Слишком хорош

Он молча сидел, сложив руки на колени и уставившись в пол. Он с большим усилием пытался разобрать слова и понять смысл. Русский давался ему крайне сложно. – Ты слышал вопрос? Комната выглядела скромно. Блеклые старые обои, покарябанная оконная рама с белой краской, заляпанные окна. В центре стоял грязноватый стол из деревозаменителя, весь в пятнах чернил и заваленный разного рода макулатурой. За ним сидел человек с большими синяками под глазами и впалыми щеками. На его крючковатом носу сидели очки с толстым стеклом, а сам он был сосредоточен на переписывании какого-то текста. Мужчина, очевидно, работал секретарем. Об этот стол опирался высокий, плотного телосложения, человек. У него были темные кудрявые волосы, потное лицо со слабой щетиной и усталый презрительный взгляд. Немаленькое тело укутано в шерстяную шинель. Он скривил губы. – Островский! Выходи из дремоты. Времени у нас мало. Перед ним сидел, казалось, не очень высокий человек. Но это было не так, потому что он сильно осунулся и ссутулился. Взъерошенные черные волосы, растерянный вид, карие глаза. Серый помятый костюм с мокрыми пятнами, худые бледные пальцы в перстнях. – Ты Кирсанова видел? Карие зеницы неспешно поднялись на мужчину. Александр медленно помотал головой. – Не видел. Повисла пауза. Секретарь замер, как и его перо, перестав писать, и удивленно глянул на сидящего Островского. Толстый мужчина открыл рот, его брови поднялись, а потом он изобразил недоумение и насмешку. – Что еще за акцент? Что с тобой вообще произошло за эти пять месяцев? Ты сам не свой с ноября! Секретарь снял очки и неловко засмеялся. Мужчина одарил секретаря очень недобрым взглядом. Потом продолжил. – Что за причуды? Твоя жена с ног сбилась, пока искала тебя. Исчез прямо перед собственным повышением, бродил где-то почти полгода! Как призрака, тебя народ видывал, раз, эдак, так в месяц! Прошу, не мори! Что было-то? Взгляд Александра не изменился. Он и бровью не повел. Боялся хотя бы слово сказать. Русский язык такой сложный! Его нельзя выучить даже при пяти месяцах непрерывной практики. А эти склонения… – Не зная, – ответил он. Окончания совсем не поддавались изучению. Деепричастный и причастный обороты, падежи, прошлое, настоящее и будущее время. Он хотел ответить простое «I don’t know», что было бы легко, говори он по-английски. Но совсем не был уверен, правильно ли произнес это по-русски. Гарри был в ужасе. – Он?! Это он?! Все резко повернули головы на женский голос. В комнату влетела, громко стукнув дверью женщина. Ручка так ударилась о стену, что с той посыпалась штукатурка. – О, господи, – вновь заговорила она, застыв. Это была невысокая белокожая девушка, с аккуратно убранными светлыми волосами, пару локонов которых спадали ей на лицо. В руках она сжимала свою белую шляпку с широкими полями, пальцы ее были облачены в такого же цвета перчатки. Худенькие плечи окутаны в толстую меховую шубу, под которой было надето василькового цвета платье. На нем почти не было оборок, оно не оголяло шеи, а подол платья выпачкан в снегу. На ушах блестели черные массивные сережки, на груди болталось ожерелье. На ее лице застыли страх, заставляющее дрожать волнение, смятение. Щеки были расцарапаны морозом в красный, накрашенные губы дрожали от нетерпения. А серые глаза тускло отзывались глубокой печалью. – Это… он? – неуверенно спросила дама. – Ржевская, – взбрыкнул стоящий мужчина. – Я ж тебя не звал. Почем соизволила явиться? Женщина перевела большие глаза на заговорившего. Она шагнула в его сторону, а пальцы стали то сжимать, то разжимать шляпку. – Так ведь, Виктор Васильевич… он же мой муж… я как узнала… сразу велела везти сюда… Секретарь с жалостью покачал головой. Мария Станиславовна вновь посмотрела на Островского, желая увидеть в нем хоть что-то родное. Надеялась, что он рад ее видеть. Или что скучал. Или что-нибудь теплое? Что-нибудь… Ничего. Тот лишь без интереса оглядывал ее. Просто потому, что