памяти. – После вас, – сказал он. – Мне туда окунуться? – растерянно спросил Островский. Волшебник кивнул. Они вместе опустили туда лица. Его обдало холодным, заполоняя все части тела. Словно он не голову туда окунул, а все целиком и сразу. Пустое пространство стало преображаться, искажаться. Чернила превращались в какие-то постройки, дома. Через минуту все исказилось в целый город. Точнее улицу. Холодную, но щедро освещенную солнцем улицу. Это Петербург. С неимоверно разнообразной архитектурой, людьми, идущими под руку. Дамами в модных платьях и мужчинами в дорогих шинелях. Шел мелкий снегопад. Сердце у Альбуса защемило, как и у Островского. Недалеко они увидели Александра Родионовича с женщиной. В свой последний день, ноябрь 1841 года.