Corrupted Mind

     Зима выдалась настолько снежной и холодной, что теплый март был воспринят всеми как величайший подарок судьбы. Погожие деньки шли один за другим, и с каждым днем температура воздуха ползла всё выше.    Солнце благотворно влияло на настроение персонала клиники, заставляя таять горы снега, который не убирали из-за того, что соответствующая техника просто не могла проехать через наши узкие ворота.    Мрачновато-готическое здание госпиталя под ласковыми лучами весеннего светила выглядело чуть более дружелюбным, и общая веселая атмосфера омрачалась лишь парой обострений, да талыми водами.    Апрель порадовал полным пробуждением природы после зимней спячки. Листочки и почки появились на деревьях, а кусты лаврового листа, который, по идее, должен быть вечнозеленым, стали выглядеть поживее.    На нас больше не надевали страшные казенные пуховики, ограничиваясь легкими куртками, которые, судя по защитному цвету и консервативному фасону, раньше служили военной отрасли.    СонМин, которому нравился запах клейковины, поведал нам о практике в больнице, назвав селекционный стол секционным.    Старина КанИн дежурил всё чаще, потому что, как выяснилось, его дражайшая супруга ждала четвертого ребенка, и он ещё интенсивнее использовал малейшую возможность, чтобы вырваться из дома.    ХиЧоль рассказывал, как он служил на флоте, перепутав фок- и грот-мачту. ХёкДже резко вдыхал носом воздух и постоянно спрашивал, не выступила ли у него на лице сыпь от несуществующей аллергии.    Когда подоспел праздник Пятого Дня Пятой Луны, природа настолько разгулялась, что мы выходили на улицу без верхней одежды, и наши больничные пижамы могли при должном уровне фантазии сойти за летние костюмы.    День визитов в "Тисах" начался, как и всегда, стандартно: побудка, утренний туалет, естественные потребности и душ под присмотром санитара (дюжий молодчик стоял за дверью, но особой атмосферы благостного одиночества всё равно не было), неаппетитный завтрак, короткая прогулка.    Во время последней я, оставив заливавшегося соловьём СонМина на попечение ХиЧолю, пошел в сторону контрольно-пропускного пункта, где сидел КанИн, выражение лица которого отличалось полным отсутствием позитива. – Как дела? – невинно поинтересовался я, прислонившись плечом к дверному косяку. – Премерзко, – честно ответил он, поднимая на меня свой тяжелый взгляд. – Скоро начнут прибывать ваши родственнички, и у ребят на кухне нет ни минутки свободной, а я не могу отлучиться с поста. И никого не волнует, что живот уже к спине прилип!    Ну, тут он хватил, конечно. Нужно намного больше, чем три часа голодания, чтобы намечавшееся брюшко охранника приняло вогнутую форму, но суть я ухватил: суровый страж голоден, и никто не может облегчить его страдания, так как повара и раздатчики заняты тем, чтобы сотворить обед, которым можно было, не стыдясь, накормить и пациентов, и их гостей.    Я изобразил сочувствующую мину и цокнул языком, заметив: – На свежем воздухе всегда хочется есть сильнее. – Это точно, – кивнул КанИн. – Но разве кому-то есть до этого дело?    Итак, передо мной был золотой шанс, тот самый, о котором я мечтал. Будучи одним из самых примерных пациентов уже в течение года, я снискал неплохую репутацию среди всего персонала, и теперь пришла пора ею воспользоваться. – Я могу принести вам поесть, – выпалил я так, будто это только сейчас пришло мне в голову.    Охранник с сомнением глянул на меня. – Ну ладно, – через вечность отозвался он. – Но только быстро, хорошо? Неприятности не нужны ни тебе, ни мне. – Нет проблем, – я бросил ему кривую ухмылку и тут же испарился.    СонМин всё ещё вещал про интернатуру и практику моим подручным, и потому отреагировал лишь легким небрежным кивком на моё: "КанИн попросил сходить на кухню; я сбегаю туда и обратно, хорошо?".    Я подбежал к одному из окно и постучал в него. Рама тут же открылась, и я в который раз возблагодарил фортуну: в проёме показалось лицо РёУка. – Добрый день, – с места в карьер начал я, памятуя о том, какой сегодня загруженный день. – КанИн прислал меня; ему бы хотелось поесть. – Конечно, конечно, - раздатчик засуетился, быстрым движением поправив съехавшую набок белую шапочку.    Через подоконник РёУк передал мне поднос с обедом для стража и мило улыбнулся. – Надеюсь, КанИн на меня не в обиде, – промолвил он. – Столько дел, так что... – Что вы, он всё понимает, – уверял я, стараясь тоже растянуть губы в самой очаровательной гримасе, на которую был способен. – И для того, чтобы подольше не отрывать вас от работы, он попросил ещё и термос с чаем.    