она третья в разговоре, и все. Казалось, он ее не помнил, не знал. Будто и не было тех 10 лет совместной жизни и взаимной любви. Сидел на стуле ее Александр, а смотрел на нее совсем чужой человек. Извне. – Ничего не поделать, – развел руками Виктор Васильевич, – только зря ты приехала, Маша. Не говорит он ничего, а что сказал – и то криво. Черт знает, где его носило и что было. Нет прежнего Островского, так и знай. Последние слова словно обрубили внутри Ржевской позвоночник. Все органы рухнули к полу, а в животе похолодело. Если не одна она заметила, что Александр ведет себя престранно, то так оно и есть, значит. Однако она знала одну вещь, которой не знали другие. И это могло подтолкнуть к объяснению, причем, разумному. Александр сейчас должен был быть мертв. Мария Станиславовна знала, что на той дуэли Островского должны были убить. Она знала все. Про то, что Кирсанов ничего не сможет сделать, и позовет Козицына. Что тот убьет Родионовича. И, чтобы нормально поговорить с мужем, ей придется открыть ему правду о самой себе. Женщина неловко сглотнула, отведя взгляд. Вид потрепанного холодного Островского вселял ей ужас. Одно радовало: она знала, что это не он. Не мог он избежать смерти. Тогда, в том переулке, и тем днем, Кирсанов и Козицын обязаны были умертвить ее мужа. Зная это, Мария пыталась преградить ему путь. Назначила важный ужин на день дуэли, всячески отвлекала внимание Александра. Но это не сработало. Судьбу же не изменишь. Однако, он, почему-то, живой. И это неправильно. – Оставили бы вы нас, Виктор Васильевич, – мягко произнесла Мария. – Поговорить с ним хочу. Минут 15-30 дадите? Ее очаровательные серые глаза вопросительно глянули на блюстителя правопорядка. А детская улыбка с ямочками уговаривающе появилась на лице женщины. И Васильевич подумал: а отчего ж нет? Все-таки жена да муж, не виделись полгода. Можно! Он махнул секретарю, чтобы тот поднимался из-за стола, и оба направились к двери. Виктор обернулся к Ржевской, кивнув. – Даю 20 минут, Станиславовна, уж уговори его быть болтливее, иначе все пропало. Оба вышли. Пара осталась наедине. Мария Станиславовна медленно сняла с себя шубу и повесила ее на спину стула, сама обошла его и села напротив Островского. Их глаза встретились. Она почувствовала неладное. Прошли 30 секунд молчания. Минута. Она все не решалась. – Ну что же ты, – начала она. – Как выжил-то? Не должен был. Островский лишь вопросительно вскинул брови. – Как после Кедавры оправился, я спрашиваю? Александр Родионович замер, а глаза его широко раскрылись. Гарри Поттер внутри него заледенел. Узнал знакомое слово. Эта женщина – она … ? – «Кедавры оправился»? – неловко и криво повторил Гарри, чуть поддавшись вперед. Да, пусть эта дама узнает, что он волшебник! Пусть поможет ему! А Мария чуть склонила голову, прищурившись. – Английский акцент? – спросила она. Далее она заговорила по-английски, – говоришь на английском? Гарри резко выпрямился, складки на его избитом костюме выпрямились, стул заскрипел. – Говорю! Говорю! – выпалил он. – Пожалуйста, помогите мне, я ничего не понимаю! Ржевская скривила губы. Точно, не ее это муж. Он, его душа, умерли. Судьбы не избежать. Но тело его живо, а это тоже неправильно. – Я помогу. Только скажи мне, кем будешь? – Я Гарри Поттер, живу в Англии. Очнулся уже здесь, в России… в таком виде… Он стал указывать на свое лицо и одежду. Ржевская внимательно слушала. В сердце неприятно закололо. – Хм, Поттер. Я знаю несколько Поттеров. Хорошая семья. Гарри, значит, – повторила она. – Когда ты очнулся в этом теле? Ты ведь волшебник? Гарри задумчиво закусил губу, став трепать себя по темным волосам. Он хотел было поправить округлые очки, но их не оказалось. Он обмяк на стуле, расставив ноги, и вернулся взглядом карих глаз к девушке. – В ноябре, где-то 31 октября я оказался в этом теле. Но исчез я, вроде как, гораздо раньше. По крайней мере последние мои воспоминания в июне еще. За пару месяцев до