Corrupted Mind

       Рождество в "Тисах" было таким же отвратительным, как и на воле: шуршавшие гирлянды, вездесущий запах еловых веток, фальшивые улыбки и вязаные носки, годные только для разведения моли.    В эти дни ко многим пациентам больницы приезжали родственники. Некоторым счастливчикам даже перепадало немного любви.    Я проводил праздники в гордом одиночестве, зарывшись в тома библиотеки дядюшки Кливленда. Ко мне никто не спешил, да я и не ждал.    Как только мне исполнилось шестнадцать, мои родители, сочтя свой долг полностью выполненным, укатили в Индию, где поселились в какой-то коммуне вроде городков, где жили последователи Ошо. Последнее их письмо мне датировалась седьмым мая две тысячи восьмого года, и в нём они поздравляли меня "С Днем Рождения, ну, чуточку с опозданием".    Я жил с тетей, которая обожала здоровый образ жизни, занималась йогой, аэробикой и прочими непотребствами, ела исключительно органическую пищу и участвовала в национальных марафонах и кроссах.    На завтрак сия решительная дама признавала только отруби (и из-за этого, видимо, её лицо стало напоминать лошадиное), и потому моя, с позволения сказать, диета приводила её в ужас.    Когда родители только собирались на родину буддизма, они изо всех сил стремились найти кого-нибудь из родни, кто бы взял шефство над их отпрыском. Я тогда уже окончил университет и получал степень, но вряд ли мог бы жить один, потому они истово искали мне компанию, и тетя согласилась, но выставила условие: половину жилплощади отписывают ей.    Родители так и сделали, и через неделю последовательница Джейн Фонда приехала в столицу и вселилась со мной под одну крышу.     Мы просто сосуществовали друг с другом, вот и всё. Тетя не лезла в мои дела, а я – в её. Так и жили.    Я получил степень и начал работать в высшем учебном заведении. Она по вторникам и пятницам вела занятия аэробикой для домохозяек.    Я баловал себя фаст-фудом и проверял работы студентов почти до часу ночи. Она ложилась не позже девяти вечера, а вставала в пять часов утра, выпивала натощак стакан ледяной воды и радостно мчалась на пробежку.    В общем, более непохожих людей, чем мы, найти было невозможно, но мы общались вполне мирно, не мешая друг другу.    Так могло продолжаться много лет, но внезапно я очнулся в психиатрической клинике и связаться с дражайшей родственницей, ясное дело, не мог.    Грешным делом мне в голову закрадывалась одна шальная мысль: не она ли сдала меня в жёлтый дом, чтобы прибрать к рукам всю жилплощадь целиком но потом я отбрасывал эти измышления как невозможные.    Хотя сам факт моего нахождения здесь весьма ярко свидетельствовал о том, что ничего невозможного не существует.    Но я был в "Тисах", и против этого не попрешь. Теперь нужно было придумать, как выбраться отсюда.    Я вяло листал труды Мильтона с его жутковатыми описаниями ран на мёртвых телах, думая о том, что стены вокруг территории клиники уж очень высокие. Неподалеку ХиЧоль громко спрашивал у приехавшей к нему сестры, в порядке ли его трофейный дамасский кинжал, а ХёкДже теребил родителей на предмет антибактериального геля для рук, будто не знал, что подобные средства на территории "Тисов" не разрешены.    За окнами правила балом белоснежная зима, и температура упала до минус пятнадцати. Тем не менее, дряхлое центральное отопление больницы работало исправно, и в этих коридорах, как и во многих общих комнатах, было даже жарко. Правда, тепла не хватало на личные палаты пациентов, но то было несущественно.    Встречи с родственниками проводились строго в праздники (Рождество, Пятый День Пятой Луны и Праздник Урожая – декабрь, май, сентябрь). В остальные дни увидеться с местными пациентами не представлялось возможным.    Именно потому эти наезды сами по себе были событием, и потому в общую гостиную нашей психушки набивались все, кому не лень, не исключая и медперсонал.    Ким РёУк стоял в столовой на раздаче. Некрасивый, но добрейшей души человек, он общался с больными с неизменной лаской, улыбаясь каждому. Он тоже был тут, стоя у стены и спрятав ладони за спиной. Он общался с одним из психиатров – Паком ЧонСу, человеком с привлекательными чертами лица, постоянной улыбкой на тонких губах и вечно усталыми глазами. Специалистом он был неплохим, но в своей профессии давно разочаровался, потеряв ту самую "искру", которая отличала выдающихся эскулапов.    Именно он прописал мне эти розоватые таблетки, от которых весь мир смотрится, как через вату. Мне приходилось их пить поначалу, но потом, когда я наладил связь с СонМином, понадобилась лишь легкая ловкость рук, и под моим матрацем скопился уже порядочный запас нейролептиков.    И санитары стояли тут; куда уж без них. Эти мускулистые ребята следили, чтобы чересчур ретивые родственнички не передали кому-нибудь из больных запрещенные предметы, коих было безумное множество. В список входили не только острые и потенциально опасные предметы, но и образчики химической промышленности, вплоть до банального куска мыла, продукты питания, печатные издания, тканные изделия...    Подводя итог, приносить нельзя было ничего, и эти люди приезжали исключительно из желания увидеться со своими психически нездоровыми родственниками.    Гостиная была до того запружена людьми, что легко представлялось, что это не клиника, а, например, какой-нибудь торговый центр. И всего-то стоило мысленно переодеть санитаров в форму секьюрити от частной фирмы, а из медперсонала сделать продавцов-консультантов...    