Легковерный раздатчик, сверкнув зубами, скрылся в глубине кухни и через минуту послушно подал мне искомое. – Передайте ему благодарность за понимание, – попросил невысокий юноша, потирая раскрасневшиеся ладони. – Непременно, – бросил я, удаляясь прочь.     Поставив термос у одного из деревьев, я двинулся к посту КанИна. Не требовалось особой ловкости рук, чтобы извлечь из кармана пару таблеток, заранее прихваченных из солидного подматрацного запаса, бросить их в чашку с заманчиво дымившимся крепким коричневым напитком, а потом, размешав чайной ложечкой, сделать вид, что ничего не было.    Добряк КанИн обрадовался еде, как ребенок. Поблагодарив меня, он с горящими глазами тут же накинулся на снедь, и моментально между ним и всем остальным миром выросла стена.    Я же вернулся к дереву, под которым оставил чай, и поднял термос с земли. Вот он, герметичный билет отсюда на волю.    Я повернулся лицом к прочим гулявшим и попытался отыскать глазами свою команду,    Хорошо, что сумасшествие не заразно, иначе я бы пропал. С другой стороны, длительный личный контакт с безумцами искажает восприятие действительности, заставляя смотреть на мир их глазами. Чтобы этого не произошло, я каждый вечер выполнял упражнения для гибкости ума, по памяти восстанавливая всю планировку здания "Тисов", придумывая уравнения невероятной сложности и самостоятельно их решая.    Мозг – уникальная машина, и её извилины, несомненно, тоже нуждаются в регулярной смазке и прочистке. Если же ими не пользоваться, то они начнут заедать, скрипеть, а потом и вовсе выйдут из строя.    Развитие важно именно потому, что сознание не может быть статичным: тут либо вверх, либо вниз. Либо самосовершенствование, либо деградация.    Кому как, а я выбираю первое.    План побега был полностью готов, и я собирался претворить его в жизнь в сентябре, на День Урожая, но с самого утра обстоятельства начали складываться так удачно, что я не преминул воспользоваться столь щедрыми подарками судьбы.    В бытность свою профессором я скопил достаточно деньжат, чтобы позволить себе что-нибудь экстравагантное, но вместо спортивного автомобиля или личного самолета я приобрел загородный дом.    Я съездил туда лишь один раз, и с тех пор он так и стоял в далекой-далекой глубинке в запертом состоянии. Но теперь эта заброшенная жилплощадь должна была стать для меня своеобразным Ноевым Ковчегом, ведь именно туда я и планировал отправиться после побега.    Но об этом потом; сейчас необходимо сконцентрироваться на первой фазе операции.    Не нужно забывать, что мы ещё находимся взаперти.    Отыскав, наконец, своих приятелей, я с улыбкой подошел к ним, поигрывая термосом в руках. – Только посмотрите, как расщедрились на кухне, – проговорил я, демонстрируя колбу. – РёУк дал мне это, заметив, что ко мне никто не приходит, и это так несправедливо, так что... Как насчет того, чтобы выпить по чашечке у меня в комнате?    СонМин едва заметно поморщился. Он терпеть не мог бывать в наших апартаментах, стараясь как можно скорее выйти оттуда. Когда же ему приходилось оставаться там надолго, то он предпочитал ни к чему не прикасаться и ни на что не садиться, будучи от природы весьма брезгливым. – Может, лучше будет собраться в подсобке? – предложил он несмело. – Выпьем по глотку, а потом вернемся на места, чтобы никто не заметил. – Идет, – легко согласился я, присаживаясь рядом с ХиЧолем, который бормотал себе под нос: "Когда я ходил на Большого Санта-Армадилло*...". ***     СонМин сдержал свое слово, и мы, вернувшись с прогулки, с комфортом устроились в подсобном помещении, где отдыхали младшие медицинские работники. В этот раз удача нам несколько изменила: кроме нас троих, в этом помещении сидели ещё пятеро медбратьев, которые смерили нашу процессию удивленным взглядом, но ничего не сказали, хотя продолжали искоса наблюдать за нами.    ХёкДже долго не решался сесть на стул, и СонМину пришлось потратить немало времени и три антибактериальные влажные салфетки, чтобы убедить этого психа, что поверхность асептична и безопасна. В кои-то веки он оказался полезен, потому что за время этого обмена репликами и действиями я успел подложить медбрату в чашку две таблетки, залить их чаем и тщательно перемешать.    ХиЧоль тоже сыграл мне на руку: он громогласно вещал о какой-то космической пушке и о том, что его ждет Нобелевская премия, что надежно отвлёк всё внимание присутствовавших в подсобке младших медицинских работников на себя.    