Corrupted Mind

       По статистике, число сумасшедших в нашем мире составляет сто двадцать миллионов человек. Мужчин среди них в четыре раза больше, чем женщин. Наибольшее количество психов проживает в регионе Юго-Восточной Азии, наименьшее – в Восточной Сибири.    Разнообразными неврозами страдает, по различным подсчетам, от шестидесяти процентов до трёх четвертей земного населения.    А граница между неврозом и сумасшествием весьма тонка, что означает, что даже профессионал может перепутать эти две категории.    Я математик по складу ума и призванию, и это обязывает меня верить статистике, которая состоит сплошь из фактов, а значит, не врет.    Предпочитая думать, что в моём случае произошла как раз ошибка, я и не собирался обследоваться у психиатра, так как у меня были другие проблемы, более насущного характера.    Комната, куда меня поселили, отличалась, как и все помещения в доме семьи Марка, чистотой и уютом. Дощатый пол, панельные стены, удобная широкая кровать со свежим бельём, которое – вот роскошь-то! – отдавало не сыростью, а ароматом горных цветов, прикроватная тумбочка с ящиком и двумя полками, просторный гардероб, в котором мои жалкие пожитки заняли едва ли один процент внутренней площади, комод, письменный стол, три стула, табуретка, вешалка для верхней одежды при входе и отдельная ванная комната, облицованная авангардной плиткой цвета красного вина.    В общем, это был дворец.    Добрейший мистер Кан даже отдал мне свой старый ноутбук, чтобы мне было легче заниматься с его сыном корейским.    Миссис Кан ("Зовите меня Линн, Хэммонд!") работала у своего мужа, ведя все его дела. Эта леди была и секретарем, и бухгалтером, и архивариусом, умудряясь ещё и управляться с домашним хозяйством так, что всё вокруг блестело.    Коди оказался серьёзным и спокойным парнем, хорошо обучаемым и совершенно не похожим на маленьких избалованных белых американцев. Он старался выполнять все мои указания максимально точно и расстраивался, когда у него что-то не выходило. Мальчик не показывал эмоций, но по нахмуренным бровям я сразу же всё понимал.    Вскорости я стал заниматься с ним не только корейским, но и математикой.    Началось всё с того, что мне понадобился доступ к интернету, и я отправился на хозяйскую половину, чтобы обсудить этот вопрос с Марком и Линн. В гостиной я обнаружил Коди, склонившегося над учебником и отчаянно хмурившегося. – Какие-то проблемы? – поинтересовался я, присаживаясь рядом.    Мальчик искоса глянул на меня и, помедлив, кивнул на свою тетрадь. – Это уравнение не решается, мистер Ли, – неохотно поделился он. – Как бы я ни пытался... – Дай-ка, – я властно схватил учебник и, обнаружив трудный пример, присвистнул: такие решали на первом курсе университета, но никак не в средней школе. Видимо, учитель Коди решил протестировать класс на особо высокий Ай-Кью. – Я могу помочь, – обрадовал я ребенка.    Придвинув к себе тетрадь мальчика, я набросал решение. – Спасибо, мистер Ли! – поблагодарил он меня, улыбаясь и демонстрируя тёмный прогал вместо правого верхнего клыка. – Не за что, – бросил я, возвращаясь к себе.    Тогда я принял решение отложить разговор с Марком, и, как выяснилось, оно было стопроцентно правильным, так как на следующее утро он влетел ко мне, сияя, как новенький пятицентовик. – Учитель сказал, что он дал классу задание для третьего курса университета, и никто не смог решить его, включая родителей! Коди был единственным, кто принес решение, и он только что рассказал мне, кто ему помог! Черт подери, Хэммонд, ты гений?    Я чуть было не ответил утвердительно, но потом счёл, что скромность подходит мне больше. – В Корее я учил математике и анализу абитуриентов, – сообщил я. – Алгебра везде одинакова, и за это я и люблю цифры. В них есть что-то надежное, универсальное...    Мой хозяин мотнул головой. Он, проведший всю жизнь на западе, не привык к азиатскому философствованию. Типичный американец, нацеленный на практику и успех, он предпочитал дело, а не слово. – Я хотел бы попросить тебя заниматься с Коди ещё и математикой, – промолвил Марк. – Заплачу, сколько скажешь.    Я сделал вид, что задумался, а потом ответил: – Я хотел бы пользоваться вашим интернетом. – По рукам! – Кан-старший подскочил ко мне и сжал горячими ладонями мою безжизненную белую кисть.    Так я добился ещё одной цели.    Решив быть "хорошим парнем", я зарегистрировался в иммиграционной службе и встал на очередь для получения вида на жительство. Для этого я должен был прожить на территории этого государства не менее трёх лет, и только потом получил бы право на лотерею с вожделенной зелёной картой в виде приза.    Каждый случай разбирался иммиграционной комиссией с тщательностью бактериологов, изучающих колонии в сосуде петри. Они задавали сотню вопросов, многие из которых были откровенно бестактными, и в итоге один их пяти (или десяти) несчастных "временно пребывающих" получал Грин-кард и билет в новую жизнь.    