Я зашел за стеллаж и поставил том Мильтона на место, не в силах больше изучать эти чертовы трупные пятна.    И тут меня осенило.    В данный момент в этом самом помещении собрался почти весь персонал госпиталя, исключая ребят из восточного крыла, где содержали буйных, но та часть здания была почти полностью автономной, и работники оттуда почти никогда и носа не казали на другую половину.    Что же это значит?    Почти все административные помещения сейчас открыты и только и ждут, чтобы их изучили чьи-нибудь внимательные глаза.    Я улыбнулся и осторожно выглянул из-за книжного шкафа, чтобы убедиться, что никто не заметил моего отсутствия. Что и требовалось доказать: санитары мониторили только тех, к кому пришли гости, а именно: почти всех, кроме меня. Что же касается прочего персонала, то им было не до несчастного узника "Тисов": они с интересом наблюдали за остальными пациентами, которые были явно поинтереснее меня.    Я огляделся. Между вторым книжным шкафом и стеной был небольшой прогал, в который при должной ловкости я смог бы просочиться незамеченным. За стеллажами располагалась дверь, открывавшаяся в коридор, который вёл в служебные помещения.    Я двинулся в ту сторону, но потом замер: а стоила ли игра свеч? Если все комнаты и кладовые там заперты, то я вернусь, несолоно хлебавши, кроме того, всегда есть риск того, что меня поймают и лишат привилегий.    С другой стороны, такой шанс представится только через пять месяцев, и нет никакой гарантии, что тогда работники будут столь же беспечны, как сейчас.    Решено.    С немалым трудом я проник в щель между шкафом и стеной и сиганул к двери. Открыв её миллиметр за миллиметром, я выскользнул в коридор, оказавшийся довольно темным.    Сюда ни разу не ступала нога пациента, и потому мне стоило быть поосторожнее, ведь меня тут быть не должно. В то же время, сам бог велел мне использовать эту золотую возможность для исследования.    И я двинулся вперед.    Первая дверь направо оказалась кладовой уборщика. Судя по ошметкам грязи на полу, этот парень не особо жаловал свою работу, зато здесь имелся шкафчик с ключами ото всех помещений. Он представлял собой грубо сколоченное навесное изделие с не до конца вбитыми гвоздями вместо крючьев. Под каждым имелась небрежно намалеванная надпись о том, какой замок отпирает этот ключ. Некоторые гвозди пустовали, а на некоторых висело сразу по два, а то и по три связки.    Итак, пора устроить небольшой беспорядок.    Хотя с этой комнатой худшее уже произошло.    Я взял ключ от главного входа (их было аж три штуки), от кухни (то же самое) и от двери в коридор четвертого этажа западного крыла. Перемешав и перевесив почти все оставшиеся, я преспокойно прикрыл дверцы шкафчика и покинул сие помещение, довольный собой.    Естественно, нас проводили через металлоискатели, но я намеревался спрятать добытые ключи там, где никого не обыскивают.    Но об этом потом.    Поравнявшись с входом на кухню, я, помедлив, нажал на дверную ручку. Я не планировал заходить сюда (да и зачем?), но интуиция настойчиво твердила мне, чтобы я проверил и эту комнату.    Шестое чувство никогда не было моей сильной стороной, но в этот раз я решил сделать исключение и пойти на поводу у своего несуществующего третьего глаза.    Итак, я вошел внутрь.    Сначала я не увидел ничего интересного: антикварная плита, навесные шкафчики, два огромных холодильника, стеллажные полки, на которых пирамидами высились кастрюли... Я уже решил было повернуть обратно, как вдруг кое-что привлекло моё внимание.    Слева от рабочего стола, на уровне груди, располагалась небольшая дверца, которую я сначала принял за духовку. Я приблизился и, медленно потянув за ручку дверцы, победно улыбнулся: перед моими глазами дрожали два толстых троса.    Кухонный лифт.    Что ж, этого следовало ожидать, ведь здание-то старое.    И это открывало перед моим деятельным мозгом совершенно новые горизонты.    Я прикрыл дверцу и деловым шагом вышел прочь: время шло, меня могли хватиться, и при этом было нужно найти ещё одно помещение.    Или даже не помещение, а...    Я шел всё дальше, внимательно осматривая стены. Искомое обнаружилось у самого конца коридора, рядом с дверью, на которой было написано: "Запасной выход".    Поэтажный план эвакуации.    Совпадающий с планировкой самого здания.    Джекпот, как сказал бы заядлый игрок.    Я с полминуты пристально смотрел на планы, стараясь запомнить мельчайшую деталь. План побега вырисовывался в моём сознании всё четче, и я был до известной степени горд собой. ***    Я вернулся в гостиную и на цыпочках подкрался к стеллажу. Вытянув наугад один из томов, я раскрыл его на самом начале и вернулся на диван, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания.    Я пытался было читать, но строки плясали у меня перед глазами, так как ощущение всё приближавшейся свободы пьянило. Я понимал, что радоваться рановато, но не мог сдержать ликования, теплой волной поднимавшегося от самого сердца и затапливавшего всё существо, с головы до ног.    Дело сдвинулось с мертвой точки. Пусть мой план имел весьма размытый вид, но процесс пошел.    Когда нам дали сигнал закругляться, я поднялся с дивана и спокойно поставил роман на место, не забыв украдкой спрятать между его страниц добытые ключи.    Рождество в "Тисах" стало чуть-чуть веселее, и я мог поклясться, что услышал пение ангелов.