Итак, мои манипуляции остались незамеченными никем, и СонМин, залпом выхлебав свой чай, хлопнул в ладоши и скомандовал окончание банкета.    Что ж, никто и не противился.    Он привёл нас в холл, куда потихоньку уже начали прибывать посетители, и я, как всегда, направился к стеллажам.    В коллекции доктора Эйшера была одна прелюбопытная книжица – творение называлось "Жалящая Пчела", а автор выступал под именем "Ли Вэнг". В этом труде с похвальной тщательностью перечислялись все жизненно важные точки человеческого организма и то, как стоит на них воздействовать, чтобы добиться нужного вам результата.    Книга была жутко ветхой, вряд ли когда-либо читанной и рассыпавшейся в руках, но довольно интересной.    Некоторые из описываемых приемов вряд ли были законными и гуманными, но могли пригодиться мне в будущем, и потому я читал, вникая в каждую строчку и отпечатывая всю информацию у себя в сознании.    После обеда холл почти до отказа заполнился нормальными людьми, одетыми не в застиранные больничные пижамы, а в красочные одежды с высоким содержанием синтетической ткани. Медицинский персонал высыпал сюда, чтобы полюбоваться на этих редких гостей из вменяемого мира, которые напоминали всем, что такое психическое здоровье.    Как только в холле появился наш вахтер, неся в руках Троцкого, я понял: пора переходить к финальной фазе плана.    Зайдя за передний стеллаж, я вытащил "Геральдический альманах" и извлёк оттуда припрятанные ранее ключи.    Какое счастье, что эта книга не пользовалась особой популярностью, иначе мне пришлось бы худо. Но никто не обнаружил мой тайничок, который я старался регулярно проверять.    Положив ключи в карман пижамы, я подошел к СонМину, сидевшему на диване и смотревшему в никуда. Я присел рядом и наклонился к медбрату. Зрачки его были расширены, а лицо ничего не выражало.    Отлично. Нейролептик начал действовать.    Я взял его за локоть и повлек наверх. СонМин послушно встал, и мы направились к ХёкДже и ХиЧолю, наслаждавшимися беседами с родными. – Подъём, ребята, – скомандовал я. – СонМин говорит, что пора по палатам.    Сестра нашего фантазера, похожая на стрекозу, метнула на меня пронзительный взгляд через затемненные стекла своих очков. – Для лекарств, да? – вполголоса поинтересовалась она.    Я кивнул, и родня моих "друзей", удовлетворившись этим, засобиралась.    Я сжал пальцы на локте медбрата и повёл всю нашу компанию к лестнице, делая вид, что разговариваю с ним. В арьергарде семенили двое подручных, которые и не представляли себе, что уже сегодня вечером будут свободны.    Мы прошли мимо вахтера, который, завидев СонМина, снова вернулся к обзору холла. Поднявшись по лестнице, я, обогнув металлоискатель, завел медбрата в закуток вахтера, задержавшись ненадолго над чаем сего Цербера, чтобы добавить тому его долю нейролептика.    К сожалению, на долю Троцкого я не рассчитывал.    ХиЧоль и ХёкДже смотрели на меня, выпучив глаза. – Ты же хотел бежать в сентябре?., – полувопросительным тоном выдал первый, заламывая свои длиннющие пальцы. – Хотел, – подтвердил я, подзывая их. – Но сегодня всё уж очень хорошо складывалось.    Мы прошли в наш коридор и разошлись по комнатам. – Прикройте двери поплотнее, – посоветовал я. – Так, чтобы никто не проверял ваши замки.    Мои подельники дружно закивали, и я скрылся в своем каземате, приготовившись долго ждать.    В дни посещений нас не кормили ужином, так как считали, что обед был более, чем обильным, да и кухонным работникам хватало забот.    Я надеялся, что этому доброхоту РёУку не придёт в голову приносить КанИну что-нибудь ещё, иначе коротышка обнаружил бы охранника в состоянии овоща и мог бы поднять тревогу. Я молился, чтобы вахтер поступил так же, как и обычно, выпив весь свой тошнотворный чай, и средство подействовало бы к отбою, но позже того момента, когда прочие медбратья разводили бы своих психов по палатам. Я прислушивался к каждому шуму, истово веря в то, что никому из работников клиники не придет в голову дернуть мою дверь, чтобы проверить, насколько надежно она заперта.    Я сидел на кровати и считал секунды, мерно постукивая кончиками белых пальцев по колену. Скорее всего, там останется синяк от этой нескончаемой долбежки, но кому это интересно тогда, когда свобода так близко, так дразняще рядом...    Наконец, шумы за дверью полностью стихли, и я насчитал, что сейчас примерно десять часов вечера.    С отбоя прошел час.    Пора. * Большой Санта-Армадилло – это огромный аллигатор, которого выловили в 1967-м в низовьях Амазонки. Он вошел в историю как самый хитрый и недобрый хищник из своей породы.