Я дал в интернете объявление о частном репетиторстве и зарегистрировался в налоговой службе. Благодаря громогласной рекламе Марка, вскорости у меня в клиентах ходила половина Китайского Квартала.    Да, довольно большой процент выручки уходил на налоги и покупку необходимых вещей.    Но я был доволен.    Я сходил в магазин готового платья, расположенный в соседнем Итальянском Квартале, где было принято не разговаривать, а кричать на предельно высоких нотах, и приобрел там выходной костюм, пару рубашек, брюки и джинсы. Взяв в нагрузку несколько смен белья и носков, я получил в подарок черный галстук, который больше подошел бы работнику похоронного бюро.    В соседней лавке я купил теплое пальто с подкладкой и осеннюю куртку.    Из обувного магазина я вышел с парой зимних ботинок и летних туфель.    Что ж, теперь мой гардероб стал несколько более обширным, но всё равно он занимал от силы четверть внутренней площади шкафа.    Но мне не нужно было больше.    Улучив время, я поехал в Верхний Ист-Сайд и скупил большую часть книжного магазина и стеллаж.    Расставив дома всю приобретенную литературу, я с того дня каждую минуту своего досуга посвящал самообразованию.    В ходе репетиторства я, разумеется, общался с людьми, но у меня не было того социального голода, о котором постоянно трубят психологи. Нет, я не рвался проводить время с коллективом, предаваясь ничегонеделанию. Марк попытался как-то вытащить меня на одну из его встреч с "ребятами", которая представляла собой сборище типичных американцев (только желтолицых), громко болтавших за пивом о футболе и дамских прелестях.    Я бывал на этих сходках только из вежливости, чтобы не обидеть моего радушного хозяина, и каждый раз, сидя над нетронутым бокалом с пенным напитком, втайне сетовал на то, что столь бессмысленно трачу своё драгоценное время.    Марк также пытался устроить мою личную жизнь, постоянно пихая меня под локоть, стоило ему увидеть какую-нибудь симпатичную девушку. Этот пышущий здоровьем альфа-самец с корейскими корнями никак не мог взять в толк, что это возможно – жить и не думать постоянно о сексе.    Я открыл счет в местном банке и перевел туда мизерную часть моих сбережений с Каймановых Островов. Каждый месяц я докладывал туда небольшие суммы, постепенно скапливая всё больше и больше.    Я не волновался за своё будущее: детей, к которым я ходил, чтобы вдалбливать в их головы премудрости математики, с каждым месяцем становилось всё больше, да и хозяин сыграл мне на руку.    Однажды он, как всегда, без стука вбежал ко мне в комнату. Схватив меня за плечи и крепко обняв, Марк объявил, что Линн ждет ребенка. Потом, чуть успокоившись и отойдя на шаг назад, он попросил меня стать крестным отцом.    Я согласился.    На Рождество семья Кан решила поехать в Сан-Франциско, и я согласился посторожить дом. В день перед отъездом Марка пробило на лирику, и он начал расспрашивать меня о родне в Корее. Я попытался как можно более деликатно свернуть разговор, намекнув на трагическую историю. Линн посуровела и довольно чувствительно наступила мужу на ногу.    Больше допросов мне не устраивали.    Коди, который к тому моменту называл меня исключительно "дядя Хэм", позвал меня помочь со сборами во "Фриско". Мальчик сиял от восторга: он мечтал посмотреть на Алькатрас, Ноб-Хилл, Мост Золотые Ворота и самый большой Чайна-Таун во всей Америке.       Я, пользуясь случаем, подарил ему навороченный фотоаппарат и попросил понаделать снимков. Он обнял меня за шею и клятвенно заверил, что будет фотографировать каждый их шаг. – Я сделаю так, что ты словно сам там побываешь, дядя Хэм! – сказал Коди, нарисовав пальцем крест на груди.    Двадцать второго декабря святое семейство, наконец, отбыло, и квартира осталась в моём полном распоряжении.    Уйму свободного времени, которая у меня появилась, я потратил на усиленное изучение книг, которые накупил, и уже через несколько дней я закончил курс высшего программирования.    Пятого января румяный Марк, улыбающаяся Линн и донельзя счастливый Коди вернулись, привезя мне море подарков, три гигабайта фотографий и дурацкие сувениры, которые ещё долгое время украшали их каминную полку.    Спустя месяц я повел всю семью в ресторан – отмечать День моего Рождения. Марк, слегка краснея, поблагодарил меня за всё и прослезился (он всегда отличался сентиментальностью), уткнувшись мне в плечо. – Ты стал мне как брат, Хэммонд! – признался он, утирая глаза.    Мне подарили чёрный автомобиль-малолитражку, и я, для приличия поотнекивавшись, принял-таки этот щедрый презент. – Ты поедешь за Грин-картой на своей собственной машине! – уверила меня Линн, заботливо поправляя узел моего похоронного галстука.       В общем, моя жизнь текла мирно и размеренно, и я уже начал забывать о том жутком прошлом, которое оставил в Южной Корее.    Как оказалось, преждевременно.