поездки в Хогвартс, перед моим 16-летием. – Ага. Волшебник. Родился в 1825-ом году, коли такой молодой? – спросила Мария. Гарри вытянулся, поднял брови. – В 25-ом? Нет, что вы… я родился 31 июля 1980 года. В комнате повисла тишь. Гарри Поттер в упор смотрел на остекленевшую Ржевскую. По спине у нее прокатилась холодная волна. – Как – в 1980-ом?... сейчас же 1841 год. Это невозможно. Тело Островского приобрело такой же растерянный вид. – Сейчас 1841 год? Неправда. Звучало исключительно глупо. Невозможно. Нереально. Это все фикция. Не-по-сте-жи-мо! Мария Станиславовна вскочила со стула, и начала обхаживать комнату. Ей проще было выложить всю информацию, чтобы понять обстановку и ситуацию в целом. Она начала объяснять: – Послушай, мальчик. Я – Мария Станиславовна Ржевская, дочь волшебницы Небулы Блэк и русского волшебника Станислава Ржевского. Детство я, как и ты, провела в Хогвартсе. А в 18, переехав в Россию, познакомилась со своим мужем, обладателем этого тела, – она указала на Гарри. – Мы прожили с ним 10 лет вместе, он не знал, что я чистокровная ведьма. Будущее наше было счастливым, поскольку я направляла его, куда нужно. Прорицание и руны – знаешь такие предметы? Я их на третьем курсе изучала. Узнавала судьбы наперед, чтобы знать, от чего уберечься надо, а чего не избежать и как понести минимальные потери. Гарри Поттер завороженно слушал. Эта женщина действительно была удивительной, и свои способности использовала очень продуктивно. Она, казалось, была далеким примером идеала его будущей жены. Красивая, нежная, и очень умная. Но что-то в ее жизни пошло не так, что оставило грустный след на ее душе. А Ржевская продолжила: – Перейду к сути. Враг моего мужа, Кирсанов, вызвал его на дуэль. Я предсказала, что Александр потерпит неудачу. Он умрет. Но я прекрасно знала Кирсанова. Он был сквибом. Представляешь? Он знал, что я волшебница, и я знала, что он сквиб. Было чему завидовать. Мой муж успешный, человек, который в центре внимания. И его жена – волшебница. Такой низкий человек, как Максим Владимирович, захотел убить врага. Сам не мог – позвал помощь. Им стал настоящий волшебник, мой бывший друг, Роман Козицын. – Значит, вашего мужа убили тогда два волшебника? Мария кивнула. – Да, и этого было не избежать. 31 октября 1841 года его убили. Он пошел на ту дуэль и не должен был вернуться. Почему его тело живо, а в нем ты, Гарри – я не знаю. И не знаю, кто знает. Однако ты можешь помочь мне. Голова у Поттера гудела. Его жизнь все сильнее приобретала осатанелый вид. Чем же он так провинился, что оказался укутанным в водоворот таких ужасных событий? Но внутри него, его прежней части, все еще горело гриффиндорское сердце. Поэтому он не мог сдаться, и продолжить жизнь в ином темпе. Он хотел разобраться, выйти из положения. Особую силу ему придавало несказанное ранее любопытство и интерес. Он в прошлом. В России. В чужом теле. Почему? Что стало причиной, и кто за всем стоит? Эти вопросы заставляли двигаться Гарри вперед. Он почувствовал прилив сил, былой настрой его школьной жизни. Есть дело, требующее его вмешательства, и дама, просящая о помощи. Особенно, если учитывать, что Темный Лорд вернулся. Возможно, это его рук дело. И надо постараться забыть, что сейчас Поттер – магл. – Может, и могу, – оживленно ответил он. – Но разве что морально. Силой я ничем не смогу помочь вам. Мария потерла подбородок и сосредоточенно спросила: – Ты из будущего. Расскажи мне, как далеко она ушла вперед? – Она? – спросил Гарри. – Магия, – ответила Ржевская. – Развилась ли за 140 лет нашей разницы магия? Гарри растерянно пожал плечами. Ему казалось, что не существует развития магии. Она просто была, и все. О создании новых заклинаний он и не думал. И именно сейчас ему стали навиваться разные воспоминания, связанные с созданием заклинаний. Его отец произвел на свет карту с заклинаниями, целый магический артефакт. Вспомнил, что многие заклятия имеют перевод, второе значение, с какого-нибудь старого языка. Значит, его создали люди. Но не то, чтобы Поттер был силен в истории магии, поэтому ничего не знал об этом. – Я понятия не имею, – развел он руками. – Но точно знаю, что нет ничего, что бы заставило поменяться людей телами. – И временами, – добавила Ржевская, опустив взгляд в пол. Они зашли в тупик. Информация была, но, в целом, бесполезная. Что они знали? Мария – чистокровная волшебница. Островского быть не должно. Его убили 31 октября, когда Гарри и оказался в его теле. Их разница – 140 с лишним лет. И заключительные вопросы: почему Гарри оказался в этом времени и в этом теле, и только один он подвергся испытанию, или душа русского тоже сейчас томится не на своем месте? – Делать нечего, – прервала раздумья Ржевская. – Своими силами ничего не сделать. Нужно просить помощи у более осведомленных. Поттер вскинул брови: – У кого? И где их искать? Мария Станиславовна загадочно улыбнулась. Она встала, оттряхнув свое васильковое платье, надела шляпку, подтянула перчатки, накинула на плечи шубу и уставила руки в бока. – Мы отправимся к Генри Поттеру и к Майкью Грегоровичу. У Гарри пробежал холодок вдоль позвоночника. Он широко открыл глаза и тоже встал. Старый растянутый костюм повис на нем грязной безобразной тряпкой. – К кому? – удивленно спросил он. – К… моему родственнику и к создателю палочек? Женщина мельком глянула в окно: еще светло. – Генри Поттер, или, как его зовут некоторые, Гарри Поттер – известный работник Визенгамота. Он уверен в том, что скоро начнется Первая мировая война у маглов. И призывает волшебникам помогать им. Этим и прославился. Из-за этого ваша фамилия грозится вылететь из «священных двадцати семи». Он точно разбирается в заклинаниях и переселении душ. Майкью Грегорович – обладатель бузинной палочки, гений и исключительно мудрый человек по совместительству. Я хорошо знакома с ним, и он радушно примет нас. Сейчас он в восточной Европе, совсем недалеко от Петербурга. Мы слетаем к нему, и он решит, что делать. Поверь, это должно сработать. Я пошлю ему сову. Гарри ощутил прилив сил вновь. Тропа не обрывается, и есть путь дальше. Они не в тупике, и сейчас должны двигаться вперед. – Что мне нужно сделать? – с энтузиазмом спросил он. Мария осмотрела его снизу вверх. – Переодеться. Я все устрою.

***

Молодой Альбус сидит на стуле, обитым красным. Он, свесив худые ноги, слушает отца. Его ярко-голубые глаза бегают по фигуре статного Персиваля, который, сжимая чашку, в ответ смотрит на сына. – Ко мне пришло письмо тогда. Сова. Писала моя русская знакомая ведьма. Так и началась та несуразица с телами… Девятилетний ум молодого Дамблдора воспринимал это, как интересную историю. Альбус открыл глаза. Мрачная и молчаливая ночь дегтем затекала в уши, густо обрамляя каждого спящего в замке. Она была настолько тихой, что это даже било в уши. Ни крики птиц, ни крики животных не нарушали священное время. Еле слышный шелест листьев и покачивание верхушек елей – все, что можно было услышать. И это расслабляло. В груди завязался узел. Заколол. Удар! Альбус резко вскочил в кровати. Его голова гудела от неизвестной причины, а он, вылупившись, уставился в никуда, в ночную тьму. Ему казалось, что внутри черепной коробки кто-то что-то переставляет, что-то меняется. Он осознал то, что произошло сейчас. У него в голове появилось то, чего не должно быть обычно. Он видел только что часть воспоминания, которого до этого момента не было. Альбус закусил губу. Кто-то прямо сейчас меняет ход истории, находясь в прошлом. И его судьбу тоже. Доказательством было то, что Дамблдор не помнил конца истории, рассказанной отцом. Потому, что конец еще не произошел в прошлом. Кто-то. И Дамблдор понял, кто это. Он знал. Гарри Поттер, находясь в 1841-ом году, добрался до Персиваля Дамблдора, отца Альбуса. Теперь директор может отслеживать движение Поттера по своим «новым» воспоминаниям. Он жив. Поттер жив. В прошлом. История становится сложнее.